Описание рыболовства в Черном и Азовском морях

Исследования о состоянии рыболовства в России. – Т. 8.– СПб, 1871.

Работа представляет собой шесть отчетов.

Отчеты начальника экспедиции для исследования рыбных промыслов на Азовском и Черном морях

 Отчет первый

Общий обзор рыболовства в Азовском море

 

Предмет отчета. Предметом настоящего — первого — и двух следующих отчетов будет рыболовство, производимое вдоль всех берегов Азовского моря, равно как и в низовьях впадающих в него рек, за исключением лишь одного сельдяного лова. Сельдяной промысел должен составить предмет отдельного — четвертого — отчета, потому что здешняя сельдь не составляет исключительной принадлежности Азовского моря, а переходит из него в Черное, а также и из Черного в Азовское, и на этом-то переходе основан главнейший лов этой рыбы. Та же порода сельдей ловится близь устьев Днепра и Дуная. По всему этому все, относящееся до сельдяного промысла, тогда только может быть представлено в совершенной полноте и ясности, когда означенные местности будут осмотрены экспедицией.

Краткий обзор поездок экспедиции. Часть весны и почти все лето 1864 года было употреблено экспедицией на исследование азовского рыболовства, для чего я, вместе с гг. Межаковым и Никитиным, объехал вокруг всего моря, начиная от Тамани — чрез Темрюк, Екатеринодар, Ачуев, Ейск, Ростов, Таганрог, Бердянск, Геническ — до Арабата. При этом были посещены нами все многочисленные косы, как отделяющие расширения устьев впадающих в Азовское море рек (так называемые лиманы) от открытого моря, так и впадающие в него узкими полуостровами, на которых главнейше производится здешнее рыболовство. В тоже время г. Гульельми был отправлен в Ростов и в Новочеркасск для собирания там статистических и других сведений о рыболовстве в Войске Донском. С этой же целью г. Шульц объехал южный, западный, северный берега и часть восточного берега Азовского моря от Ростова до Ейска и от Тамани до Темрюка, в течение зимы. В октябре 1863г., во время поездки в Керчь и его окрестности, с специальной целью исследования сельдяного промысла, были мной и спутниками моими тоже собираемы сведения об азовском лове, преимущественно в южной части его от Арабата до Керчи. Наконец, для некоторых пополнений прежде собранных сведений, а главное с целью посетить черноморское устье р. Кубани, которое хотя в географическом смысле и не принадлежит к Азовскому морю, однако в отношении к рыболовству не может быть отделено от прочих местностей кубанской дельты, я предпринял с г. Никитиным, в последней половине октября прошлого года, поездку на Таманский полуостров. Таким образом, собраны были экспедицией, в разные времена года, довольно полные данные об азовском рыболовстве, к которым впоследствии едва ли придется многое прибавить.

Значение азовского рыболовства и сравнение его с каспийским. Эти подробные и тщательные наблюдения над азовским рыболовством привели экспедицию к тому убеждению, что Азовское море, по количеству доставляемой им рыбы, занимает решительно первое место после Каспийского моря, и если уступает ему в этом отношении, то единственно потому, что в несколько раз меньше его. По выгодности же лова и по удобствам производства его, азовская рыбная промышленность нисколько не уступает каспийской, а в некоторых местностях даже превосходит ее, что, между прочим, доказывается тем, что многие рыбопромышленники переходят с Волги на Азовское море. Хотя это последнее обстоятельство и должно быть в значительной мере приписано тому, что воды вдоль северного берега Каспийского моря до сих пор еще находятся в руках частных лиц или откупщиков, тогда как на Азовском они, по закону па крайней мере, совершенно вольные, — однако же, несмотря на то, легко доказать, что и самое рыбное богатство Азовского моря имеет тут не малую долю влияния.* Для этого стоит только сравнить с одной стороны — пространство обоих морей, а с другой — количество доставляемой ими рыбы. Поверхность Азовского моря (638 кв.м. с Сивашем включительно) составляет около 1/10 доли поверхности Каспийского (6.200 кв.м.). Количество рыбы, вылавливаемой из Каспийского моря, определено мной в V т. «Исследований о рыболовстве», средним круглым числом в 10,500,000 п.; по такому же приблизительному счету, (в обоих случаях скорее преуменьшенному, чем преувеличенному, и основания которого будут приведены ниже), средний улов Азовского моря определяется в 4,000,000 п.; следовательно последний только в 2 ½ раза уступает каспийскому. Если принять, что лов в обоих морях производится с одинаковой энергией; т. е. что в обоих случаях вылавливается ежегодно одинаковая доля из рыбного запаса того и другого морей, то должно бы заключить, что Азовское море в 4 раза гуще населено рыбами, нежели Каспийское, потому что уловы на первом уступают уловам на втором лишь в 2 ½ раза, тогда как поверхность одного в 10 раз меньше поверхности другого. Но и такое отношение для густоты рыбного населения может на первый взгляд показаться еще не достаточно выгодным для Азовского моря. В самом деле, рыбы живут не только на поверхности моря, но и во всей массе составляющей его воды, и потому может представиться вопрос: для составления более верного понятия о густоте водного населения, не следует ли принять в расчет вместо величины поверхности, кубическую вместимость водоема? При последнем предположении результат для Азовского моря был бы невероятно выгоден. Именно, вся масса воды, заключающейся в Азовском море, не превосходит ⅔ куб. мили (принимая 4 сажени за среднюю глубину моря); что же касается Каспийского моря, то хотя я и не имею теперь данных для сколько-нибудь приблизительного исчисления вместимости его, однако же по-видимому не будет чрезмерного преувеличения, если приму, что она раз в 300 превосходит вместимость Азовского моря. Следовательно, при одинаковом объеме воды, в Азовском море заключается слишком во сто раз более рыбы, чем в Каспийском.

 

Причины изобилия рыбы в Азовском море

  1. Его мелкость. Впрочем, некоторое знакомство с распределением живых существ в морях и вообще в водах показывает нам, что, при сравнении количеств органических существ в различных водах, нельзя относить этих количеств к кубической единице меры, ибо с увеличением глубины количество живых существ не только не увеличивается пропорционально ей, но уменьшается. Это видно между прочим уже из того, что все органические вещества, вносимые реками в море, будут гораздо более сконцентрированы в том случае, если принимающее их море или озеро будет мелко. Равным образом и те органические вещества, которые, независимо от вносимых реками, составляются из элементов морской воды и атмосферы, образуются преимущественно там, где земля, вода и атмосфера находятся в ближайшем соприкосновении, т. е. в местах мелких. Поэтому-то мелкость Азовского моря должно считать одним из условий, благоприятствующих развитию в нем органической жизни. Этот взгляд подтверждается вполне, если обратимся для сравнения к Каспийскому морю. Почти все количество добываемой из него рыбы ловится в северной части моря, (ограничиваемой линией, проведенной от устьев Эмбы к устьям Терека), где глубина редко превосходит 7 или 8 сажень. Необыкновенное богатство куринского рыболовства нисколько не опровергает высказанного положения, потому что тамошние промыслы не столько замечательны по количеству доставляемых ими продуктов, не превышающему 350,000 пудов, сколько по их ценности, так как уловы тамошние состоят почти исключительно из красной рыбы. Поэтому, чтобы быть совершенно беспристрастным при сравнении рыбного богатства Каспийского и Азовского морей, надо сравнивать однородное с однородным, т. е. вместо того, чтобы относить уловы обоих морей к кубической единице вместимости, надо сравнивать Азовское море не с целым пространством Каспийского, а только с северной его третью. Тогда мы придем к тому заключению, что Азовское море и северная часть Каспийского, превосходящая первое в два или в три раза, как пространством, так и ежегодными уловами, — почти равны по своему относительному рыбному богатству. Впрочем, при более точном сравнении, т. е. если бы имелись достаточно точные данные, быть может, окажется некоторый перевес в пользу Азовского моря, потому что относительно равные уловы достигаются в этом последнем менее систематическим и энергическим ловом, чем в северной части Каспийского моря.
  2. Малая соленость Азовского моря. Мы видели, что мелкость Азовского моря составляет одну из причин его рыбности; другим благоприятствующим условием должно считать малую соленость его.* Содержание соли среди Азовского моря не превышает одного процента; в обширном же Таганрогском или Донском заливе оно не более 0,1 процента, так что, начиная от Долгой косы скот охотно пьет морскую воду.
  3. Изобилие питательных органических веществ. Оба названные выгодные условия Азовского моря сами по себе, однако же, имели бы очень мало значения, если бы в это море не вносилось огромного количества органических веществ, двумя впадающими в него реками Доном и Кубанью и преимущественно последней. В пример того, как велика масса органического вещества, растворенного, или — лучше сказать — распределенного в водах Азовского моря, приведу здесь одно наблюдение, сделанное мной во время посещения Донского залива. Вдоль всех кос, вдающихся в этот залив, до самой оконечности их, отстоящей — например — у Белосарайской косы верст на 15 от берега, во второй половине июля вода была окрашена в такой густой зеленый цвет, что походила на раствор краски. Цвет этот происходил от так называемых гонидий, т. е. служащих для размножения, крупинок одной пузырчатой водоросли. Когда составляющие ее зеленые прозрачные пузыри, (обыкновенно в несколько вершков длиной и в палец толщиной), лопаются и выпускают из себя наполнявшие их крупинки, то они, — на пространстве, какое только может охватить глаз, — в таком количестве наполняют море, что зачерпнутая из него вода не может протекать сквозь бумажную цедилку. Правда, эта масса органических веществ может служить непосредственной пищей только рыбам из семейства сазановидных, — одного из немногих отделов рыб, питающихся растениями; но находясь в мелкой и сильно нагреваемой воде, она должна питать и мириады мелких животных, и потому Азовское море не только изобилует питательными веществами в первоначальном — так сказать — виде, но в нем существуют и все условия, нужные для того, чтобы органическое вещество, при помощи превращений, могло принять те формы, которые преимущественно приспособлены к питанию большинства рыб. И действительно, количество мелких ракообразных животных, (как — например — морских блох, Gamarus, а также тонкостенных, двустворчатых раковин, которыми преимущественно любят питаться севрюги), в нем изумительно велико. Так все косы, идущие непрерывной грядой от Курчанского до Ясенского гирла, а также косы Камышеватая и Долгая, состоят исключительно из цельных, битых, или уже обратившихся в песок раковин; в косах же северного берега моря эти раковины составляют по крайней мере значительную примесь к прочим материалам, из которых они состоят. Как же велико должно быть количество этих животных в море, дабы остатки их могли образовать такие наносы?
  4. Выгодные для размножения рыбы условия в низовьях Кубани. Ко всему сказанному присоединяются еще необыкновенно выгодные условия, представляемые устьями Кубани для размножения белой рыбы, т. е. судака (по здешнему сулы), сома и некоторых пород из семейства сазановидных (Cyprinoidei), составляющих главное рыбное богатство Азовского моря. Условия эти, можно сказать, единственны в своем роде; Кубанская дельта превосходит в этом отношении даже самую дельту Волги, уступая ей только в обширности. Об этих условиях я буду подробно говорить ниже, при специальном описании рыболовства у берегов Черноморья.

Пресноводный характер азовских рыб. Малая соленость Азовского моря оказывает влияние и в другом отношении: населяющие это море рыбы имеют пресноводный характер; все, сколько-нибудь важные в промышленном отношении, азовские рыбы идут для метания икры на пресную воду и могут даже проводить всю жизнь свою в пресной воде. Обстоятельство это имеет двоякое влияние на рыболовство:

  • Все почти рыболовство сосредоточивается в самых реках, близь устьев их, и в прибрежной полосе, ширина которой в самых редких случаях доходит до 20 или до 25 верст, так как гораздо выгоднее, удобнее и дешевле ожидать здесь рыбу, чем идти на встречу ей в открытое море.
  • Сравнительная легкость производства рыболовства на Азовском, как и на большей части других русских морей, имеет однако же, как все на свете, и свои невыгодные стороны, которые обнаруживаются конечно не собственно на рыболовной промышленности, имеющей, как и всякая другая, своей целью достигать наивозможно больших результатов при наивозможно меньших усилиях, а на тех побочных целях, которые иногда достигаются рыболовством. Известно, что рыболовство везде считается лучшей подготовительной школой для моряков, так что когда, например, во Франции шел вопрос о сбавке пошлин с иностранной рыбы, то защитники покровительственной системы, стараясь доказать необходимость удержания пошлины на ввозимую рыбу, опирались не столько на экономических, сколько политических доводах, — именно, они утверждали, что с ослаблением рыболовства, как у берегов Франции, так и производимого с французских судов на ньюфаундлендской банке, оскудеет источник, из которого Франция почерпает матросов для своего военного флота. Французское правительство так высоко ценило свойство морского рыболовства образовывать хороших матросов, что считало нужным, единственно из-за него, покровительствовать самым усиленным образом ньюфаундлендской тресковой ловле. Несмотря на семифранковую пошлину с метрического кинтала (6 ¼ пудов), наложенную на ввозимую во Францию и в ее колонии треску, условия этой промышленности так неблагоприятно сложились для Франции, что заставляли полагать, что ловля эта не в состоянии выдерживать английской и американской конкуренции, и потому выдавали снарядителям судов значительные денежные премии, как с каждого нанятого ими матроса, так и с каждого метрического кинтала трески, вывозимой за границу. В 1830 году таких премий выплачивалось до 5,000,000 франков. Если бы и русское рыболовство оказывало также же влияние на развитие мореходных способностей, то, так как размеры нашего рыболовства по крайней мере впятеро превосходят размеры французского и даже вообще превышают размеры рыболовств всех других европейских или американских государств, то мы должны бы иметь, — несмотря на незначительность нашей активной морской торговли, изобильный рассадник опытных матросов. Но характер нашего рыболовства, как в Азовском, так и во всех прочих морях, таков, что не может в сколько-нибудь значительной степени оказывать этого влияния. В самом деле, рыболовство может служить школой для образования опытных, привычных к морю матросов лишь в таком случае, если для производства лова рыбаки должны предпринимать дальние путешествия, (как например, французы, американцы и англичане — к Ньюфаундленду, голландцы — к берегам Шотландии, норвежцы с разных точек своего прибрежья — к Лофоденам за треской и в окрестности Бергена за сельдями), или, если и занимаются так называемым малым рыболовством (petitepeche) вблизи своих берегов, то все же должны выходить в открытое море. Нечто подобное находим у нас только на Мурманском берегу; тут лов производится в открытом глубоком море, нередко верстах в тридцати от берега. И действительно, это рыболовство и образует хороших матросов; но и тут морская практика значительно уменьшается тем, что по причине раннего времени года рыбаки должны отправляться из мест своего жительства на Мурманский берег сухим путем. На Каспийском море только небольшое число кусовичей идут из Астрахани в открытое море к берегам Дербента и ловят там на большой глубине, где и выдерживают все морские трудности и опасности; весь же остальной лов производится или в устьях рек, или на прибрежных отмелях не более как на трех и редко на четырехсаженной глубине. В Азовском море лов имеет еще более прибрежный характер. Богатые уловы Черноморья, например, мало, чем уступающие, по размеру, всему ньюфаундлендскому французскому лову, добываются у самого берега; рыбаку приходится удаляться от берега не более, как на длину невода; даже и красноловы выкидывают свои снасти по большей части в двух, трех верстах от берега. Черное море, несмотря на приглубость своих берегов, тоже не составляет исключения в этом отношении, ибо главный предмет здешней ловли — кефаль — держится берегов, и для лова ее придуманы особливого рода западни или ловушки, которые ставятся по бухтам у самого берега, в глубь же моря ни на какой лов и здесь никто ни выезжает. Наконец, и в самом Белом море главный лов семги и сельдей производится, если не в реках, то у берегов, посредством ловушек или неводов. Главное орудие открытого моря — держащаяся на поплавках и могущая опускаться на различные глубины, ставная сеть — у нас совершенно не употребляется, во-первых потому, что огромное большинство рыб, составляющих предмет русского рыболовства, принадлежит к числу рыб, идущих метать икру в реки и, следовательно, приближающихся к берегам, (а последние к тому же примеры в самых рыбных местах наших двух главных в рыболовном отношении морей, что дозволяет употреблять невода), а во-вторых потому, что значительная доля наших уловов получается зимой на льду. Даже наши азовские сельди должны, при переходе в Черное море, входить в узкий пролив, как бы опять в реку, где их можно вылавливать неводами. Одним словом, по зоологическим особенностям наших рыб и по топографическим особенностям наших морей, чрезвычайно выгодным собственно для рыболовства, последнее в большинстве случаев нельзя считать у нас приуготовительной школой для образования хороших моряков.

Но зато легкость производства нашего рыболовства, по крайней мере в двух самых рыбных наших морях, Каспийском и Азовском, дает правительству и возможность и право облагать эту промышленность пошлиной, тогда как в других государствах, например во Франции, она не только не приносит казне дохода, но еще требует от него жертв для своего поддержания. Если русское правительство до сих пор пользовалось своим правом только в одном Каспийском море, то это единственно потому, что на азовское рыболовство не было еще обращено в этом отношении внимания. Ниже я постараюсь показать, что обложение азовской рыбной промышленности не будет ни несправедливо, ни стеснительно.

Влияние пресноводно характера азовских рыб на сбыт рыбных товаров. Так как породы рыб, ловимых в Азовском море, если не тождественны, то очень близки к тем, которые живут в реках и озерах России и в Каспийском море, — первом из морей, которого достиг русский народ при своем распространении, то они, следовательно, те самые, к которым народный вкус издавна успел привыкнуть. Собственно морской рыбы, не считая сельдей, довольно повсеместно в России распространенных, наш народ, — за исключением жителей губернии Архангельской, да отчасти губерний Вологодской и Олонецкой и Петербурга, — вовсе не знает. Эта народная привычка составляет весьма важное обеспечение верности сбыта; и в этом отношении Азовское море находится в несравненно более выгодных условиях, чем Черное, рыбы которого, будучи совершенно отличны от наших пресноводных, не успели еще войти в общее употребление. Чтобы показать, как велика в этом последнем отношении сила привычки, я приведу несколько примеров.

Известно, как важно для сбыта товара, чтобы потребитель был к нему привычен и чтобы товар имел даже обычный для потребителей наружный вид. С целью удовлетворить этим условиям производители иногда бывают вынуждены прибегать не только к совершенно непроизводительным издержкам, но даже и к порче товара. Так, чтобы выгодно продать рыбий клей, в прежнее время надо было непременно складывать его в так называемые скобки, хотя это не только не придавало ему ни малейшего преимущества, сравнительно с приготовленным в листах, но даже мешало оценить его чистоту; только в новейшее время эта последняя причина заставила отбросить предрассудки и ввела в торговлю обыкновение приготовлять клей листами. Соль, которой солили прежде анчоусы, содержала в себе, вероятно, некоторую примесь железной окиси; потребитель привык к бурому цвету, в который чрез это окрашивались рыбки, и до сих пор, когда для соления анчоусов употребляют уже хорошую, чистую соль, нарочно прибавляют в бочонок жженой охры, чтобы придать рыбкам приличный цвет, хотя эта примесь не только не улучшает, а скорее портит вкус рыбы. Сказанное здесь о способах приготовления товара применяется вполне и к самым сортам товаров, особливо товаров съестных. На Волге, на Куре и на Дону, когда предназначают сома к отправке во внутрь России, то отрубают от него не только голову, но и все брюхо, оставляя лишь один хвост, называемый плесом, и таким образом понапрасну теряется около половины товара. В Черномории же, откуда сом идет в Молдавию и Валахию, ни одна часть его не отбрасывается. Треска, вошедшая до такой степени в число насущных потребностей архангельцев, что, употребляя ее круглый год, они без нее не разгавливаются даже на Светлое Христово Воскресение, не находит себе уже почти сбыта за пределами Вологодской и Олонецкой губерний. И это вовсе не вследствие ее запаха, действительно неприятного для непривыкшего, — на этот счет русский народ не прихотлив, — а по предрассудку, повод к которому подало то обстоятельство, что у трески, перед приготовлением ее, всегда отрубают голову. Делается это собственно потому, что голова, как содержащая мало съедобного, не стоит перевозки; народ же думает, что в голове этой рыбы есть что-нибудь ужасное и отвратительное, если находят нужным отделять ее, чтобы заставить купить остальное. Но это только предлог, чтобы оправдать, в собственных глазах, ничем разумным необъяснимое отвращение от нового и непривычного; если не этот, так другой подобный предлог не есть всегда нашелся бы. Так в губернии Архангельской, где привыкли к треске, у которой весь жир — так сказать — сосредоточен в печенке, жирные рыбы осетрового рода не пришлись по вкусу народа, и там говорят, что осетры и стерлядь противны, потому что походят с виду на акул. Но и без этих предрассудочных причин, незнакомое трудно находит себе сбыт: кутум, — весьма хорошая рыба, в необыкновенном изобилии ловящаяся в южной части Каспийского моря, — не идет в Россию, хотя даже тарань, которая во всех отношениях хуже его, легко сбывается. Это влияние привычки на вкус народный распространяется, конечно, не на одних рыб. По неимению излишка в хлебе, в отдаленных частях губернии Архангельской, — в Поморье, на Мезени и на Печоре, — никто не держит свиней, и за то редкий из тамошних жителей станет есть свинину, ветчину или колбасу, если они ему попадутся вне его родины; и это не по религиозному предрассудку, а просто потому, что, как сами они говорят, мясо это им от непривычки противно. Самый разительный пример такого влияния привычки на народные вкусы представляет то, что на Мезени имеют величайшее отвращение от кур и держат эту птицу, почитаемую поганой, только для яиц.

Перечисление пород азовских рыб, имеющих промышленное значение. Перечисление рыб азовского бассейна, имеющих промышленное значение, подтвердит сказанное мной об их пресноводном характере. При этом перечислении я буду делать разные замечания, касающиеся преимущественно тех свойств, которыми породы азовской рыбы отличаются от соответствующих им каспийских. Начну с красной рыбы, которой в Азовском море считается пять пород.

  • Белуга — AcipenserHuso (L.) — ловится в большем или меньшем количестве вдоль всех берегов Азовского моря; из рек же идет почти исключительно в Дон. В Кубани попадается лишь изредка.
  • Осетр — AcipenserGuldenstaedtii (Brandt.) — там же где и белуга, только в несколько большем количестве, хотя все еще довольно редко идет в Кубань.
  • Шип — AcipenserSchypa (Guldenst.) — там же, где и осетр, только несравненно реже.
  • Севрюга — Acipenser stillatus (Pall.) — donensis (Lovetzky). Эта рыба, как в Азовском, так и в Каспийском морях, составляет самый многочисленный вид осетрового рода. В Азовском море преобладание ее еще значительнее, чем в Каспийском, так что она доставляет здесь более мяса, икры, клею и вязиги, чем все остальные виды взятые вместе. Здешняя севрюга несколько отличается своим наружным видом от каспийской: нос ее не только короче, но даже и несколько иной формы. Это различие заметил еще академик Ловецкий и принял поэтому азовскую севрюгу за самостоятельный вид, назвав ее Acipenserdonensis. Севрюга идет преимущественно в Кубань. Так в реке Протоке, которую можно считать в настоящее время главнейшим рукавом Кубани и близь устьев которой стоит знаменитый Ачуевский завод, на 40,000 штук ежегодно, средним числом, ловимой севрюги, попадает не более 200 штук осетра и 15 штук белуги.
  • Стерлядь — AcipenserRuthenus (L.) — может считаться почти исключительно донской рыбой, потому что ни в открытом море, ни в Кубани почти никогда не попадается; если же довольно часто ловится в Донском заливе, то сам залив может считаться расширенным устьем Дона, как бы донским лиманом.

Замечания об особенностях осетровых пород Азовского моря. Здесь уместно заметить, что между тем как все прочие породы красной рыбы Азовского моря гораздо жирнее и вкуснее соответствующих им пород Каспийского моря, донская стерлядь настолько хуже волжской, что даже трудно поверить, чтобы одна и та же рыба могла так сильно разнствовать во вкусе, смотря по ее местообитанию. Об этом различии во вкусе стерлядей упоминает уже Паллас, говоря, что самые вкусные ловятся в Енисее и Каме, а худшие в Оби и Иртыше; к последним надо причислить и донских. Это различие во вкусе сибирских стерлядей весьма понятно, потому что под общим именем стерляди, кажется, смешивали там самостоятельные породы. Гораздо труднее объяснить это различие во вкусе донских стерлядей, которые без сомнения одного вида с волжскими, и, тем более что оно едва ли зависит от свойства воды и пищи, так как другие породы красной рыбы из Дона вкуснее волжских. Не указывает ли это на существование различных разновидностей стерлядей, хотя и трудно подметить наружные признаки, которыми бы эти разновидности между собой отличались? Замечают, правда, что у азовских осетров и белуг вес головы, относительно к весу тела, меньше, чем у каспийских; но это показывает только, что азовская рыба жирнее, (так как голова у всех животных почти не участвует в ожирении тела), но не может иметь применения к стерляди, которая в Дону также жирна, как и в Волге. Это различие во вкусе пород красной рыбы не остается без влияния и в промышленном отношении. Именно, вследствие превосходства азовских осетра и севрюги над каспийскими, их стараются продавать в таком виде, чтобы эти их высшие качества не терялись от приготовления. Поэтому-то только ту азовскую красную рыбу солят в корень, (причем она так много теряет в своем достоинстве, что ее превосходство становится незаметным), которая ловится летом; из рыб же весеннего улова приготовляют балыки, ценящиеся гораздо выше не только волжских, но и уральских. Азовская рыба зимнего улова, особливо крупная, всегда ценится несколькими рублями дороже каспийской.

По своему весу, породы красной рыбы Азовского моря также несколько отличаются от соответствующих им пород Каспийского моря. Именно: белуги, достигающие в этом последнем иногда до 30 и довольно часто до 40 пудов, в Азовском море едва ли превышают 20 или 25 пудов. При этом заметна та особенность, что двадцати и более пудовые рыбы никогда не имеют икры, тогда как в Каспийском море случалось добывать из этих великанов до 20 пудов одной икры. Тоже замечается в Азовском море и о больших осетрах, — именно: семи, восьми пудовые никогда не имеют икры. Средний вес осетра в обоих морях одинаков, именно около 30 фунтов. Вес азовской севрюги полагают кругом в 20 фунтов, тогда как средний вес каспийской севрюги не превосходит 13 или 14 фунтов. Это различие в весе азовской севрюги может считаться или одной из особенностей этой разновидности, или новым доказательством правила, выведенного академиком Бэром, что при усиленном лове средний вес породы уменьшается. И действительно, в Азовском море усиленное рыболовство началось сравнительно недавно, да и теперь производится далеко не в таких размерах и не с такой энергией, как на Каспийском море. Между тем как в северной части Каспийского моря значительное рыболовство началось с самого завоевания этого края русскими в XVI столетии, — в Азовском море, до окончательного утверждения за нами устьев Дона (в 1769 году), морского лова — можно сказать — почти не было. В Черномории начался он не ранее девятидесятых годов прошедшего столетия, с водворением здесь бывших запорожских казаков. Северные же берега моря были еще пустыней в начале нынешнего столетия, так что, например, в местности около Бердянска, тамошний купец Кобозев считается основателем первого сколько-нибудь правильного рыболовства в этом краю.*

Кроме этих пород красной рыбы, составляющих самостоятельные виды, нередко встречаются и помеси между ними, известные под именем шипов с различными прилагательными: стерляжьих, севрюжьих и т. д., обозначающими на которую из основных пород помесь эта более походит. Чаще других встречается так называемый стерляжий шип, представляющий очевидное смешение признаков севрюги и стерляди.

Перехожу к перечислению пород белой рыбы:

  • Судак, или по здешнему сула, — LuciopercaSandra (Cuv.), распространен по всему морю и входит в огромных количествах как в Дон, так и в Кубань. Азовский судак превосходит несколько каспийский, доходя в тысяче соленой и сушеной рыбы до 100 и 110 пудов.
  • Берш, или по здешнему секретик, — LuciopercaWolgensis(Cuv.), попадается вместе с судаком в Дону; мне не случилось ни видеть его в Кубами, ни даже слышать о существовании его там от рыбаков. При приготовлении к продаже, его не отличают от судака.
  • Окунь, по здешнему чекамаз, — Percafluviatilis (L.), попадается в Дону и в Кубани, но везде идет только для местного употребления.
  • Сазан, по здешнему короп, — CyprinusCarpio (L.), находится в большом количестве как на Дону, так и в Кубани, преимущественно же в лиманах с пресной или солонцеватой водой, находящихся в связи с протоками Кубани, где вместе с сомом составляет предмет летнего рыболовства. Попадаются сазаны до пуда весом, средним же числом в тысяче соленого коропа бывает от 150 до 200 пудов.
  • Лещ, по здешнему чебак, — AbramisBrama (Cuv.), ловится в большом количестве только в Дону, а зимой подо льдом в Донском заливе и вообще у северных берегов моря; в Кубани его очень мало, а в южных частях моря почти вовсе не попадается, вероятно потому, что тут вода уже для него слишком солона.
  • Ласкирь, — Abramislaskyr (Nord.), вместе с лещом в Дону.
  • Синец или синьга, — Abramisballerus (Cuv.), в Дону.
  • Клевца (на Волге сопа), — AbramisSopa (Pal..) в Дону.

Эти три породы не имеют большого промышленного значения, однако же, солятся и вывозятся вместе с другими дешевыми рыбами, чехонью и таранью.

  • Рыбец, — AbramisVimba (Cuv.) — в Дон идет мало, гораздо более в Кубань и именно в Протоку, попадается и в керченском проливе во время сельдяного лова между сельдями. Эта рыба приготовляется как шемая, т. е. коптится, и мало ей уступает, как в достоинстве, так и в цене.
  • Шемая, по-здешнему селява, — Aspiusclupeoides (Pall.). Азовское море должно почитать настоящим отечеством этой превосходной рыбы, ибо хотя она ловится — с одной стороны — в Черном море и входит в Буг и Днепр (Кеслер «Путеш. к сев. бер. Черного моря и в Крым» стр. 63 и 72), а с другой — в Каспийском море, где входит в Терек и в Куру, но нигде она не встречается в таком большом количестве, как в Азовском море, где в хорошие годы налавливают до 2,000,000 штук ее, тогда как в Черном море она составляет редкость, в Каспийском же ловят ее в количестве лишь нескольких сот тысяч, едва ли когда до полумиллиона штук. Замечательно, что как в Каспийском море, так и в Азовском, она посещает только южные реки этих морей: там Терек и Куру, а здесь Кубань. В Волге и Урале ее нет вовсе, в Дону же хотя и попадается, но очень редко.
  • Белизна, называемая на Каспийском море жерехом или шерешпером, — Aspius гарах (Аgаss.), попадается как в Дону, так и в Кубани не часто, и при приготовлении не отделяется от малоценных рыб, как например от тарани.
  • Чехонь, — Pelecuscultratus (Аgass.), водится в большом количестве в северной части моря и в Дону, где лов ее производится в меженное (летнее) время, когда другой рыбы мало. В пример того, как много здесь этой рыбы, приведу следующий случай. При переправе через Миусское гирло, (т. е. чрез пролив, соединяющий Миусский лиман с морем), с целью посетить Беглецкую косу, нам пришлось ждать парома, бывшего на той стороне пролива, и в это время мальчик успел с плота наловить обыкновенной удочкой более 150 штук чехони. Он их нанизывал на веревку и, чтобы иметь живыми, опустил в воду, От тяжести веревка оборвалась и рыба пропала. Мальчик, однако, не унывая, продолжал свой лов, и во время нашего отсутствия, продолжавшегося не более трех часов, наловил больше прежнего. В Кубань эта рыба почти не идет. Ее солят в довольно большом количестве и едят, как сельдь, сырой.
  • Вырезуб, — LeuciscusFrisii (Nordm.), принадлежит исключительно бассейнам Черного и Азовского морей и южной части Каспийского, где известен под именем кутума и ловится в огромном количестве. В Дону же встречается не в значительном количестве, так что не составляет предмета большего промысла, хотя и ценится по причине хорошего вкуса. В Кубани он кажется совсем не известен, так что в Азовском море он попадается только в северной его части, тогда как в Каспийском только в южной.
  • Тарань, — LeuciscusHeckelii (Nordm.) Это есть самая обыкновенная из рыб Азовского моря и преимущественно Кубани, где ее ловят в количестве 40 и более миллионов штук. В Дону прежде она ловилась также в большом изобилии, но в последние годы стала гораздо реже. Она попадается и в Керченском проливе во время лова сельдей. По своему вкусу, она принадлежит к самым плохим рыбам, но по своей необыкновенной дешевизне составляет предмет огромного промысла и сбывается главным образом в Малороссию и в юго-западные губернии. Как ни огромен лов ее, он мог бы еще значительно увеличиться, если бы был достаточный сбыт. Этой рыбы не должно смешивать с тем, что называется таранью на Волге, где настоящей тарани, кажется, вовсе нет, а под этим именем разумеют разные малоценные рыбы из родов , Leuciscus и Abramis. Замечательно, что у Палласа вовсе не упоминается о тарани и об огромном лове ее; вероятно, он смешивал ее с плотвой и сорогой (LeuciscusIrythraphtalmus иLeuciscusrutilus).
  • Сом, — Silurusglanis (L.), ловится как в Дону, так и в Кубани, преимущественно же в последней, и лов его в последнее время, с открытием ему сбыта в Молдавию и Валахию, стал гораздо значительнее прежнего. Доходит до 6 пудов веса.
  • Сельдь, — ClupeaPontica(Eichw.) ловится как в Дону, так и в Керченском проливе в огромных количествах. В Кубань же вовсе не идет.

Из рыб, имеющих промышленное значение, надо еще упомянуть о:

  • Морском коте, — Trygonpastinaca (Cuv.), который попадается в большом количестве лишь в южной части моря, именно в Керченском проливе, где его ловят для добывания жира из печенки. В небольшом количестве он, впрочем, распространен по всему морю, за исключением Донского залива, где для него вода слишком пресна.

Кроме этих рыб, попадаются в Азовском море и преимущественно в южной части его некоторые породы бычков, камбалы, кефали и других черноморских рыб, но не в таком количестве, чтобы им можно было приписать какую-нибудь промышленную важность. Иногда заходят в Азовское море и такие рыбы, которые в самом Черном море составляют редкость. Так на Камышеватой косе я видел высушенный экземпляр там пойманной меч-рыбы, — Xiphius Gladius (L.) В реках, впадающих в Азовское море, также есть еще несколько пород, как например уклейка, красноперка, плотва, гольцы (Cobitis) и т. д., о которых не упоминаю по той же причине.*

Более половины поименованных мной рыб принадлежит исключительно к пресноводному семейству сазановидных; к исключительно пресноводному семейству принадлежит и сом. Три породы белой рыбы: окунь, судак и берш принадлежат к семейству окуневых, большинство представителей которого живет, правда, в море, но сами они составляют такие виды, которые проводят или всю свою жизнь в пресной воде, или если и уходят в солонцеватую, но никак не в настоящую морскую воду, то все же возвращаются в реки и разливы их, для метания икры. Наконец, чисто морской род сельдей представляет как бы нарочно исключение, в той породе его, которая населяет Азовское и Черное моря, так как она поднимается в реки для метания икры, исключение тем более замечательное, что род сельдей в тесном смысле этого слова (Clupea Val.) вовсе не имеет представителей в Средиземном море. Что же касается до пород красной рыбы, то и их нельзя причислять к рыбам совершенно морским, и не потому только, что они идут в реки метать икру, но еще и потому, что эти рыбы в значительном количестве населяют или совершенно пресноводные озера, или такие моря, как наши три южные бассейна: каспийский, азовский и черноморский, соленость которых по крайней мере на половину меньше средней солености океанов; притом и из этих трех морей они гораздо реже в Черном море, соленость которого достигает до 1,7%, чем в более пресных Каспийском и Азовском. Хотя и есть, правда, порода осетров (Acipenser Sturio L.), которая живет как в Атлантическом океане и соединенных с ним морях, так и в Средиземном море, но, сравнительно с огромным количеством осетровых рыб, живущих в наших южных морях, порода эта составляет везде — можно сказать — редкость.

Географическое распределение рыб Азовского моря. Из замечаний, присоединенных к приведенному списку рыб, видно, что последние не равномерно распределены по всему Азовскому морю, и что есть довольно значительная разница в породах рыб, идущих в Дон и в Кубань. Так сельдь в Кубани не известна вовсе и изо всего Черноморья ловится только на косе Долгой, которую, с противолежащей ей косой Белосарайской, надо считать границей Донского залива. Также точно, если не совершенно отсутствует, то, по крайней мере, чрезвычайно редко попадается в кубанских водах лещ; напротив того рыбец и шемая мало идут в Дон. Впрочем, это различие в распределении здешних рыб касается только менее важных в промышленном отношении пород. Главные же породы, служащие основанием здешнему рыболовству: сула, тарань и осетровые рыбы, хотя не в одинаковой степени густоты, однако же, встречаются во всем море. Со всем тем, группируя здешние рыбы, на основании их нахождения и их густоты в различных частях моря, — мы можем разделить его на следующие три области: 1) область юго-восточную, или кубанскую, характеризующуюся изобилием: севрюги, судака, тарани и шемаи, довольно большим количеством сазана и сома (в летнее время), редкостью белуги, осетра и леща, отсутствием стерляди и сельдей. 2) Область северо-восточную или донскую, характеризующуюся изобилием мелких сельдей весной, судака, а в зимнее время леща, — большей, сравнительно с кубанской областью, пропорцией белуги и осетра к севрюге, нахождением в достаточном количестве стерляди и мелких сазановидных рыб клевцы, ласкиря и чехони, которые отчасти заменяют относительную редкость тарани, и отсутствием шемаи. 3) Наконец область западную и северо-западную или морскую, которая, не имея впадающих на пространстве ее значительных рек, не отличается преимущественным изобилием ни одной породы, сравнительно с областями кубанской и донской, а характеризуется главнейше ловом красной рыбы и сулы летом и — как само собой разумеется — отсутствием всех чисто речных рыб, каковы: стерлядь и большая часть сазановидных рыб. К этим трем областям можно бы присоединить и четвертую, южную или керченскую, обнимающую собственно керченский пролив, и притом крымскую его сторону, — где производится обширный лов крупных сельдей; но я уже выше показал причины, по которым не намерен в настоящем отчете заниматься описанием сельдяного промысла. Этих различий, основанных на относительном изобилии пород рыб, составляющих предмет лова в разных частях Азовского моря, было бы конечно недостаточно, чтобы на основании их, разделить описание азовского рыболовства по трем означенным местностям, если бы эти местности не представляли других более резких отличий в отношении господствующих в них систем рыбного хозяйства.

Характер рыбного хозяйства в разных частях Азовского моря. Области кубанская и донская принадлежат, с небольшими исключениями, одноименным им казацким войскам, третья же область, названная нами морской, вполне вольная, хотя — к сожалению — во многих местах не на деле, а только по праву. Уже одна эта принадлежность вод или казацким обществам или вольным ловцам предполагает, по необходимости, большое различие в организации лова. С своей стороны войска Донское и Кубанское пользуются на совершенно различных основаниях, как речными, так и морскими водами, им по праву или на деле принадлежащими.

Характеристика орудий лова, употребляемых в азовском рыболовстве. Если от этих двух точек зрения, с которых экспедиция должна рассматривать предмет своих исследований, т. е. с естественно исторической и экономической, мы перейдем к третьей — технической, то и относительно способов, которыми производится рыболовство, найдем некоторые особенности, которые совпадают с принятыми нами тремя областями азовского рыболовства. Вообще надо заметить, что орудия, которыми производится рыболовство в Азовском море и в реках в него впадающих, гораздо однообразнее, чем в прочих водах, омывающих берега европейской России. Это объясняется отчасти самим однообразием азовского бассейна, везде чрезвычайно мелкого, и однообразием здешних рыб, идущих в известное время года в реки для метания икры. Поэтому тут нет тех хитро-придуманных ловушек, примеры которых в довольно большом количестве представлены нами из Белого моря, и которые надеемся представить из Черного. Характеристической чертой азовского рыболовства надо поставить еще то, что ни в одной из рек, впадающих в него, не употребляют теперь, да — сколько известно и прежде — не употребляли, никаких забоек, заборов, заколов и т. п. средств перегораживания рек, и только в части Притоки, отдаваемой кубанским войском на откуп, существует, или, по крайней мере недавно существовало, перегораживание реки сетями. Главное орудие здешнего рыболовства, которое преобладает над всеми остальными, гораздо в большей степени, чем даже в Каспийском море, где оно тоже играет едва ли не первую роль, — есть невод. Затем следует крючковая самоловная снасть. Только эти две снасти имеют первостепенное значение; остальные, как-то: ставные и плавные сети, вентеря и так называемые `коты, имеют гораздо меньшее и притом только местное употребление. Три принятые нами области азовского рыболовства характеризуются следующим образом по употребляемым на них орудиям лова. В кубанской области невод есть самая употребительная снасть, как в реках и в лиманах, так и в море; крючковая снасть выставляется не в большом количестве, и то не иначе, как в известном расстоянии от берега; в реках крючья запрещены. В двух главных рукавах Кубани, имеющих быстрое течение: в Темрюцком гирле и в Протоке, употребляют громадных размеров вентеря, а в Протоке еще сверх того так называемые `коты, т. е. ящики из дранок наподобие вентерей, и в ней же шемайные плавные сети. Ставные сети здесь почти неизвестны. В донской области невод есть также преобладающая снасть; крючья совершенно запрещены, как в реке, так и в море, за исключением прибрежья миусского округа, где они дозволены. Весной употребляют в Дону плавные сети, зимой же вентеря и сижи в реке, а в море ставные сети. Вентеря здешние тем замечательны, что становятся в два и в три этажа один над другим, крылья над крыльями и бочка над бочкой. Это бы конечно перегородило ход всей рыбе, если бы по средине Дона не оставлялся совершенно свободный от всяких снастей фарватер в 30 сажень ширины. В морской области употребительны только три орудия лова: летом крючковая снасть, здесь преобладающая даже над неводами для лова красной рыбы, и невод для лова белой рыбы; зимой же там, где замерзает море, — ставная сеть.

Разделение азовского бассейна на три рыболовные области. Охарактеризовав таким образом три области, на которые мы предполагаем разделить Азовское море, при рассмотрении его рыболовства, мы должны означить границы их. Если бы естественные условия местности и обусловливаемые ими породы рыб составляли те главные черты, на которых мы основывали это разделение, то, без всякого сомнения, границами принятых нами областей должны бы были служить: идущие на встречу друг другу косы Долгая и Белосарайская, которые ограничивают собой почти пресноводную часть Азовского моря — Донской и Таганрогский залив. К югу от косы Долгой до самого Керченского пролива шла бы область кубанская, а к западу от косы Белосарайской до Енического пролива и потом к югу от него до Керченского же пролива — область морская.* Но мы видели, как не точны и не резки те черты, которыми с естественноисторической точки зрения отграничиваются различные области азовского рыболовства, поэтому мы можем придавать им значение лишь настолько, насколько они совпадают с экономическими различиями в образе ведения рыбного хозяйства, которое мы принимаем за главный критерий нашего деления. Это заставляет нас несколько изменить эти границы. Именно: кубанскую область распространим мы до границ владений Кубанского войска, т. е. к северу до впадения реки Еи в Ейский лиман, исключив однако отсюда участок в 29 верст длиной по обе стороны Ейской косы, т. е. и по берегу моря и по берегу лимана, уступленный Кубанским войском жителям города Ейска; к югу же перейдем даже за границы Азовского моря до Бугазского устья Кубани или даже до самой Анапы, ибо на всем этом пространстве лов производится кубанскими казаками на тех же самых основаниях, как и в Азовском море. Подобно этому, и задонскую область, причем, ту часть моря, которая находится в исключительном пользовании Донского войска, и потому ограничим ее двумя следующими участками, не находящимися между собой в непосредственной связи. Первый заключает в себе часть Донского залива от урочища Семибалок, с юго-восточной стороны, до границы таганрогского градоначальства, с северо-западной. К этому участку принадлежат гирло донское и все течение этой реки, находящееся во владении Донского войска. Второй участок заключает в себе берега миусского округа, от миусского гирла соединяющего Миусский лиман с морем, до впадения Калмиуса. Затем все остальное протяжение берегов Азовского моря относится к нашей третьей морской области, которая составляется из 4, весьма неравной величины, участков, а именно: 1) из главного участка от Керченского пролива до западной границы миусского округа земли Донского войска; 2) из таганрогского участка от восточной границы миусского округа до восточной же границы таганрогского градоначальства; 3) из ростовского участка от урочища Семибалок до устьев реки Еи, называемый мной так потому, что он весь принадлежит к ростовскому уезду, и 4) из ейского участка, состоящего из упомянутого выше двадцати девяти верстного протяжения берега вдоль Ейского лимана и Азовского моря.

Каждую из этих трех областей я буду рассматривать в отношении физических условий местности, насколько они имеют влияние на образ жизни рыб и на способы лова в отношении хозяйственной организации рыбного промысла; — в отношении количества и ценности уловов и путей сбыта, и наконец в отношении орудий и способов лова и приготовления товара; т. е. постараюсь представить азовское рыболовство со всех тех точек зрения естественноисторической, экономической, статистической и технической, с которых экспедиция должна рассматривать предмет своих исследований. Только в последнем, техническом, отношении я ограничусь лишь необходимо нужным для связи и ясности изложения, так как техническое описание рыболовства должно составить, по общему плану, предмет отдельного труда.

 

Отчет второй

 

Кубанское рыболовство

 

А) Очерк естественных условий кубанского рыболовства

Двоякий характер, представляемый берегами Черноморья, относительно рыболовства. Берега Черноморья, или теперешней земли Кубанского войска, в рыболовном отношении разделяются на две, весьма резко отличающиеся одна от другой, части. Одна из них, простирающаяся от Курчанской до Ясенской косы включительно, соответствует, (за исключением небольшого промежутка от поселка Ахтаров до начала Ясенской косы, где берег, образующий так называемый железный обрыв, возвышен), дельте реки Кубани и устьям реки Бейсуга и Челбаса. Морской берег вдоль всего этого пространства образует, можно сказать, одну песчаную косу, прерываемую только не широкими промежутками — гирлами, которыми кубанская вода вливается в море. Только в одном месте, между Ачуевской косой и берегом Ахтарского лимана, этот перерыв, образуемый Ахтарским гирлом, составляет несколько верст в ширину. С наружной стороны этой косы, — известной в разных местах под разными названиями: Курчанской, Кучугурской, Сладковской, Ачуевской, но которой можно бы было присвоить общее название Кубанской косы, — простирается едва ли не самая рыбная часть Азовского моря, с которой может соперничать разве только, наиболее вдавшаяся в материк, часть Донского залива, потому что рыба приближается к этим берегам, стремясь на пресную воду, втекающую в море бесчисленными гирлами. С внутренней стороны простирается бесконечная сеть лиманов, по которым рыба расходится, чтобы метать икру. Другая часть берегов Черноморья, — именно простирающаяся вдоль Таманского полуострова и лежащая между Ясенской косой и северной оконечностью казацких владений, — не представляет ни тех удобств для лова, ни той привлекательности для рыб, какие имеются в первой, так как берега здесь по большей части возвышены, обрывисты и лишены притока пресной воды. Только косы Долгая и Камышеватая на севере и Чушка и Тузла на юге составляют исключения, но из них лишь две первые важны в рыболовном отношении, ибо находятся на пути рыбы, идущей на пресную воду, как в Донской залив, так и в кубанскую дельту, но и на этих косах характер местности, в рыболовном отношении, ничем не отличается от прочих частей Азовского моря. Поэтому особенного внимания заслуживает только первая, соответствующая кубанской дельте, часть Черноморья.

Краткое описание кубанской дельты. Верстах в ста от черноморского, так называемого бударского, устья Кубани, отделяется от нее, почти под прямым углом, река Протока, которая, протекши верст девяносто, (если не считать извилин), впадает близь Ачуева в Азовское море. Из всех рукавов Кубани только эта Протока впадает непосредственно в море, не расширяясь — ни перед устьем, ни на пути своем — в лиманы, но везде сохраняя значительную быстроту. Поэтому в настоящее время Протоку должно считать за главный рукав Кубани. Шестьдесят верст ниже отделения Протоки, Кубань дает другой значительный рукав — Переволоку, которая расширяется в обширный Ахтанизовский лиман; из Ахтанизовского лимана вытекает короткое, но чрезвычайно быстрое русло, известное под именем Темрюцкого гирла, потому что на нем стоит город Темрюк; оно также расширяется в обширный лиман Курчанский, который уже вливается в Азовское море устьем, имеющим до 130 сажень в ширину — так называемым Курчанским гирлом, составляющим второе, по значительности своей, устье Кубани. Третьим устьем будет Бугазское, которым вливается Кубанский лиман в Черное море. Оно наименее значительно из трех. Угол, заключенный между Протокой — с одной стороны — и Кубанью, Переволокой, Ахтанизовским лиманом, Темрюцким гирлом и Курчанским лиманом с одноименным ему гирлом — с другой, наполнен так называемыми плавнями, т. е. низменным болотистым пространством, поросшим тростником. Эти плавни пересекаются бесчисленным множеством речек — по-здешнему ериков, которые, то расширяются в озера — лиманы, то опять суживаются. Из значительнейших ериков, только один Курка отделяется собственно из Кубани; истоком для всех же прочих служит Протока. Ими-то питаются лиманы, получая приток пресной воды. Но кроме этой связи чрез ерики, лиманы имеют еще непосредственную связь между собой посредством проливов и соединяются с морем множеством гирл, представляющих перерывы в косе, ограничивающей их от моря. Количество воды, доставляемой ериками лиманам, недостаточно, чтобы произвести в них сильное течение в море; поэтому не только почти все эти гирла узки и мелки, так что большая часть из них переходима вброд, но при морских ветрах течение в них обращается, и вода в лиманах становится солонцеватой и даже соленой. Это обращение течения случается даже в Курчанском гирле, которое, как мы видели, служит устьем одному из главных кубанских рукавов. Вообще можно сказать, что в соединенных непосредственно с морем лиманах вода всегда более или менее солонцеватая, а чем отдаленнее их связь с морем, тем вода в них преснее. Этим углом между Протокой и Кубанью не ограничивается еще впрочем кубанская дельта, т. е. эта сеть ериков и лиманов, окруженная плавнями, переходит и на восточную (правую) сторону Протоки. Эта запроточная часть кубанской дельты ограничивается с востока Ангелинским ериком — самостоятельным рукавом Кубани, отделяющимся от нее верстах. в двадцати выше истока Протоки. Этот ерик впадает теперь в Протоку у Новонижестеблиевской станции и заключает, в образуемом таким образом острове, некогда огромный и важный в рыболовном отношении, а ныне почти высохший, Чебургольский лиман. Но некоторые соображения, развивать которые здесь не место, заставляют заключать, что прежде Ангелинский ерик был одним из значительнейших рукавов Кубани и впадал вероятно, соединившись с Протокой, в Ахтарский залив, — остатками которого должно считать обширную группу Ахтарских лиманов, питающихся пресной водой небольшими ериками, выходящими как из Ангелинского ерика, так и из самой протоки ниже Новонижестеблиевской станицы. С этой стороны кубанская дельта увеличивается еще двумя реками — Понурой и Кирпилями, которые впадают, первая в Ангелинский ерик, а вторая в восточнейший из ахтарских лиманов, называемый поэтому Кирпильским. Этими реками, образующими перед впадением своим также расширения, — плавни и лиманы, повторяются в малом виде явления, представляемые Кубанью в больших размерах. Кубанская дельта в этом объеме, — не включая в нее Таманского полуострова, который в более обширном смысле также может быть к ней причислен, составляет почти правильный прямоугольный треугольник, вершина которого, составляющая прямой угол, лежит при отделении Ангелинского ерика от Кубани, другой угол — прямо на север от него у Ахтарского гирла (входа в Ахтарский лиман, близь оконечности Ачуевской косы), а третий — прямо на запад у Курчанского, или — еще лучше — у теперь засыпанного Пересыпного гирла, которым в еще недавние времена Ахтанизовский лиман непосредственно соединялся с морем, близь почтовой станции Пересыпи. Размеры этой дельты составляют 90 верст длины по каждому из катетов и около 130 по гипотенузе, идущей вдоль морского берега, что составляет приблизительно поверхность в 80 кв. миль.

Верхняя часть дельты, т. е. ближайшая к вершине треугольника, теперь уже почти выполнилась наносами рек и представляет только плавни; лиманы же, кроме небольших, рассеянных в этих плавнях, сгруппированы в прибрежной полосе и образуют пять групп, члены каждой из которых тесно связаны между собой, а группа от группы отделена довольно значительными промежутками. Эти группы, означающие вероятно места впадения прежних главных рукавов Кубани, от северо-востока к юго-западу суть: 1) группа Ахтарских лиманов, 2) Горькосладковских, 3) Гнилых, 4) Западных или Гаврюшинских и 5) группа Темрюцкая, состоящая из двух только обширных лиманов, Курчанского и Ахтанизовского. Шестую группу, соответствующую черноморскому устью Кубани, составляет лиман Кубанский с его отростками Цокурским и Кизилташским. Каждая из этих групп, за исключением третьей, почти не получающей притока пресной воды, составляет поприще отдельного лова. Из них первые три питаются пресной водой из Протоки, Гаврюшинская из Протоки, а также из Кубани посредством ерика Курки, Темрюцкая из Переволоки, Кубанская же составляет расширение самой Кубани.

Выгодности естественных условий кубанской дельты для размножения рыбы. После отчетов г. академика Бэра (во II т. «Исслед.»), в которых он с искусством мастера изобразил все выгоды, представляемые для размножения всех пород рыб, кроме красной, ильменями волжской дельты и ленкоранского прибрежья, не предстоит — кажется — надобности еще раз излагать в подробности все те условия, по которым только что описанная мной система лиманов составляет самую удобную местность для питания рыбы, для метания ею икры, для вывода и возвращения мальков. Все, что в самом тщательно устроенном заведении для искусственного оплодотворения и размножения рыб, можно бы в этом отношении придумать, соединено здесь самой природой в таких размерах, о которых промышленность человеческая не может и мечтать. Одной тарани было выловлено в Черномории в 1863 году, который можно считать не более как годом средним, свыше 40,000,000 штук, и могло бы, как увидим ниже, вылавливаться и еще гораздо более, если бы только сбыт был обеспечен и было бы больше охотников заниматься ее приготовлением, так как сами казаки эту рыбу почти вовсе не солят, а предоставляют это право иногородним, обращая все свое внимание преимущественно на сулу. Но остановимся хотя на сорока миллионах. Чтобы поймать такое количество взрослой уже рыбы, без малейшего уменьшения рыбного запаса, надо, может быть, чтобы ее во 100 раз более ежегодно нарождалось.* Сколько же после этого нужно питательных веществ для прокормления этой рыбы, если принять в соображение, что для того, чтобы достигнуть известного веса, рыбе надо поглотить, по крайней мере, в 10 раз более питательных веществ, чем сколько она весит сама? Притом не забудем, что тарань составляет по весу едва половину всей вылавливаемой в Черномории рыбы, что — сверх вылавливаемой — много остается не выловленной взрослой рыбы и много подросту. Значительную часть этой огромной массы питательных веществ, именно ту, которая идет для молодой рыбы, доставляют лиманы, где в мелкой, прогретой, пресной или солонцеватой воде ежегодно образуется вновь огромное количество растительного и животного веществ в виде простейших мельчайших водорослей, инфузорий, низших ракообразных животных, личинок насекомых (между прочим мириадов комаров), все — таких форм, которые приспособлены к пище рыбьих мальков. И это только одна из многих выгод, доставляемых естественному рыбоводству обширными поверхностями, залитыми неглубоким слоем стоячей или слабо текучей воды. Камыш и другие водяные травы, которыми они местами зарастают, доставляют удобные места для метания икры, так как вымеченная и оплодотворенная икра, прилипая к листьям и стеблям, не засоряется песком или илом, как это было бы, если бы она лежала на дне, и — главное — не скучивается, а, оставаясь разделенной, обмывается со всех сторон водой, насыщенной растворенным в ней воздухом. Выведшиеся в таких местностях мальки имеют также все, что им нужно для успешного развития: обильную пищу, теплоту и затишье. Вот вкратце те удобства, которые как кубанские лиманы, так и волжские ильмени, доставляют для размножения рыб. Не останавливаясь долее на этих общих им достоинствах, постараемся выказать те черты, которыми в рыбоводном отношении кубанская дельта отличается от волжской, как к своей выгоде, так и к невыгоде.

Преимущество кубанской дельты перед волжской. Большая часть волжских ильменей лежит на островах, образовавшихся между рукавами Волги, и занимает более низменную середину их, тогда как более возвышенные края образуют как бы плотины, отделяющие внутренний ильмень от реки. В одном или нескольких местах эта плотина бывает прервана, и тут ильмень соединяется каналами с водой реки. Но эти каналы не довольно глубоко прорезаны, чтобы всегда служить достаточным соединением между водами реки и ильменя. Как только вода в Волге достигает своего меженного уровня, соединение прекращается, и рыба, зашедшая во время половодья в ильмени, равно как выведшийся там молодой подрост, не успевшие выйти ранее обсыхания соединительного канала, остаются запертыми в ильмене, как в сажалке. Запертая таким образом в ильмене рыба там и вылавливается, но большей частью она погибает, задыхаясь подо льдом. Хотя это свойство волжских ильменей и составляет большой недостаток их, много вредящий размножению рыбы, но этот недостаток может быть легко устранен человеком. Если бы со временем недостаток в так называемой на Волге частиковой рыбе сделался ощутительным, то его легко было бы предотвратить, — стоило бы только углубить соединительные каналы ильменей. В настоящее время сама природа отчасти пособляет этому неудобству. Через известное число лет весеннее наводнение Волги достигает более чем обыкновенной высоты; тогда вода в переполненных ильменях долго держится, так что молодая рыба успевает выйти осенью из них. Вот почему после сильных наводнений, каковы были в 1853, 1856 и 1862 годах, всегда замечались, чрез несколько лет, сильные уловы частиковой рыбы. Но как бы ни заботилась сама природа об уменьшении вреда, причиняемого указанной особенностью в устройстве ильменей, и как ни легко искусственным образом отстранить его совершенно, тем не менее, эта неблагоприятная в рыбоводном отношении особенность ильменей в настоящее время существует, и нельзя не признать в этом отношении преимущества лиманов кубанских, в которых такой особенности не замечается. Кубанские лиманы наполняются в огромном большинстве случаев не из боковых соединительных каналов, а составляют расширения самих протоков, на которые дробится Кубань. Сверх того, лиманы одной группы соединены между собой; часто и между соседними группами существует такое соединение, и притом соединение непосредственное, а не только чрез ерики, наполняющие как ту, так и другую группы. Говоря о значении, которое имело прорытие соединительных каналов между многочисленными озерами Соловецкого острова, сделанное еще во времена Иоанна Грозного, по распоряжению настоятеля монастыря, впоследствии митрополита московского, св. Филиппа, я уже имел случай показать, какое влияние должно иметь такое соединение огромного числа водоемов на сохранение рыбы и на удобство размножения ее (VI т. «Исслед.» стр. 156 и 157). Польза эта заключается во-первых в том, что в очень обширном и разветвленном водоеме рыба может всегда спасаться от преследований, переходя из одной части в другую, а во-вторых в том, что ловцы не имеют нужды гоняться за ней по всем закоулкам, а могут производить лов в удобнейшем месте, у главных входа и выхода, с уверенностью, что размножившись, хотя бы в самом отдаленном углу, рыба не преминет пройти мимо их во время своих ежегодных странствований. К чести черноморских казаков надо сказать, что они очень хорошо поняли эту выгоду и даже увеличили ее весьма благоразумными распоряжениями. В Сладковских лиманах, (да и во всех других, принимающих в себя ерики), где изо всего Черноморья производится самый богатейший лов белой рыбы, углы (по здешнему куты) по обе стороны впадения питающего их Горького ерика составляют заповедные пространства, в которых лов совершенно запрещен, именно — с целью дать там рыбе возможность метать икру, а малькам возрастать в совершенных тишине и спокойствии. В Ахтарских лиманах, — второй после сладковских, группе по значительности лова белой рыбы, — такого распоряжения, правда, не существует, но здесь сама природа сделала его излишним. По всему левому берегу главного из этих лиманов, собственно так называемого Ахтарского, не существует заводов по причине неудобства местности, и так как он до 30 верст шириной, то у всего левого берега неводов не тянут и эта сторона лимана может служить для совершенно беспрепятственного размножения рыбы. Если и во всех группах лиманов будут постоянно поступать таким образом, что возможно лишь в том случае, когда заведывание всем рыболовством будет находиться в полном распоряжении самого общества рыболовов, как это с недавнего времени, хотя, к сожалению и не вполне, существует (о чем будем иметь случай говорить впоследствии), то можно наверное сказать, что рыбное богатство Черноморья не оскудеет до тех пор, пока не изменятся естественные условия этой страны. Но эти условия к несчастию хотя медленно, но постоянно изменяются в невыгодном для рыболовства направлении, и эти-то изменения и составляют невыгодную сторону кубанской дельты в сравнении с волжской.

Невыгодная сторона кубанской дельты: ее высыхание сверху без соответственного приращения снизу. Всякая дельта есть ничто иное, как морской залив постепенно выполняемый наносами реки. Сначала в заливе образуются острова, как, например в Синем Морце, составляющем еще невыполненную часть волжской дельты; потом острова эти срастаются и окружают водные пространства, называемые лиманами; наконец самые ильмени или лиманы начинают засоряться, суживаться, и система разветвленных рукавов, образующих время от времени озеровидные расширения, обращается в правильные протоки, непосредственно вливающиеся в море. Если бы я не боялся уклониться слишком далеко от цели, которая имеется при составлении настоящего отчета, то я бы представил множество примеров в подтверждение сказанного, из истории образования теперешнего главного рукава Кубани — Протоки. Засоренные лиманы образуют так называемые плавни. При возвышении уровня воды, они заливаются, но чрез это на них опять осаждаются землистые частички, и почва их мало помалу возвышается, а прорезывающие их ерики служат водосточными каналами. Характер растительности плавни, вследствие возвышения и осушения почвы, постепенно изменяется, и наконец самая плавня переходит в степь. Этот процесс постепенного обсыхания начинается, конечно, с верхних частей дельты и постепенно подвигается все далее и далее, вниз по течению. Но в волжской и во многих других дельтах, наполненных заливами, губами, озеровидными расширениями и бесчисленными рукавами и ериками, протекающими по плавням, — пространство, составляющее нечто среднее и переходное между водой и сушей, чрез это нисколько не уменьшается. По мере того как дельта — так сказать — усыхает в верхних частях и обращается в степь, она оконечностью своей все далее и далее подвигается в море, так что это среднее между сушей и водой образование, преимущественно выгодное для размножения рыбы, только медленно, но постоянно, передвигается сверху вниз. Но этого-то последнего обстоятельства в кубанской дельте и не замечается. При самом начале образования своей дельты, Кубань, в борьбе с морем, отгородила себе косами пространство, которое впоследствии должна была выполнять своими наносами, и не заметно, чтобы новые косы, образуясь далее вглубь моря, за нынешним непрерывным рядом их, увеличивали первоначально отмежеванную кубанской дельте область.* Ей положена извне как бы неизменная, нерастяжимая граница, между тем как внутри ее процесс засорения лиманов и вообще обсыхания продолжается. Процесс этот ведет к следующим двум совершенно различным и — даже можно сказать — противоположным, но в рыболовном отношении во всяком случае, хотя и в различной степени, невыгодным результатам: 1) Или, какая-нибудь группа лиманов теряет приток пресной воды, потому что рукава, питавшие их, изменили направление своего течения или же высохли; в таком случае группа хотя и перестает засоряться, но зато вода в ней солонеет (ибо убыль воды в ней пополняется притоком из моря), а, следовательно, и теряет ту силу, которая привлекла в нее рыбу. Такая участь постигла, например, лиманы Гнилые и так называемые Горькие. 2) Или же, приток пресной воды в какую-нибудь группу лиманов сохраняется в прежней силе и даже усиливается; тогда группа, медленнее или быстрее, выполняется осаждающимися в ней землистыми частицами, приносимыми в нее с пресной водой, и под конец обращается в плавню. Так случилось, например, с лиманом Чебургольским, занимавшим некогда большую часть острова между Протокой и Ангелинским ериком, а теперь уменьшившимся до незначительных размеров: многие же лиманы, лежащие на пути Протоки, уже совершенно затянуло. Это засорение лиманов однако же менее вредно, чем их осоление, ибо вода, питавшая засорившиеся лиманы, должна же отыскать себе какой-нибудь путь и из ряда лиманов образует правильный рукав, который хотя и не доставляет прежнего приволья для белой рыбы, но зато привлекает себе красную, идущую на быструю воду. К тому же и самые засорившиеся лиманы обращаются в плавни, которые доставляют столь необходимый в здешнем краю камыш, тогда как соленые лиманы только занимают место и портят воздух. Весь процесс засорения и постепенного обсыхания кубанской дельты ведет именно к тому, чтобы вместо теперешней сети лиманов и ериков образовать правильные рукава, подобные Протоке. Но в Кубани, воды недостаточны для того, чтобы число этих протоков могло быть значительно, так что ежели бы все ерики между Протокой и Переволокой соединить в одно, то едва ли бы вышел из всех их рукав, равняющийся, по количеству протекающей воды, одному из этих двух главных рукавов Кубани, и усилившийся ход более ценной рыбы далеко не вознаградил бы уменьшения в белой, так как последняя лишилась бы тех местных удобств, которые теперь благоприятствуют ее размножению. Поэтому самое выгодное, в рыболовном отношении, распределение кубанских вод состояло бы в разветвлении Кубани на многие рукава, которые бы доставляли умеренный приток воды многочисленным группам лиманов, причем лиманы засорялись бы очень медленно, сохраняя, однако же, свой пресноводный характер, — положение, в котором находятся ныне едва ли не одни лиманы Сладковские. Следовательно все, что ускоряет естественный процесс обсыхания дельты, — будет ли то чрез уменьшение вообще воды в Кубани, или чрез забитие и отвод ериков с целью усиления течения в одном из главных рукавов ее, в ущерб притока пресной воды в лиманы, — должно считаться вредным для рыболовства.

Естественные и искусственные условия, ускоряющие высыхание кубанской дельты. Если бы процесс этот был предоставлен самому себе, то он хотя бы и совершался в том же невыгодном для рыболовства направлении, с неотвратимостью, свойственной законам природы, однако совершался бы медленно, так что вред, им производимый, едва ли ощутительно обозначился в течение одного поколения рыбаков; при такой постепенности, часть занимающихся рыболовством могла бы, без ощутительной для себя потери, мало помалу обращаться к другим занятиям, по мере уменьшения выгод от рыболовства. Но, к сожалению, многое в Черномории, вместо того, чтобы насколько возможно противодействовать развитию этого невыгодного для его благосостояния процесса природы, напротив еще содействует ему. Это ускорение естественного хода дел в свою очередь зависит отчасти от обстоятельства неотвратимого, борьба с которым невозможна; — это оскудение воды в Кубани. Оскудение это, несомненное в последние годы, приписывают ряду бывших сухих лет и бесснежных зим во всем прикубанском крае. Сухость лет и бесснежие зимой, как явления случайные и временные, не должны внушать никакого опасения, и если бы только от их зависела убыль воды в Кубани, то многоводие ее без сомнения возвратилось бы. Но должно опасаться, что вырубка лесов в предгорьях Кавказа, у истоков Кубани и притоков ее, — вырубка, прежде производившаяся в значительных размерах для военных целей и которая еще более должна усилиться теперь, с заселением края, — может сделаться причиной постоянного уменьшения воды в Кубани. С обнажением гор от лесов, кроме сильного оскудения источников рек, может произойти еще и другое явление, долженствующее содействовать быстрейшему засорению дельты. Именно, воды от дождей и тающих снегов, не впитываясь мхами и не удерживаясь растительным покровом, образуют разрушительные потоки вдоль горных скатов; эти потоки вносят с собой в реку огромные массы оторванных ими от почвы камешков, глины, песку и вообще землистых частиц. И без того чрезвычайно мутная Кубань должна, следовательно, со временем в еще большей мере засорять свою дельту. Как ни печально это следствие вырубки лесов, но совершенно предотвратить его, кажется, нет возможности, ибо она есть необходимое следствие заселения края. Но, кроме этих неотвратимых причин, есть еще и другие, уже чисто искусственные, действующие в том же вредном для рыболовства смысле. Это — намеренное забитее ериков. Оно производится с разными целями; некоторые из них, — как например обсушка заливаемых ериками дорог и улучшение судоходства по одному из главных рукавов Кубани, еще могут быть оправданы, если приносимая от осуществления их польза действительно превосходит вред, причиняемый рыболовству; но были случаи забития ериков единственно с целью уничтожить рыболовство в какой-нибудь местности. Приведем несколько примеров тому и другому.

Прокопание переволоки для введения судоходства на Кубани. В недавнее еще время рукав Кубани, известный под именем Переволоки, не существовал, как это видно не только из рассказов местных жителей, но и из описания этой местности знаменитых путешественников: Палласа в 1794 году, Энгельгардта и Паррота в 1811 году и Дюбуа (Dubois de Montpereux), посетившего этот край в 1834 году. Ахтанизовский лиман имел тогда негодную для питья солонцеватую воду, а Темрюцкое гирло, соединяющее его с Курчанским лиманом, было незначительно; Курчанский же лиман, также как и лиманы Гаврюшинские и Западные, питались пресной водой через посредство ерика Курки. Вскоре после окончания восточной войны, правительство возымело мысль сделать Кубань судоходной рекой и учредить по ней пароходство, как для облегчения сбыта продуктов вниз по Кубани, так и, главным образом, для доставки вверх по ней провианта для войск. Для сего прочистили русло совершенно почти уже засорившегося ерика Переволоки,* соединявшего Кубань с Ахтанизовским лиманом, и, дабы пустить в него больше воды, забили, отделявшийся выше его от Кубани, ерик Курку и некоторые другие. Предположенной цели достигли вполне: вода устремилась с большей силой по Переволоке, Ахтанизовский лиман из солонцеватого обратился в пресноводный, Темрюцкое гирло обратилось в реку с чрезвычайно быстрым течением, и в самом Курчанском гирле течение усилилось. Таким образом одно из прежних устьев Кубани было восстановлено и древний город Фирамбе, лежавший, по изысканиям археологов, на неширокой полосе земли, отделяющей Ахтанизовский лиман от Азовского моря, мог бы вести свои торговые дела со внутренностью страны прежним водяным путем. Но надолго ли? Пароходство не удалось. Стоивший больших денег пароход оказался совершенно неудобным для плавания по Кубани, между прочим, по своей чрезмерной длине. Сделав несколько рейсов, во время которых, как рассказывают очевидцы, должны были на крутых поворотах реки заворачивать его волами, он остался без всякого употребления и теперь предназначен к продаже с аукционного торга. Провиант продолжал доставляться сухим путем или на дубах; сплавливать по Кубани оказалось нечего; торговый и портовый город Темрюк, заведенный при Темрюцком гирле, на месте прежней Темрюцкой станицы, и долженствовавший как бы заменить древний Фирамбе, оказался торговым и портовым только по имени, потому что не только торговли, но и порта у него нет, так как суда должны останавливаться в открытом море за Курчанским гирлом, да и самое сообщение по мелкому Курчанскому лиману даже на дубах затруднительно. Поэтому жители нового торгового города принуждены заниматься землепашеством, на нанимаемой у казаков земле. Но для нас важно в настоящем случае не это, а те изменения в естественных условиях страны и, вследствие их, в здешнем рыболовстве, которые произошли от прочищения Переволоки и забития Курки. Усиление течения в Переволоке, в Темрюцком и в Курчанском гирлах привлекло сюда красную рыбу, и красноловье в первом из этих гирл несомненно усилилось, может быть увеличилось оно и в море на Поповической косе, где в последнее время завелись три крючные завода. Также замечают, что в последние три-четыре года количество красной рыбы увеличилось, и с самой Кубани до самого Екатеринодара и выше, и ее стали ловить там крючковой снастью. Но зато лов белой рыбы в Гаврюшинских лиманах почти совершенно упал. По недостатку точных данных нельзя решить, вознаграждается ли одно другим, и хотя казаки утверждают, что нет, однако — может быть — в этом нельзя давать им полной веры, так как им вообще не нравится вся эта операция, особливо же заведение на их земле нового города, который требует для себя и земли и права на рыболовство в водах, принадлежавших доселе исключительно казакам. Как бы то ни было, пока нельзя еще, кажется, назвать этого искусственного изменения в системе здешних вод абсолютно вредным, даже с исключительно рыболовной точки зрения. Мало того, если бы удалось завести здесь судоходство и пароходство, то сделанное изменение в русле следовало бы признать весьма полезным даже и в том случае, если бы оно в еще большей степени повредило рыболовству, так как это изменение вызвало бы развитие, в при- и закубанском крае, земледельческого и других сельскохозяйственных промыслов. Но, по-видимому, причины, некогда заставившие Кубань покинуть настоящий путь к морю, продолжают действовать и теперь. Переволока сильно заносит свое устье в Ахтанизовский лиман, так что нужно очень хорошо знать непрерывно мелеющий и изменяющийся фарватер, чтобы попасть в нее. Мелкосидящие дубы становятся уже на мель. Это случилось, между прочим, и с нами, так что по этой причине, а также за усилившимся в то же время противным ветром, нам вовсе не удалось попасть в Переволоку. Поэтому должно полагать, что или Переволоку занесет по-прежнему, или она засорит совершенно Ахтанизовский лиман и соединенный с ним Курчанский. Если после этого вода Кубани обратится по направлению к черноморскому устью ее, не прорыв русла Курки, то это будет уже положительно к невыгоде здешнего рыболовства, ибо Черное море не так рыбно, как Азовское, и по своей солености не заключает тех пород рыб, которые идут на пресную воду для метания икры. Тогда пришлось бы снова пустить воду в Курку. Таким образом, хотя нельзя прямо утверждать, что прорытие Переволоки и забитие Курки были положительно вредны для рыболовства, однако же, сказанное может служить примером того, как осторожно надо поступать при изменении естественного направления здешних вод. — Гораздо разительнейший пример представляет забитие ериков, берущих свое начало из Притоки и из Ангелинского ерика и доставляющих пресную воду в Сладковские и в Ахтарские лиманы.

Забитие ериков ачуевским откупщиком. В половине сороковых годов получил в Черномории чрезвычайную силу один офицер черноморского войска, А. Л. Посполитаки, который, пользуясь потворством начальства, забрал совершенно в свои руки всю промышленность этой страны; особливо же тяжело лежал гнет его на здешнем рыболовстве, как это увидим ниже в подробности. В 1846 году он взял на откуп ачуевский завод и — с одной стороны — желая, может быть, усилить течение воды в Протоке (в чем, в сущности, никакой надобности не было, как это скоро показал опыт), а с другой (и это главное) имея в виду разорить лов в Сладковских и в Ахтырских лиманах, который был в то время там, как и во всем почти остальном Черноморье, на откупу у другого, и тем уничтожить грозившую ему с этой стороны конкуренцию, т. е. совершенно монополизировать в своих руках здешнюю рыбу; — он потребовал забития множества ериков, вытекавших как из Протоки, так и из Ангелинского ерика. Желание его, служившее тогда в войске законом, было немедленно исполнено, и казаки должны были собственными руками и даже на собственный свой счет уничтожать один из главных источников своего благосостояния. 700 человек, при одном штабе и трех обер-офицерах, были командированы на своем коште для забития этих ериков, вносящих жизнь во всю страну не только потому, что на притоке доставляемой ериками пресной воды основывается весь ход рыбы в лиманы, но еще и потому, что ерики поддерживают влажность в плавнях, доставляющих столь необходимый в здешней местности тростник. Для этой же самоубийственной цели было наряжено, все на счет войска, 100 подвод и 10 плугов и отпущено даром 1,000 дубовых десятиаршинных бревен из войскового леса. Работы эти производились два месяца и 70 ериков, с одной левой стороны Протоки, были забиты. Но не позже следующего года, как только Посполитаки удалось взять на откуп на 8 лет не один ачуевский завод, а все Черноморье, он приступил к ходатайству разрыть четыре главных ерика и, не дождавшись даже успеха ходатайства, начал самовольно разрывать их. Мало помалу и прочие ерики были или разрыты или просочились сами и начали по-прежнему течь. Когда окончился срок содержания на откупу всего черноморского рыболовства Посполитаки, то промышленность эта была объявлена вольной, и за последним остался опять один только Ачуев. В первое время Посполитаки не думал забивать ериков, но когда начальство, вняв, наконец, жалобам казаков, потребовало исполнения закона об оставлении свободного прохода рыбы в ачуевском участке Протоки, загораживавшемся прежде с берега на берег вентерями, — то управляющий наследников Посполитаки снова возобновил свои домогательства о забитии ериков, и опять до 37 ериков было забито, но по счастью три главных было оставлено для существования Сладковского участка. Теперь же управляющий стал просить войсковое правление о забитии и этих последних; — чем это дело кончилось, мне пока неизвестно. Ежели и эти ерики будут забиты, то сладковское рыболовство не долго продержится в своем теперешнем блеске. Этот участок постигнет та же участь, которая отчасти постигла уже лиманы Ахтарские. Те из них, которые наиболее вдались внутрь страны, — так называемые Рясные, — совершенно почти высохли от недостатка в притоке пресной воды; а они-то более других лиманов Ахтарской группы важны для размножения рыбы. Правда, рыба стремится еще и теперь в Ахтарское гирло, (хотя и в очень небольшом, против прежнего, количестве), но удобных мест для метания икры в этой части Черноморья она уже не находит. А между тем в протоке, при нашем посещении ее, даже в настоящее время, когда после нескольких сухих годов вода в Кубани вообще уменьшилась, был такой избыток в воде, что берега затоплялись, и слишком быстрое течение было скорее препятствием, чем подспорьем для рыболовства. Что этот излишек мог бы по-прежнему стекать без всякого существенного ущерба для ачуевского лова в Рясные лиманы, это доказывается главнейшим образом тем, что промышленники из казаков, занимающиеся рыболовством в той же Протоке выше ачуевской границы, со своей стороны нисколько не восстают против отворения некоторых ериков, как из Протоки, так и из Ангелинского ерика. Можно полагать, если бы ерики были открыты, то Рясные лиманы приобрели бы прежнюю свою славу, и размножение рыбы было бы обеспечено и в этом, столь важном, участке Черноморья.

Противоположность интересов между ачуевским откупом и прочими рыбопромышленниками Черноморья. Из сказанного с достаточной ясностью видно, какую первостепенную важность, для будущности рыболовства на всем пространстве Черноморья, имеет естественное и справедливое распределение пресной воды по группам лиманов, посредством ериков, и что главнейшим препятствием к этому служит существование ачуевского откупа, интересы которого совершенно противоположны интересам рыбопромышленников в остальном Черноморьи. Происходящие из этого непрерывные ссоры между обеими враждующими сторонами, не за ерики только, но еще более за беспрепятственный пропуск рыбы, служат причиной взаимного озлобления, так что откупщик часто требует известных мер не столько из видов действительной и прямой пользы для себя, сколько единственно из желания нанести вред своим противникам, — вред, который, впрочем, уже тем для него полезен, что с ослаблением рыболовства в двух главных, после Ачуева, участках Сладковском и Ахтырском, уменьшается опасная для него конкуренция. Прежде, когда ачуевский промысел основывался главнейше и даже почти исключительно на красноловье, конкуренция Сладковского и Ахтарского участков, где ловили почти исключительно белую рыбу — сулу и тарань, не имела особого значения в глазах откупщиков; но теперь иное дело, так как откупщики обратили внимание на приготовление менее ценных рыб и стараются, как увидим далее, переманивать к себе с Ахтарского и Сладковского участков, так называемых спетчиков, т. е. мелких промышленников, скупающих, по наперед условленной цене, тарань у ловцов и на свой счет уже приготовляющих ее.

Противоположность интересов между рыбопромышленниками в разных группах лиманов, а также между рыбной и некоторыми другими промышленностями. Указанная противоположность интересов, между ачуевским откупщиком и прочими рыбопромышленниками Черноморья, хотя и составляет главнейшую, однако же не единственную причину споров о направлении, которое должно дать притоку пресной воды в лиманы. Занимающиеся рыболовством в разных группах и даже в разных частях одной и той же группы лиманов тоже нередко хлопочут о забитии или об отворении того или другого ерика. В настоящее время Сладковские лиманы сообщаются с морем посредством Рубцовского гирла, прорытого водой взамен прежнего, более широкого, к юго-западу от него лежавшего, Сладковского гирла, засыпанного песком во время сильной бури. Рубцовское гирло открывается из Сладковского лимана как раз против того места, где в него впадает Черный ерик, вытекающий из так называемых Верхних лиманов, в свою очередь питающихся посредством ериков, вытекающих из Протоки. От самого Рубца вдоль всего правого берега лимана и на значительном расстоянии вверх по Черному ерику стоят почти сплошным рядом рыболовные заводы. Сладковский лиман соединяется с южнее лежащим Горьким, имеющим, как показывает самое имя его, незначительный приток пресной воды. Несколько лет тому назад прорвалось из Верхних лиманов новое гирло, названное Прорвой, с которым Горький лиман получил, таким образом, непосредственное соединение. Вследствие этого и Рубцовское гирло, и сам Черный ерик стали мелеть, так что главный лов вместе с главным притоком пресной воды грозил перейти из Сладковских лиманов в Горькие. Поэтому все сладковские промышленники стали добиваться забития Прорвы, что и было исполнено по их желанию. Хотя это и было неприятно некоторым промышленникам, однако же, забитие Прорвы нельзя не считать вполне основательным, так как падение значительного числа заводов и перенесение их на новое место были бы сопряжены с большими и совершенно напрасными издержками. Кроме этих рыболовных интересов, в эти тяжбы о ериках замешаны еще и некоторые другие, хотя и несравненно менее важные, но все же усложняющие это, и без того уже сложное, дело. Так некоторые станицы хлопочут о забитии некоторых ериков потому, что последние своими разливами затрудняют сообщения и заставляют строить через них мосты или проводить по затопленным низменностям гати. Нередко такие хло­поты удаются, и из-за лени одной станицы уничтожается целая рыболовная местность. Но ерики не только забиваются, а иногда и вновь прокапываются, — именно для разведения леса. Это делается таким образом. Какую-нибудь низменность, лежащую вблизи реки или ерика, соединяют с ним небольшим каналом или просто рвом; вода по нем устремляется и затопляет низменность, а вместе с водой уносятся и падающие в реку семена растущих по берегу ее ив, и в скором времени разрастается лес из этих, быстро принимающихся и любящих влажность, деревьев. Но вода часто устремляется с значительной силой в открытое ей отверстие и образует новый ерик, отвлекая иногда значительное количество воды из такого рукава, который необходим для питания какого-нибудь лимана.

Важность разумного и справедливого распределения пресной воды посредством ериков. Все эти побочные цели не могут идти, по важности своей, ни в какое сравнение с рыболовством, тем более, что в этой отрасли промышленности имеет право участвовать все войско, и в большинстве своем действительно участвует. Подобно тому, как в странах, где земледелие основано на орошении полей, (как, например, у нас в Закавказье), равномерное и для всех безобидное распределение воды по каналам справедливо обращает на себя внимание правительства и составляет один из главных предметов его заботливости, в видах ограждения и развития земледельческой промышленности, так точно и здесь, естественное и справедливое распределение притока пресной воды в интересах рыболовства должно иметь преимущественно в виду при устройстве здешнего рыбного хозяйства, как с целью равномерного распределения выгод от этой промышленности меж­ду различными частями Черноморья, так еще более с целью обеспечения размножения рыбы на воз­можно дольшее время, т. е. пока само собой не произойдет ничем уже неотвратимое, невыгодное для рыболовства изменение в естественных условиях страны. Для этого существует, по моему мнению, только два средства: 1) прекратить противоположность интересов между вольными черномор­скими промышленниками и ачуевским откупом, уничтожением сего последнего и отдачей вод, ко­торыми он доселе пользовался в общее и свободное для всех кубанских казаков пользование, на тех же основаниях, как и прочие рыболовные воды Черноморья; и 2) предоставить право забития и отворения ериков и вообще хозяйственного распоряжения распределением притока пресной воды, по всем ерикам и лиманам, самому обществу рыболовов, в руках которого, наконец, после стольких неудачных и обременительных для войска систем управления, вот уже три года находится заведывание черноморским рыболовством. Я не стану пока еще входить в развитие этих положений, как потому, что без предварительного знакомства с хозяйственным устройством кубанского рыболовства, они не вполне понятны, так и потому, что, для улучшения здешнего рыбного хозяйства и во многих других отношениях, мне придется настаивать на пользе и даже на необхо­димости принятия, между прочим, и двух только что изложенных мер за главные, т. е. за такие, на которых должна быть основана рыбная промышленность Черноморья. При этом замечу только, что в главнейших ериках могут быть устроены шлюзы так, чтобы только избыток воды спус­кался из Протоки в лиманы. Ежели само общество рыболовов будет распоряжаться этим распределением воды и если притом ачуевский участок поступит в общее для всех пользование, то нельзя будет опасаться, чтобы было поступлено несправедливо в отношении к какому-нибудь из противоположных интересов, если только каждый из этих интересов будет иметь соответствующее их важности число представителей в том собрании или комитете, который будет признан за законный орган общества рыболовов и которому будет поручено все управление этой отраслью про­мышленности в Черноморьи.

Характер морского прибрежья и влияние его на способы лова. Если теперь от внутренних вод Черноморья, рукавов Кубани, ериков и лиманов обратимся к морю, омывающему берега его, то и тут найдем многие выгодные для рыболовства условия. Берег этот, как мы видели, на большей части своего протяжения низмен и песчан; соответственно этому, и дно морское, начиная от берега, медленно и почти равномерно понижается, так что вода достигает двух саженой глу­бины обыкновенно не ближе двух или трех верст. Такое прибрежье составляет как бы одну непрерывную тоню, и поэтому как бы само вызывает на употребление невода — любимого рыболовного орудия русских и, без сомнения, сравнительно самого удобного и уловистого. Словом: сравнительно я хочу здесь сказать, что там, где местность благоприятствует употребление невода, им заловится с меньшим трудом и в меньшее время больше рыбы, чем каким бы то ни было другим орудием в таком месте, где по местным условиям невод не может быть употреблен. Говоря об употребление неводов в Белом море, я коснулся мнения некоторых иностранных ученых и имен­но знаменитого шведского натуралиста Нильсона о вреде, который приносит это орудие, раздавливая, идущей по дну и загруженной каменьями нижней подборой, выметанную икру и портя самую местность, пригодную многим рыбам для метания икры, чрез выдирание морских трав. Я уже говорил как ничтожно значение, которое должно приписывать этому обстоятельству в Белом море; в Азовском же оно совершенно не имеет никакого значения, так как здешние рыбы в море икры вовсе не мечут; в лиманах же для неводной тяги выбирают лишь места чистые; места же, заросшие травами, оставляются, намеренно или ненамеренно, рыбе, для беспрепятственного ее размножения.

Порядок хода рыбы и основанного на нем лова. Прежде, чем оставим этот отдел отчета, мы должны сказать еще несколько слов о времени метания икры и вообще о временах хода здешних рыб в реки, так как этим определяется время лова различных пород. Начиная с ран­ней весны и почти без перерыва до поздней осени, та или другая порода рыб приближается к берегам и входит в лиманы и в реки Черноморья для метания икры. Так как при этом рыбы подходят к берегам несколько ранее начала самого метания икры и так как, сверх того, они, будучи пресноводными, могут безразлично жить в солонцеватой воде моря и в пресной воде рек и лиманов, а потому заходят в эту последнюю и для целей питания, — то рыболовство в Черноморье производится почти круглый год, без перерыва, изменяясь только в степени своей зна­чительности. В конце июня, или даже в начале июля, совершенно перестает идти красная рыба. В Темрюцком гирле вынимают вентеря (которыми здесь ловят красную рыбу) в конце июня; в половине этого месяца лов уже столь незначителен, что пять, шесть рыб, попавшихся в течение суток в здешний вентерь, занимающий своими крыльями ⅔ ширины реки от поверхности до дна, считается уже за посредственный улов. В откупном участке Протоки прекращают лов 10 июля. В это глухое для рыболовства время начинают идти сазан и сом, составляющее почти единствен­ный предмет летнего, так называемого меженного, лова. Он продолжается с половины или с на­чала июня до октября. Главное же для сего время — конец июня и июль. Обе названные рыбы идут более в южную половину Черноморья, начиная от реки Протоки; но сазан, как рыба по преиму­ществу лиманная, всего более идете в Сладковский участок, сом же в оба главные кубанские ру­кава: Протоку и Курчанское гирло. Он подходит, впрочем, в довольно значительных количествах и к Долгой косе на пути в устья Дона или Кубани. С половины августа снова начинает появ­ляться красная рыба в Бугазском и в Курчанском гирлах, в Протоке и на косах Долгой и Камышеватой, но еще в очень небольшом количестве, более же в сентябре. С сентября же начинает идти и сула; все увеличиваясь в количестве, ход ее продолжается всю зиму и весну до на­чала мая; он достигает наибольшей густоты в апреле, когда эта рыба мечет икру. Сула расхо­дится повсюду, но всего более в Сладковские лиманы. В октябре и в ноябре идет шемая пре­имущественно в Протоку. С января (или — как здесь говорят — с того времени, как воду освя­тили) появляется тарань, но главный ход ее в марте, когда она мечет икру. Красная рыба зи­мой в реки не идет, но у берегов она ловится всю осень, а также и зимой там, где лед твердо становится, т. е. преимущественно у косы Долгой. Главный ход этой рыбы начинается в конце апреля и в первой половине мая.

Влияние ветров на изобилие уловов. Относительно красной рыбы замечают, что изобилию ее в водах Черноморья способствуют восточные, т. е. выгонные, ветры, при которых образуется те­чение из Азовского моря в Черное чрез Керченский пролив. Рыбаки повсеместно приписывают ветрам большое влияние на удачу лова и объясняют это тем, что ветры нагоняют или отгоняют рыбу как бы механически. В справедливости самого факта, т. е. влияния ветров на величину улова, нельзя сомневаться, потому что он основывается на показаниях людей, не только имевших полную возможность наблюдать его, но и по самому существу своего промысла вынужденных постоянно обра­щать самое тщательное внимание на направление ветров; что же касается до самого объяснения этого факта, то оно совершенно не достаточно. Правда, стоя на берегу моря, весьма легко придти к мысли, что сила, воздымающая целые водяные холмы и гонящая их, по-видимому, на берег, должна непременно оказывать подобное же действие и на рыбу, плавающую в этой воде, должна загонять ее туда же, куда она, по-видимому, загоняет непрерывные ряды валов; но стоит только посмотреть на чайку или другую какую водяную птицу, сидящую на волне и без малейшего усилия остающуюся на одном и том же месте, а только приподнимающуюся и опускающуюся вверх и вниз, — чтобы убедиться, что при волнении только одна форма, а не вещество волны, получает поступательное дви­жение, и что поэтому ветер вовсе не гонит перед собой воды, или, по крайней мере не гонит ее с такими быстротой и силой, как это кажется глазу, а, следовательно, и подавно не может гнать рыбы. Однако, если ветер долго дует в одном и том же направление, то он возвышает наконец воду, особливо во вдавшихся далеко в материк заливах, из чего должно заключить, что он не ограничивается произведением одного колебательного движения воды, но дает ей и некоторое поступательное движение, что объясняется толчками, которым должен подвергаться от ветра под­нятый над общим уровнем моря водяной бугор и преимущественно вершина его. Но происходя­щее от этого морское течение очень слабо, гораздо слабее медленно текущих рек. Можно ли по­этому подумать, чтобы рыбы, так легко плывущие против течения самых быстрых рек, позволяли носить себя по произволу этих слабых морских течений. Поэтому, причину действия ветров на улов надо искать не в простом, так сказать — механическом, их действии, а в некоторых побочных результатах, сопровождающих его. Так, в занимающем нас случае, отгонные восточ­ные ветры должны позволять пресной воде, вытекающей из Кубанских гирл, давать чувствовать себя далее в море, чем обыкновенно; а пресная вода должна привлекать к себе красную рыбу, так как последняя именно и ищет ее. Благоприятное действие восточных ветров становится та­ким образом вполне понятным и в высшей степени вероятным; но гонит в этом случае рыбу не механическая сила ветра, а инстинкт рыбы, для которой выгнанная ветром пресная вода служит приманкой.

Из этого общего порядка хода рыб случаются, однако, довольно часто исключения. Так, например, в 1864 году на Ясенской косе весенний лов тарани и сулы был очень плох, но та и другая рыбы показались в мае и в июне, и в эти месяцы наловлено было на 11 здешних заводах до 100.000 штук второй и до 500.000 первой. Тоже было замечено и в другой части Азовского моря, на Белосарайской косе, где в половине июня вытягивали тони, доставлявшие от 500 до 1000 пудов, что чрезвычайно много для лова в открытом море не во время хода рыбы. Таким образом, круглый год рыболовство здесь не прекращается. Но главные ловы бывают с июня по половину августа — сома и коропа, в октябре и ноябре — шемаи, в конце февраля и в марте — тарани, в апреле — сулы, в конце апреля и начале мая — красной рыбы. На сколько, од­нако же, весенний период хода рыбы значительнее осеннего, это можно видеть из нижеследующего сравнения величины пошлин с уловленной рыбы, собиравшихся во время весенних и осенних полугодий:

 

Годы Весенний сбор.

С 1-го января по 1-е июля

Осенний сбор.

С 1-го июля по 1-е января

Отношение осеннего сбора к весеннему
Рубли Коп. Рубли Коп.
1855 4016 78 ½ 1845 54 ¼ 10 : 22
1856 9404 93 ½ 2752 49 10 : 34
1857 13.474 92 ½ 3034 65 ¾ 10 : 44
1858 17.359 58 ½ 4399 57 ½ 10 : 39
1859 23.912 56 4938 25 ¾ 10 : 49
1860 28.618 25 3588 12 ½ 10 : 80
1861 27.692 57 ¼ 2286 31 10 : 121

 

Первый 1855 год был годом войны. В 1856 мир был заключен только в конце марта, так что осенний лов мог быть произведен с большим успехом, нежели весенний; из остальных же годов пошлина с осеннего лова ни разу не превосходит четверти с весеннего. Если бы вместо пошлин мы имели сведения о самых уловах, то преимущество весеннего лова пред осенним выказалось бы еще сильнее, ибо весной ловятся огромные массы тарани, на которую наложена самая ничтожная пошлина, тогда как осенью ловятся только более ценные рыбы: красная, сула и шемая.

Метание икры красной рыбой. О времени и условиях метания икры белой рыбой было уже сказано выше (когда речь шла о распределении притока пресной воды по различным частям кубан­ской дельты); поэтому здесь я ограничусь некоторыми замечаниями лишь относительно красной рыбы. После исследований г. академика Бэра и после прямых наблюдений, сделанных г. Северцовым в Урале посредством драги, не может уже быть ни малейшего сомнения в том, что осетровые по­роды идут метать икру, не только непременно на пресную, но по возможности и на текучую воду, и сверх того стараются отыскивать твердое дно, преимущественно мелкий камешник. На Кубани опытные и наблюдательные рыбаки в этом и не сомневаются, ибо не имеют повода к сомнению в каком-нибудь ложно понятом интересе. Достоверно, однако же, что изо всех пород красной рыбы только одна севрюга идет в Кубань в значительном количестве. Что заставляет осетров и белуг избегать этой реки, — для меня остается совершенно необъяснимым. Правда, и в бассейне Каспийского моря мы видим, что известные породы красной рыбы предпочитают известные реки другим (как, например, севрюга Куру, а осетры Сифид-руд), но все же там это явление не представляется с такой исключительностью, как здесь. Что касается до севрюги, то она поднимается вверх по Кубани до самого впадения Лабы и выше, равно как и в самую Лабу; здесь-то, на дне, состоящем из гладких камешков, в быстро текучей воде, мечет она икру. Однако же, если она не успеет достигнуть этих мест, то — по словам опытных рыболовов — выпускает икру и ниже, даже в самой еще Протоке, хотя в ней и нет твердого дна; но в таком случае рыба выбирает или затонувшие карши, или ямы, куда сносятся быстрым течением попавшие в воду каменья. В таких местах случалось рыбакам вытаскивать камни с налипшей на них икрой. В лиманах случалось вылавливать и мелких севрюжьих мальков, очевидно зашедших туда из Протоки, с ко­торой лиманы соединены посредством ериков, ибо в самые лиманы взрослая красная рыба не заходит, а в самой Протоке таких мальков не случалось видеть, по той весьма простой причине, что неводного и даже сетного лова в ней не производится иначе, как осенью, во время хода шемаи, когда севрюжьи мальки уже удалились из реки в море. С другой стороны, несмотря на постоян­ную почти тягу неводов вдоль всех берегов Черноморья, мне не случалось слышать, чтобы в эти невода где-либо попадались самые крошечные севрюжки, хотя, по причине густоты залавливаемого косяка, они легко могли бы задерживаться в неводе (столь же мелкие рыбки из других пород задерживаются в неводах). Но зато севрюжки в ½ аршина длиной очень часто попадаются в невода на косах Долгой и Камышеватой, где мне случалось это самому видеть,* но это рыбки, по крайней мере, годовалые и потому должны были уже оставить реки. Таких севрюжек в свою оче­редь не попадается в реках, где они должны же были бы заходить в вентеря и в коты, сквозь промежутки которых не могли бы уже проскочить, если бы там водились. Сообразив все эти факты, мы должны придти к убеждению, что и в Кубани, точно также как в Волге, Куре и Урале, севрюга мечет икру, выведшиеся же мальки ее скоро уходят в море и возвращаются в реку не ранее своего совершеннолетия.

 

 

Б. Исторический взгляд на Кубанское рыболовство

 

Необходимость подробного изложения перемен, которым подвергалось устройство кубанского рыболовства. После очерка естественных условий низовьев Кубани и прилегающей к ним части моря, нам следовало бы перейти к описанию устройства кубанского рыбного хозяйства; но настоящий порядок его, существующей всего только третий год,* так еще нов, что не успел установиться; к тому же, в настоящее время в центральном управлении иррегулярными войсками составлен проект нового положения, а в ответ на него местное начальство представило свои предположения, во многом расходящиеся, как с этим проектом, так и с нынешним порядком дела. Эта нетвердость начал здешнего рыбного хозяйства заставляет меня обратить внимание не только на настоящую ор­ганизацию кубанской рыбной промышленности, но и на предшествовавший порядок вещей, а также и на проектируемые вновь перемены, дабы таким образом иметь возможность основательнее обсудить характер здешнего рыбного хозяйства и предложить со своей стороны мнение, как о настоящем устройстве здешнего рыболовства, так и об изменениях, сделавшихся в нем необходимыми. По­этому я начну с исторического обзора развития здешней рыбной промышленности.

Из времен, предшествовавших русскому владычеству в здешнем крае, известно только то, что запорожцы еще задолго до того времени, когда восточное прибрежье Азовского моря должно было сделаться их новым отечеством, приходили сюда вооруженными толпами ловить рыбу и доходили даже до кос Ейской, Долгой и Ясеневой, оставаясь тут по целым годам и ведя беспрерывно распри с местными жителями, ногайцами и донскими казаками (см. Скальковский «Опыт стат. опис. Новорос. края» стр. 406). У настоящих тогдашних владетелей этого края, турок, также было уже значительное рыболовство, при устье Протоки, именно в Ачуеве. Когда в 1783 году страна эта, одновременно с Крымом, подпала под власть России и была присоединена к Таврической губернии, богатые ачуевские ловли были подарены князю Потемкину. Указом 30-го июня 1792 года Импера­трица Екатерина отдала вновь приобретенную страну бывшим запорожским казакам, которым был сделан вызов селиться туда еще за пять лет до этого. Как с берегов Дуная, куда многие из запорожцев ушли после уничтожения Сечи, так и из Малороссии, переселились они сюда, под именем черноморских казаков, в числе 12,000 душ мужского пола. Тогда же Потемкин, вписавшийся в число черноморцев и причислившийся к Васюринскому куреню, подарил войску ачуевские ловли и 40,000 руб. на построение в Ачуеве церкви, там и поныне существующей. С самого этого времени ачуевские воды считаются общей войсковой собственностью и состоят на особом от прочих вод Черноморья положении, а потому и должны быть отдельно от них рассматриваемы.

История ачуевского рыболовства. Между тем, как лов во всех прочих водах Черноморья был всегда производим казаками в личную выгоду промышленника, с платой лишь некоторой пош­лины в пользу войска, — лов ачуевский составлял всегда, так сказать, войсковую регалию.

Ачуевский лов составляет служебную повинность казаков до 1834 г. В начале пользовалось войско ачуевскими водами следующим образом. От войска наряжалась партия казаков, как на службу, под начальством особых смотрителей, которая должна была ловить и солить рыбу, приготовлять икру, клей, вязигу и жир. Партия эта носила название ватаги. Приготовленный товар ватага сдавала откупщику, заключавшему с войсковой канцелярией ежегодный контракт с 1-го января по 1-е октября и принимавшему на себя обязательство брать товар по наперед определенной цене. Предметом такого контракта были впрочем, не все продукты рыболовства, а только те, в выгодном сбыте которых откупщик не сомневался, а именно: красная рыба, икра, клей, вязига, сом, сомовий клей и жир, вытопленный из внутрен­ностей судака. Эти предметы должны были непременно все поступать к откупщику; на сторону же до­зволялось, без спроса у откупщика, продавать рыбу лишь по мелочам, не более пуда; кроме того, всем ватажным казакам разрешалось брать себе каждому в год по 20 ф. рыбы, но не иначе, как чалбухом, т. е. яловой севрюгой, и по 15 ф. икры, да на войско (т. е. войсковое начальство) сколько потребуется икры и рыбы. На судака же и на судачью икру откупщик обязательства не брал, а только выговаривал, что и этот товар должен ему быть отпускаем в том случае, если это покажется ему выгодным и он заблаговременно о том известит. При этом на сулу и уговорных цен не было, а откупщик обязывался принимать ее по тем же ценам, по которым она будет продаваться на волю, и то лишь известное количество; в контракте 1809 года, например, не более 200,000 штук. Это показывает, что в то время сбыт даже сулы, считающейся теперь главным богатством Черноморья, был очень невелик и совершенно не обеспечен; о тарани же и вовсе не упоминалось. Откупщик обеспечивал себя самыми точными и до мелочей доходящими условиями в том, что продукты будут приготовлены ватагой со всей тщательностью: «прочным, чистым и самым лучшим экономическим образом; так чтобы чрез нерадение ватаги не могло последовать гнилости, а особливо, чтобы икра севрюжья, мешочная сделана была не горькая, не вонючая и в пищу человеческую способная». Таким же образом принимались откупщиком предосторожности и против того, чтобы не быть обманутому в весе. Ватага должна была из солил рыбу складывать в кучи или яруса, и оттуда только на восьмой день по вынутии из солил носить на тереза (весы), но не в ненастный день, и держать притом рыбу за один бок, — все это для того, чтобы рассол стекал, и в рыбе не оставалось лишней влажности.

О том, как велик был доход, достававшийся войску, и сколько вылавливалось рыбы, к сожалению, я не мог отыскать сведений. В сохранившемся контракте за 1809 год означены, по крайней мере, цены, по которым откупщик должен был принимать товары. Цены эти по всей вероятности, не очень много ниже цен вольных, существовавших в то время,

Название продуктов Цена за пуд
Ассигнациями Серебром по курсу за 1810 год*
Рубли Коп. Рубли Коп.
Севрюга 1 10 36 ⅓
Севрюжья икра 5 25 1 73 ¼
Клей красной рыбы 50 16 50
Вязига 5 60 1 85
Сом 50 16 ½
Сомовий клей 6 50 2 14
Казенное ведро
Жир сулиный 1 27 42
Икра сулиная 50 16 ½

 

Из того, что в контракте этом вовсе не упоминается об белуге и осетре, мы должны за­ключить, что этих рыб и тогда также мало шло в Протоку, как и теперь, и что морского лова в то время не производилось, — ибо иначе осетр по крайней мере не мог бы быть пропущен в договорных ценах.

Такой способ пользования ачуевскими водами, вероятно заведенный по причине трудности иметь в то время в Черноморьи достаточное число вольных работников, продолжался до 1834 года, на­чиная с которого воды стали уже постоянно отдаваться в настоящее арендное содержание по кон­трактам, заключаемым до 1846 года в сенате, а с этого времени — в войсковой канцелярии Черноморского (ныне Кубанского) войска, так что содержатели уже на свой счет ловили и приготовляли рыбу, внося за это определенную в контракте сумму.

Ачуевский лов на откупу. В первый раз воды были сняты на 4 года, с 1-го октября 1834 по 1-е октября 1838 года, на имя рыльского 3 гильдии купца Пашутина; но заключал контракт и заправлял всем делом, давно уже знакомый со здешним рыболовством, курский 3 гильдии купец Антимонов, который еще в 1809 году по контракту покупал ачуевскую рыбу ватажного приготовления. Этот откуп состоялся за 75,000 руб. асс., или, считая по тогдашнему казенному курсу се­ребряного рубля (3 руб. 60 коп. асс.), за 20,833 руб. 33 коп. сер. Второй и третий откупа держал, с 1-го октября 1838 года по 1-ое октября 1842 года и с этого срока по 1-е октября 1846 года, таганрогский первой гильдии купец Бетхер: в первый раз за 151,000 руб. асс. (41,944 руб. 44 коп. сер.), во второй за 30,000 руб. сер. С 1 октября 1846 по 1 октября 1854 года содержал Ачуев на от­купу знаменитый в летописях черноморского рыболовства войсковой старшина А. Л. Посполитаки за 30,000 руб. сер. в год. Контракт на это содержание был составлен не в сенате, а в черно­морской войсковой канцелярии, где Посполитаки распоряжался, как хотел. Откуп, как кажется, был взят без торгов за прежнюю сумму; но в откупные условия были введены статьи в высшей степени невыгодные для войска и от следствий которых оно и до сих пор отделаться не может. Тут-то было положено забить все ерики, вытекающие из Протоки и несоединяющиеся с ней вновь, и запрещено отводить воду, как из Протоки, так и из вытекающих из нее ериков. Между тем как во всех прежних контрактах откупщику только дозволялось покупать соль, где ему заблагорассудится, в том числе и с войсковых озер, соль которых, не будучи обложена казенной пошлиной, была дешевле, — Посполитаки наложил на войско обязанность непременно заготовлять для завода все то количество соли, которое он признает необходимым, и из этого, назначенного им, количества уже ни под каким видом не продавать и не отпускать никому соли, какая бы в ней ни случилась нужда войсковым жителям для домашней их надобности или для посола рыбы во всех других черноморских водах. Чтобы понять, до какой степени это условие могло быть стеснительно для черноморцев, надо знать, что соляные озера, принадлежащие войску, далеко не похожи на Эльтонское и Баскунчатское или Индерское, в которых запас соли неистощим; — ни даже на озера астраханские и крымские: в дождливые годы в них соль вовсе не садится, или садится в ничтожном количестве. Между тем соль составляет предмета дохода для войсковой казны, а потому привоз соли из других мест или вовсе запрещается, или дозволяется с разными стеснительными правилами. С 1 октября 1854 по 1 октября 1858 года взял воды керченский почетный гражданин Хаджопуло за 50,000 руб. сер. на основании предписания атамана донского войска генерала Хомутова, которому, по счастью, было подчинено в то время Черноморье по случаю высадки неприятеля в Крым. Хотя в этот раз было надбавлено 20,000 руб. сер., однако все стеснительные статьи о ериках были исключены из нового контракта; что же касается соли, то обязательство войска снабжать ею откуп­щика сохранено только на случай изобилия в ней. Но новый откуп продолжался только несколько месяцев; в мае 1855 года неприятели вступили в Азовское море и стали по своему похвальному обычаю, которого держались, как в Белом, так и в Азовском морях, жечь рыболовные заводы и вообще уничтожать как частную, так и общественную собственность, и 15 августа сожгли Ачуев. Этим контракт был сам собой уничтожен.* Но с конца сентября можно было уже снова начать лов, и до 1 января 1856 года Посполитаки взял ачуевские воды на откуп за 5,000 руб. и возобновил контракт на следующее четырехлетие до 1 января 1860 г. с платой 15,500 руб. в год, во все продолжение войны, а по заключении мира за 25,000 руб., пока не будут выстроены войском все необходимые для завода строения, на место сожженных неприятелем. По устройству же их он обязался платить по 32,500 руб. Этой последней суммы платить ему не пришлось, потому что строения эти до сих пор еще не возобновлены, и рыбу приготовляют теперь не в Ачуеве, а близь верхней границы ачуевских вод на Мало-Слободском заводе. С 1 января 1860 года Посполитаки взял опять воды на откуп по 1 января 1868 за 50,100 руб. с обязательством выстроить на свой счет все необходимые для завода строения, которые в числе 19 и перечислены в контракте, с правом, однако же, возвести эти строения тогда, когда ему заблагорассудится, лишь бы они были готовы к концу откупа, почему до сих пор к ним кажется, еще и не преступлено. Между тем сам Посполитаки умер, и содержание ачуевских вод перешло к его наследникам. В этом контракте вписаны уже условия на случай войны, именно: с прекращением свободного плавания русского флота на Черном море, откупная плата сбавляется на половину, с прекращением же плавания и по Азов­скому морю, откупщик совершенно освобождается от всякой платы и лов прекращается; если же, несмотря на то, он пожелает продолжать лов, то платит только треть откупной суммы. Хотя и этот контракт, — вопреки точному смыслу статьи 432 Св. зак. XII т. Устава о благоустр. в казен. селен., по которой ачуевский рыбный промысел должен быть отдаваем с торгов в правительствующем сенате, и был заключен в войсковой канцелярии; но при заключении его времена уже были не прежние. О ериках ничего на этот раз не упомянуто, хотя, как мы видели, управляющий заводом и теперь не перестает хлопотать о забитии их; соль же войско обязалось поставлять лишь в том случае, когда не только, за удовлетворением потребностей для народного продовольствования, будет оставаться запас ее, но и войсковое начальство найдет возможным удовлетворить требование откупщика.

Недостаток мер для свободного пропуска рыбы через откупной участок. Ни в одном из контрактов, по которым в течении 30 лет отдавался Ачуев на откуп, черноморцы не вы­говорили себе свободного пропуска рыбы вверх по Протоке, к великому ущербу не только производящим лов на этой реке выше откупной границы, но и самого размножения красной рыбы, для которой эта река составляет главный путь в Кубань. В первых трех контрактах вовсе ничего не сказано о снастях, которыми бы дозволялось или запрещалось ловить; в контракте же 1846 года Посполитаки выговаривает себе право вводить новые орудия и способы лова, какие ему заблагорассудится, с глухой лишь оговоркой, чтобы они не были противузаконны. Из этого заключить можно, что до сего времени единственным правилом в этом отношении было не отступать от существующего порядка, как бы он, впрочем, ни был вреден для дела. В последующих контрактах это уже прямо принимается за основное правило; там говорится, что откупщику предоставляется право производить лов законными снастями, как до сего времени производили; если же он вздумает употреблять новые снасти, то это ему дозволяется, лишь бы они не были противны статьям 567, 568 и 569 св. зак. XII т. Устава о город. и сельс. хоз. Из этих статей только 567 могла бы считаться, если строго придерживаться ее смысла, некоторым обеспечением для пропуска рыбы вверх, ибо в ней не только запрещается употребление самоловов и других снастей, которые пре­пятствуют свободному ходу рыбы из моря в реки и снизу вверх по рекам, но в примечании, в числе этих запрещенных снастей, даже поименованы между прочим и ставные сплошные сети, к числу которых очевидно должно причислить и вентеря с крыльями, хватающими от поверхности до дна и протянутыми с берега на берег, которыми производится лов в откупном участке Про­токи. Но если придерживаться и этого строгого смысла статьи 567, все же окажется что, ею запре­щаются только сплошные сети, а как велик должен быть оставлен свободный промежуток не означено, и, следовательно, при такой неполноте закона, откупщик имеет полную возможность и даже право толковать его в свою пользу. На деле так это и было, или лучше сказать не только откупщику, но обеим сторонам, заключавшим контракт, и в голову не приходило придавать этой статье указываемый мной смысл, хотя он в ней и ясно выражен. Они полагали, что статья эта достаточно исполнялась, если не употребляли упомянутых в ней самоловов и забоек. Это видно из того, что во всех контрактах помещалась статья, которой, как бы в виде особливой уступки войсковым жителям, занимающимся рыболовством по Протоке выше откупной границы и провозящим вниз по ней свой товар для продажи, откупщик обязывался пропускать беспрепятственно эти суда, в первых контрактах два раза, а в последнем три раза в неделю. Очевидно, что если бы был какой-нибудь постоянный проход, хотя бы только узкие ворота, которые всегда суще­ствовали даже на куринском промысле и на четырех волжских учугах, то в этой статье никакой надобности не было бы. Правда, что казаки такого права откупщика на перегораживание Протоки никогда не признавали и всегда на это жаловались, но нечего и говорить, что, во время силы Посполитаки, местное начальство этих жалоб во внимание не принимало и на свободном пропуске рыбы не настаивало. Мне даже из достоверных источников известно, что тех казаков, которые слишком громко и настойчиво требовали отворения реки, — сажали в кандалы. Но и в настоящее время, когда наказной атаман граф Сумароков-Эльстон хотел сделать все возможное, для удовлетворения справедливых желаний казаков, оказалось, что он имел законное основание требовать от откупщика только, чтобы выставленные им снасти не перегораживали всей реки; но для установления ширины этого пропуска не имел другого средства, как войти в полюбовное соглашение с откупщиком, по­чему и постановили с 1864 года, чтобы 0,2 реки оставалась не загороженной для свободного прохода рыбы. Этим и должны были пока удовольствоваться, хотя всеобщее и совершенно справедливое желание состояло в том, чтобы и к откупному участку Протоки было применено правило, существу­ющее для выставки вентерей в остальном Черноморьи, по которому ⅓ реки должна всегда оста­ваться свободной. Но и это правило, об оставлении прохода в 0.2 ширины реки, даже в первый год его установления не соблюдается, как я имел случай лично убедиться. Этот проход не шире ⅛ или 1/7 части ширины реки и притом устроен у того берега, где стоят промысловые суда и производятся промысловые работы, полоскание разделанной или вынутой из солил рыбы и т. п., что не может не пугать рыбы и не отгонять ее туда, где как западня ждет ее вентерь. Здесь кстати будет упомянуть еще об одном правиле, которое принято в Черномории для обеспечения прохода рыбы вверх там, где лов производится вентерями. Эта снасть устанавливается всегда так, что одно крыло вентеря — так называемое пятное — бывает коротко, и собственно вентерь — так называемая бочка его — стоит близь одного берега; другое же крыло — бежное, гораздо длиннее и натягивается не поперек реки, перпендикулярно к течению, а косо вдоль его. Хотя бы свободный конец этого крыла и не заходил далее ⅔ ширины реки, для прохода рыбы однако же не все равно будет ли это крыло очень длинно и следовательно стоять под весьма острым углом к течению, или короче и, следовательно, будет натянуто почти что под прямым углом к нему, или почти поперек реки. В последнем случае рыба может считаться попавшейся в ловушку только тогда, когда уже очень близко подошла к горлу самого вентеря, ибо до этого, бросившись в сто­рону, легко может попасть в оставленный, для прохода ее свободный от снастей, промежуток. В первом же случае должна уже считаться пойманной, как только вошла в воронку, образуемую с одной стороны берегом, а с другой длинным бежным крылом под весьма острым углом с ним расходящимся, ибо, если бы рыба и тут бросилась в сторону, она толкнулась бы в бежное крыло и сейчас поворотила бы от него, и все более углубляясь в суживающуюся воронку, должна непременно попасть в самый вентер, и только той рыбе посчастливится попасть в оставленный для нее проход, которой против самой свободной оконечности бежного крыла удается повернуть в него. После этого понятно, что если несколько рядов вентерей стоят один за другим, то при большой длине бежных крыльев — с одной стороны, а с другой стороны — при ходе судов и производстве промысловых работ в оставленном для свободного прохода рыб промежутке, хотя бы правило о ширине этих промежутков в 1/5 ширины реки и строго соблюдалось, все-таки в сущности такая система вентерей мало бы чем отличалась от сплошной перегородки. Поэтому правила для вольных вод Черноморья не довольствуются постановлением, чтобы вентерь с своими крыльями не занимал более ⅔ ширины реки, но постановляют чтобы бежное крыло его ни в каком случае не превы­шало 12 сажень (в новом проекте эта длина назначается от 10 до 15 сажень, смотря по ширине реки), — длина, которая при незначительной ширине здешних рек (Протока, за исключением самого устья, и Темрюцкое гирло имеют от 30 до 40 сажень) весьма достаточна. В откупном участке Протоки не только на деле, но даже на бумаге, и помину нет о таком ограничении длины бежных крыльев. Нет сомнения, что правила: 1) об остановлении свободного прохода в ⅓ ши­рины реки, 2) о том, чтобы этот проход был оставляем с того берега, у которого не произ­водятся промысловых работ и 3) о том, чтобы длина бежного крыла не превышала 12 или, по крайней мере, 15 сажень, — должны быть распространены и на откупной участок Протоки; этого требуют не только справедливость к интересам ловящих выше по Протоке, но — и это главное — забота о достаточном пропуске красной рыбы вверх для метания икры. Того же требует и согласование здешних рыболовных правил с общими, имеющими быть введенными, законами Империи о рыболовстве, так как правило, чтобы ⅓ ширины реки всегда оставалась свободной для прохода рыбы, при лове ставными орудиями, предположено как для рек, впадающих в Каспийское, так и для впадающих в Белое море, а следовательно, должно быть принято и для всех прочих местностей. Но — с другой стороны — не может быть также сомнения в том, что если эти ограничения будут вве­дены в откупные условия, то откупная сумма вследствие этого значительно упадет, а исполнение этих правил при существовании откупа останется всегда более чем сомнительным. Поэтому и с точки зрения свободного пропуска рыбы вверх по реке, равно как и с точки зрения справедливого и наиболее полезного распределения притока пресной воды, уничтожение ачуевского откупа и предоставление принадлежащего ему участка в общее и свободное пользование всех кубанских казаков, на одних с прочими водами Черноморья основаниях, представляются одинаково желательными. Если же войсковое начальство захочет на будущее время сохранить откуп и в тоже время постановить правила для пропуска рыбы вверх, без чего самый источник дохода должен непременно оскудеть, то лишившись части своих доходов чрез уменьшение откупной суммы, оно все же не достигнет своей цели, ибо никогда не будут в состоянии уследить за своекорыстными действиями откупщиков.

Границы Ачуевского откупного участка. Мы окончили исторический обзор всех изменений, которым подвергался способ пользования ачуевскими войсковыми водами, как во время ватажного, так и откупного лова; но до сих пор мы еще не означили границ, отделяющих их от про­чих вод Черноморья. Установление этих границ надо также проследить исторически, ибо определение их составляет до сих пор еще вопрос спорный; из разбора его я убедился, что границы не были всегда теми же, какие признаются теперь, а постепенно изменялись откупщиками в свою пользу. В последних контрактах границы эти определены так: «С обеих сторон реки Протоки по берегу Азовского моря по десяти верст, где знаки назначены столбами, и по реке Протоке вверх по течению на семь верст, до завода казака Михны». Но завод казака Михны не в 7, а в 9 верстах от устья, так что в этом определении существует противоречие, которое, однако же, в пользу откупа. Произошло оно следующим образом. Когда ачуевские воды перешли во владение черноморцев, границы им никакой определенной не было, ибо — при тогдашней ненаселен­ности края и изобилия рыбы — и спорить о границах было некому, да и кто мог бы спорить против войскового начальства, которое само производило лов наряжаемыми им ватагами. Было тогда, как и ныне, два завода: Ачуевский и Мало-Слободской, в которых приготовлялась рыба, ловимая поблизости их. Поэтому в сохранившемся контракте на 1809 год и сказано только: «должны мы получать ловимую и выспеваемую (приготовляемую) в войсковых ачуевских чернопротоцких двух заводах разные рыбные товары», без означения границ, в которых ловилась рыба, на них при­готовляемая. Так продолжалось без сомнения во все время ватажного производства промысла. Притом, так как откупщики обязывались брать лишь красную рыбу и сома, с приготовленными из них продуктами, то лов ограничивался рекой; в море же ловили только небольшое количество сулы. Притом небольшому числу казаков, производивших в то время лов выше по Протоке, не было и особых причин хлопотать о назначении границ, далее которых вверх по реке не произ­водили бы войскового лова, потому что тогда Протока, кроме нынешнего устья, имела еще и другое — именно Казачий ерик, о котором упоминает Паллас, как об одном из главных рукавов Ку­бани и которым следовательно рыба могла свободно проходить. Ныне этот Казачий ерик почти совершенно исчез. Сообразно этому, в первых контрактах границы откупных вод не определялись, ни расстоянием от устьев, ни каким-либо урочищем; а просто говорилось, что откуп­щики принимают в свое содержание воды в Ачуевском, Чернопротоцком и, к нему принадле­жащем, Мало-Слободском заводах в таком положении и пространстве, как прежде было. Под этими водами разумелась, впрочем, только известная часть реки Протоки, а не моря, ибо в особливом параграфе, помещаемом в конце контракта, говорится: «что если откупщик пожелает сверх Ачуевского завода ловить рыбу вверх или вниз по Азовскому морю, от впадения реки Протоки вправо или влево, то сие ему не возбраняется, однако же не иначе как только волокушами и не далее как на 10 верст в каждую сторону». Из этого очевидно, что это — новость, привилегия, которую выхлопотали себе откупщики, вдобавок прочих прав своих, на случай если найдут ее для себя выгодной. Эта новая местность не поступала однако же в полное владение откупщиков, ибо они не смели ловить там крючьями, как это ныне делается, не без вреда для входа красной рыбы в реку и вопреки общему черноморскому правилу, что по версте в обе стороны от каждого гирла или устья и по семи верст вглубь моря должно оставаться свободное, от рыболовства всеми воз­можными снастями, пространство. Только во втором контракте Бетхера (в 1842 г.) требуется, чтобы для указания границ морского лова назначены были постоянные знаки, но все еще сохраняется запрещение употреблять какие-либо снасти, кроме волокуш (небольших неводов); это последнее ограничение опускается в первом контракте Посполитаки 1846 года, в котором он вообще выгова­ривает себе право употреблять такие снасти, какие ему заблагорассудится. Только в 1854 году, в контракте Хаджопуло, отдельный параграф о праве на морской лов опускается и десятиверстное пространство вправо и влево от устья Протоки включено уже в границы ачуевского участка и упоминается об этих границах, как об означенных уже столбами. Таким образом, откупщики мало помалу примежевали себе двадцативерстное пространство моря в полное и бесконтрольное владение. Также точно разрешили они и речные границы своего участка. В первом откупном контракте 1834 года, в отдельном параграфе, приняты меры, чтобы войсковые жители, ловящие выше по Протоке, не препятствовали откупному лову; именно, сказано, что жители не должны при­ближаться с своими заводами к малому откупному заводу (т. е. к лежащему выше собственно Ачуев­ского Слабодско-Малому заводу); но при этом расстояние, на которое не должно было приближаться, не было, однако же, определено, и притом запрещено было только устраивать самые заводы (т. е. места приготовления рыбы и жилища забродчиков) вблизи Слободско-Малого завода, но не запрещено выставлять снасти. Это правило оставлено без изменения и в первом контракте Бетхера; но во втором сделано было уже дополнение, «чтобы не приближаться к малому заводу ниже такового завода казака Михны (который вероятно и был последним из заводов свободных промышленников), который назначается границей ачуевского промысла». Таким образом к откупу было прирезано нейтральное пространство, в котором по строгому смыслу прежних контрактов, не мог возбра­няться даже лов, производимый казаками, а запрещалось только построение заводов. Наконец, в контракте Хаджопуло (1854 год) это условие не составляет уже отдельной статьи, а в самые границы откупного участка, которые здесь в первый раз определены в самом контракте, включена и нижняя часть течения реки Протоки до завода казака Михны, но однако так, что в означение этих границ принят другой признак — семиверстное расстояние от устья, противоречащий первому. Противоречие это совершенно непримиримо, если допустить, как это принимают в настоящее время откупщики, что право их на производство лова, на этих лишних двух верстах, совершенно одинаково с правом на лов на остальных 7 верстах. Собственно говоря, эти две версты и ныне должны бы составлять пространство, где бы никакого лова, ни откупщиком, ни казаками, не произ­водилось, что конечно послужило бы к пользе этих последних, и это по справедливости должно бы быть включено в последующие контракты, если к несчастью суждено еще ачуевскому откупу продолжать свое существование. Что в прежнее время действительно было так, как я говорю, это доказывается тем, что еще до сих пор ниже нынешней границы откупного лова стоят столбы, до которых только, по словам казаков, прежде производился лов.

Об отношениях между ачуевской конторой и работниками и о способах здешнего лова, так как они ничем существенным не отличаются от таковых же в остальном Черноморьи, я буду говорить ниже; а теперь перейду к историческому обзору устройства рыбной промышленности в водах, предоставленных свободному пользованию кубанских казаков.

История рыбного лова в так называемом Черноморье. В первое время заселения земли Войска Черноморского, вызванными сюда запорожцами, конечно, не было никаких правил и ограничений для производства рыболовства; да по причине обширности рыболовной местности и малонаселенности края в них и нужды никакой не было. Помимо других причин, уже одна разбросанность и мно­гочисленность отдельных рыболовных местностей, — вследствие чего рыбы появляются одновременно в разных местах, по всем гирлам и лиманам, остаются в них довольно долго и (за исключением красной рыбы) возвращаются оттуда назад в море, не соединяясь в одну массу в общей (для всех рукавов) трубе Кубани, как это бывает на Урале, — не позволили здешним казакам устроить свое рыболовство так систематично и так единодушно, как это сделали уральские казаки. Однако черноморцы, подобно последним, положили в основу своего рыболовного устройства то совер­шенно правильное начало, что все рыболовные воды Черноморья должны составлять общую и нераздельную собственность всего войска, а не разделили на части того, что сама природа соединила в одно нераз­рывное целое.

Нераздельность пользования всеми водами Черноморья. Выраженное мной мнение о выгодности нераздельного пользования водами опирается на следующих соображениях. Здравое хозяйственное распоряжение водами основывается на совершенно других, можно даже сказать — на совершенно про­тивоположных началах, нежели хозяйство земледельческое. Частное землевладение составляет, без сомнения, одно из существеннейших условий производительности хозяйства, и если землевладение общинное, как оно существует в большей части крестьянских обществ России, представляет несомненные выгоды, по моему мнению, далеко перевешивающие его невыгодные стороны, — то причина этого народно-политическая, но никак не специально — хозяйственная; именно, она состоит в том, что при общинном землевладении выгоды, проистекающие от более справедливого распределения произведений природы, перевешивают невыгоды, проистекающие из того, что при общинном землевладении производство не может быть так изобильно, как при частном. Во всяком же случае: 1) общинное владение может обнимать собой сравнительно лишь небольшой кусок земли; 2) общинное землевладение предполагает, для сколько-нибудь успешного ведения своих дел, совместное существование крупных частных хозяйств, могущих служить для них примером в улучшениях, сделавшихся необходимыми и которых оно само по себе никогда не введет; 3) и при общинном землевладении, собственно говоря, нет общинного хозяйства; это лишь совокупность частных хозяйств, ведущих дела свои почти самостоятельно и только не имеющих на свои участки вечного потомственного права собственности, а лишь временное право пользования. Это присутствие элемента частной собственности в земледельческой промышленности, необходимое в известной мере даже и там, где соображения другого рода заставляют желать общинного землевладения, зависит от двух причин: 1) оттого, что производительность земли главнейше зависит от количества труда и капитала, которые каждый хозяин положит на свой участок; 2) оттого, что производительность одного участка нисколько, или почти нисколько, не зависит от благоразумия или неразумия той системы, с которой ведется хозяйство в некоторых или даже во всех соседних участках. Совершенно противоположное этому видим мы в водном хозяйстве. Здесь на производительность вод не имеет никакого влияния ни труд, ни капитал, положенные на известный водный участок; здесь даже почти вовсе нет места к приложению того или другого, но зато огромно влияние благоразумия или неразумия способа, с которым ведется рыбное хозяйство во всех частях той же водной системы, или даже и нескольких соседних систем. Река от ее верховьев до устьев, со всеми рукавами, ериками и лиманами ее дельты, несомненно, составляет одно неразрывное, физическое целое; такое же целое должно составлять и рыбное хозяйство на этой реке, если одно должно вестись разумно и успешно. К этой же системе должно очевидно принадлежать и море, в которое река вливается, или, по крайней мере, часть его, если насе­ляющие его рыбы имеют (как это мы видим в морях Каспийском и Азовском) по преимуществу пресноводный характер и потому идут метать икру в реку. Наконец, в водном хозяйстве возможен еще такой случай, что ни труд, ни капитал каждого отдельного хозяина или владельца, ни система действий всех остальных хозяев или владельцев, не имеют никакого влияния на его производительность. Это бывает в открытых морях относительно рыб, живущих и мечущих икру в открытом море. Из этих положений, совершенно неопровержимых — как мне кажется, необходимо следует: 1) что в море, как в середине его, так и у самых берегов, не вблизи лишь устьев больших рек, рыболовство должно быть, — как это нашим законодательством и принято, — совершенно вольным, ничем неограниченным, стоять вне права собственности; 2) что все озера с впадающими в них реками, также как и большие реки, если не до вершины, то до значительного расстояния от устьев, с прилежащей к ним частью моря, должны составлять в рыболовном отношении общую нераздельную собственность всех прибрежных жителей. Вполне может быть это достигнуто, конечно, только там, где прибрежные жители подобно нашим казацким обществам, составляют и в других отношениях отдельное целое. Где же, по причине или чрезвычайной обширности речной системы, или разъединенности жителей во всех других отношениях, такая общность владения невозможна, там надо по крайней мере заменить ее общностью системы управления рыбным хозяйством, т. е. управления из выборных от всех прибрежных жителей, так чтобы все противоположные интересы, соразмерно значению их, имели своих представителей, а также некоторыми общими законодательными мерами. В этих видах возможного объединения системы приволжского рыбного хозяйства и были предложены учреждение астраханского рыбного комитета и бакенной системы лова пред устьями Волги.

Я вошел здесь в эти рассуждения с той целью, чтобы показать, как необходимо сохранение общности владения водами Черноморья, с самого начала заведенной переселившимися сюда запорожцами, и чтобы, на основании сделанных мной выводов, обсудить впоследствии некоторые меры, принятые как в Черноморьи, так и, в еще гораздо большей мере, на Дону.

Исключительное право казаков на лов рыбы в водах Черноморья. В первое время заселения, рыбы было так много, сравнительно с нуждами небольшого населения, а торговля рыбными товарами была еще так мало развита, (даже сбыт самой сулы был — как сказано выше — не обеспечен в Ачуеве), что никто не подумал распространить на здешние воды то общее для всех казацких вод право, по которому только одни войсковые жители имеют право ловли; или по крайней мере это правило не исполнялось. Паррот и Энгельгардт (они путешествовали осенью 1811 года) рассказывают, что при входе в Курчанский залив (ныне обратившийся в лиман чрез удлинение отгора­живающей его от моря косы) стояло несколько одномачтовых судов, употреблявшихся для морского лова, который производился не столько черноморцами, сколько русскими, и что даже в Темрюке жил один серб, имевший здесь уже в течение нескольких лет собственные рыбные ловли, уловы которых он отсылал продавать даже в Одессу (а это доказывает, что они были значительны). На вопрос: почему казаки сами не ведут этой торговли, тогда как их же употребляют на все работы по лову и нагрузке, серб отвечал с усмешкой: «Забота узнавать, где рыба и икра могут быть выгоднее сбываемы, и удастся ли такое предприятие, для казаков слишком велика». Истинную же причину такого положения дел, упомянутые путешественники видели в бедности казаков, так как они были в состоянии поддерживать в исправности свои челноки и баркасы только на задатки, которые получали от иногородних. Эти последние, продолжают путешественники, условливаются также с рыбаками (из казаков) насчет общего лова, на все время продолжения его, и подряжают черноморцев доставлять им соль, потом нанимают большие суда, и с мест, где продают свои уловы, привозят обратно товары для удовлетворения потребностей казаков, на что необходим уже небольшой капитал. Таким образом, бедность казаков составляла причину, по которой они не могли пользоваться во всем объеме своими правами на исключительное рыболовство в принадлежащих им водах. Так продолжалось это до самого 1855 года, когда с возвращением (по ходатайству наказного атамана Донского войска, генерала от кавалерии Хомутова) прав на свободное рыболовство во всех водах Черноморья, оно было формально запрещено всем иногородним; последние не могли иметь рыболовных заведений не только на свое собственное, но даже и на имя лица, принадлежащего войсковому сословию; все же, уже имевшие такие заводы, должны были быть, к определенному сроку, или проданы казакам или снесены. Однако и до сих пор многие иногородние, особливо в Темрюке, имеют такие заводы на чужое имя, обеспечив себя векселем на случай недобросовестности лица, с которым заключается такой тайный противозаконный договор.

Неопределенность прав казаков на прилежащий к Черноморью участок моря. Говоря об исключительном праве черноморцев на лов, в принадлежащих им водах, мы должны, однако же, сказать, что эта принадлежность, насколько она касается владения частью моря, до сих пор весьма неопределенна. В ст. 561 Уст. о сельск. и гор. хоз. XII т. Св. зак. сказано, что из правила о непринадлежности морских вод частному владению могут быть допускаемы какие-либо изъятия не иначе, как по особым привилегиям, данным на исключительное пользование промыслами в определенных местах и на определенное время; вся же привилегия, которую черноморские (нынешние кубанские) казаки могут представить, заключается в статье 431 Устава о благоустройстве в казацких селениях, в которой сказано, что в войске Черноморском, независимо от ачуевского рыболовного завода, исключительную собственность войска составляют и рыболовные места на косах, по берегам моря, в лиманах и гирлах; но о том, как далеко вглубь моря простирается это исключительное право на лов, ничего не упомянуто. Между тем такое постановление совершенно необходимо здесь в такой же мере, как и в уральском участке Каспийского моря, если жела­тельно избежать столкновений, могущих случиться, при приближении к берегам Черноморья вольных ловцов, чего непременно должно ожидать при развитии и распространении азовского рыболов­ства, и что уже и началось с заведением на Черноморской земле двух портовых городов Ейска и Темрюка. Что такое точнейшее определение прав кубанских казаков полезно и необходимо, это видно из только что приведенного мной рассуждения о системах пользования рыболовными водами. Притом же оно не будет, фактически, какой-нибудь новой привилегией, в ущерб вольного азов­ского лова, ибо: 1) в настоящее время в действительности никто, кроме черноморцев, не поль­зуется рыболовством у берегов их владений; 2) статьей 431 и дополняющей ее статьей 432 Уст. о благоустройстве в казацких селениях очевидно имелось ввиду оградить права черноморцев от всяких посторонних обловов, но только мысль эта там недостаточно ясно и точно выражена; 3) некоторые черноморские постановления о морском лове, весьма полезные в рыболовном отношении, как например запрещение выставлять крючковую снасть ближе семи верст от берега, и совершенное запрещение этой снасти между оконечностями кос Камышеватой и Ачуевской, охраняющее вход рыбы в гирла Ясенское и Ахтарское, оказались бы не имеющими законного основания, если бы море на известное расстояние от берега не было признано находящимся в исключительной собственности Кубанского войска; 4) если за войсками Уральским, Терским и отчасти Донским признано такое исключительное право на пользование известными участками моря, то несправедливо было бы не признавать того же и для войска Кубанского, тем более что и оно, подобно Уральскому, главные выгоды свои почерпает от рыболовства. Одним словом, в пользу такого признания говорят: пример других казачьих войск; очевидная, хотя и недосказанная мысль ныне существующих постановлений; польза самого рыболов­ства, долженствующего производиться по одной системе на всем пространстве нижней Кубани, дельты ее и прилежащей части моря; предупреждение беспорядков и столкновений, и наконец совершенная безобидность этой меры для вольных азовских ловцов. Самое предложение о приведении в исполнение этой меры я предоставляю себе сделать в конце отчета в совокупности со всеми остальными мерами, которые будут проектированы для улучшения азовского рыболовства.

Пошлина, взимавшаяся с вольного рыболовства. Взималась ли с самого начала некоторая пошлина с рыболовства в пользу войска, как это делается теперь, в точности не известно; но есть положительные доказательства, что она взималась уже в 1812 г. Пошлина состояла тогда в том, что каждый хозяин завода должен был заплатить в войсковую казну сумму равную паю, приходящемуся на одного забродчика (рабочего). Так как расчет с рабочими обыкновенно делается таким образом, что сумма, полученная за продажу уловленной рыбы, делится за — вычетом харчей — пополам между хозяином и рабочими, половина же, приходящаяся на рабочих, разделяется между ними поровну с прибавлением обыкновенно двух лишних паев артельному атаману, а среднее число работников на заводе можно положить в 20 человек, то указанная пошлина составляла не более 1/45 доли от цены улова. Сверх того, взималось еще по 5 копеек с каждого ведра добытого сулиного жира. На пай забродчика приходилось в 1812 году в разных заводах от 3 руб. 50 до 37 руб. 50 коп. считая на серебро; в 1842 году же он составлял только от 1 до 21 руб. сер. Пошлина эта, незначительная сама по себе, доставляла войску тем меньше дохода, что число заводов было тогда еще очень невелико, хотя уловы должны были быть очень хороши, как видно из только что приведенной величины паев, значительно превосходивших получавшиеся чрез 30 лет после этого, несмотря на несомненное вздорожание рыбы в течение этого времени. С Сладковского участка и с реки Протоки, выше откупной границы, было собрано в 1812 году всей пошлины 1.253 руб. 70 коп. асс., или, по нынешнему курсу, считая рубль асс. в 25 коп. сер., 313 руб. 42 ½ коп.; в 1863 г. с той же местности было собрано доходу в пользу войска 22.345 руб. 41 коп., т. е. слишком в 70 раз более, или в 1 ⅔ раза более, чем весь тогдашний валовой доход с рыболовства. Такое увеличение дохода было следствием не одного усиления лова и вздорожания цен на рыбу, но и увеличения размера самой пошлины. Я не мог узнать, до какого времени сохранялась одна паевая пошлина, но должно быть к ней вскоре была прибавлена еще пошлина с тысячи или с пуда каждого сорта пойманной рыбы и приготовленных из нее товаров, ибо в 1842 году эта пошлина считалась уже чем-то издавна существующим. Размеры этого нового налога были следующие:

 

За 1.000 штук  сулы мерной

За 1.000 штук  сулиной боковки (недомерка)

За 1.000 штук  коропа

За 1.000 штук коропа недомерка

За 1.000 штук  чебака мерного

За 1.000 штук чебака недомерка

За 1.000 штук селявы

За 1.000 штук  рыбца

За 1.000 штук  тарани

За 1.000 штук  сельдей

За пуд красной рыбы

За пуд сома

За пуд клею (какого не сказано)

За ведро жиру сулиного

57 4/7 коп.
28 3/7 коп.
1 р. 42 3/7 коп.
21 3/7 коп.
42 6/7 коп.
21 3/7 коп.
11 3/7 коп.
11 3/7 коп.
7 1/7 коп.
5 5/7 коп.
2 6/7 коп.
1 3/7 коп.
22 6/7 коп.
2 6/7 коп.

 

Пошлина на икру не означена.

Эта новая пошлина немного превышала паевую, как видно из следующей таблички:

 

Годы Паевой сбор Пошлина с уловов Итого
Руб. Коп. Руб.  Коп. Руб. Коп.
1839 1.772 11 1/7 2.446 1 5/7 4.238 12 6/7
1840 2.103 95 3.113 12 5/7 5.217 7 5/7
1841 2.068 92 3/7 2.477 38 2/7 4.546 30 5/7
Среднее 1.981 66 1/7 2.678 84 2/7 4.660 50 3/7
1842 1.469 55 6/7 2.485 78 6/7 3.955 4 5/7
1843 1.072 95 1.581 64 3/7 2.654 59 3/7
1844 938 41 1.494 34 2.432 75
Среднее 1.160 30 4/7 1.857 29 1/7 3.017 59 5/7

 

Так как в настоящее время доход, получаемый с той местности, о которой имеются сведения за 1812 год, составляет от 2/5 до ½ всего войскового дохода с вольного рыболовства, то, — если положить, что такое же отношение существовало и в означенные два трехлетия, окажется, что чрез 30 лет после 1812 года — паевая пошлина, а следовательно и вообще ценность уловов уве­личились в первое трехлетие слишком в 2 ½ раза, а во второе едва в 1 ½ раза, что очень не­много, если принять во внимание вздорожание цен и усиление рыболовства, о размере последнего можно судить из того, что в 1842 году считалось всех заводов в войске 239, да 244 вентерные ставки, а в 1812 году в двух главных рыболовных местностях Сладковской и на Протоке было только 25 заводов. Из этого надо, кажется, заключить, что показания заводохозяев сделались с течением времени менее совестливы, чем прежде. Весьма вероятно, что во второе трехлетие показания были еще гораздо менее верны, чем в первое, потому что все узнали, что воды вскоре должны отойти в откупное содержание. Пошлины эти собирались посредством особых смотрителей над рыболовными участками, которых было четыре, именно: Первый участок от впадения реки Еи в Ейский лиман до начала Ясенской косы; из главных рыболовных местностей сюда, следовательно, включались косы Долгая и Камышеватая и южный берег Ейского лимана. Второй участок от начала Ясенской косы до правой или северной границы ачуевского откупного участка, куда включались косы Ясенская, Ахтарская и Ачуевская и все Ахтарские лиманы. Третий участок от левой или южной границы откупного ачуевского участка до окончания Кочугурской косы; он заключал в себе реку Протоку выше откупной границы, Сладковские и Горькие лиманы. К этому участку отно­сятся приведенные выше сведения о сборе паевой пошлины за 1812 г. Наконец, четвертый участок простирался от конца Кочугурской косы вдоль Азовского и Черноморского берега Таманского полу­острова до Кизилташского лимана и, южным берегом его, до впадения в него реки Кубани, и зак­лючал в себе лиманы Западные, Курчанский, Ахтанизовский и Кубанский с Кизилташским и Цокурским.

Свобода лова и нераздельность пользования водами прекращены Положением 1842 г. Неболь­шая пошлина, которую платили казаки со своего промысла, не могла быть для них стеснительной; но место этой льготности и свободы вскоре заступила самая стеснительная монополия, какую только можно себе вообразить. В 1842 г. вышло положение о Черноморском казачьем войске; в состав этого Положения вошли и постановления о рыболовстве, в водах ему принадлежащих. В этих постановлениях было обращено очень мало внимания на выгоды казаков, а все принесено в жертву увеличению войскового дохода, а потому и положено отдать большую и лучшую часть рыбных ловель в откупное содержание с торгов в сенате, с тем, чтобы половина доходов шла в войсковой капитал, а другая в станичные капиталы. На первый взгляд может показаться, что такое изменение не должно быть сопряжено с ущербом для казаков, так как с введением откупной системы доходы, достававшиеся прежде отдельным лицам, делались собственностью всего войска. Но такой взгляд не справедлив; ибо общие войсковые доходы в сущности ничто иное, как государственная подать, с той лишь разницей, что она не поступает предварительно в государственное казначейство, а прямо идет на военные и другие расходы казачьего войска; доходы же станичные соответствуют обыкновенным земским сборам. Как государственная подать и земские сборы, так и войсковые доходы, расходуются на общие государственные и земские нужды, — но кто не знает, что если они превышают известную меру, то ложатся тяжелым гнетом на имущество и производительность частных лиц и могут даже совершенно убить известную отрасль промышленности. Так это и случилось с черноморским рыболовством. Другая мера, принятая в том же Положении и по которой внутренние воды, оставшиеся в частном пользовании казаков, за отдачей главных и лучших рыболовных мест на откупе, переставали быть общей собственностью войска и разделялись по станичным юртам, нарушала (со вредом для рыболовного дела, как мы это показали выше) старинный казацкий обычай. Но, за отдачей главных вод на откуп, она конечно уже теряла свое главное значение, и потому вред этой системы пользования рыболовными водами проявился не столько здесь, как на Дону, где эта мера тоже была введена еще в 1835 году. Там откупа не было, и она, распространяясь на все воды, могла вполне выказать свое действие, как это мы увидим ниже.

Таким образом, воды Черноморья были разделены на два разряда: внутренние и приморские. Первые предположено было оставить по старому в пользовании тех казаков, в станичных юртах (границах) которых они находились; вторые же отдать на откуп. К новому разряду были причислены: гирла Ейское, Чалбасское и Бейсугское, (т. е. расширения рек того же имени, при впадении их в лиманы Ейский и Бейсугский), гирло реки Кирпили и лиман Кирпильский, а также часть Ахтарских лиманов и ерики, которыми соединяется Ангелинский ерик с Кирпильским гирлом; река Протока выше Ачуевской границы, лиманы Чеборгольский и Красногольский (ныне совершенно уже уничтожившийся), находящиеся в ближайшей и непосредственной связи с Протокой; Черный ерик, а равным образом как лиманы Глубокий, Долгий, Мечетный и Гординский, (известные под общим именем Верхних), из коих этот ерик берет свое начало, так и лиман Сладкий, в который он впадает; гирла Мироново и Грушевское, впадающие в Горькие лиманы; лиман Ахтанизовский; лиман Цокур и часть Кубанского, от пролива, соединяющего его с Цокуром, до устьев Кубани. Ко вто­рому, предназначенному к отдаче на откуп разряду, принадлежало все прибрежье Черноморья от устья Кубани, в Кубанском лимане, до устья Еи, в Ейском лимане, со включением тех лиманов, которые непосредственно соединяются гирлами с морем; каковы: часть Кубанского лимана от устья Кубани до Бугазского гирла, Таманский залив, Курчанский, Ахтарский, Бейсугский и Ейский лиманы. Про иные лиманы, как например, Западные, Гнилые, Горькие, некоторые из Сладковских, Рясные и т. д., не сказано положительно, принадлежать ли им откупу, или вольному лову.

Приморские воды отдаются на откуп. На торги, объявленные в сенате 15 ноября 1843 и 15 февраля 1844 года, желающих не явилось, и потому откупной контракт был совершен в войсковой канцелярии только через год. На первый раз откуп был взят доверенным лицом от общества войсковых чиновников, занимающихся рыболовством, войсковым старшиной Назаро­выми за 50,000 руб. сер. на два года, т. е. по 1 января 1847 г. Условия этого откупа были следующие: откупщики могли или сами производить лов на всем пространстве, снимаемых ими вод, и для сего по взаимному, добровольному, договору скупить заводы и снасти, принадлежавшие лицам прежде занимавшимися тут рыболовством, или дозволить прежним хозяевам продолжать лов, с платой в откуп известного акциза, мера которого не была определена, а могла быть назначаема откупом по произволу; вмешательство же в лов во внутренних водах откупа запрещалось. Вой­сковое начальство обязывалось выставить береговую стражу, которая должна смотреть не только за порядком, но и соблюдать выгоды откупа, препятствуя всякому неразрешенному им вывозу рыбы. Очевидно, что первой из этих мер все рыболовство отдавалось на совершенный произвол откупа, и если он этим воспользовался, не обращая ни на что внимания, кроме своих выгод, то конечно вина этого лежит не на нем, а на войсковом начальстве, не сделавшем ничего для охранения рыбопромышленников. Второй же мерой войсковое начальство приняло на себя ту именно обязан­ность, во избежание которой собственно и учреждался откуп. Если самому войску предстояло смотреть за невывозкой неоплаченной пошлиной рыбы, то не лучше ли было бы ему самому и пользоваться всей собранной пошлиной, а не уступать `большей половины откупу.

Пользуясь своим, ничем неограниченным, правом, откуп брал, смотря по месту и времени, с 1,000 шт. сулы 8 руб. 57 ½ коп., 10 руб., 17 руб. 14 2/7коп., 21 руб. 42 6/7коп., 22 руб. 85 5/7коп. и доходил даже до 28 руб. 57 ½ коп.; с тарани 1, 2 и 4 руб.; с чебака 3 руб. Не довольствуясь, однако местами, отданными в его распоряжение, откуп стеснял и тех промышленников, которые ловили во внут­ренних водах, но зато, по крайней мере, аккуратно выплачивал войску откупную сумму. На эти стеснительные меры поступали неоднократно жалобы от казаков, не только непосредственному вой­сковому, но и высшему кавказскому начальству. Для разбора этого дела, был прислан от наместника особый чиновник (г. Крузенштерн), который раскрыл все злоупотребления откупа и выставил на вид весь вред от него для войсковых жителей. С Назарова было взыскано в войсковую казну 4,592 руб. 53 6/7 коп., как неправильно взятые им с тех промышленников, которые ловили во внутренних водах; но этим промышленникам, имевшим право на лов за прежнюю паевую и небольшую акцизную пошлины, было от того не легче. В эти два года было собрано кроме того с внутренних вод: в 1845 году паевых 18 руб. 5 4/7 коп. и пошлинных 74 руб. 94 4 /7 коп., итого 92 руб. 85 1/7 коп.; а 1846 году паевых 133 руб. 85 2/7 коп. и пошлинных 91 руб. 82 2/7 коп., итого 225 руб. 67 4/7 коп.

Рыболовство в Черноморьи составляет полную монополию. Несмотря на то, что г. Крузенштерн пришел к заключению, что пошлина может быть собираема и без посредства откупщиков и что откуп для блага войсковых жителей должен бы быть уничтожен, — заключению, которое вполне подтверждалось и упадком числа заводов,* все-таки воды снова были отданы на откуп на 8 лет (с 1 января 1847 по 1 января 1855 года) войсковому старшине Посполитаки, и притом без торгов. Когда же снова возникли споры о внутренних водах, то и эти последние были переданы ему за 2,000 руб. надбавки в год, с 1 января 1850 по 1 января 1855 года. Такие действия были бы решительно непонятны, если бы они не объяснялись огромным влиянием, которым Поспо­литаки пользовался не только в Екатеринодаре, но даже и в Тифлисе. В Тифлисе, в частности, это влияние основывалось на той блестящей репутации коммерческого человека, которую откупщик умел себе там составить, так что не имевшим возможности близко вникнуть в дело всегда каза­лось, что одни только невежества и рутина могли не сочувствовать широким планам и благодетельным намерениям откупщика.

Блестящая наружность, которой прикрывалось тягостное положенье казаков. Откупщик, между прочим, написал изложение тех правил и начал, которых он намеревался придерживаться в отношении к черноморскому рыболовству, во время своего откупа, и которые должны были слу­жить инструкцией для всех рыбопромышленников, долженствовавших иметь с ним дело. Лицевая, светлая сторона этого интересного документа, которой прикрывалась, для непосвященных в сущность дела, его темная изнанка, состояла в следующем: Посполитаки отказывался добровольно от права производить исключительно лов во взятой им на откуп местности, а дозволял всякому, как войсковым жителям, так и иногородним, производить лов рыбы свободно и беспрепятственно, и этим как бы уничтожал рыболовную монополию черноморцев. Каждому рыбопромышленнику пре­доставлялось право продавать рыбу — по желанию — или самому откупщику, по устанавливаемой за год вперед и на это время уже неизменной таксе, или и всякому постороннему, заплатив известную лишь пошлину, также определенную по соображению с требованиями на рыбу и ценой ее во всех главнейших местах сбыта, в которых откупщик имел свои постоянные конторы, как-то: в Керчи, Одессе, Редут-Кале, Константинополе, Каменце, Бердичеве, Староконстантинове, Судилкове, Киеве, Орле, Курске, Белгороде, Харькове, Мариуполе, Таганроге и Ростове на Дону, а временные в Москве, Воронеже и других местах, откуда чрез каждые 18 дней должны были доставлять ему сведения, необходимые «для безошибочного поддержания баланса сей промышленности и ценности рыб».

Благодетельные, по-видимому, меры, принятые откупщиком. Сверх этих общих мер, ко­торыми обеспечивалась по видимому свобода промысла, откуп принял на себя как бы благодетельное попечительство над рыбной промышленностью Черноморья, обязавшись содействовать разными сред­ствами: 1) развитию лова; 2) облегчению, усилению и увеличению выгодности сбыта, и даже 3) облечению взимания самого акциза, налагаемого откупщиком как бы единственно с целью иметь воз­можность совершать свои благодетельные для края замыслы.

  • По развитию лова. Дабы выгодные для рыболовства места не оставались впусте, всякий, кто имел завод, на котором лов не производился, лишался права на лов, и место его передавалось другому или переходило к самому откупщику; даже за пропуск одного весеннего рыболовства хозяин завода должен был заплатить откупу 390 руб. сер. штрафа, если желал сохранить свое место на будущее время; в противном же случае, место передавалось другому, желавшему производить лов, и откуп отпускал последнему беспроцентно по 20 коп. на каждую сажень невода. Кто желал устроить завод на совершенно новом месте, тому эта беспроцентная ссуда увеличивалась до 30 коп. на каждую сажень невода;* но если он в течение 6 месяцев завода не устроил, то платил 100 руб. сер. штрафу. Кроме этих беспроцентных ссуд, на покупку материалов и вообще на поддержание заводов, определялось отпускать от 10 до 100 руб. за проценты. Для доставления заводохозяевам еще `больших удобств, контора откупов бралась сама доставлять им эти материалы, с уплатой лишь 3 ½ % за комиссию, сверх расходов, и не только на наличные деньги, но — по желанию — и на кредит. Не имеющим денег для заготовления соли, откуп брался доставлять ее в долг, взимая по 5 коп. с пуда за комиссию, сверх расходов по доставке. Наконец контора, — «приняв­шая на себя обязанность всевозможными мерами распространять полезную рыболовную промышлен­ность и каждому хозяину по возможности доставлять средства улучшить ее», — бралась даже нанимать забродчиков, требуя лишь за комиссию по 3 руб. с человека. Чтобы хозяева более радели о своих выгодах и не оставляли без внимания таких продуктов, как сулиная икра, сулиный и тараний жир, (по счету откупа, из 100 шт. сулы должно выходить до 7 п. икры), — всякий, при уплате акциза с каждой 1000 шт. сулы должен был заплатить еще сверх того акциз за 4 пуда икры и за 2 ведра жиру; с каждой же 1000 тарани — за две кварты жиру; все равно, будут ли эти продукты приготовлены, или нет.
  • По облегчению, усилению и увеличению выгодности сбыта. Если бы, по причине невыгодности местных цен, кто-либо пожелал продать свою рыбу вне Черноморья, то многочисленные конторы откупщика, в вышепоименованных городах, были к услугам желавшего. Они брались продавать эту рыбу на комиссию, взимая за это по 3 ½ % с цены проданного товара, сверх всех издержек. Мало того, лицам, которые не пожелают доверить свои товары конторам, но которые не имеют денег для уплаты акциза, при вывозе рыбы, для расчета с работниками, для найма судна, и т. п., откупщик предлагал в займы деньги под залог товара по 50 коп. и менее с рубля местной цены его, с тем лишь, чтобы товар находился под надзором его контор до продажи, причем сверх процентов взималось по 1% за застрахование товара. Наконец, откупщик предлагал и сам покупать товар, оплаченный акцизом, не по той таксе, как неоплаченный, а по особливым наивыгоднейшим ценам, ежегодно публикуемым не позже 10 или 20 апреля, «не как откупщик, а на праве частного лица, с той только разницей, что частные лица всегда стараются приобресть рыбные продукты дешевыми ценами, при чем хозяева заводов, не имея других средств к сбыту, нередко, уступая необходимости, отдают оные покупателям по их желанию, я же, как откупщик, обязываюсь поддержать ценность рыбы, для того, что мои выгоды тесно соединены с выгодами хозяев».

3) По облегчению в уплате самого акциза. Акциз не должен составлять тяжести для заводохозяев, ибо, по словам Посполитаки, «он падает более на покупателей, что известно всякому хозяину рыболову», тем более, продолжает он, «что я считаю священным долгом всеми мерами и действиями своими отклонить всякое лишение (убыток) от хозяев, как сотрудников моих, а стараться, чтобы он падал на покупателей рыбы, которые имеют разные средства в руках своих отклонить убытки свои, уравнивая свои обороты выгодные с невыгодными по этой операции». Чтобы облегчить взимание акциза, не затрудняя хозяев излишними проволочками, при сортировке и счете рыбы, он постано­вил правило, чтобы мерную сулу от недомерка не отделять, а полагать на каждую часть рыб по 25 штук боковни (недомерка), а акциз взимать за все как с мерной. Наконец, если кто из заводохозяев поймет благодетельное намерение откупщика и заключит с ним контракт на весь срок существования откупа, на продажу ему рыбы не как откупщику, а как частному лицу, ра­деющему о возвышении рыбных цен, в видах общей пользы Черноморья — то для такового может даже быть назначаем облегчительный акциз.

Стеснительные формальности, заведенные откупом. Но откупщик не просто филантроп, а человек строго коммерческий, и потому ограждающий свои выгоды мерами очень строгими. Дабы пользоваться правом лова и всеми вышеизложенными льготами, надо было подавать своевременно формальные прошения и получать таковые же разрешения, на которые даны были определенные формы под литерами от А до О включительно. За правильным взносом акциза учреждался явный и тай­ный надзоры, и все заводохозяева и приказчики их обязывались формальными подписками не провозить тайно рыбы и следить, чтобы этого не делали и забродчики. Для управления промыслами, в главных рыболовных местах были заведены, сверх главной екатеринодарской, частные конторы, а для надзора за промыслами особые надзиратели. Для большей верности в счете рыбы, должен был вестись тройной счет ее: раз при укладке ее в солилы; другой — при сломке (вынутии) из них и развешивании на богуны (вешела); третий — при вывозе рыбы, пред оплатой ее акцизом. Первые две счетки были только предварительными, и на них допускался прочет 25 штук на тысячу сулы и в 50 на тысячу тарани; результаты этих счеток должны были вноситься в особливо заведенные для сего журналы. При поверке этого счета, все оказавшееся излишним принималось за умышлен­ную утайку, за которую или взимался, в виде штрафа, усиленный акциз (рубль вместо копейки), или же законфисковывалась в пользу откупа половина всей рыбы. Даже выбор между этими огнем и полымем предоставлялся не хозяину, а откупщику, которому при значительном излишке очевидно было выгоднее прибегать к первой мере наказания, а при ничтожном — ко второй. При окончательном счете пред вывозом рыбы допускалось только 10 штук на тысячу прочета.

Бедственное положение рыбопромышленников во время откупа Посполитаки. Все эти меры, не только поощрения, но даже и строгости, (как мы видели — чрезмерной), могли бы быть еще одо­брены, если бы только они исполнялись добросовестно, если бы акциз был умеренный, или если бы цены, назначаемые откупом, хоть сколько-нибудь соответствовали словам откупщика, и если бы к этим мерам не присоединялось еще других до крайности стеснительных; другими словами: если бы исполнение мер не находилось в руках откупа, всегда более или менее своекорыстного. Я потому и привел эти меры в подробности, что некоторые из них само войско могло бы применить с большой пользой для развития рыболовства в Черномории и для увеличения получаемых от него выгод, но без стеснения самого промысла, как это буду иметь случай показать ниже. Но так как ни одно из этих условий не существовало, то все это обратилось в невыносимое притеснение заводохозяев и рабочих, имевшее целью мало помалу расстроить всех промышленников, дабы откуп, по мере усиления своих средств, мог вполне забрать все рыболовство Черноморья в свои руки, и дабы затем, по окончании срока, никто не мог его оспаривать у Посполитаки, так как общество заводохозяев было самым опасным его конкурентом, потому что из иногородних, бравших охотно в содержание Ачуев, едва ли бы кто захотел взять все Черноморье при весьма сложных откупных условиях, как это раз уже показал опыт торгов в сенате, на которые никого не явилось. Поэтому теперь посмотрим на изнанку дела, т. е. на самую его сущность, с которой в то время в Тифлисе вовсе не были знакомы.

Капиталы, которыми мог располагать откуп, многочисленность, разбросанность и трудный доступ рыболовных местностей Черноморья, и, наконец, опасение общих неудовольствия и ропота не позволили Посполитаки учредить, на всем снятом им пространстве (слишком в 400 верст вдоль берега), рыболовство на счет и страх откупа, как — например — в Ачуеве, с устранением всех старых заводохозяев. Поэтому откупщик должен был прибегнуть так сказать к системе фермерства, по которой не только существующие заводохозяева сохраняли свои прежние рыболовные места, но и всякий, кто бы ни пожелал, мог устраивать новые заводы, или производить временной лов в местностях, где не было постоянных заводов, платя известный акциз с каждой тысячи одних и с каждого пуда других сортов рыбы. Если бы такой акциз был умерен, то, хотя и нельзя было бы вполне примириться с откупной системой (так как с этой системой взимания налога нераздельно то зло, что значительная часть уплачиваемой пошлины не доходит до казны, а остается в руках откупщика); однако все-таки можно бы было с выгодой продолжать заниматься рыбной промышленностью, без всяких принудительных мер. Но условия, предложенные Поспо­литаки, выходили из всех границ умеренности. Пошлины, которые должен был уплачивать откупщику тот, кто желал продавать свою рыбу на сторону, равно как и цены, по которым откуп предлагал принимать ее у тех, которые, не желая платить акциза, соглашались продавать ему свои уловы солеными и совсем приготовленными — выспетыми, показаны в следующей таблице:

 

Название рыбных товаров Откупная пошлина Цены, по кото­рым откуп принимал то­вары Разность между по­шлиной и откупной ценой товаров
Руб. Коп. Руб. Коп. Руб. Коп.
Пуд кр. рыбы зимн. улова 50 84 +34
Пуд в прочее время года 23 2/7 84 +60 5/7
Пуд икры красной рыбы 1 50 6 +4 50
Пуд  клея 11 42 6/7 57 14 2/7 +45 71 3/7
Пуд  вязиги 10 4 +3 90
Пуд  сома 10 30 +20
1000 шт. сазана мерного 10 20 +10
в весен. врем., в меженное же в меженное же время
40 +30
Название рыбных товаров Откупная пошлина Цены, по кото­рым откуп принимал то­вары Разность между по­шлиной и откупной ценой товаров
1000 шт. сазана недомерка 5 10 +5
в весен, врем., а в меженное в меженное же время
20 +15
1000. шт. сулы мерной с икрой и с жиром 29 15 11*
в весен. врем.,

в меженное же

в меженное же время
22 80 3 20
1000 шт. тар. свеж. колодой 1
1000 шт. тар. спет. (солен.) 2 1 70 30
1000 шт. чебака 3 2 -1
1000 шт. чехони 3 2 -1
1000 шт. рыбца 4 7 +3
1000 шт. селявы 5 10 +5
1000 шт. сельдей 3 3 0
Ведро сулиного жира 50
Пуд сулин. галаг. (икры) 50

 

Из представленной таблицы может на первый взгляд показаться, что акциз был не очень обременителен, ибо даже цена, которую предлагал откуп, и которая конечно была много ниже вольной продажной цены, все-таки значительно превышала взимаемый акциз, так что рыбопромышленникам оставалась еще довольно значительная польза. Но дело в том, что все те товары, пред которыми стоит в последней графе плюс (+), добывались в незначительном количестве, сравнительно с сулой и таранью, акциз с которых значительно превышал цену, предлагаемую за них откупом. По соображению акциза с количеством уловов в водах, взятых на откуп, оказывается, что из 148,896 руб., которые бы получил откуп в наименее уловистый год, если бы вся пойманная рыба была оплачиваема только пошлиной, а вовсе не была бы продаваема откупу и не ловилась бы им самим, — 133,000 руб. пришлось бы на сулу и тарань; из остальных же 15,896 руб. — 1,741 руб. должны были выручиться от особой дополнительной пошлины, изменявшейся от 30 до 5 коп. с пуда или тысячи, смотря по сортам товаров, и которую откуп взимал за право вывоза их из пределов Черноморья, так что на акциз за всю прочую рыбу пришлось бы только 14,155 руб., т. е. немногим более 1/10 доли суммы, которая могла получиться от одной сулы и тарани. Как ничтожны были выгоды, остававшиеся в пользу заводохозяев, от главного продукта черноморского рыболовства — сулы, показывает следующий расчет. По вполне достоверным сведениям, средняя цена сулы была во время откупа 47 руб. за тысячу, вместе с жиром и галаганами, из нее добываемыми. Вычтя из этого 29 руб. акциза, цену соли, употребленной на посол ее (должно считать по 25 пуд на тысячу и по 15 коп. пуд, итого 3 руб. 75 коп.), а также 2 руб. на пищу забродчикам, мы получим в остатке 12 руб. 25 коп., из коих половина только 6 руб. 12 ½ коп. оставалась в пользу хозяина, другая же шла забродчикам, вместо платы за труды. Улов в 50,000 шт. сулы считается уже очень хорошим заловом; но и в таком случае хозяину останется только 306 руб. 25 коп.; впрочем, и это еще далеко не чистый барыш, ибо из этой суммы надо было покрыть еще издержки на ремонт завода и снастей. Очевидно, что тут не только никакого барыша не получалось, но даже не выручались самые умеренные проценты с употребленного на завод капитала. Между тем улов в 50,000 штук сулы составляет улов далеко превышающий средний, ибо в том году, за который представлен расчет выгод откупщика, было поймано 4.400,000 сулы, что составит кругом на каждый из 145 неводных и волокушечных заводов, существовавших при взятии вод на откуп Посполитаки, только с небольшим 30,000 штук; 7.250,000 же штук, которые следовало бы поймать, при среднем улове в 50,000 шт. на завод, ни в один год, за которые имеются у меня сведения, добыто не было. Даже в 1812 году, когда по недавности заведения лова и по небольшому числу действовавших заводов рыба должна бы быть гуще, чем ныне, — приходи­лось кругом на завод в самой лучшей рыболовной местности — в Сладковских лиманах и в реке Протоке — только по 36,200 штук сулы (на 25 заводах 911,200 штук сулы).

Недобросовестность откупа. Но и эти, тяжелые для заводохозяев, условия исполнялись со стороны откупа недобросовестно. Если случались цены на сулу очень высокие, то, по разным придиркам, не позволялось заводохозяевам воспользоваться ими; вольная продажа на сторону запреща­лась, и все должны были отдавать сулу откупщику по 18 руб. за тысячу (с жиром и галаганом). Выдуманное Посполитаки правило (будто бы для облегчения промысла) о том, чтобы, во избежание сортировки и перемерки рыбы, сулу мерную от недомерка не отделять, а полагать кругом на 1,000 по 25 штук боковни служило в сущности только для усиления акциза, ибо в иные годы пропорция боковни доходила до 300 на 1,000, так что за 275 штук ее, вместо положенных 5 руб. с тысячи, платилось по 29 руб., т. е. на каждую тысячу таким образом считаемой рыбы 6 руб. 60 коп. лишку. Но и этого мало; сверх всех этих поборов, откуп, как мы видели, брал еще отдельно за право вывоза рыбы из границ Черноморья, — брал на содержание своих контор и надсмотрщиков за правильным счетом рыбы и за взносом акциза, так что черноморцы должны были платить и за ту палку, которой их били. Даже и та рыба, которая съедалась хозяином и забродчиками, не должна была пропадать для откупа. С каждого забродчика взималось поэтому по 25 коп. харчевых, и на пищу себе нельзя было брать более 10 сул и 50 тараней в сутки, за все лишнее против этого, «равно как и за ту рыбу, которая будет посолена и спета в домашнем быту, хотя бы она составляла экономию от рыбы, отпускаемой на харчи», взыскивался акциз в пользу откупа. Наконец, если забродчики, нанявшиеся у какого-либо заводохозяина, оставались в долгу у откупщика, по прежним заборам во время службы у него, то он взыскивал этот долг с хозяев, предо­ставляя рассчитываться им между собой, как хотят. Каково было обращение с забродчиками, ловившими на собственных заводах откупщика, можно видеть из следующего анекдота, сохранив­шегося везде в памяти в Черноморьи и помещенного в описании черноморского рыболовства, напечатанном в «Морском Сборнике» за 1857 год. Лавочник, который от откупа торгует в лавке всеми потребностями для простонародья (что в Ачуеве также составляет монополию откуп­щика) и отпускает все нужное для забродчиков в долг, спрашивает у зашедшего к нему за чем-нибудь: «Что выданы тебе чоботы тогда-то?» — Выданы. — «То-то смотри, потом не спорь. Ведь получил сапоги?» — Получил. — И в книжке сапоги отмечаются отдельно от чоботов. Также поступалось с табаком и тютюном и всеми товарами, имеющими синонимические названия. Конечно, это только один из образчиков тех обманов и плутней, которым подвергались рабочие.

Меры откупа, чтобы держать в своей зависимости работников и заводохозяев. При таком порядке вещей, конечно, как хозяева заводов, так и рабочие на заводах самого откупщика скоро бросили бы лов, не приносивший никакого вознаграждения за труды; но откуп нашел средства обра­тить и тех и других, так сказать, в своих крепостных, в самом тягостном смысле этого слова; другими словами: умел заставить их работать так, чтобы вся выгода доставалась ему одному, а рабочие могли бы только кормиться, а хозяева кое-как поддерживать свои заводы.

  • Относительно работников это достигалось весьма просто тем, что нанимались преимущественно беглые и беспаспортные, которые находили на заводах себе верное пристанище, под могущественным покровительством откупа. В случае каких-либо уже чересчур тщательных и добросовестных поисков, беглых заблаговременно извещали, и они скрывались в камышах, убежище гораздо более скрытном, чем самый дремучий лес, ибо продраться чрез густой, высокий тростник и про­браться чрез топкие болота, на которых он растет, — решительно невозможно, если не знаешь потаенных тропинок. Но за эту безопасность от полиции, доставляемую откупом, рабочие платили ему своей свободой, ибо знали, что вся участь их и даже самая жизнь были в его руках, и по­тому между этим своевольным и буйным народом сохранялось такое строгое повиновение и такая дисциплина, которым трудно даже поверить. Приказчики Посполитаки и других заводохозяев про­ходили по этим камышам, наполненным беглыми, и ночевали в них, часто имея при себе весьма значительные суммы денег, без малейшего опасения быть ограбленными.
  • Что же касается заводохозяев, то ими двигал страх лишиться своих рыболовных мест или заплатить 300-рублевый штраф, за пропуск весеннего лова. Притом, в начале, как ни убыточен был лов, никому не хотелось бросать устроенный завод и оставлять без пользы гнить свои снасти, так как всякого поддерживала надежда: то на высокие цены, то на очень изобильные уловы, при которых даже, и при откупных условиях, можно будет получить кое-какую выгоду, то на то, что обратят же наконец внимание на их бедственное положение. Так как ни одна из этих надежд не сбывалась, (ибо при высоких ценах откуп, как мы видели, не допускал вольной про­дажи, а его беспроцентные ссуды только глубже и глубже втягивали в кабалу), то хозяева стали один за другим оставлять свои заводы, и последние отчасти перешли во владение откупщика, а от­части совершенно уничтожились. Из 177 заводов (146 неводных и 31 крючных) и 150 вентерных ставок, находившихся в войске при взятии Посполитаки вод на откуп, осталось их к 1-му январю 1855 года только 129 и из этого числа частных только 59 (неводной 1, волокушечных 30, крючных 11 и вентерных ставок 17); откупщику же принадлежало 70 (Неводных 5, волокушеч­ных 41, крючных 12 и вентерных ставок 12). Кроме того, было недействующих частных, т. е. уже разоренных, но еще не снесенных совершенно, — 9 неводных, 39 волокушечных, 9 крючных и 10 вентерных, итого 67; в руках откупа было также 6 недействующих заводов; все прочее было совершенно уничтожено. К довершению бедствия, в 1855 году много заводов, лежавших на приморских косах, было сожжено неприятелем.

Нарушение правил о беспрепятственном пропуске рыбы. Поступая так с промышленниками, откуп не лучше обращался и с самым рыбным запасом моря. Несмотря на положительно ого­воренный в контракте свободный пропуск рыбы сквозь гирла, соединяющие лиманы кубанской дель­ты — с одной стороны — с морем, а с другой — с впадающими в них рукавами и ериками, откупщик тянул в этих гирлах неводами и заставлял их вентерями.

Неправильность в уплате откупной суммы. Можно ожидать, что разорение, которому подвер­галось рыболовство, доставило, по крайней мере, выгоду войсковой казне; но на деле и этого не было. Суммы, которые выручались откупом, были огромны, как это легко можно видеть из представленных им сведений об уловах за наименее уловистый год и из акциза, взысканного им за каж­дый сорт рыбы. Из таблицы, составленной на этих данных и помещенной в упомянутой уже выше статье «Морского Сборника», оказывается, что доход этот должен был бы составить 148.396 руб. 12 6/7 коп. Но мы имеем полное право не доверять вполне таким показаниям откупа. Если в основание расчета положить более достоверные сведения об уловах за 1863 год (в этих сведениях, так как они служат основанием для взимания акциза, тоже можно предположить некоторое, хотя, по всей вероятности и небольшое, преуменьшение против действительности), то для акцизного дохода откупа получается несравненно высшая сумма, именно 258.198 руб. 74 коп. Тут нельзя сделать возражения, что значительная и, вероятно, даже `большая часть доходов откупа получалась не от акциза, а от ловель, производившихся на счет самого откупа, и что этот доход мог быть менее акцизного, — потому что: 1) если бы этот последний способ доставлял менее выгод, чем акциз, то конечно откупщик несколько убавил бы пошлину, чтобы, за закрытием частных заводов, не иметь надобности самому все более и более усиливать собственный лов; 2) если, как мы видели, при улове в 50.000 сулы заводохозяева могли за уплатой акциза свести концы с концами, то со­средоточенный лов, который мог производить откупщик, должен был доставлять еще некоторые барыши сверх тех, которые получил бы он от акцизной пошлины; 3) продавая рыбу большими массами там, где сбыт ее был наиболее выгоден, откупщик мог, конечно, получать большие ба­рыши, нежели отдельные заводохозяева. Поэтому валовой доход откупа должен был быть скорее выше, чем ниже вычисленной мной суммы, тем более что годы откупа были, по собранным мной сведениям, очень уловисты, тогда как 1863 год был только средний. Но, несмотря на такие огромные барыши, откуп в отчетах своих ежегодно показывал убытки, именно за 1847 и 1848 годы на 77.428 руб. 14 коп., за 1849 на 31.590 руб., за 1850 на 17.310 руб., за 1851 на 45.201 руб., за 1852 на 7.077 руб., за 1855 и 1856 годы вместе на 141.866 руб. 62 ¾ коп., за все же время содержания откупа на 322.472 руб. 76 ¾ коп. Эти мнимые убытки служили для откупа предлогом не уплачивать своевременно арендной суммы, и из уважения к ним, по ходатайству местного и распоряжениям высшего начальств, делались ему беспрерывные рассрочки без процентов, именно: 30.000 руб. на 4 ½ года, 26.000 руб. на 2 года и 52.000 руб. на 5 лет. Такие рассрочки, считая только по 5%, составляли для войска уже убыток в 22.350 руб. Это обратило наконец на себя внимание высшего начальства и, по Высочайше утвержденному 29 ноября 1854 года мнению военного совета, последняя рассрочка отменена и на будущее время предписано поступать в подобных случаях на основании заключенных с откупщиком обязательств.

Рыболовству в Черномории возвращается в 1855 году его прежняя свобода. Но все это, однако же, не раскрыло местному черноморскому начальству глаза на вред откупной системы. Хотя ввиду его и были изыскания особой (составленной из опытных рыболовов) комиссии, вполне раскрывшей все зло, причиняемое откупом, оно все-таки, вместо того, чтобы ходатайствовать об отмене откупной системы и замене ее иным способом взыскания пошлины, представила новый проект отдачи вод в откупное содержание, а затем были назначены и самые торги на 19-е мая 1854 года. Но, к счастью Черноморья, в это дело вник наказной атаман Донского войска генерал Хомутов, кото­рому временно было подчинено и войско Черноморское. Собрав все сведения о черноморском рыболовстве, посредством нарочно командированных с этой целью лиц и, вероятно, сравнив положение тамошнего рыболовства с хорошо ему известным донским, где никогда откупа не было, он исходатайствовал отмену откупа и в Черноморье. Вследствие этого последовало Высочайшее повеление о том: 1) Чтобы на будущее время все рыболовные воды Черноморского казачьего войска, за исключением Ачуевского рыболовного завода, начиная с 1-го января 1855 г. были предоставлены в свободное пользование всех жителей войска. 2) Чтобы сделать рыболовство во всех этих водах для всех станиц уравнительным и, дабы войско могло извлекать, и затем, какие-либо выгоды от этого рыболовства, поручить войсковому начальству составить для сего немедленно особые правила и представить в военное министерство. Таким образом, благодаря генералу Хомутову, память которого должны благословлять черноморцы, вышли они из десятилетней откупной неволи, которая была настоящим крепостным состоянием для всех занимавшихся рыболовством, как забродчиков, так и заводохозяев. На мой вопрос, который я предлагал многим: неужели никакие со стороны жалобы и просьбы не могли облегчить их положения, я много раз получал такой ответ: «Кому могли мы жаловаться? Посполитаки был наш господин, наш князь, наш царь» (передаю слова буквально).

Установление временных правил для рыболовства в Черноморьи. Составленные, на основании 2-го пункта приведенного Высочайшего повеления, правила были представлены генералом Хомутовым в военное министерство и удостоились Высочайшего утверждения 2-го февраля 1855 года. Хотя они и были утверждены только на один год, в виде опыта, почему и носят название временных пра­вил, однако, продолжают действовать и до сих пор, с небольшими лишь изменениями, и служат руководством при производстве вольного черноморского лова. Эти временные правила так немного­сложны и так хорошо составлены, что вместе с произведенными в них впоследствии изменениями (касавшимися собственно управления промыслами и взимания пошлины в пользу войсковой казны) могут служить руководством и на будущее время, требуя лишь немногих пополнений, в видах лучшего охранения размножения красной рыбы, и некоторого развития начал, принятых уже и теперь для надзора за рыболовством. Все вновь составленные проекты, как центральным управлением ирре­гулярными войсками, так и кубанским войсковым правлением, во всем том, в чем они раз­нятся от ныне действующих временных правил, составляют большей частью не улучшения, а ухудшения и шаг назад в полном значении этого слова. Впоследствии я буду иметь случай изложить содержание этих правил при описании нынешней организации рыбного хозяйства в Черноморьи; сверх того, они будут помещены ниже вполне, в виде отдельного приложения. Теперь же, продол­жая историю изменений, которым подвергалось рыболовство Черноморья, я коснусь лишь самых существенных положений этих проектов.

Возвращение казакам исключительного права па лов в водах Черноморья. С объявлением свободы рыболовства во всех водах, за исключением ачуевских, была возобновлена исключительная привилегия на них черноморцев. Эту последнюю, как замечено уже выше, я не только не считаю несправедливой, но нахожу, что она вполне оправдывается требованиями единства системы, столь не­обходимого при производстве рыбного промысла в водах, составляющих одно нераздельное физиче­ское целое, и потому предлагаю, в видах большей определенности закона, распространить эту привилегию на полосу моря примерно в 20 верст шириной. Всем иногородним, имевшим свои за­воды при откупе, дан был поэтому полугодичный срок для продажи или снесения своих заведений; с 1-го же января должны они были прекратить свой лов. Даже иметь заводы на имя казаков было воспрещено, хотя следить за исполнением этого последнего правила на практике, при нынешней системе управления, по крайней мере, совершенно невозможно. Для того же, чтобы войско могло, как сказано во 2 пункте Высочайшего повеления на имя генерала Хомутова, извлекать и за тем какие-либо выгоды от этого рыболовства, назначен был акциз с тысячи и пуда рыбы и ее про­дуктов, хотя и многим превышавший прежний, взимавшийся до откупа вместе с паевой пошлиной, однако все-таки еще очень умеренный и неотяготительный. Размеры акциза, остающиеся в силе и поныне, показаны в нижеследующей таблице.

 

С каких именно продуктов Серебром
Руб. Коп.
С тысячи сулы 4
    »          коропа 5
    »          тарани 30
    »          чебака 50
    »          сельдей 60
    »          рыбца 1
    »          селявы 1
    »          чехони 15
    »          таловирки (разной мелкой рыбы) 10
С пуда красной рыбы 20
      »     икры из красной рыбы 1 20
С пуда клею из красной рыбы 6
      »     сома 10
      »     клею из сома 50
      »     икры из сулы и тарани (галаганы) 10
С ведра жиру 10

 

Сравнивая размеры этого акциза с размерами последнего откупа, мы находим, что первый, в целом, слишком в пять раз меньше второго, ибо при новом акцизе собрано в 1863 году 49,505 руб. 29 коп. пошлины, тогда как по откупному акцизу этот же улов доставил бы 258,198 руб. 74 коп. В частности же, относительно главных продуктов рыболовства — сулы и тарани, уменьшение еще гораздо значительнее, именно для сулы в 6,3, а для тарани в 6,7 раза.

Оценка черноморского акциза через сравнение его с уральским. Для составления себе понятия о том, отяготителен ли или нет ныне действующий акциз, интересно сравнить его с акцизом, взимаемым с уральского рыболовства, которым никто не тяготится. Но прямое сравнение тут невоз­можно, потому что основания, на которых устроены акцизы в Уральском и Черноморском казачьих войсках, во многих отношениях, очень различны, и потому, чтобы сделать сравнение возможным, необходимо подвергнуть числа, относящиеся к одному из войск, некоторой переработке.

Эти разницы заключаются в следующем:

  • Уральский акциз взимается только с вывозимой соленой рыбы, тогда как в Черноморьи он взимается со всей рыбы вообще. Это обстоятельство не представляет большего препятствия для сравнения, так как из Черноморья почти вся рыба вывозится в соленом виде; тем не менее, оно показывает, что если бы один и тот же акциз был принят для каждого сорта рыбы в Черноморьи, как на Урале, то он оказался бы тяжелее для рыбной промышленности в первой из этих мест­ностей, и что для совершенной уравнительности нужно бы черноморский акциз несколько уменьшить. С этой целью я показываю в особливой графе нижепомещаемой таблицы, каков был бы акциз с уральской рыбы, если бы, при той же сумме, которая и ныне взимается, разложить ее не на одну соленую, а на всю рыбу вообще.
  • Уральский акциз взимается и для черной рыбы с пуда, а не с тысячи. Зная приблизительно, сколько весу в тысяче разных сортов рыбы, мы можем легко устранить препятствия для сравнения, вытекающие из этого различия.
  • Между тем как в Черноморьи взимается однообразный акциз с каждого сорта рыбы в течение целого года, на Урале он изменяется, смотря по времени вывоза. Чтобы устранить это различие, надо было найти для уральской рыбы такой средний акциз, который, будучи взимаем в течение целого года, давал бы ту же сумму, которая получается при взимании различного акциза в разное время года. Для этого, по имеющимся в V томе «Исследований» таблицам, я помножил за 5 лет ежемесячные вывозы рыбы на соответствующий им акциз, и, полученную таким образом сумму, разделил на общее количество вывоза в течение всех 5 лет.
  • Не все породы рыб тождественны на Урале и в Черномории; именно, на Урале нет тарани. Я принял, что ее там заменяют ловимые в довольно большом количестве: вобла, линь, карась и пр., означаемый под общим именем мелкой черной рыбы.

На этих-то основаниях составил я таблицу уральского акциза и придал ему такой вид, в котором он может быть сравниваем с черноморским. Чтобы убедиться, что при этом не допущено мной никакой значительной ошибки, я сделал следующую поверку. Из имеющихся (в V томе «Иcследований») данных видно, что получавшийся в начале пятидесятых годов акциз с вывезенной из Уральска соленой рыбы и ее продуктов, — со включением и откупной суммы, пла­тимой войску за право собирания акциза, и барыша откупщика, — составлял средним числом 57,150 руб., а в 1852 году (когда был получен откупщиком наибольший барыш) 68,650 руб.; при этом в обеих суммах не включаются издержки на взимание, которые, впрочем, очень незначи­тельны, так как всю уральскую рыбу свозят для отпуска в город Уральск. Помножая на найденные мной числа количества уловов за соответственные годы, (причем для черной рыбы я должен был взять средний акциз, платимый за различные сорта ее, так как в таблицах означен лишь огульный улов черной рыбы, без подразделения на отдельные сорта), я получил числа 57,580 руб. и 70,256 руб., т. е. почти совершенно тождественные с только что приведенными.

 

ТАБЛИЦА

акциза, который должен бы взиматься в Черноморье, если бы имелось в виду уравнивать его со взимаемым с соленой уральской рыбы

 

Название продуктов Величина акциза, принимая в расчет одну соленую ураль­скую рыбу Величина акциза, если бы он был разложен на всю вообще уральскую рыбу
С пуда С тысячи С пуда С тысячи
Коп. Руб. Коп. Коп. Руб. Коп.
Икра 78 58
Красная рыба 19 12 ½
Сом 9 ½ 6,7*
Сазан (короп) 6 9 4,2 6 30
Судак (сула) 7 ½ 5 25 5,3 3 71
Лещ 4 ½ 1 80 3,2 1 32
Мелкая рыба (соответствующая тарани) 2 ½ 62 ½ 1,8 45

 

Сравнивая этот, примененный к уральскому, акциз с акцизом, в действительности взимае­мым в Черноморьи, мы видим, что вообще они немногим разнятся между собой. Только акциз с икры на Урале гораздо ниже, чем в Черноморьи. Акциз с красной рыбы и с сома почти одинаков в обеих местностях; но если разложить уральский акциз на всю рыбу, а не на соленую только, то он выйдет там значительно легче. Относительно сазана он на Урале значительно выше, что, впрочем, происходит, главнейше от того, что эта рыба на Урале не так веска, как в Черноморьи, где мы приняли 150 пудов в тысяче. Что касается судака, то относительно одного соленого уральский акциз будет выше, если же разложить его на всю рыбу, то будет несколько ниже черноморского.* С леща же и мелкой рыбы уральский акциз, во всяком случае, выше черноморского. Чтобы получить понятие, который из двух акцизов вообще выше, надо вычислить те суммы, которые получились бы с черноморских уловов при взимании этих различных акцизов. В основание такого исчисления мы примем уловы за 1863 год.

СУММА АКЦИЗА**

Название продуктов Количество пойманной рыбы При ныне взимаемой в Черноморьи пошлине При взимании такой же пошлины, как на Урале с соленой рыбы При взимании такой же пошлины, как на Урале, если бы она была равномерно распределена на всю рыбу
Пуды Ф. Руб. Коп. Руб. Коп. Руб. Коп.
Икра 2,889 10 3,467 10 2,253 61 ½ 1,675 76 ½
Красная рыба 38,271 23 7,654 31 ½ 7,271 60 4,783 94 ½
Клей 34 22 207 30
Вязига 3 30 4 95
Сом 20,846 10 2,084 62 ½ 1,980 39 ¼ 1,396 70
Галаганы сулиные 17,593 1,759 30
Жир сулиный 10,653 ведра 1,065 30
Короп 197,909 штук 989 54 ½ 1,781 18 1,246 82 ½
Сула 4,933,939 » 19,735 75 ½ 25,903 18 18,304 91
Чебак 85,495 » 42 74 ¾ 153 89 112 85
Селява 153,660 » 153 66 153 66 153 66
Рыбец 88,425 » 88 42 ½ 88 42 ½ 88 42 ½
Чехонь 30,900 » 5 85 5 85 5 85
Сельдь 5,500 » 3 30 3 30 3 30
Тарань 40,348,790 » 12,104 63 ¾ 25,275 99 18.156 95 ½
Таловирка 2,507,400 » 250 74 250 74 250 74
Итого 49,617 55 65,120 77 ¼ 46,179 93 ½

 

Следовательно пошлина, назначенная временными правилами с продуктов черноморского рыболовства, ниже той, которая бы на них пала, если бы принята была пошлина, наложенная на соленые продукты уральского рыболовства, и почти одинакова с той, которая получилась бы, если бы была принята уральская пошлина, равномерно разложенная на все продукты рыболовства, а потому и не может считаться отяготительной. Притом она даже лучше распределена, ибо падает в большей степени на дорогие продукты, каковы: красная рыба и икра, добыча которых к тому же менее стоит, ибо главнейшим образом получается вентерями и крючными снастями, орудиями менее ценными, нежели невода, которыми ловятся тарань и судак; на самый же дешевый продукт — тарань — собирается в полтора раза меньше той, которая должна бы выручаться при уральской системе акцизной.

Недостаточность взимания акциза через смотрителей. Пошлина эта, по временному положению, должна была собираться особыми смотрителями, назначаемыми войсковым начальством по одному в каждый из 6 участков, на которые были разделены воды Черноморья, вместо прежних четырех. Эти участки были следующие: 1) от устья реки Еи, не доходя 10 верст до начала косы Камышеватой; здесь в числе главных рыболовных мест заключались косы Ейская и Долгая. 2) От гра­ницы предыдущего до окончания Ясенской косы; в нем заключались косы Камышеватая и вся Ясенская. 3) От начала Железного обрыва у южной оконечности Ясенской косы до Ачуевской границы, со включением Ахтарского гирла, всех Ахтарских лиманов, реки Протоки выше Ачуевской границы до Чуборгольского лимана, этого лимана и Ачуевской косы, севернее откупной границы по морскому берегу. 4) От южной границы группы Горьких лиманов, чрез восточные оконечности лиманов Западных и Курчанского до истока Переволоки, потом по Кубани до впадения ее в Кубанский лиман и по северному берегу сего последнего до Бугазского гирла; он включал в себе, кроме упомянутых лиманов, еще лиманы Ахтанизовский и Цокур, Таманский залив и все морское при­брежье на этом пространстве вдоль Азовского и Черного морей и Керченского пролива. 5) Пятый участок лежал между 3 и 4 и заключал в себе только Сладковские и Горькие лиманы. Наконец, 6-й) заключал в себе лиман Бейсугский с Бейсугским и Чалбасским гирлами. Не включенная в эти границы большая часть течения Кубани и Протоки, а также южный берег Кубанского залива, причислялись к внутренним водам, лов в которых оставался беспошлинным.

Предположение об отдаче на откуп права взимания акциза. В первый год было собрано пошлины только 5,852 руб. 32 ¾ коп. Хотя по причине военного времени и присутствия неприятельских флотов в Азовском море (им было сожжено много приморских заводов), а также разорения рыбной промышленности только что окончившимся откупом, и нельзя было ожидать значительного дохода, однако ничтожность этой акцизной суммы снова возбудила в местном начальстве мысль отдать на откуп, если уже не самое рыболовство, что прямо противоречило бы Высочайшему повелению, то, по крайней мере, собирание установленного акциза. Войсковое правление от 11-го мая 1856 года постановило опять отдать все рыболовные воды по-прежнему в откупное содержание, ограничив лишь известным образом, как права рыболовов, так и откупщика. К счастью наказной атаман генерал Филиппсон не утвердил этого постановления. Впоследствии и само войсковое правление переменило свой образ мыслей, относительно отдачи вод в откупное содержание, и в 1859г. отменило свое прежнее заключение и само назвало его преждевременным, так как — с одной стороны — пошлина, собираемая со свободного рыболовства, с каждым годом усиливалась, а с другой, как совершенно основательно заметило правление, «если бы с отменой откупного содержания войско и лишилось какой-либо части той суммы, какую получала от откупщика, то и в таком случае должно бы было держаться 2-го пункта Высочайшего повеления, где, между прочим употреблено следующее выражение: а дабы войско и затем могло извлекать какие-либо выгоды от рыболовства, это выражение без всякого уже сомнения дает разуметь, что Государь Император, отменяя откупное содержание, имел в виду прежде всего пользу жителей и для них жертвовал частью войскового дохода, а затем уже и выгоды самой войсковой казны». Посему, вместо вто­ричной отдачи вод на откуп, войсковое правление постановило о составлении проекта правил о свободном рыболовстве. Но на этот раз наказной атаман генерал Кусаков оказался за откуп, и проект, об отдаче в откупное содержание акцизного сбора с кондициями на него, был представлен для ходатайства об утверждении командовавшему правым крылом кавказской линии генералу Филиппсону, который однако же и на этот раз поступил также, как и в 1856 году, т. е. не положил никакого решения по этому представлению. В этом представлении генерал Кусаков совершенно справедливо замечал, что, при сборе акциза посредством смотрителей, никогда нельзя достигнуть увеличения войсковых доходов; но только предложенное им против этого лекарство — откуп, было, как говорится, хуже самой болезни, которую оно должно было излечить. Мысль об отдаче акцизного сбора на откуп была оставлена на время и если бы сборы, доставляемые смотри­телями, продолжали возрастать, то она была бы, может быть, оставлена и навсегда; но к несчастию сбор этот возвышался лишь до 1860 года, а с этого времени стал опять упадать. Именно сборы эти были:

В 1856 году 12,157 руб. 42 ½ коп.
» 1857   » 16,529  » 58      »
» 1858   » 21,759  » 16 ¼  »
» 1859   » 28,850  » 81 ¾  »
» 1860   » 32,206  » 37 ½  »
» 1861   » 29,978  » 88 ¼  »
» 1862   » 25,107  » 45      »

 

Постоянное возрастание пошлины в первые 6 лет весьма легко объясняется тем, что заводохозяева мало помалу оправлялись после убытков, нанесенных им как войной, так еще более прежним откупом, и потому происходившее вследствие этого устройство новых заводов и вообще усиление лова были столь значительны, что перевешивали колебания, которые могли происходить от изменения уловов. Но как только это быстрое развитие рыболовства после погрома, который оно потерпело, приостановилось, то прежнего постоянного возрастания уловов и собираемых с него пошлин нельзя уже было ожидать. Следовательно само по себе уменьшение, происшедшее в сборе 1861 года, срав­нительно с 1860, а 1862 даже с 1859 годом не представляло ничего такого, что могло бы за­ставить войсковое начальство опасаться за будущее, если бы только оно могло быть уверено, что смо­трители собирают акциз с должными тщательностью и добросовестностью. Но этого конечно не только не было, но даже трудно было и ожидать при ничтожности получавшегося смотрителями вознаграждения за их труды, при невозможности усмотреть с их стороны за тайным вывозом неоплаченной пошлиной рыбы и, наконец, при совершенной бесконтрольности самих смотрителей. Мне за достоверное сказывали, что, собирая с хозяев пошлину, смотрители просили их расписываться в книге не во всей, следовавшей с хозяев по количеству рыбы, пошлине, а предлагали делиться утаенным, 1860 год был, на пространстве всего Азовского моря, годом необыкновенного изобилия рыбы, и если бы все пойманное было действительно оплачено пошлиной, то сбор вероятно превзошел бы вдвое акциз, действительно полученный в этом году. Это снова возбудило несчастную мысль об отдаче акциза на откуп. Я называю эту мысль несчастной не только потому, что если бы она была приведена в исполнение, то по-прежнему разорила бы рыбопромышленников, но еще и потому, что самая угроза откупа до сих пор не допускает многих употребить свои капиталы на рыболовство, так как, испытав на опыте всю тяжесть этой системы, многие заводохозяева решились совершенно бросить эту промышленность, если бы их опять подчинили вымогательствам и притеснениям откупа. Если заводохозяева мало полагаются на ограничения, которыми по новым откупным проектам должен был быть связан откупщик, то они отчасти совершенно правы. В первоначальном контракте с Посполитаки было же оговорено, что внутренние воды должны оставаться сво­бодными от его вмешательства, и, однако, чем же кончились справедливые жалобы промышлявших в этих внутренних водах? Отдачей их в полное распоряжение откупщика за лишние 2,000 руб. сер. в год.

Причины, по которым уральская откупная система взимания акциза не применима к Черноморью. Правда что в Уральском войске такая отдача на откуп акцизного сбора существует и не возбуждает там ни малейшего неудовольствия; но это вовсе не может служить примером для Черноморья, ибо условия акциза там и здесь совершенно различны. На Урале, по давнишнему пра­вилу, все тамошние уловы должны быть непременно свозимы в главный город войска, Уральск, и не иначе как оттуда уже вывозиться за пределы войска. Из самого Уральска существуют только две дороги для вывоза рыбы внутрь России: одна по мосту чрез реку Чагань, другая чрез Орен­бургскую заставу. Очевидно, что охранение этих двух пунктов не составляет никакого затруднения для откупщиков; следовательно, расходы их по взиманию пошлины самые ничтожные, а потому весь излишек, полученный откупом, сверх платы в войсковую казну, средним числом не превышал в середине пятидесятых годов 11,500 руб. сер. Самый своз рыбы в Уральск, по физическим условиям местности, не составляет никакого затруднения, ибо помимо этого города, да еще морем из Гурьева, других путей вывоза с Урала и не существует. Впрочем, несмотря даже на эти исключительные условия, нельзя одобрить принятого на Урале обычая отдавать пошлинный сбор с соленых продуктов на откуп, потому что, при легкости надзора, лучше бы было, если бы само войско, непосредственно, следило за сбором; издержки на взимание дохода без сомнения были бы менее той суммы, которая теперь составляет чистый барыш откупщиков. Иное дело в Черномории. Здесь, по условиям местности рыболовство чрезвычайно разбросано, занимает более 400 верст вдоль морского берега, производится непрерывно круглый год, а потому и вывоз рыбы идет непрерывно со всех пунктов лова, как морем, так и сухим путем. Так как сосредоточение вывоза невоз­можно ни на каком пункте Черноморья, то за исправностью уплаты пошлины и невывозом неопла­ченной рыбы необходимо следить постоянно и повсеместно; вследствие этого издержки надзора чрез­вычайно велики, а соразмерно с этими издержками, а также с заботами и трудом, которые откуп­щик положил на это дело, он захочет конечно иметь и значительное вознаграждение. Чтобы при­держаться положительных данных, возьмем для примера сведения за 1863 год, который может считаться годом среднего улова. В этом году было выручено до 50,000 руб. сер. пошлины при способе надзора, который, как увидим ниже, не допускал больших злоупотреблений; тем не менее, предположим, — хотя это и совершенно невероятно, — что целая половина продуктов была в этом году тайно вывезена, без оплаты пошлиной. В таком случае мы должны принять, что тарани было поймано более 60,000,000 шт., сулы около 7,500,000 шт., красной рыбы без малого 60,000 пуд., икры 4,200 пудов, сома более 30,000 пуд и т. д., — количества, которые едва ли вылавливались не только в средние, но даже в самые изобильные годы. Со всем тем с такого улова получа­лось бы, если не увеличивать ныне существующего акциза, не более 75,000 руб. пошлины. Войсковое начальство желает получать постоянного дохода с рыболовства 60,000 руб. сер.; остающихся за тем 15,000 руб. далеко не достаточно на расходы откупщика по надзору, т. е. на содержание, кроме глав­ной, нескольких частных контор, множества надзирателей, счетчиков, явных ревизоров и тайных надсмотрщиков или шпионов. Следовательно, чтобы заплатить войску 60,000 руб., откупщику (если он даже удовольствуется самым умеренным барышом, напр. в 10,000 руб. сер.) нужно собирать не менее 100.000 руб. сер.

Установление нормы акциза не обеспечивает от злоупотреблений откупа. Несмотря на эту очевидную невозможность взять откуп на таких условиях, нет сомнения, что много найдется на это охотников, по следующей весьма простой причине. Каковы бы ни были условия откупа, откуп­щику должно быть предоставлено право выдавать на вывоз рыбы какие-нибудь письменные свидетель­ства и останавливать вывоз под предлогом тайной нагрузки неоплаченной пошлиной рыбы. Воору­жившись одним этим правом, откупщик всегда будет иметь в своих руках заводохозяев. Известно, что цена на рыбу, может быть в большей степени, чем на всякий другой продукт, за­висит от времени доставки ее к месту потребления. Рыба и икра, непоспевшие к масленице, к Благовещенью, к постам, много теряют в своей цене. Такое же влияние имеет состояние погоды зимой, особенно в здешнем теплом крае, где на продолжительные морозы рассчитывать нельзя. В северные части Черноморья, преимущественно на Ахтары, приезжает зимой множество покупщиков с Кавказской линии, спешащих доставить туда свежую или, по крайней мере, малосольную рыбу к масленице, а главное к Благовещенью. Покупщики эти самые выгодные, ибо платят до 150 руб. сер. за тысячу сулы, т. е. слишком вдвое против обыкновенной цены ее. Во время откупа Посполитаки, этот выгодный торг почти прекратился, вследствие стеснительности установленных мер. Столь же выгоден сбыт рыбы зимой из Темрюка и вообще из южной части Черноморья в Одессу. В хо­лодное время везут сухим путем до Тамани, там перевозят рыбу в Керчь по льду, а из Керчи везут в Одессу. Зимой с 1863 на 1864 год платили за такую рыбу по 200 руб. сер. за тысячу. Имей в виду линейцы опоздать к Благовещенью, или сделайся теплая погода в Темрюке, — и эти высокие цены сейчас упадут в сильной степени. Но и в обыкновенное время цены на рыбу чрез­вычайно изменчивы. В 1864 году, например, в станице Гнилой, в 10 верстах ниже Ростова, продавали первую привезенную туда тарань по 14 и 17 руб. за тысячу, а после, когда много навезли, только по 6 ½ руб., т. е. себе в убыток. Понятно, что откупщик, пользуясь подобными обстоятель­ствами, задержав отпуск рыбы лишь на несколько дней, под совершенно законным предлогом, может заставить хозяев согласиться на какие угодно условия: увеличение акциза, уступку себе некоторой части уловов, дозволение иметь на чужое имя свои заводы и т. п. Так как все это ляжет не на одних хозяев, а и на работников, ибо они получают вместо платы половину уловов, то, при нынешней трудности нанимать народ, работники без сомнения захотят оградить себя от подобных убытков, и хозяева будут нести их вдвойне: и за себя, и за них. И все это может делать откупщик, нисколько не нарушая буквы контракта, ограничивающего его произвол. Но кто же, однако, поручится, что откупщик захочет довольствоваться теми умеренными барышами, которые мы выше предположили? Правда, что заводохозяева на своей стороне имеют средство подорвать всякого откупщика; для этого стоит только большинству их сговориться, не производить один год весеннего лова. Что это не пустое предположение, лучше всего доказывают предосторожности против этого, принятые Посполитаки, которому откупщицкая тактика должна же была быть хорошо известна. Лишая, за пропуск весеннего лова, хозяев права на лов во все время откупного содержания, или заставляя их платить 300 руб. сер. штрафу, он прямо говорит в составленных им правилах: «мера эта необходима, потому что оставление рыболовных мест без употребления может случиться со стороны хозяев даже с намерением, в подрыв откупу, отчего откуп неминуемо должен потерп­еть вред и убыток». Подобное правило останется необходимым и при всяком другом откупе, т. е. какими бы условиями он ни был ограничен, все-таки эти ограничения останутся только на бумаге, а на деле будет необходимо поставить рыбопромышленников в прежнюю зависимость, которую, по сходству представляемых ею явлений, я назвал настоящим крепостным состоянием.

 

Проект, поданный рыболовами Кубанского войска в 1862 году. Страшась такой беды, рыбо­ловы Кубанского войска, чтобы устранить ее, подали в январе 1862 года проект о средствах увеличения собираемой с уловов пошлины. Сущность этого проекта заключается в следующем: 1) Постоянные рыболовные заведения, неводные и крючные, обложить определенной пошлиной, разделив их для этого на несколько разрядов, соответственно значительности их и уловистости тех местностей, где эти заведения находятся. 2) В отношении временных заведений крючных и волокушечных, а также с вентерных ставок и сетей, так как они ежегодно меняют свои места и размеры, оставить по-прежнему акциз, взимаемый с уловленной рыбы, по таксе утвержденной вре­менными правилами. За тем, так как участковые смотрители назначались войсковым начальством всего чаще из чиновников, незнакомых с рыболовным делом «и, вместо пособия, часто запутывавших его», и так как притом назначенное им жалованье вовсе не обеспечивало их, вследствие чего они нередко допускали разные злоупотребления, то 3) участковых смотрителей избирать самим заводохозяевам из числа рыболовов каждого участка и этим же последним предоставить и обеспечение своего смотрителя. 4) По обширности третьего участка, разделить его на два, так чтобы третий участок простирался от Долгой косы до Кирпильского лимана; вся же остальная часть его была отделена в особый участок — Ачуевский, которому был бы присвоен № 7. Наконец 5) прислугу к смотрителям назначать от войскового начальства, определяя число ее и содержание ей по усмотрению последнего. По этому проекту предполагалось собирать пошлины с одних постоянных заведений 45,975 руб., что вместе с акцизом, собираемым с рыбы, улавливаемой на времен­ных заводах, должно составить до 54,000 руб. сер., т. е. сумму на 2,000 руб. `большую той, какую платил Посполитаки. Часть этого проекта, касавшаяся предоставления выбора смотрителей самому обществу рыболовов и разделения третьего участка,* была весьма основательна и, будучи вскоре приведена в исполнение, привела к очень хорошим результатами. Что же касается до наложения определенной пошлины на постоянные рыболовные заведения, то мысль об этом, хотя она и была впоследствии принята, как в проекте центрального управления иррегулярными войсками, так и в проекте непосредственного войскового начальства, могла возникнуть у рыбопромышленников един­ственно из боязни угрожавшего им откупа и из желания избежать его во чтобы то ни стало, вследствие чего они и соглашались в отстранение `большего зла подвергнуться меньшему.

Неудобства заменены акциза с улавливаемой рыбы постоянным налогом с рыболовных заведений. В самом деле акциз, взимаемый с уловленной рыбы, заключает в себе все условия возможной равномерности в распределении налога и неотяготительности его. Здесь каждый платит с действительно получаемого им каждый раз дохода, а не с мнимого среднего, который может быть в несколько раз больше или меньше действительного и который поэтому вообще определить трудно, а еще труднее определить там, где он зависит от местности и от орудий, употребляемых для лова. Лучшим доказательством того, как трудно точное определение, служит такса обложения, предложенная в проекте, представленным от войскового начальства. В этом проекте пред­полагается взыскивать:

 

С неводного или волокушечного завода Наиб. 17 р. Наим. 25 р. Средн.100р.
С постоянного вентерного завода из двух вентерей »        50  » »         10  » »            30  »
С вентерной жеребьевой ставки из двух вентерей »        45  » »           5  » »             25  »
С плавной сети (которой ловят селяву) »          5  » »           1  » »               3  »
С тысячи крючьев »         20  » »          10  » »             15  »

 

В последнее время было: 78 неводных заводов, 175 волокушечных, 376 вентерных ставок, из коих 36 постоянных и 340 временных. Из этих последних 165 ставок находятся при устьях рек: Еи, Чалбаса и Бейсуга, где лов очень незначителен, и которые поэтому должны быть причислены к малым ставкам; 150 находятся на реке Протоке и должны быть считаемы никак не выше средних, ибо ход рыбы в значительной степени прегражден ачуевскими откуп­ными ставками, — наконец 25 ставок на Темрюцком гирле все принадлежат к большим. Крючных заводов считается 27 с 893,000 крючьев. Соображая эти данные с предполагаемым на эти заводы налогом, мы получим:

С 78 неводных заводов, полагая на них наибольшую пошлину в 175 р. 13,650 р. — коп.
С 175 волокушечных, полагая на них среднюю пошлину во 100 р. 17.500 » — »
С 165 временных вентерей на устьях Еи, Чалбаса и Бейсуга, по              2 р. 50 к.     412  » 50 »
С 150 вентерей на Протоке, по           12 р. 50 к.      1,875  » — »
С 36 постоянных вентерных заводов, по 15 р.     540  » — »
С 25 временных вентерей на Темрюцком гирле, по          22 р. 50 к.     562  » 50 »
С 893,000 крючьев, при средней пошлине в 15 р. за тысячу    13,095 » — »
Итого 47,635 р.

 

Несмотря на то, что эта сумма скорее преувеличена, чем преуменьшена, (мы хотя и приняли все неводные заводы за большие, облагаемые наибольшей пошлиной в 175 руб., однако зато мы все волокушечные считали за средние, вовсе не допуская малых), она все-таки оказывается меньше дохода, доставляемого войску при нынешней системе сбора, при которой в 1863 году получено 49,505 руб. 29 коп., а в 1864 году 48,563 руб. 94½ коп. Правда, из этих сумм идет теперь 10,000 руб. на издержки взимания, т, е. на плату общественным смотрителям, тогда как по проекту войскового начальства расходы на жалованье смотрителей и пр. исчислены только в 5,020 руб., что составило бы в 1863 году 3,130 руб., а в 1864 году 4,072 руб. перебору, если бы существовал постоянный налог с заводов; но надо при­нять во внимание, что, при надзоре смотрителей, получавших ничтожное жалованье, (не более 300 руб. в год), и ничем не заинтересованных в доставлении войску возможно большого дохода, можно предпо­лагать с их стороны разного рода потворства и утайки. Хотя такие злоупотребления почти и невозможны в отношении неводных заводов и вентерных ставок, число которых всегда может быть проверено, а обложение их пошлиной зависит от общества рыболовов, под надзором войскового начальства, однако они очень легко могут иметь место относительно числа крючьев, которое поверять почти невозможно. Этого мало; если войско в 1863 и 1864 годах и получило на 3000 — 4000 руб. менее, чем при предположенном обложении заводов, то надо иметь в виду, что 1863 год был только что средний, а 1864 даже плохой, а в хороший год, каким был, например 1860, войско могло бы получить, вероятно, в полтора раза больше, нежели в эти два года, тогда как, при системе по­стоянного обложения заводов, приращение от вновь открываемых заводов будет лишь весьма сла­бое и медленное, так как в хороших рыболовных местностях все места уже почти заняты, а в местностях посредственных или плохих немного найдется охотников открывать новые заводы, за которые все же придется платить пошлину, хотя бы лов был и совершенно убыточен. Следовательно, ввиду таких, более чем сомнительных выгод, стоит ли менять нынешнюю справедливую и равномерную систему налога на систему, неуравнительность которой очень легко доказать. Из 49,505 руб. 29 коп., полученных в 1863 году, приходится на красную рыбу и ее продукты 11,333 руб. 66 ½ коп., следовательно, менее четверти (0,228) всего дохода; при новой же системе налога, с крючных заводов и с вентерных (за исключением вентерных ставок в устьях Еи, Чалбаса и Бейсуга, куда красная рыба почти не заходит), которые производят почти исключительно лов кра­сной рыбы, получилось бы 16,073 руб., т. е. более трети (0,338) вычисленного нами дохода (47,635 руб.). Следовательно, занимающиеся красноловьем были бы чересчур отягощены, а занимающиеся ловом белой рыбы получили бы на счет их несправедливое облегчение. Но эта несправедливость в рас­кладе обнаружится еще гораздо сильнее, если примем во внимание распределение налога по различным участкам. Для этого сравним — с одной стороны — участки Ахтарский и Сладковский, где про­изводится главный лов белой рыбы, а с другой — Должинский и Калмышеватский, где ловится наиболее красной рыбы. В Ахтарском участке ныне действует 19 неводных, 27 вентерных и 1 крючной завод. Положив на первые (неводные) заводы наибольшую пошлину (19х175), на вторые (вентерные) среднюю (27х100) и на крючной 1/27 долю всего дохода с крючных заводов, мы получим для этого участка 6,542 руб.; эта сумма больше той, которая была собрана, на основании действительных уловов, на 1007 руб. в 1863 г. и на 2,854 руб. в 1864 году, т. е. в этом последнем году Ахтарскому участку пришлось бы уплатить почти двойную, против действительно взятой, пошлину. В Сладковском участке 7 неводных заводов, 41 волокушечных, 35 постоянных вентерных ставок и 130.000 крючьев на 3-х заводах. Обложив первые самой высокой пошлиной (7х175); все же остальные средней (41х100, 35х15 и 130х15), получим только 7,800 руб., вместо 17,361 руб., полученных в 1863 году, и 17,120 руб., собранных в 1864 г. с действительных уловов этого участка. Следовательно, для Сладковского участка новый порядок взимания равнялся бы уменьшению в 2,2 раза ныне платимого акциза, т. е. этот участок находился бы в 4 раза более выгодном положении, нежели Ахтарский. Ежели мы даже примем, что все Сладковские заводы, как неводные, так и вентерные, будут обложены высшим акцизом в 175 руб. (обложить вентерные ставки и крючные заводы по высшей норме нельзя, так как красноловье в этом участке незна­чительно и неприбыльно), то все же получим только 10,875 руб. пошлинного сбора, т. е. все еще слишком в 1½ раза менее, чем сколько следует заплатить.

Подобные же вычисления показывают, что с Должинского участка, с которого в 1863 году было собрано 6,536 руб., а в 1864 году 7,672 руб., пришлось бы получить 6,710 и 6,185 руб., если принять в обоих случаях для крючных заводов высшую, а для неводных то высшую, то сред­нюю пошлину. Но с Камышеватского участка, доставившего в 1863 г. 5,500 руб., а в 1864 году 5,324 руб., т. е. в первом году на 1,036 руб., а во втором на 2,347 руб. менее чем Должинский, пришлось бы собрать 9,400 или 7,900 руб., смотря потому, будут ли обложены неводные заводы по высшей или по средней норме, т. е. в первом случае на 2,690 руб., а во втором на 1,715 руб. более Должинского участка, так что при самой меньшей норме налога Камышеватский участок заплатил бы в 1864 году, сравнительно с Должинским, слишком на 4,000 руб. более чем, сколько ему следовало бы (2,347+1715). Цифры эти говорят так красноречиво, что — кажется — нечего прибавлять к ним. Неужели же такая неравномерность раскладки не должна вредно подействовать на развитие рыбной промышленности? Если бы мы имели данные, для оценки предлагаемой системы сбора, не по целым участкам, а по каждому из заводов в отдельности, то несправедливость си­стемы выказалась бы, без всякого сомнения, еще в гораздо сильнейшей степени. Некоторым хозяевам пришлось бы уплачивать пошлину не с доходов, а с убытков, а другим — наоборот — пришлось бы уплачивать ничтожную пошлину, сравнительно с получаемой ими прибылью. Чтобы соста­вить себе в этом отношении сколько-нибудь определенное понятие, возьмем для примера 1812 год, за который имеются у меня данные об уловах на заводах в нынешних Ачуевском и Сладков­ском участках. Что случилось в 1812 году, может, конечно, повториться и во всяком другом. В названном году один завод выловил только 6,000 штук сулы, а другой 91,700; если бы они были обложены одинаковым акцизом по высшей норме, то первому пришлось бы заплатить с 1,000 сулы 29 руб., т. е. посполитакину пошлину, а второму только 1 руб. 90 коп., т. е. слишком вдвое менее нынешнего умеренного акциза. Впрочем, я могу представить и более новый пример. В 1864 году на Ясенской косе (где находятся 11 неводных заводов), в июне, когда — как выше было упомянуто — тут появилась несвоевременно рыба и несколько вознаградила промышленников за неудачу весеннего лова, на ближайшем к Ясенскому гирлу заводе было поймано 10,000 сулы, на трех же за ним следующих не поймано ничего, а на четвертом 15,000, на пятом 25,000. Между тем все эти заводы лежат в одной местности и все одинаковых размеров. Тут нельзя возразить, что убытки одного года будут вознаграждены выгодами другого. Такие средние выводы неприменимы к небогатым заводохозяевам (а они составляют большинство в Черномории), так как для них рыболовство составляет средство для получения насущного хлеба, а не торговую спекуляцию, при которой действительно можно допускать, что последовательные, в течение нескольких лет, барыши и убытки взаимно покрывают друг друга. Не только два или три неудачных года сряду, но даже и один втягивает здешних заводохозяев в долги, из которых уже трудно им выпутаться. Между тем единственная цель, которой может достигнуть войсковое начальство введением предлагаемой им системы сбора, состоит именно в том, чтобы получать с рыболовства по­стоянный доход, ибо, как мы видели, увеличение арендного дохода этой мерой вовсе не достигается при предложенной им норме окладов. Но не гораздо ли легче перенести войсковой казне, получаю­щей доходы не с одного рыболовства, а из многих других источников, — неудобство неравномерности дохода с этой одной отрасли, чем отдельным войсковым жителям, снискивающим себе по большей части только пропитание посредством рыбопромышленности. В Астрахани, при обсуждении проекта введения свободного рыболовства в Каспийском море, большинство промышленников в та­кой мере чувствовало превосходство обложения пошлиной самих уловов, пред всякой другой си­стемой налога с рыбной промышленности, что многие, сознавая невозможность установить ее при теперешней разрозненности и разноправности тамошних рыбопромышленников, предлагали учредить громадную компанию, которая обнимала бы собой всех волжских и каспийских рыболовов, чтобы, при посредстве этой искусственной и конечно неудобоисполнимой меры, ввести этот наименее отяго­тительный и наиболее справедливый способ участия казны в выгодах рыболовства. А в Черноморьи, где этот способ существует и где участие войсковой казны в выгодах от свободного рыболовства очевидно подчинено — на основании слов Высочайшего повеления: «а дабы войско могло извлекать и за тем какие либо выгоды от этого рыболовства» — выгодам войсковых жителей, при обсуждении всех рыболовных вопросов предлагают заменить этот способ взимания пошлины другим, не только неравномерным и отяготительным, но даже и не приносящим никаких действительных выгод войску.

Ныне действующая система взимания акциза. Все высказанные мной здесь невыгоды обложения заводов постоянными пошлинами, впрочем, хорошо сознались большинством черноморских рыбопромышленников. В начале страх откупа заставил было их на время забыть все остальное; но в январе 1862 года в Екатеринодаре, куда они были приглашены для обсуждения их же собственного проекта, они — несмотря на угрозу отдачи вод опять на откуп, если не состоится круговой поруки взносить ежегодно постоянную сумму в 60,000 руб. сер. — отказались от необдуманно сделанного ими предложения. На этом собрании рыбопромышленников в Екатеринодаре высказалась и истинная причина, по которой они в своем проекте предлагали ввести новый способ взимания по­шлины, далеко уступающий в достоинстве прежнему. От промышленников требовалось, во-первых, увеличения платимого в войсковую казну акциза до 60,000 руб., а во-вторых, круговая порука всего общества рыболовов в постоянной и безнедоимочной уплате этой суммы. Принять эти два условия в совокупности они боялись и потому согласились на увеличение акциза (который по их расчету должен был достигнуть 54,000 руб.), но с тем, чтобы каждый заводохозяин отвечал сам за себя, так как они предвидели возможность постоянных недоимок, то в том, то в другом ры­боловных участках, а за уплату этих недоимок они не находили возможным поручиться. Когда проект их в таком виде не был принят, они предложили выполнить второе из делаемых им требований, т. е. согласились обязаться, ручательством всего общества рыболовов, в уплате некоторой постоянной суммы в войсковую казну; но этим ручательством они обеспечивали лишь известный минимум, за который они совершенно основательно предложили принять наибольшую из сумм, доставленных назначавшимися от войска смотрителями, — именно акциз, собранный в 1860 году в 32,207 руб. сер. Хотя 1860 год был годом необыкновенно уловистым, они надеялись, однако, что более тщательный надзор, производимый избранными самим обществом лицами и вообще всем обществом, даст им возможность собирать, по крайней мере, такую же сумму даже в обыкновенные годы. Если бы сбор упал, однако же, ниже ее, то они обязались все-таки взнести ее сполна, разложив недобор на всех заводохозяев. Всякий же перебор обязывались доставлять в казну, за исключением лишь первых десяти тысяч рублей, которые должны были идти в вознаграждение выбранных от общества для надзора лиц. Эти условия, принятые обществом рыболовов, могут следовательно почитаться особливого рода откупом или арендным содержанием, в котором содержатели обязуются, правда, платить только известный минимум, но за то отказываются получать какие бы то ни были барыши, сверх назначенной им постоянной платы, на которую, впрочем, тогда только имеют право, когда пошлина с рыбы доставит более 32,207 рублей.

Эти условия были приняты, но, к сожалению, только как мера временная, допускаемая лишь до разрешения вопроса о правильном сборе акциза. Вследствие этих непрерывных колебаний в системе взимания акциза и неуверенности промышленников в их ближайшей будущности, вся про­мышленность необходимо должна парализоваться, ибо каждый боится делать сколько-нибудь значи­тельные затраты на улучшение старых и на устройство новых заводов, опасаясь, чтобы его не по­стигла участь прежних заводохозяев, разорившихся во время 10-летнего откупа. Между тем нет ни­какой надобности изменять ныне действующей системы сбора пошлины, вполне обеспеченной ручатель­ством всех заводохозяев в том, что сбор этот не упадет ниже гарантированной или наимень­шей величины. Так как в течение двух лет посредственных уловов, получаемый войсковой казной доход превысил эту наименьшую величину на 7,298 руб. 29 коп. и на 6,356 руб. 94 ½ коп., а с причислением сюда около 3,000 руб. и 2,080 руб. 43 коп., собранных в 1863 и 1864 годах с иногородних рыбоспетчиков,* даже на 10,298 руб. и на 8,437 руб. 37 ½ коп., то нет сомнения, что общество рыболовов чрез несколько лет согласится возвысить эту наименьшую величину, лишь только рыбная промышленность, обеспеченная в своем будущем, успеет основаться на твердых началах. Этого мало, есть еще несколько средств усилить пошлинный сбор, не изменяя его оснований. Средства эти, не будучи нисколько стеснительными, были уже отчасти предложены, или самими рыбо­промышленниками, или войсковым начальством. А именно:

Средства усилить войсковой сбор без отягощения рыбопромышленников. 1) Назначить в по­мощь общественным надзирателям, называемым ныне доверенными, некоторое число казаков, по наряду от войска, — как это предлагали рыбопромышленники в проекте, поданном ими в январе 1862 года. В настоящее время избирается на каждый участок по два доверенных, которым, при всем старании, очевидно невозможно за всем усмотреть. Пока доверенный находится в одном каком-либо месте, в другом всегда найдутся такие люди, которые, пользуясь отсутствием доверенного, постараются вывезти рыбу беспошлинно. Это замечание в особенности относится к четырем первым участкам, где главный лов не сосредоточен, как на реке Протоке в пятом, в Сладковском лимане и Черном ерике в шестом и у Темрюка в седьмом участках, а производится почти по всему морскому берегу и по всей окружности обширного Бейсугского лимана. Назначение от войска 70 или 80 казаков (кругом по 10 на каждый участок) не составило бы особого отягощения для войска, освободившегося теперь, по случаю прекращения кавказской войны, от трудной пограничной службы. Ведь если назначались такие досмотрщики при Посполитаки, т. е. для службы в пользу откупщика, а не войска, то почему не назначить их теперь, когда им приходится в полном смысле нести общественную службу.

  • В настоящее время неизвестно, что должно считать таранью и что таловиркой, ибо мера для первой не определена. Поэтому многие заводохозяева, хотя и не скрывают количества приготовленной ими рыбы, но переводят совершенно произвольно тарань, за которую положен более высокий акциз (в 30 коп. с тысячи), в таловирку, за которую назначено только 10 коп. с тысячи. Замечательно то, что таловирка показывается в отчетах только в тех именно участках, где, по только что приведенным причинам, надзор затруднителен. Так в 1863 году она показана только в первых двух участках: в Должинском 430.000 штук, а в Камышеватском 2.077.400;* в 1864 году, хотя она показана еще в пятом участке (43.500 штук) и в Сладковском (50.700), но в ничтожных количествах; в Должинском же значится 885.000, а в Камышеватском 1.750.550 штук. Если бы назначить меру, например 4 или З ½ вершка от конца рыла до начала хвостового плав­ника, и считать таловиркой только то, что не доходит до этой меры, то число таловирки без сомнения уменьшилось бы.
  • Можно бы увеличить пошлину на некоторые рыбы. Так сами промышленники предлагали возвысить акциз на тарань с 30 на 40 коп. с тысячи, на селяву и рыбца с 1 руб. на 1 руб. 20 коп. с тысячи. Если бы, сверх того, усилить акциз с сулы до 5 руб. с тысячи, сняв притом — во избежание излишней отяготительности налога — всякий акциз с приготовляемых из сулы икры (галаганов) и жира (от этого акциз возвысился бы, на основании данных за 1863 год, только на 43 коп., а на основании данных за 1864 год на 27 коп. с тысячи), то от такого усиления сбор 1863 года увеличился бы на 6192 руб. 83 коп., а 1864 на 4938 руб. 49 коп. Если предположить, что вследствие меры, предложенной в предыдущем пункте, количество таловирки хотя на половину перейдет в тарань, получим еще в первом (т. е. 1863 г.) году 375 руб. 11 коп., а во втором (1864 г.) 410 руб. 54 коп. прибавки.
  • Наконец, посаженную плату с заведений иногородних рыбоспетчиков увеличить с 10 коп. до 25 коп., — как это предположено в проектах управления иррегулярными войсками и местного начальства. От такой меры доход возвысился бы в 1863 году на 4500 руб., а в 1864 г. на 3120 руб., ибо нельзя предполагать, чтобы такое усиление посаженной платы отбило у иногородних охоту заниматься весьма выгодным для них рыбоспетством.

На сколько усилился бы доход войска от принятия первой меры, — оценить, конечно, нельзя, но можно наверно сказать, что приращение вышло бы довольно значительное. Что же касается до трех остальных предложенных мер, то, взятые в совокупности, они увеличили бы доход войска в 1863 году слишком на 11.000 руб., а в 1864 почти на 8500 руб. что составило бы в первом году более 63.500 руб., а в 1864 с небольшим 59.000 руб., или — за вычетом 10.000 руб. издержки взимания — 53.500 руб. и 49,000 руб. чистого дохода, т. е. средним числом тоже, что платил Посполитаки во время откупа. Самые издержки взимания можно бы несколько уменьшить. В настоящее время обще­ство рыболовов, кроме двух доверенных в каждом участке (старшего и младшего, которые должны наблюдать за порядком лова и вообще исполнять все полицейские обязанности по рыболовству, а также и собирать пошлину) выбирает еще двух депутатов, которые служат посредниками между обще­ством рыболовов и войсковым начальством и имеют главный надзор за рыболовством и за правильным взносом пошлин. Одного депутата, кажется, совершенно достаточно для выполнения этих обязанностей. Равным образом в третьем участке, доставляющем всего несколько сот рублей пошлинного сбору (именно: в 1863 году 677 руб. 71 коп., а в 1864г. 529 руб. 86 коп.), содержание двух доверенных превосходит выручаемый доход; поэтому тут было бы достаточно одного млад­шего (по окладу) доверенного. Это одно доставило бы более 1000 руб. экономии; так что одними этими, подлежащими вычислению, мерами не только повысился бы откупной доход, так неаккуратно доплачивавшийся при Посполитаки, но получалась бы та самая сумма в 54.000 руб., которую в проекте рыбо­ловов предполагалось собирать посредством постоянного налога на рыбопромышленные заведения. При содействии наряжаемых казаков в помощь доверенным, при усилении рыбной промышленности, вследствие уверенности занимающихся ею, что основания ее не будут впредь колебаться и изменяться, и наконец при сборах с предполагаемого нового восьмого участка, в который вошли бы часть Кубанского залива и все течение Кубани и Протоки, причисляемые ныне к внутренним водам, а также и прибрежье Черного моря до границы земли Кубанского войска — едва ли может быть сомнение в том, что доходы войска с рыболовства возрастут до желаемой начальством суммы 60.000 руб., без малейшего стеснения для жителей.

Проекты центрального управления иррегулярными войсками и войскового начальства. Чтобы окончить эту историю колебаний, которым подвергалось управление рыбной промышленностью Черноморья, мне остается только добавить, что в 1865 году от войскового начальства был представлен проект нового положения для рыболовства в водах Кубанского войска, в ответ на присланный от управления иррегулярными войсками. Оба эти проекта ни в чем существенном друг от друга не отличаются и оба во многом не согласны как с временными правилами 1855 года, так и с желаниями рыбопромышленников. Мое мнение (которое, в сущности, согласно с тем, что желают сами рыбопромышленники Кубанского войска) о способах взимания пошлины, предлагаемых в обоих проектах, я изложил уже выше. Рассмотрение остальных частей этих проектов я соединю с изложением самого хозяйственного устройства рыбной промышленности в Черноморьи и с описанием употребляемых способов лова, к которым теперь я перехожу.

 

 

В. Хозяйственная организация Кубанского рыболовства.

 

В настоящее время, согласно со старинным обычаем, рыболовные воды Черноморья считаются общей собственностью войска, ибо и в этом отношении временные правила восстановили порядок вещей, существовавший до положения 1842 года.

Неосновательность, предлагаемых войсковым начальством, ограничений нераздельного пользования водами. Проект войскового начальства предлагает сделать из этого правила некоторые исключения. Именно он предлагает чтобы: 1) берег Азовского моря, упирающийся с северной стороны в Должинскую станицу на 2 версты; 2) берег того же моря, прилегающий с западной стороны к Камышеватской станицы на 3 версты, до низменности Камышеватской косы, и 3) берег Бейсугского лимана, омывающий с северной стороны все протяжение Брынковской станицы, — принадлежали в исключительное пользование рыболовством коренным жителям этих станиц; и 4) все так назы­ваемые внутренние воды, т. е. входящие в состав семи ныне существующих, а также и вновь предполагаемого 8 участка, составляли собственность тех казачьих станиц, в юртах которых они состоят.

Главное возражение против этого последнего исключения состоит в том, что оно, по меньшей мере, совершенно лишнее. В реках, ериках и лиманах, лежащих вне рыболовных участков, лов так незначителен и снасти в них дозволенные так ничтожны, что едва ли кто пойдет с ними ловить в воды, лежащие в чужом юрте. Все это конечно относится к тому только случаю, когда все течение Кубани и Протоки войдет в состав нового 8 участка. Если же этот участок ограничится только частью Кубани от устьев ее до станицы Варениковой, как предлагается в проекте войскового начальства, то предоставление таких значительных вод, как сама Кубань и верх­няя половина Протоки, (где ловится и теперь еще много красной рыбы не на собственное только употребление, но и на продажу, и будет ловиться еще гораздо больше, когда законы о пропуске рыбы будут строже соблюдаться), в исключительное пользование тех станиц, в юртах коих они протекают, совершенно нарушило бы принцип общности владения водами Черноморья, по счастью теперь восстановленный. Наконец, передача даже небольших ериков и протоков в полную собственность отдельных станиц может подать повод жителям их к самовольному распоряжению этими ериками, к запиранию, отпиранию и отводу их, что, как мы показали выше, в видах общего блага должно находиться в заведывании общества рыболовов. Поэтому гораздо лучше оставить и внутренние воды, по старому, в общем владении.

Что же касается до трех первых исключений, то причина, побудившая войсковое начальство установить их, заключается в желании предоставить жителям станиц, расположенных по берегам рыболовных вод, преимущество перед приходящими к ним ловить наездом, ибо иначе может случиться, что коренному жителю достанется по жеребью ловить дальше от своего дома, чем по­стороннему. По моему мнению, такая цель вдвойне несправедлива; во-первых, потому, что коренной житель станицы имеет уже и без того естественную привилегию, состоящую в том, что, живя дома, он может всегда и начать лов раньше, и окончить позже наезжего, и воспользоваться неожиданными и несвоевременными приходами рыбы, о которых посторонние или вовсе не узнают, или узнают поздно. Самый лов будет ему стоить меньше издержек, ибо снасти и продовольственные запасы у него дома. Коренной житель не имеет нужды в устроении себе временного жилища и в привозе орудий лова и запасов, часто издалека. К чему же еще увеличивать такую естественную привилегию правом на исключительный лов? Во-вторых, житель такой привилегированной станицы, пользуясь сделанным для него исключением, будет, однако же, иметь, сверх того, право наравне с прочими ловить на всем остальном пространстве вод Черноморья. Если бы все воды разделить на частные участки, то тогда всякий, имея исключительное право на лов в своем участке, не имел бы нужды ловить в других водах; здесь же три станицы будут пользоваться вместе и правом частной соб­ственности в своих водах, и правом общественной собственности в прочих водах Черноморья. Кроме этого, установление такой привилегии противно общему духу нашего рыболовного законодатель­ства, с которым должны же согласоваться и все частные законоположения. По общим законам, ни морские воды, ни воды больших озер, даже противу мест действительно заселенных, частному владению не подлежат. Если в видах единства системы рыболовства во внутренних (речных и лиманных) и во внешних (морских) водах, а также в видах отдельной замкнутости казацких сословий, и делаются исключения для целых казацких войск (Уральского, Черноморского и т.д.), то не только нет ни­какого основания изменять общий характер нашего рыболовного законодательства внутри этих самостоятельных участков, — но такое изменение прямо противоречило бы одной из целей выделения этих участков из общего пользования всех подданных Российской Империи в исключительное пользование некоторых сословий, — а именно: единству системы лова. Наконец, если выделять известное пространство вод в пользу станиц Должинской, Камышеватской и Брынковской, то почему не сделать того же и в пользу других, тоже прибрежных станиц, каковы: Ахтанизовская и Старотиторовская, лежащие при Ахтанизовском лимане, Вышестеблиевская при лимане Цокуре, Тамань при Таманском заливе, Новонижестеблиевская при реке Протоке, и — наконец — почему не сделать та­кого же исключения в пользу города Темрюка. которому, если следовать тому же примеру, надо бы было выделить не только часть Курчанского лимана, но и почти все Темрюцкое гирло. Соображения эти, кажется, достаточно доказывают, что гораздо лучше не касаться в этом отношении старого, обычаями утверждавшегося, порядка вещей.

Разделение рыболовства на постоянное и временное. Ни заведенный с самого начала порядок, ни самая местность не допускают, как мы видели, чтобы в Черноморьи войско занималось ловом нераздельно как один хозяин, подобно тому, как это существует на Урале. Здесь общность владения, по самому существу дела, ограничивается правом каждого войскового жителя ловить безраз­лично на всем пространстве Черноморья; для предупреждения же могущих из сего возникнуть недоразумений и беспорядков, существуют издавна следующие правила, введенные обычаем и узаконенные временными правилами 1855 года. Рыболовство разделяется на постоянное и временное. Посто­янное производится круглый год, или по крайней мере во все периоды хода рыбы, известного рода снастями: неводами, крючьями и т. п.; с устроенных в определенных местах заводов, принадлежащих какому-нибудь хозяину. Временной же лов производится как теми, которые своих заво­дов не имеют, так и имеющими оные, без всяких постоянных заведений, то там, то здесь, смотря потому, где есть рыба, так сказать — наездами.

Описанье рыболовного завода. Завод состоит из нескольких строений, из которых жилые по­строены большей частью из необожженного кирпича (так называемые турлючные), прочие же из камыша. Эти строения суть: 1) Казарма для рабочих. 2) Иногда домик для хозяина или управляющего. 3) Лопас, т. е. низкий навес из камыша на столбах, чтобы резка, чистка и вообще разделка пойманной рыбы могла происходить в тени. 4) Холодник, — сарай, в роде, тех, какие бывают на кирпичных заводах для хранения и просушки кирпичей, состоящий почти из одной камышовой крыши, стоящей на земле, и с двумя воротами на противоположных концах, дабы продувал ветер. Здесь стоят комяги, т. е. длинные четырехугольные ящики, или и просто чаны, в которых солят рыбу; тут же лежит в кучах и заготовленная соль. При недостатке места в холодниках, комяги ставятся и просто под открытым небом, причем они, для защиты от дождя и солнца, прикрываются толстым слоем камыша. 5) Амбар для хранения снастей. 6) Богуны, т. е. вешала для сушки, или — лучше сказать — вяления рыбы, устраиваемые из слег, обыкновенно в виде остова крыши. На заводах, где ловят красную рыбу, к этому присоединяется еще 7) Балычная, т. е. вышка на довольно высоких столбах, где провяливают балыки. На каждом заводе работает только один комплект забродчиков и действует один невод. На крючных же находится неопределенное число крючьев, впрочем, редко превышающее 30.000 шт. при 3 или 4 лодках.

Права казаков на участие в постоянном рыболовстве. Число заводов ограничено для каждого казака его чином. Именно, предоставляется право иметь: неводных заводов генералу 5, штаб-офицеру 4, обер-офицеру 3, уряднику и простому казаку 2; вентерных каждому казаку, каково бы его звание ни было, по 2 вентеря и по 20 штук плавных сетей от 10 до 50 сажень длиной, смотря по местности. Эти сети употребляются только в реках. Число крючных заводов не определено, ибо они не могут мешать один другому, так как выставка крючьев дозволена не ближе 7 верст от берега, и весь морской берег, будет ли он низмен и примел, или крут и приглуб, одина­ково годится для устройства этих заводов.

Проект управления иррегулярными войсками изменяет несколько эти соразмерные чину права, увеличивая число неводных заводов предоставленных каждому чину: генералу до 6, штаб-офицеру до 5, обер-офицеру до 4, уряднику и простому казаку до 3. Такое увеличение числа заводов, по одному для каждого чина, в сущности, равняется дозволению выстроить каждому из нынешних владельцев заводов еще по одному новому; ибо как знакомые с рыболовным делом, и с выгодными местностями, они скорее других разберут все остающиеся еще удобные для лова места и (как выражается общество рыболовов в поданном им, 20 сентября 1863 года, мнении о проектированных вновь рыболовных правилах) «вновь желающим устраивать заводы останутся те только воды и берега, которые только неопытность может занять». Следовательно, это увеличение прав послужит только к стеснению тех, которые, не успев еще оправиться от разорения, причиненного откупом, и опасаясь новых, неблагоприятных развитию рыбной промышленности мер, не решались еще присту­пить к устройству постоянных заводов, а или вовсе не занимались рыболовством, или довольство­вались рыболовством временным, но, по установлении твердых начал для этой промышленности, конечно захотели бы принять в ней постоянное участие. Если само общество рыболовов с похвальным бескорыстием держится такого взгляда, то мера, предложенная в проекте управления иррегулярными войсками, должна быть без сомнения отвергнута. И при ныне действующих правилах в особенно уловистых местностях, — как например у Сладковского лимана и на берегу Черного ерика, — явилось бы так много охотников устраивать заводы, что на всех не хватило бы места; они стеснили бы друг друга и от этого происходили бы непрерывные ссоры. Поэтому-то и установлено правило, что, если кто желает завести новый завод, тот должен получить на то дозволение в виде приговора от местных заводохозяев, подписанного, по крайней мере, несколькими из них и участковым доверенным. Такой приговор представляется в войсковое правление, которое должно разрешить устройство нового завода не позже, как через две недели по подаче прошения, если просящий имеет на то право. В годичный срок, по получении разрешения, завод должен быть устроен; в противном же случае местность эта может быть предоставлена другому, дабы она по пустому не пропадала. До отдачи вод, как бы в содержание или заведывание общества рыболовов, вместо этого приговора местных заводохозяев требовалось только удостоверение участкового смотрителя, который и отвечал за могущие последовать стеснения прежним рыбопромышленникам. Тоже предлагает снова ввести и проект управления иррегулярными войсками. Очевидно, что нынешний порядок гораздо лучше, ибо смотрителя могут входить в разные сделки и вообще их ручательство не представляет достаточного обеспечения в безвредности нового завода для прежних заводохозяев. Где заводов очень много, там положено, чтобы летом каждый тянул свой невод в местности против своего завода, не заходя в стороны. Зимой же рыболовные атаманы назначают сначала места, где быть кошам, (т, е. прорубям, в которые опускается невод), по числу тянущих неводов; а потом распределяют эти коши между собой по жребию, ибо коши весьма неравного достоинства, и всем известно, которые из них хороши и которые дурны.

Необходимые дополнения к этим правилам. При ныне действующих правилах относительно постоянных заводов, остаются два вопроса, на которые не дано положительного разрешения; а именно: 1) Как поступать в том случае, когда кто-либо, имея завод, не будет производить на нем рыболовства, чем лишит других возможности пользоваться местностью, которую сам оставляет без употребления, а с тем вместе лишает и войсковую казну пошлины с той рыбы, которая могла бы быть здесь поймана. 2) Как поступать с заводами после смерти владельца их. Относительно первого случая ничего ни постановлено, вероятно потому, что, при неотяготительности собираемого ныне акциза, он весьма редко может представиться в действительности. Относительно же второго принимают в основание, что так как воды принадлежат всему войску, а не отдельным лицам, — то эти последние могут иметь, в вышепоказанных границах, лишь личное право на занимаемые ими места, и потому последние поступают, по смерти их временного владельца, опять в полное распоряжение войска и могут быть заняты всеми желающими; разумеется, что возведенные строения составляют собственность наследников того, кем они возведены, и могут быть или проданы тому, кто вновь получит упразднившуюся местность, или сломаны. На практике это представляет большие неудобства.

Вопросы эти получили отчасти разрешение в новых проектах, именно оба проекта постановляют, что ежели кто пожелает временно закрыть действие своего завода, то должен объявить об этом войсковому правлению и местному смотрителю, и тогда на время прекращения лова (в проекте управления иррегулярными войсками только на полгода) к лову допускаются из имеющих на то право. Равным образом должно быть заблаговременно объявлено и о том, если кто пожелает вовсе уничтожить свой завод, дабы войсковое правление могло распорядиться вызовом желающих занять упраздняющееся место. В случае же временного не производства лова, или совершенного закрытия завода, без извещения о том войскового правления, взыскивается с хозяина в первом случае штраф от 25 до 100 руб., а во втором, кроме того, место передается другому. Так как в этих правилах хозяин не принуждается к переменному производству лова, когда он найдет это почему-либо для себя невыгодным, а только обязывается объявить о том начальству, что совершенно сообразно с характером общего владения водами, то эти правила и должно признать совершенно справедливыми и нисколько не отяготительными. Но только также как, по моему мнению, рыболовные воды должны и на будущее время оставаться в полном заведывании общества рыболов, и акциз по прежнему имеет собираться не с заводохозяев, а с пойманной рыбы; то нет никакой надо­бности как в эту, так во все остальные части рыбного хозяйства, вмешивать войсковое правление, а следует все это предоставить усмотрению общества рыболовов, которое, из собственных выгод и в видах иметь возможность выполнить взятое на себя обязательство — уплачивать не менее известной суммы, не допустит, чтобы рыболовные места гуляли.

Относительно того, как поступать с заводами умерших лиц, проект управления иррегулярными войсками ничего не постановляет, следовательно, предполагает оставить существующий порядок. Но очевидно, что при таком порядке вещей могут встретиться обстоятельства весьма разорительные для семейств владельцев заводов. Иной устроил завод незадолго до своей смерти, употребив на него последние свои средства; со смертью его место поступает в чужое владение, а так как устроен­ные заведения никому не нужны, кроме получившего место, то наследникам придется или продать их за бесценок, или снести. Поэтому проект войскового начальства предлагает установить на за­воды потомственное право, дабы они могли переходить по наследству. Но как поступать в том случае, если наследник по своему чину не имеет права пользоваться столькими заводами, сколько ему по наследству достанется? Проект войскового начальства разрешает это тем, что запрещает только самим устраивать и приобретать покупкой большее, противу положенного по чину число заводов; для переходящих же по наследству делает исключение. Но очевидно, что при таком праве в очень продолжительное время все установление о числе заводов по чинам потеряет всякое зна­чение и всякий смысл. Этого мало; самое основание, на котором устроено рыболовство в Черноморьи — общая принадлежность вод всему войску — совершенно рушится, и, вопреки даже общим законам Империи, скоро значительная часть Азовского моря и большая часть лиманов поступят в частную собственность. Совершенно те же недостатки представляет и мнение общества рыболовов. Оно предла­гает распространить на заводы (предоставленное Высочайше утвержденными правилами о наделении войсковых жителей землей) право на выкуп усадьб в потомственную собственность. Некоторые из войсковых жителей, сами занимающиеся рыболовством, предлагают, чтобы получивший по наследству заводы, выбрал как из всех своих, так и из полученных по наследству лучшие — сколько ему по чину полагается, а остальные затем в 6 месячный срок должен переуступить другим желающим. Это конечно более согласно с правилами общего владения водами, чем оба предыдущие мнения; но все же заставляет опасаться, что чрез некоторое время лучшие места попадут в руки некоторых семейств, а войсковым жителям останутся лишь те воды и берега, которые, как выра­зилось общество рыболовов, «одна лишь неопытность может занять». Поэтому я полагаю, что, дабы согласить интересы общего владения с интересами частных лиц, всего справедливее бы было, чтобы, при получении по наследству заводов в числе, большем того, каким наследник, по своему чину, имеет право владеть, был брошен жребий в присутствии участкового доверенного и выбранных от общества лиц, о том, какие из перешедших но наследству заводов должны достаться наследнику; а затем все остальные места поступают, на общем основании, к желающим ими воспользо­ваться. При этом наследнику могло бы быть предоставлено право включать или не включать в жребий те заводы, которые он сам имел до получения наследства.

Права казаков на участие во временном рыболовстве. Временное рыболовство производится главнейше весной, и желающие заниматься им должны только объявить, где и какими снастями намериваются ловить. Число снастей, которое временные ловцы могут употреблять, назначается по чину, совершенно также, как и для постоянных. Этот способ рыболовства не допускается там, где ходят невода, до тех пор, пока лов ими не прекратится; но, взамен этого, есть такие места, которые предоставлены исключительно временному лову и где устройство постоянных заводов запре­щается. Места эти называются базарными или забегами, потому что сюда забегает на время мно­жество рыбопромышленников. Таковы на Курчанском лимане остров Бирючий и на берегу его пристани Базарная, Браиловская и Волкорезова. Это места, на которые опыт указал как на самые выгодные по рыболовству, и которых, для уравнений выгод от него между наивозможно большим числом лиц, не хотели предоставить одному кому-нибудь в исключительное пользование. До 1855 года на них существовали заводы, которые приказано было уничтожить. Если соберется много рыболовов, то первенство приезда дает право тянуть первому; при одновременном же приезде двух или многих, мечется жребий о порядке неводной тяги. Жеребьем же распределяются места для установки вентерей, которые собственно все должно причислить к временным заведениям, так как каждый год перебрасывается на них жребий. Они выставляются в гирлах, протоках, ериках и речках. Право метать жребий в каждой местности предоставлено всякому желающему, не при­нимая в расчет ни чина, ни того, имеет ли он заводы другого рода или нет. Но каждый может получить право на выставку только двух вентерей во всех водах Черноморья. К этому, в проекте войскового начальства, присоединено весьма справедливое — по моему мнению — ограничение, что из одного нераздельно живущего семейства не допускается к метанию жеребья более одного лица. Не получивший места по жеребью там, где он желал, имеет право на метание жребия в другом участке. Сообразно с этим, и срок на метание жребиев распределяется в течение полу­тора месяца, так чтобы можно было успеть, не получив места в одном, перейти в другой участок. Именно для Темрюцкого гирла мечут жребий в Темрюке, 1 сентября; для Черного ерика в местопребывании сладковского доверенного, 15 сентября; для реки Протоки, с вытекающими из нее ериками, в Нижестеблиевской станице, 30 сентября: для гирл Бейсугского и Чалбасского в Брынковской станице, 10 октября, и наконец для Ейского гирла (т. е. устья реки Еи в лиман, а не пролива, соединяющего лиман с морем) в Старошербиновской станице, 15 октября. Расстояние вентерей друг от друга должно быть в гирлах, считавшихся прежде главными, как-то в Ейском, Бейсугском, Чалбасском и Темрюцком и в реке Протоке, не менее 30 сажень; для Ангелинского ерика и всех меньших расстояние это не определено, оно установляется по взаим­ному соглашению ловцов, под надзором участкового доверенного. Передача доставшихся по жеребью вентерных мест посредством продажи или других-каких сделок строго воспрещена, что весьма основательно, ибо этим предупреждается метание жеребья подставными лицами, которые даже и вентерей не имеют, а рассчитывают лишь на продажу или уступку своего права другим, отчего могло бы произойти скопление большого числа вентерей в руках немногих богачей, в ущерб настоящим рыбопромышленникам. Такое скопление было бы вредно даже и в отношении пропуска рыбы вверх. Если бы, например, Темрюцкое гирло, или другой подобный тому проток, достался немногим промышленникам, они легко могли бы сговориться перегородить его совершенно крыльями своих вентерей, как это делает Ачуевский откупщик, за чем трудно усмотреть доверенному, и чего никогда не может случиться, при большом числе независимых друг от друга лиц, ставящих вентеря. Поэтому проект управления иррегулярными войсками совершенно напрасно отменяет это правило, удержанное впрочем, в проекте войскового начальства. По издавна существующему обычаю, передние ставки в реке Протоке, в Черном ерике и в гирлах Темрюцком, Бейсугском, Чалбасском и Ейском жеребью не подлежат, а отдаются с торгов непременно лицам войскового сословия, с тем, чтобы вырученные таким образом деньги шли на церковные надобности и на другие богоугодные цели. Жеребьевой же системы держатся при лове селявы и рыбца выше откупного участка волокушами и плавными сетями.

Мелкое рыболовство для домашнего употребления. Если лов рыбы производится не на продажу, а для домашнего употребления, то он освобождается от всякой пошлины, но зато при нем дозво­ляется употребление лишь мелких снастей, как то: бредней, вентерек и малых сеток. Ныне этот лов предоставлен каждому войсковому жителю, без ограничения числа снастей. В новых проектах длина этих сетей ограничивается 10 саженями по нижней посадке, и каждому войсковому жителю позволяется иметь не более как по одной такой снасти. Такое ограничение кажется мне слишком стеснительным. Оно не оправдывается выгодами войсковой казны, потому что во внутренних водах, вне (или во) вышеупомянутых участков, лов остается во всяком случае беспошлинным. Единственная же цель ограничения заключается в том, чтобы одни, выставляя слишком много сетей, не стесняли других; поэтому лучше было бы предоставить каждому станичному обще­ству право самому определить, на основании местных данных, число этих снастей. Опасаться, что при этом станут вылавливать рыбу и на продажу, в водах подлежащих акцизному сбору, нечего до тех пор, пока лов в них будет находиться в заведывании общества рыболовов, которое из собственных выгод не допустит, чтобы добываемая при помощи мелких снастей беспошлинная рыба вступала в конкуренцию с большими промыслами, платящими акциз. Правда, что это легко может случиться при войсковом надзоре, т. е. при надзоре посредством смотрителей, но это только служит новым доказательством того, что один общественный надзор может быть вместе и действительным и неотяготительным.

Таловирничество. Кроме всех этих способов пользования водами, посредством рыболовств постоянного, временного и мелкого, есть еще в Черномории один обычай, известный под именем таловирничества, имеющий большое сходство с библейским законом о том, чтобы поля не выжи­нались дочиста, дабы оставшиеся колосья могли быть собираемы бедными, не имеющими своих полей, или средств заниматься их обработкой. У евреев в основе этого закона лежала та мысль, что обетованная земля дана Богом во владение всего еврейского народа, и что, следовательно, всякий должен иметь хотя некоторую долю участия в пользовании плодами ее; подобным же образом и у Черноморцев таловирничество вытекло из понятия о принадлежности вод всему войску, о необходи­мости предоставить пользоваться рыбой всем, даже и не имеющим средств заниматься правильным рыболовством, при помощи довольно дорого стоящих снастей. Таловирничество состоит в праве, предоставленном исключительно одним казакам, приезжать на небольших каюках (челноках) к неводной тяге и собирать баграми оставшуюся за неводом рыбу, т. е. или перескочившую чрез невод, или загрузнувшую в ил, при попытке подойти под нижнюю подбору, причем попадается иногда и сула; а также — в праве подбирать с берега и ту рыбу, которая застряла в ячеи крыльев, или и вообще брать тарань, которую сами рыбопромышленники из казаков не солят, конечно не во время лова, направленного на эту именно рыбу, а когда она случайно попадается, не в малых количествах, при лове другой более ценной рыбы. Нам случилось видеть этот сбор мелкой рыбы на Камышеватой косе. Как только узнают в станице, что тянут невода, множество мальчиков, девочек и бедных женщин спешат на косу. Они обирают не только все, что за­стряло в ячеи крыльев, но, когда вытащат мотню, стараются схватить кто небольшую суду, кто маленькую севрюжку (здесь очень много попадается этих рыб длиной до 19 вершков или ¾ ар­шина), или тарань. В этом никто им не препятствует, лишь бы только не было помехи при тяге невода и уборке рыбы. Эту рыбу брали только на котел; но весной, когда тарани больше, таловирщики приезжают с так называемыми шапликами или маленькими солилами, в которых и со­лят добываемую ими рыбу.

Рыбоспетство. С таловирничеством часто, но несправедливо смешивают (как это даже сделано в проекте управления иррегулярными войсками) рыбоспетство; в сущности же сходство между тем и другим ограничивается лишь тем, что и таловирщики и рыбоспетчики берут от рыболовов главнейше тарань. Если таловирничество можно назвать обычаем благотворительным, то рыбоспетство ничто иное, как особливая отрасль промышленности. Рыбоспетчики всегда бывают из иногородних, скупающих сырьем ту рыбу, которую сами казаки не приготовляют, за недостатком времени и рук. Они солят и вялят ее, и за занимаемую ими под заведения землю платят войску посаженную пошлину. В Ахтарах всего более рыбоспетчиков, и цена на тарань дороже, чем в других местах, потому что тут всего 70 верст до Ейска, откуда наезжает много мещан, набивающих друг пред другом цену, которая иногда доходит до 6 и 8 руб. за тысячу. Сюда собирается весной до 5,000 человек. Так как каждый желает, чтобы его солила и нанятые рабочие не гуляли, то рыбоспетчики закупают рыбу еще не вытянутую из воды, по уговорной цене. Когда невод притянут, то все бросаются выгружать его, чем забродчики не занимаются. Рыбоспетчики въезжают на дрогах в воду, нагружают их до того, что лошадь почти не может тащить, и рыба, не поместившись на дрогах, сваливается в воду. Каждый складывает вывезенное им в особую кучу; из этой кучи впоследствии носят рыбу на разделку, в это же время делают счет ей и каждый платит за то, что ему досталось. Чтобы избежать затруднительного счета, иногда при­нимают каждые дроги за тысячу, будь там рыбы более или менее, что и заставляет стараться, как можно более нагружать их. Конечно, при этом не обходится без ссор и драк рыбоспетчиков между собой. В Сладковском участке, где также значительное рыбоспетство, но где и больше рыбы и дальше от Ейска, цена ей бывает иногда не более 1 руб. за тысячу.

В последнее время с Ахтыров много рыбоспетчиков переехало в Ачуевский откупной участок. До 1863 года, их там не было, но в последние два года откуп стал их пускать и чрез то увеличил свой доход: вместо 200,000 или 300,000 штук тарани, которые откуп сам солил, он теперь получает от рыбоспетчиков (в виде пятой доли, которую они должны отдавать ему, вместо платы) 1,200,000 штук. Сверх того, рыбоспетчики должны брать у откупщика крымскую соль по 75 коп. сер. за пуд, а черноморскую по 60 коп., тогда как сам он за первую платит по 40, а за вторую по 21 коп. сер. за пуд, по назначенной для него отпускной цене. Это, по словам знающих людей, одно доставило откупу за эти годы лишних 20,000 руб. сер. дохода. На будущее время откуп, однако же, положил, вместо пятой доли, брать определенную цену с тысячи, именно по 3 руб. сер., оставляя прежнее правило относительно соли.

В Темрюцком участке рыбоспетчики покупают много сома, они сами солят и приготовляют его для дунайских княжеств. Эти рыбоспетчики — по большей части русские из Молдавии и Валахии. Бедные рыбопромышленники, которые не в состоянии завести своих солил, продают рыбоспетчикам и красную рыбу сырьем, преимущественно в участках Должинском и Камышеватском, где главный лов красной рыбы, а также и в Темрюцком. Вообще, при недостатке капиталов у черноморцев, рыбоспетчики оказывают им большую услугу, доставляя возможность прямо сбывать свежую рыбу, без затрат на ее приготовление и без забот об ее сбыте. Конкуренция между иногородними спетчиками, которой не было бы, если бы рыбоспетство составляло исключительную привилегию казаков, обеспечивает ловцам хорошую цену на их продукты.

Правила для охранения рыбного запаса. Для охранения рыбного запаса и для свободного про­пуска рыбы, существуют в Черноморьи следующие правила. (Некоторые из них впрочем, к сожалению, не довольно строго выполняются):

а) Во всех так называемых морских гирлах, т. е. проливах, соединяющих внутренние воды Черноморья с морем, рыболовство, какими бы ни было снастями и в какое бы то ни было время года, запрещено. К таким гирлам принадлежат (если вести счет им с юга на север): 1) Бугазское, соединяющее Кубанский лиман с Черным морем; 2) Курчанское, соединяющее Курчанский лиман с Азовским морем; 3) Перекопка, составляющая выход из Гаврюшинского лимана; 4) Куценькое, 5) Кривое, 6) Жестероватое или Желтое и 7) Грязное, составляющие выход из Гнилых лиманов; 8) Гнилое, 9) Горькое и 10) Барилково — из Горьких лиманов; 11) Сладкое и 12) Рубец, идущие из Сладковских лиманов; лежащие на Ачуевской косе, к северу от откупной границы, и составляющие выход из тех разного наименования лиманов Ахтарской группы, которые принадлежат к пятому участку: 13) Талгирское, 14) Безымянное, 15) Железниковское, 16) Мельниковское, и 17) Назаришина Перебоина; 18) гирло Ахтарское, между оконечностью Ачуевской косы и берегом Черноморья, составляющее выход из собственно так называемого Ахтарского лимана; наконец 19) гирло Ясенское, перерезывающее Ясенскую косу и составляющее выход в Бейсугский лиман. К числу совершенно запрещенных гирл принадлежат еще три внутренних гирла, а именно: 1) гирло Кубанское, или — правильнее — устья этой реки в Кубанский лиман; 2) Переволока — рукав, которым соединяется Кубань с Ахтанизовским лиманом, и 3) гирло Рясное, соединяющее Рясной лиман с прочими Ахтарскими лиманами.

б) Кроме того, что нельзя употреблять никаких снастей в самих гирлах, — заповедным остается одноверстное пространство по обе стороны каждого морского гирла и на 7 верст вглубь моря.

в) У внутренних гирл, т. е. при впадении ериков и протоков в лиманы с каждой стороны этих гирл по полуверсте, а внутрь лимана — на две версты, также запрещен лов всякого рода снастями.

г) Выставка крючных порядков дозволяется не ближе семи верст от берега. Эта мера имеет в виду не столько охранение рыбы, сколько обеспечение выгод, производящегося по морским косам, неводного лова, как главного в Черноморьи.

д) В пространстве, ограничиваемом линией, проходящей от оконечности Ачуевской косы к косе Камышеватой, выкидка крючьев совершенно запрещена, так как это пространство есть залив, в который открываются лиманы Бейсугский и Ахтарский, составляющие поприще лова целых двух участков: 3-го Брынковского и 4-го Ахтарского. Это правило, однако, не строго соблюдается, и под самым Камышеватым обрывом стоят крючья.

е) Во всех протоках, где выставляются вентеря, последние не должны занимать своими крыльями более ⅓ ширины реки, самое же бежное крыло не должно быть длиннее 12 сажень.

ж) Десятая доля длины каждого ерика, протока или гирла, в которых выставляются вентеря, считая от устья, должна оставаться свободной, как от этих, так и от всяких других снастей.

з) Длина неводов в лиманах и озерах должна соответствовать водному пространству и определяется обществом местных рыболовов, но ни в каком случае не может превышать 1000 сажень. Длина речных неводов, на основании общих законов, не должна превышать половины ширины реки; длина же морских неводов ничем не ограничена.

и) Очки в неводах должны быть не менее 2 ½ вершков, кроме мотни, где допускаются очки в 1 ½ вершка.*

Наконец 1) ставные сети, ¢коты и крючковая снасть совершенно запрещены во внутренних водах Черноморья.

Дополнения и изменения правил охранения рыбного запаса, предложенные центральным управлением и войсковым начальством. В этих правилах сделаны лишь весьма немногие и несущественные изменения в новых проектах. Именно:

По пункту в), со стороны внутренних гирл предположено в обоих проектах увеличить заповедное пространство в обе его стороны (по версте, вместо полуверсты), что весьма основательно.

По пункту г), в проекте войскового начальства предполагается ограничить выставку крючьев не только семиверстным расстоянием от берега, но еще и тем условием, чтобы и на этом расстоянии они выставлялись против тех только частей берега, где вовсе не ходят невода, да и то в то только время, когда не производится лова неводами и вентерями. Это равнялось бы совершен­ному запрещению крючного лова и уменьшило бы чрезвычайно лов красной рыбы, безо всякой надобности. Если это сделано в видах покровительства неводному лову, то сделано против желания самих промышленников, которые, в поданном ими 20 сентября 1863 года мнении о новых проектах, сами высказались против этой меры.

С другой стороны, по пункту д), проект управления иррегулярными войсками совершенно не упоминает о правиле, запрещающем выставку крючковой снасти между косами Ачуевской и Камышеватой, чего тоже нельзя одобрить, ибо это пространство имеет характер обширного гирла, которое не должно быть заставляемо.

По пункту е), длина бежного крыла, вместо 12 сажень, определена более основательно: от 10 до 16 в проекте управления иррегулярными войсками и от 10 до 15 в проекте войскового на­чальства, смотря по ширине реки. В этом последнем проекте также совершенно справедливо при­бавлено, чтобы вентеря устанавливались по возможности к одному берегу, а не к обоим. Я бы сказал только не по возможности, а непременно.

По пункту ж), вместо 1/10 части протоков, в проекте войскового начальства предложено оста­вить такую часть их свободной от всякого рода снастей, которую само общество местных рыболовов назначит. В таком виде это правило, пользы которого я вообще не вижу, скорее может остаться, потому что по желанию самих рыболовов может быть и совершенно отменено; а если и сохранится, то будет служить лишь выражением их общего, хотя и несправедливого взгляда, кото­рому нет особливой нужды противиться, а не положительным запрещением.

По пункту з), в проекте управления иррегулярными войсками предлагается определить наиболь­шую длину лиманных неводов, вместо 1000, в 1200 сажень; а проект войскового начальства предлагает, чтобы невода не превышали только половины ширины лимана. Между тем общество рыболовов в поданном им 20 сентября 1863 года мнении находит, что и ныне положенная наибольшая длина (в 1000 сажень) слишком велика и должна быть уменьшена до 900 сажень там, где лов производится с одного берега, и до 800, где лов производится с обеих сторон. Я бы полагал, что всего лучше соединить оба последние мнения так, чтобы к предложению общества рыбо­ловов прибавить: «но чтобы ни в каком случае длина неводов не превышала половины ширины лиманов». Ибо в нешироких лиманах можно и с 800-саженным неводом хватать с берега на берег, а в широких лиманах неводом, не превышающим половины его ширины, можно захватить разом огромное водное пространство, и в ущерб другим, не имеющим возможности иметь такие громадные снасти, вылавливать слишком много рыбы. Относительно длины речных неводов все проекты согласны в том, чтобы к ним было применено общее правило, запрещающее упо­треблять невода длиннее половины ширины реки. Хотя начальник бывшей каспийской экспедиции и астраханская комиссия для составления проекта правил волжского и каспийского рыболовств высказа­лись против этой меры в применении к рукавам Волги, которые очень широки и где лов направлен преимущественно на красную и другую крупную рыбу, но я полагаю, что относительно таких узких рек, каковы все реки Черноморья, где следовательно выметывание неводов может следовать весьма быстро одно за другим, где ими ловится главнейше мелкая рыба, как например селява и рыбец, и где число неводов на небольшом пространстве очень велико, запрещение упо­треблять невода длиннее половины, или по крайней мере, соответственно правилам о ставных орудиях лова, длиннее ⅔ ширины реки совершенно необходимо.

По пункту и) оба проекта предлагают уменьшить дозволенную меру ячей до одного вершка в стороне квадрата в крыльях и до полувершка в мотне. Мне кажется такое уменьшение неоснова­тельным, ибо тогда будет попадаться слишком много мелкой тарани. И при теперешней величине ячей мы видели, как на Камышеватой косе застревало в них очень много мелких севрюжек в 10 вершков или ¾ аршина длиной, которых хотя и выпускали обратно в море, но многие из них, однако же, и погибали. К правилам о величине ячей проект войскового начальства при­бавляет, чтобы в речных неводах и сетях, употребляемых собственно для лова селявы и рыбца, допускались ячеи и в ¾ вершка (т. е. ⅜ вершка по стороне от узла до узла). Это, и по моему мнению, может быть разрешено, ибо лов этих двух небольших рыб производится в такое время года, когда другая рыба почти нейдет, почему и легко усмотреть за неупотреблением этих мелкоячеистых сетей в прочее время года; притом же невода эти небольших размеров, так что и сами промышленники в другое время ими ловить не станут за единственным разве исключением реки Протоки, где вообще нельзя употреблять неводов больше селявных.

Наконец, для плавных сетей, длина которых ныне вовсе не определена, в новых проектах положено, чтобы они были не длиннее, 10 до 30 сажень и чтобы притом они ни в каком случае не превышали ⅔ ширины ерика или протока. Последнее условие весьма основательно.

Изменения и дополнения, необходимые по мнению экспедиции. Со своей стороны я должен ска­зать — относительно ныне существующих правил для охранения рыбного запаса и беспрепятственного входа рыбы в лиманы и реки и хода вверх по ним, — что эти правила вообще очень хо­роши и сообразны с своей целью, но что тем не менее они требуют и некоторых дополнений. А именно: хотя запрещение лова в гирлах, соединяющих внутренние воды Черноморья с морем, и на известное пространство по обеим сторонам этих гирл вглубь моря совершенно основательно, но перечисление всех этих гирл поименно совершенно напрасно; большая часть из них не по­стоянна, одни засыпает, другие прорывает вновь, и потому, если буквально держаться составленного им списка, то придется не ловить там, где лов был бы совершенно безвреден, и — наоборот — ловить там, где главный ход рыбы. Поэтому, поименовать только главные гирла, как-то: Бугазское, Курчанское, Ахтарское, Ясенское и пожалуй еще Рубцовское, засыпка которых невероятна, предо­ставить назначение остальных гирл, в которых лов должен быть запрещен, самому обществу рыболовов. Но за то для пяти поименованных главных гирл недостаточно запретить лов по версте в каждую сторону их и на семь верст вглубь моря; а надо, для полного обеспечения входа рыбы, расширить это заповедное пространство до 2 ½ верст с каждой стороны гирла и удлинить его вглубь моря до границ войсковых владений, которые должны быть назначены в 20 или 25 верстах от берега. Заповедное пространство такой же ширины и длины должно быть неизменно установлено и для реки Протоки, так как она составляет в настоящее время бесспорно главное кубанское устье, которым преимущественно идет красная рыба, требующая наибольшего охранения. В самом деле, к чему все правила об оставлении свободного прохода рыбе на девяти верстном пространстве Про­токи, находящемся в пользовании откупа, если он имеет возможность перелавливать рыбу у самого входа ее в эту реку. Но так как уследить за точным исполнением этой меры, при отдаче Ачуевского участка в откупное содержание, весьма трудно, чтобы не сказать — невозможно, и так как, с другой стороны, такое ограничение прав откупщика несомненно поведет к сбавке им откупной цены, то это прибавляет еще лишнюю причину к числу уже вышеприведенных, по которым желательно видеть этот откуп уничтоженным и участок его включенным в число вод, находящихся в свободном пользовании войсковых жителей.

К числу гирл, в которых совершенно запрещено рыболовство, причислены и три внутренние: 1) устье реки Кубани, 2) Переволока и 3) Рясное гирло. Относительно Рясного гирла такое запре­щение может быть оправдано. Так как лов в Рясном лимане был прежде (до забития ериков) весьма значителен, то было гораздо лучше, чтобы этим уловом пользовались многие, могущие поместиться на его берегах, чем немногие, которые успели бы захватить короткое и не широкое гирло; притом же часть рыбы, рассеявшись по пространству лимана, может избегнуть сетей и успеть выметать икру. Но для чего запрещать лов в рукавах, которыми Кубань вливается в Кубанский лиман и в Переволоке, когда выше, в трубе самой Кубани, и ниже, в Темрюцком гирле, лов (как это и следует) допущен, — мне совершенно непонятно. Поэтому, кажется, что оба эти гирла следовало бы уравнять со всеми остальными внутренними гирлами, т. е., оставить запрещение лова на версту в каждую сторону и по две версты вглубь лимана, в который они впадают, — дозволить произво­дить лов в самих этих гирлах. Наконец, относительно безусловного запрещения во внутренних водах крючьев, ставных сетей и ¢котов, я должен сказать, что оно составляет лишь совершенно напрасное стеснение. ¢Коты — снасть самая невинная и, в сущности, ничем от вентерей не отли­чается. Это такие же вентеря, только сделанные не из сетей, а из узких дранок или тонких жердей, прикрепленных к бревенчатой рамке. Формой своей они походят на тайники, вставляемые в реках, впадающих в Белое море, в семожьи заборы. Место заборов занимают здесь совершенно такие же крылья, как у вентерей. То же самое должно сказать и о ставных сетях. Что же касается до крючьев, то они — как не раз было замечено в отчетах экспедиций Каспийской и Беломорской — совершенно безвредны, если не перегораживают реки. Несмотря на запрещение, крючья и теперь употребляются и на Протоке и на Кубани. Для этого протягивают веревку чрез всю реку, ибо иначе по быстроте здешних вод трудно было бы удержать снасть на месте, но только небольшая часть длины ее, далеко не составляющая и третьей доли ширины реки, увешена крючьями, которых бывает на ней не более 30 или 40 штук, что, считая по 6 вершков между удочками, составит только 5 сажень. Все эти три снасти должны быть, по моему мнению, дозволены к употреблению и в реках, но с тем лишь, чтобы занимали собой от каждого берега не более ⅓ ширины реки и выставлялись снасть от снасти (будет ли то ¢кота, сеть или крючной порядок) не ближе 30 сажень, как это установлено для вентерей.

Кроме всех этих мер, для охранения красной рыбы необходимо еще назначить срок, в ко­торый бы лов ничем не производился, разумеется — в одних только реках, т. е. самой Кубани вверх до самых границ Кубанского войска, в Протоке, в Темрюцком гирле и в Пере­волоке. В море и в лиманах нет надобности в таком срочном запрещены лова: 1) потому, что крючной лов в водах Черноморья вообще мало развит, как видно из числа выставляемых крючьев, которых менее 900,000 штук от самого Керченского пролива до Ейска, тогда как приблизительно на таком же протяжении берега в Эмбенских участках Каспийского моря их считается до 10.000.000; 2) потому, что вход рыбы, из моря в реки и лиманы и из лиманов в реки, достаточно обеспечен вышеприведенными мерами; 3) потому, что в самих лиманах красной рыбы не ловится, и, наконец, 4) потому, что — в видах сделать это ограничение менее стеснительным — время для запрещения лова в реках должно быть избрано по возможности позднее, а тогда красная рыба уже не поднимается из моря в реки. Я полагал бы назначить этот срок от 1-го июня до 1-го августа. Такой срок не был бы стеснителен, а между тем в это время еще достаточно ловится икряной рыбы. Уже в средине этого месяца попадалось в 1864 году в темрюцкие вентеря по 5 и 6 штук севрюг в сутки и между ними было довольно еще икряных. Опытные и беспристрастные рыболовы в Черноморьи желали бы даже, чтобы мера эта была строже, и некоторые из них предлагают вовсе запретить лов в марте и апреле, когда ход рыбы самый сильный, чрез каждые два года в третий. В таком виде мера эта была бы слишком убыточна и не имела бы достаточного основания, ибо распространялась бы на тарань и сулу, уменьшения в которых вовсе не заметно. Но если не чрез два года в третий, а чрез каждые четыре года в пятый запретить выставку вентерей, ставных сетей и крючковой снасти в одних только поименованных выше реках, с 1-го апреля по 1-е августа, не допуская в них однако же и неводной тяги, которая и теперь в них в это время не производится, то это конечно принесло бы более пользы, чем ежегодное запрещение лова в них в течение июня и июля. Но конечно и для этого, как и вообще для правильного устройства рыболовства в Черноморьи, необходимо уничтожение ачуевского откупа. Кроме этой меры, предлагаемой собственно для Кубани, необходимо было бы, для большего пропуска рыбы в Дон, установить время, в которое не производился бы крючной лов, начиная от долгой косы, составляющей юго-западную границу Донского залива; но так как эта мера должна быть в связи с другими, как в самом Донском заливе, так и на Дону, то обсуждение ее я оставляю до описания донского рыболовства.

Права города Ейска на рыболовство в водах Черноморья. Говоря о правах на рыболовство в Черноморьи, я должен упомянуть об отношении к нему городов Ейска и Темрюка, лежащих в земле Черноморского войска. Что касается до города Ейска, то теперь, собственно говоря, он в рыболовном отношение совершенно отделен от казаков, ибо, вскоре после отдачи вод в заведывание общества рыболовов, городу Ейску было уступлено 29 верст берега, как по Ейскому лиману, так и по Азовскому морю, за единовременную уплату 3500 руб. Сделка эта была без сомнения не выгодна для Черноморского войска, потому что в пространство отошедшего берега включается и Ейская коса, которая, лежа на пути рыбы в почти пресноводный Донской залив и в самый Дон, по обилию лова не уступает косам Должинской и Камышеватой, и потому вероятно могла бы до­ставлять одного ежегодного акциза средним числом около 5.000 руб. Но нельзя же было такому городу, как Ейск, имеющему около 25.000 жителей и лежащему при море, оставаться без права на рыбную ловлю, а так как проданные ему воды лежат на краю Черноморья, то отчуждение их по крайней мере нисколько не нарушает единства системы рыболовства в Черноморьи, ибо ейскими водами отделяется, от Должинского участка и всех остальных казацких вод, только Ейское гирло, в котором всего девять вентерных малоприбыльных ставок, и влево от него часть берега Ейского лимана, где производится весенний лов белой рыбы.

Но если этот 29-верстный участок уже не может считаться во владении черноморцев, то на каких правах находится он, и может ли он весь составлять исключительную принадлежность города Ейска? Очевидно, нет. Отчуждая часть моря, Черноморское войско, или — правильнее — начальство его, не имело право присваивать городу той привилегии, которая была специально дарована только войску и которая в отношении к морю даже весьма неопределенно выражена. Войско могло только отказаться от права ловить в этой части моря и от права собирать в свою пользу поло­женную им на рыбу пошлину. Воды же эти, выйдя из привилегированного владения черноморцев, должны были поступить в общее и свободное пользование всех подданных русской Империи. Городу Ейску может принадлежать лишь проданная ему часть лимана; относительно же морских вод, считающихся ныне его принадлежностью, ему можно разве только присвоить право налагать на посторонних ловцов некоторую пошлину, пока не выручится заплаченная войску сумма, хотя, по правде сказать, город уже с избытком ее выручил, пользуясь три года исключительным рыболовством в этих водах.

Права города Темрюка на рыболовство в водах Черноморья. Гораздо затруднительнее решить вопрос относительно Темрюка. Город этот лежит в самой середине кубанской дельты, так ска­зать в самом сердце той водной системы, исключительное пользование которой находится в руках черноморцев. Если уступить Темрюку часть моря и, кроме того, часть Курчанского лимана и Темрюцкое гирло, при которых он лежит, то не будет ли это значить завести и здесь те непрерывные ссоры и столкновения, которые существуют между донскими казаками — с одной стороны и жителями Азова и Кагальника — с другой и которые каждый год по нескольку раз доходят до настоящих побоищ, оканчивающихся не редко смертоубийствами? Не говорим уже о нескончаемых жалобах на обловы, произвольное отнятие снастей и т. п., которых удовлетворительно решить невозможно. Не будет ли это значить ввести чересполосицу во владении морскими водами, самую худшую из чересполосиц, ибо означить и охранять границу между морскими участками всегда затруднительно. Кроме того, не нарушится ли чрез это все единство системы кубанского и прикубанского рыболовств, — единство, которое собственно одно только и оправдывает выделение этих вод из общего пользования. Если входы в Курчанский лиман и в Темрюцкое гирло выйдут из владения казаков, то оба главные устья Кубани будут находиться в чужих руках, и тогда следить за правильным пропуском рыбы вверх будет также трудно здесь, как и на откупном участке Протоки, ибо можно принять за непреложное правило, что если сами хозяева вод не имеют интереса, чтобы рыба сво­бодно проходила вверх, то этого пропуска трудно достигнуть посредством постороннего наблюдения.

Но, с другой стороны, нельзя же лишить и жителей города, лежащего близь моря, права на свободный лов, предоставленный всем, по русским законам. Неужели темрючанам ездить за сотню верст ловить рыбу, когда море у них под боком? Не в таком виде однако же представляется право темрючанам на лов в Курчанском лимане и в Темрюцком гирле, ибо соседство с во­дами, подлежащими частной собственности, не составляет еще необходимого условия и принадлежно­сти этих вод.

Если взвесить справедливые притязания обеих сторон, то беспристрастное решение этого во­проса, кажется мне, должно будет заключаться в следующем:

1) Сохранить все права, которые имеет Кубанское казачье войско, как на морские воды, омывающие берега Черноморья, так и на внутренние.

2) Допустить жителей Темрюка к пользованию морским рыболовством на пространстве 7-го темрюцкого участка наравне с войсковыми жителями, как это сделано в Должинском участке, для колонии Михаельсталь, лежащей на берегу моря между косами Долгой и Ейской.

  • Так как все права казаков на принадлежащие им доныне воды сохраняются, то обязать жителей Темрюка, допущенных к лову на них, подчиняться как всем правилам и распоряжениям по рыбной промышленности, действующим ныне или имеющими впредь быть введенными, так и уплате положенного в пользу войска акциза.
  • Так как число жителей в Темрюке простирается до 5,000 человек, а — главное — так как под именем темрючан явятся без сомнения для лова в этих водах и посторонние, за чем невозможно будет уследить, то чтобы наплыв такого числа рыбаков не причинил убытка войсковым жителям, назначить число крючных лодок и неводов, которые имеют право выставлять жители Темрюка.
  • Выгоды от такого лова должны быть по возможности распределены между жителями города посредством жеребьев, очереди или другими способами, по решению самого городского общества.

б) Дозволить жителям Темрюка лов для домашнего употребления (посредством сеток в 10 сажень длиной, вентерков, бредней и приволочек) в Курчанском или Ахтанизовском лимане, на тех же основаниях, как и для войсковых жителей; или вместо того отвести жителям Темрюка определенный участок в Кубанском или Ахтанизовском лимане, в котором допустить беспошлинный лов, какими-то ни было снастями, собственно для продовольствия жителей; разумеется, что в этом выделенном Темрюку участке не должно быть никаких рыбоспетных заведений, как-то: солил, бугунов и т. п.

Способы пользования солью. Прежде чем перейти от изложения прав, коими пользуются черно­морцы по рыболовству, к другим вопросам хозяйственного устройства этой промышленности, надо еще коснуться одного предмета, хотя и не относящегося прямо до рыболовства, но имеющего большое на него влияние, а именно — пользования соляными озерами, лежащими внутри войсковых зе­мель, и вообще добывания соли. И в этом отношении положение 1842 года ухудшило казацкий быт. До этого времени каждый казак имел право отправляться на озеро, нагрести себе сколько угодно соли и, отдав известную долю, которая изменялась от 1/5 до ⅓ всего добытого им количества, в войсковой кагат, увезти остальное и продавать, кому хотел, только не выходя из пределов войска. Некоторые казаки посвящали себя именно добыванию соли, доставлявшему им, при вольной продаже, довольно выгод. Прочим же нечего было заботиться о заготовлении соли, так как они имели всегда возможность получить ее в произвольном количестве, по мере своих надобностей, и притом по дешевой цене. В Екатеринодаре стоила она от 8 до 10 коп. пуд. Для поддержания озер в хорошем состоянии, высылали из ближних к ним станиц казаков по наряду. В 1842 году это все изменилось. Всю сгребаемую соль казаки должны были сваливать в войсковые кагаты (кучи), получая за это 5 коп. с пуда, а для себя могли брать не более 50 пудов по 4 1/7 коп. сер. (15 коп. асс.). С кагатов же продавалась она вообще по 6 ½ коп. Поэтому казакам выгоднее было сдавать в кагаты всю добытую ими соль и покупать потом, сколько им было нужно, по общей продажной цене, ибо таким образом льготные 50 пудов приходились им вместо 4 1/7 коп. только по 1 ½ коп. (6 ½ — 5 коп.). Но так как частная продажа соли была запрещена, то из этих ничтожных выгод никто не хотел сгребать соли, и принуждены были нанимать для сего особливых работников по высокой цене, которая доходила до 8 и 10 коп. с пуда. Поэтому войсковое правление вынуждено было опять разрешить казакам грести соль с тем, чтобы ⅔ добытого количества отдавалось в войско­вые кагаты, а ⅓ бралась себе; но так как частная продажа оставалась запрещенной, то из этой трети могли они брать лишь столько, сколько им нужно было для себя, а остальное, если нагребали слишком много, оставлять в войсковые запасы. Но на деле казаки брали гораздо более, чем нужно было им для себя, и вели тайную продажу солью. Войско со своей стороны устроило внутренние ма­газины, из коих отпускает соль по 21 коп. Цена эта так высока оттого, что в последние годы были неурожаи соли, ибо озера в большом небрежении, и потому был разрешаем провоз крымской соли от 300,000 до 350,000 пудов беспошлинно. Но покупка ее и привоз все же стоили дороже, чем добывание соли из войсковых озер. Эти излишние расходы разложили разнообразно на всю соль, какого бы происхождения она ни была, и положили за нее общую цену в 21 коп. пуд. Так как эта соль все-таки значительно дешевле крымской, оплачиваемой пошлиной, то для рыбопромышленников отпускают в одни руки не более 1,300 пудов для неводного завода, при неводе в 1,060 сажень, и 500 пудов для волокушечного завода. Если этого количества не достанет для посола всей рыбы, то дозволяется ввозить крымскую соль, с уплатой наперед за нее пошлины. Это чрезвычайно затрудняет казаков, людей по большей части небогатых, ибо соль надо заго­товлять с осени, а деньги выручаются весной, по продаже рыбы. Поэтому казаки желали бы, что­бы и для них было сделано тоже облегчение, которое существует в Ейске и в Темрюке, где привозимую соль, неоплаченную еще пошлиной, записывают и складывают в магазины, с тем лишь условием, чтобы она не оставалась без оплаты более года. Пошлину взимают при выпуске из магазинов, по мере продажи ее. Уже и без оплаты вперед соляной пошлины рыболовство требует многих затрат, как то: на ремонт снастей, харчи и задатки работникам. Как нужные деньги, так и снасти берутся в кредит на тяжелых условиях. Предполагалось (может быть, предположение теперь уже и осуществлено) совершенно освободить от соляного акциза местность от Урала до западных границ земли Донского войска, где, при богатых месторождениях соли, производится обширное рыболовство. Таким образом, все жители этого края стали бы пользоваться той привилегией, которая прежде распространялась только на одних казаков. Если же в земле Кубанского войска будет продолжаться тот порядок вещей, который начался с 1842 г. и довел соль до 91 коп. сер. пуд, то, вместо прежней привилегии, казаки будут находиться в положении менее выгодном, сравнительно с прочими жителями той местности, где не будет соляного акциза.

Отношения между хозяевами и работниками. Изложив права, которыми пользуются черноморцы в настоящее время относительно рыболовства, и, высказав мое мнение о предполагающихся в них изменениях, я обращаюсь теперь к рассмотрению тех отношений, которые существуют между хо­зяевами-рыболовами и их работниками, как при лове в вольных водах, так и в Ачуевском откупном участке.

Артели забродчиков и их атаманы. Работники, нанимаемые на рыбные ловли и называемые здесь забродчиками, (вероятно потому, что при тяге неводов, главного орудия здешнего лова, им приходится брести по воде), бывают отчасти из казаков, а всего чаще из иногородних, — преи­мущественно из малороссиян, Екатеринославской, а также Харьковской и Полтавской, реже Черниговской и Киевской губерний. Из русских же, кроме поселившихся в приморских городах Азовского и восточного берега Черного морей, выходцев из Курской губернии. Забродчики составляют в каждом заводе (неводном, крючком, или вентерном) общество или артель, находящуюся под начальством рыболовного атамана, который имеет здесь еще большую власть и более обширные обя­занности, чем соответствующие ему кормщики на Белом и Каспийском морях, или неводчик при волжском неводном лове. Он решительно заведывает всем ловом, приготовляет снасти, изби­рает время лова, распоряжается разделкой, посолом, сушкой и часто даже продажей рыбы. Хорошего атамана старается хозяин навсегда удержать у себя, и ему поручается почти всегда наем са­мой артели.

Периоды лова-добычи, на которые нанимаются работники. Наем рабочих производится отдельно на каждый из периодов рыболовства, называемых здесь добычами. Таких добыч бывает в году четыре. Они отличаются между собой породами ловимой рыбы, большим или меньшим изобилием ее, а отчасти самим способом лова и приготовления рыбы.

  • Весенняя добыча — от вскрытия льда до Николина дня, в прежнее время, и до Пасхи теперь. Так как в это время рыба бывает всего обильнее, то здесь всегда употребляют или самые большие орудия лова, если он производится неводами и вентерями, или же самое большое число их, если крючьями, а потому и рабочие нанимаются в самом большом числе. Поэтому-то, в течение нескольких последних малоуловистых годов, и приняли за время окончания этой добычи, вместо Николина дня, праздник Пасхи, или — точнее — последнюю половину апреля; ибо при незначительных уловах, или хозяину невыгодно держать полный комплект рабочих, когда они наняты за определенную плату, или самим рабочим невыгодно оставаться, когда они подряжены из-за известной доли в добыче. Во всяком же случае невыгодно хозяину употреблять более дорогостоящие орудия лова, сильно портящиеся от воды, так что — например — сеть, натягиваемая на большой вентерь и стоящая около 150 руб. сер., должна переменяться несколько раз в течение весны и лета. Всю ловимую в это время белую рыбу, преимущественно сулу и тарань, не только солят, но и провяливают.
  • Вторая добыча, межень или летний лов, продолжается до 1 или до 15 сентября, смотря по местностям. В некоторых местах это время подразделяется еще на две части: подмеженок и собственно межень. Подмеженок продолжается до Троицына дня, или до начала июня. В это время лов тарани почти уже прекращается, но еще продолжается лов сулы и красной рыбы; в собствен­ную же межень происходит только главный лов сазана, сома и — в начале его — в небольшом количестве красной рыбы. В других же местах, где этих рыб мало, как например на Ахтарах я на Сладком, всякий лов в это время прекращается. Во всяком случае, как в подмеженок, так и в межень, большая часть работников распускается. В это время белую рыбу также солят и сушат; лишь ту, которая назначается для Дунайских княжеств, (преимущественно сома), как в это время, так и весной, только солят.
  • Прасол, или осенний лов, продолжается вообще от 1 или 15 сентября по Филиппово заговенье (14 ноября); в южной же части Черноморья, где воды замерзают позже, — и до 15 декабря. В иных местах и осенний лов подразделяется на два периода, до и после Покрова. В это время рыба только солится, а не сушится.

Наконец 4) подледный лов. В реках и лиманах он производится в продолжение всей зимы на море же крючьями — только до тех пор, пока море не станет совершенно. Так в Ачуеве устроены, для начала зимы лодки с полозьями, которые тянут по льду берегового припая до талой воды, где и выметывают крючную снасть для лова красной рыбы. Подо льдом же крючьев не ставят, потому что хотя в это время рыба и попадается самая ценная, и она не требует никаких издержек на приготовление, но зато лед часто взламывается, причем выставляемые крючья уносятся в море вместе со льдом. Рыбу в это время продают мороженную и даже не разделанную, как говорят — колодой. Иногда даже из красной рыбы не вынимают икры.

Число рабочих при рыбных ловах. Число рабочих в артели, или в ватаге, изменяется по роду лова. На большой морской невод полный комплект рабочих состоит от 25 до 30 человек, для подмоги тянущих невод припрягают иногда еще пару валов. На лиманных волокушах рабо­чих бывает от 20 до 25 человек. На больших вентерях — от 7 до 9. На крючном лове считается по 10.000 крючьев на лодку и по 7 человек рабочих, кроме кухаря. Если здесь дер­жится сравнительно более работников, чем на Каспийском море, где три человека управляются с 20.000 крючьев, то это происходит как от неуменья здешнего народа обращаться с этой снастью, так и от тяжелого устройства здешних лодок, далеко уступающих в удобности и легкости хода, как на веслах, так и на парусах, астраханским косным. В меженное время не выставляют полного числа крючьев и держат меньше народа, не более четырех человек, так как в это время не только рыбы мало, но и море тише.

Двоякого рода условия найма работников. Условия с работниками бывают двоякого рода: или их нанимают за условную плату, или за определенную долю в уловах. Первых называют наня­тыми работниками, вторых же добычниками.

Работники нанятые или срочные. Нанятые работники называются также работниками на срок, потому что часто, при уменьшении числа рабочих после весенней добычи, рассчитывают одних их, а добычников оставляют. Оба способа найма употребляются во всем Черноморье, и в иных местах у одного и того же хозяина часть работников по найму, а часть из добычи, как например ачуевского откупщика. Но вообще можно сказать, что где лов очень выгоден и выгодность эта за­висит не столько от количества, сколько от ценности ловимой рыбы, там стараются иметь нанятых работников. Так, например, на Ясенской косе, где, вследствие близости сбыта, цена на рыбу дороже, из 11 находящихся там заводов, только на одном работают добычники. Обыкновенные цены на наем работников следующие. На прасол от 15 до 20 руб. На подледный лов работни­ков не нанимают отдельно, а вместе и на весеннюю добычу, потому что лов тарани и сулы, на­чинающийся зимой, продолжается и в первую половину весны. Цена за обе эти добычи изменяется от 40 до 50 руб. На подмеженок платят от 8 до 15 руб. На межень от 40 до 45 руб. Высокая цена на меженный лов, несмотря на малые уловы, зависит от того, что в это время сильно требование на рабочий народ, для покосов и уборки хлеба, за которое в Черноморьи платят весьма дорого. Работник на круглый год стоил бы таким образом от 100 до 130 руб. Атаманы нани­маются, не на каждую добычу отдельно, а только два раза в год от зимнего до летнего прекращения лова; которое бывает после подмеженка (где не ловятся сом и сазан), и в то время, ког­да лед станет в море, а тарань не идет еще на пресную воду. Это делается потому, что в те­чение каждого из этих двух неровных периодов рыболовства, из которых один заключает в себе подледный лов, весенний и подмеженок, а другой — прасол, характер лова и приготовления товаров, не изменяется, и если по степени обилия рыбы и надо изменить число рабочих, то распо­рядитель, заведывающий ловом, должен оставаться один и тот же. С Филиппова заговенья до Троицы атаман получает от 200 до 250 руб., а от Троицы до Филиппова заговенья от 150 до 200 руб. Харчи, при этом способе найма, всегда бывают хозяйские.

Добычники. Гораздо разнообразнее условия, заключаемые с добычниками. Этот способ найма более распространен, нежели первый, и предпочитается как работниками, так и хозяевами. Работ­никами потому, что их манит надежда на уловы и дорогие цены, возвышающие иногда их пай до 150 и более рублей в одну весеннюю добычу; хозяевами же потому, что работники, делаясь их то­варищами и имея общие с ними выгоды, бывают ревностнее и заботливее.

Прежде условия с добычниками заключались обыкновенно так: хозяин поставлял провиант, т.е. муку и соль для соления рыбы. Приготовленная рыба продавалась сообща, как хозяином, так и забродчиками. Обыкновенно хозяин оставлял покупщика торговаться с забродчиками, а сам тайно с ним договаривался о том, по сколько он прибавит ему с тысячи или с пуда рыбы, сверх той цены, по которой сговорится с забродчиками. Если забродчики, зная эти уловки, слишком дорожи­лись, то покупщик не мог, конечно, давать большой надбавки хозяину, и тогда, смотря по обстоятельствам, или хозяин не соглашался на продажу и искал другого более ловкого покупщика, ко­торый сумел бы уломать забродчиков, или же уменьшал свои требования. Большей частью, конечно, уступали забродчики, но нередко перевес в упрямстве оставался и за ними, что главнейше зависело от того, на чьей стороне был атаман, удавалось ли хозяину переманить его на свою сторону каким-нибудь обещанием, или нет, ибо забродчики по привычке повинуются и доверяют атаману. Эти тайные надбавки доходили от 10 до 20 руб. за тысячу сулы. Из вырученной суммы вычитали стоимость муки и соли, как употребляемой в пищу, так и на посол рыбы, а остаток делили пополам между хозяином и работниками. При этом конечно забродчики сколько возможно экономили солью и употребляли не более 18 пудов на тысячу сулы, отчего рыба теряла в своих качествах. Кроме того, хозяева находили такой способ дележа невыгодным для себя, и потому изменили рас­плату с рабочими следующим образом. Из общей выручки стали вычитать только цену муки, соли же позволяли забродчикам брать столько, сколько они хотят, без всякого за нее вычета. За тем они обязываются хозяину рыбу поймать, разделать, посолить, провялить, одним словом — выспеть, и сдать ему по известной наперед уговоренной цене, которая различна в различных участках. В Сладковском участке высшая цена за 1000 сулы 60 руб. асс., в Темрюке доходит до 20 руб. сер., в первых же участках и до 25 руб. сер. На тарань обыкновенная цена от 3 до 4 руб. сер. Красная рыба в реках, где попадается почти одна только севрюга, сдается с марта по июнь: икряная от 1 до 1 руб. 20 коп. и до 1 руб. 50 коп. смотря по уловам, не икряная же по 50 коп. пуд; в осеннее время, начиная с 15 августа или 1 сентября, — не икряная по 1 руб. 50 коп. за пуд, а в зимнее время от 3 до 7 руб. пуд. Так как половина рыбы считается принадлежащей хозяину, а половина работникам то они при расчете и получают половину этой уговорной цены, или — другими словами — работники нанимаются не по срокам, а по урокам, получая от 8 руб. 75 коп. до 12 руб. 50 коп. сер. за тысячу выловленной и приготовленной сулы и от 1 руб. 50 коп. до 2 руб. сер. за тысячу тарани. При таком расчете хозяин уже продает рыбу покупщикам, почем хочет. Тарань, впрочем, хозяева мало солят своей солью и своими рабочими, а, как мы уже видели, более продают сырьем спетчикам. Таким образом, рассчитываются с забродчиками в весенний, меженный и прасольный ловы, когда нужно рыбу солить. Во время же подледного лова, когда из белой рыбы ловится преимуще­ственно тарань и очень мало сулы, продают рыбы покупщикам сырьем, причем цена тарани доходит от 8 до 12 руб. тысячу, и вырученную сумму делят поровну между хозяином и работниками. Этот лов для обеих сторон самый выгодный.

Условия мелких ловцов со спетчиками на поставку им рыбы. Мелкие ловцы, т. е. имеющие или вентерные ставки, или небольшое число крючной снасти, или реже и мелкие волокуши, находят, по малым уловам, невыгодным приготовлять самим рыбу чрез своих забродчиков; а потому они договариваются со спетчиками, почему им доставлять каждый сорт рыбы сырьем. Рыбу сдают спетчикам или сами хозяева, или забродчики, и все это вписывается в книжках, находящихся, как у счетчика, так и у хозяина или атамана. При расчете деньги делятся, как всегда, пополам между артелью и хозяином, за вычетом цены провианта. У таких хозяев бывают по два и по три рабочих, а иногда и не бывает вовсе, и они ловят со своими домашними. Таких ловцов очень много на Долговой косе; они имеют свое пристанище на самой ее оконечности и занимаются исклю­чительно крючным ловом, имея много если 10,000 крючьев, 5 забродчиков в весеннее время; в межень же число крючьев уменьшается до 4000 и даже до 2000. Забродчиков держат по одному на каждые 2000 посуды (как здесь называют крючную снасть). Все заведение таких хозяев состоит из камышового шалаша, где они спят и отдыхают, и из огороженного камышом дворика, где варят пищу. Цены, по которым они сдают свою рыбу спетчикам, изменяются по сортам ее и времени года.

Эти сорта красной рыбы — торговые, которые вовсе не совпадают с породами рыб, а основаны только на различной их ценности. Таких торговых сортов четыре, именно: 1) икряная севрюга и яловой или, как здесь говорят, холостой, мерный осетр;* 2) икряной осетр; 3) икряная белуга, и 4) так называемая весовая рыба, продаваемая не поштучно, а по пудам, куда принадле­жат яловая севрюга, немерный яловой осетр и яловая белуга. Рыбаки и счет ведут рыбе по этим искусственным сортам ее, так что сколько они поймали севрюг, осетров или белуг, ни­кто из них и сам не знает. Этот способ счета начинается, впрочем, только с Камышеватой косы, и с некоторыми изменениями, которые будут означены в своем месте, ведется по всему остальному пространству Азовского моря.

Цены, по которым ловцы отдают эти сорта спетчикам, следующие: меженная рыба с вешнего Николы по Успеньев день (с 9 мая по 15 августа): икряная севрюга и проч. по 1 руб. сер. штука (несколько лет тому назад была дешевле, по 75 коп.), икряной осетр как бы велик ни был 3 руб. (прежде по 2 руб.), икряная белуга всегда втрое против икряного осетра, весовая рыба 50 коп. пуд; прасольная рыба с 15 августа по замерзание моря: икряная севрюга и яловый осетр отдаются по 1 руб. 30 коп., икряной осетр по 5 руб. (прежде ценился дороже до 6 руб.), весовая же рыба по 3 руб. асс. пуд. Весенняя рыба принимается в той же цене, как и прасольная. Зимой же, как само собой разумеется, рыба спетчикам не сдается.

Торговые цены, по которым продают рыбу спетчики и те хозяева, которые ее сами приготовляют, конечно, выше показанных; но очень трудно сказать, на сколько эти цены выше получаемых ловцами, потому что спетчики вынимают икру и клей и продают их отдельно. Хотя общее отношение веса икры к весу рыбы и можно вывести, но неизвестно отношение между числом попа­дающейся икряной и числом не икряной, между числом яловой штучной и числом весовой. Поэтому надо удовольствоваться приблизительным расчетом выгод спетчиков отдельно на каждую рыбу. Севрюгу и белугу весеннюю продают они по 1 руб. 50 коп., меженную по 1 руб. 20 коп., прасольную от 1 руб. 50 коп. до 2 руб. пуд, осетра весеннего по 1 руб. 70 коп., меженного по 1 руб. 30 коп., прасольного от 1 руб. 50 коп. до 3 руб. пуд. Икряная севрюга весит кругом 20 ф. и в ней до 4 ф. икры. Икряной осетр 1 пуд и в нем до 8 ф. икры. Белуга икряная 5 пудов и в ней около пуда икры. Яловой осетр 35 ф. Цену весенней икры можно принять в 10 руб., меженной в 8 и прасольной в 12 руб. пуд. На этих основаниях можно рассчитать выгоды или убытки, которые доставит спетчикам каждый из этих сортов рыбы, с заключающейся в них икрой, в разные времена года, что и показывает следующая таблица:

Название товаров Цена, которую платят спетчики ловцам Цена, по которой продают спетчики Выгоды или убытки спетчиков
Руб. Коп. Руб. Коп. Руб. Коп.
Икряная севрюга весенняя 1 30 1 60 +30
Икряная севрюга меженная 1 1 28 +28
Икряная севрюга прасольная 1 30 1 90 +60
Икряной осетр весенний 5 3 36 -1 64
Икряной осетр меженный 3 2 64 -36
Икряной осетр прасольный 5 4 20 -80
Икряная белуга весенняя 15 16 +1
Икряная белуга меженная 9 12 80 +3 80
Икряная белуга прасольная 15 19 +4
Яловый осетр весенний 1 30 1 49 +19
Яловый осетр меженный 1 1 14 +14
Яловый осетр прасольный 1 30 1 97 +67
Весовая рыба весенняя 86 1 50 +64
Весовая рыба меженная 50 1 20 +70
Весовая рыба прасольная 86 1 75 +89

 

Хотя числа этой таблицы лишь приблизительно верны, из нее однако же можно видеть, что, говоря вообще, барыши спетчика очень умеренны, если принять в расчет, что он должен поку­пать соль, делать издержки на устройство холодников, солил и наем рабочих, и к тому же за­платить пошлину, положенную с занимаемого им места и с пуда рыбы и икры. Осетр икряной дает даже убыток, который не покроется, если мы даже примем, вместо 8 фунтов, 10 фунтов икры в рыбе. Но зато количество его, сравнительно с севрюгой, очень не велико, и получаемый с него убыток вознаграждается с избытком севрюгой, а — главное — весовой рыбой, которая, слишком вдвое дороже продается, чем покупается. Вообще же наибольший барыш дает прасольная рыба, а наименьший весенняя, ибо в продаже весенняя рыба дешевле осенней, а при покупке у ловцов за нее дается та же цена, что и за осеннюю; к тому же осенью и икра дороже.

Условие работников с ачуевским откупом. В откупном Ачуевском участке существуют некоторые особенности в условиях с забродчиками, заключающиеся главнейше в том, что эти условия различны, смотря по месту лова. Так наем рабочих из-за постоянной платы на срок, или из доли в добыче, (в этом последнем случае цена, по которой принимает у них откуп рыбу), зависит от того, происходит ли лов в море, впереди, ближе к устью Протоки, или же назади ближе к откупной границе, куда конечно меньше доходит рыбы. Где уловы больше, там продаж­ная цена рыбы меньше, или даже и вовсе не допускается лова из доли в добыче. Именно, на пер­вой вентерной ставке, т. е. ближайшей к устью и состоящей, как и две задние, из четырех вен­терей, поставленных в ряд поперек реки, работники нанимаются за определенную плату на сроки по добычам. В задних же ставках работники — добычники и сдают рыбу откупу по уговорной цене: за красную рыбу от 40 до 50 коп., а за икру от 5 до 6 руб. за пуд, за фунт клея от 1 руб. 50 коп. сер. до 6 руб. асс., за тысячу сулы, которая попадается в вентеря только осенью, по 15 руб. тысяча. За доставленную по такой цене рыбу, в посоленном и приготовленном виде, вычитается, как обык­новенно, стоимость муки, а остаток делится пополам. Цены эти, как мы видели, дешевле тех, которые платят в свободных водах Черноморья, но зато конечно и уловы здесь значительнее. Так как икра с задних ставок приготовляется забродчиками, а с передней свозится в Ачуев, где приготовляет ее опытный икряник, получающий в год 300 руб. жалованья, то эта последняя икра гораздо лучше первой и продается по 15 руб. и даже по 18 руб. пуд, забродческая же не дороже 10 или 12 руб. Волокушники, производящее лов на принадлежащем откупу берегу моря, и крюч­ники, ловящие в море, тоже суть добычники, со следующими отличиями: крючники рыбу только ловят, а не приготовляют, что делается уже в Ачуеве особливыми работниками, нанятыми от откупа; волокушники же сами приготовляют сулу и 1000 сдают по 20 руб., тарань же сами не приготовляют, а отдают спетчикам, в настоящее время по 3 руб. 25 коп. за тысячу. Крючники, не приготовляющие сами рыбы, получают, конечно, за нее меньшую уговорную плату, чем вентерные добычники и во­локушники.

Селявные ловцы, ловящие осенью волокушами селяву и рыбца в море и в реке Протоке, тоже суть добычники, но получают различную уговорную цену за доставляемую ими рыбу, смотря потому, где ловят. На переднем сале (так называются вообще места удобные для тяги неводов и волокуш, как в реках, так в лиманах и в море) получают по 3 руб., на втором по 5, а на третьем по 6 руб. за тысячу, или собственно говоря только половину этих цен, так как половина рыбы всегда считается хозяйской. Продает же откупщик селяву от 15 до 30 руб. сер. за тысячу соленой. Зимой при подледном лове, когда рыба продается колодой и в Ачуеве, работники получают по­ловину настоящей продажной цены рыбы.

Сравнение условий найма работников в Черноморье, на Белом и Каспийском морях. Из всего сказанного об условиях забродчиков с хозяевами видно, что здешние добычники, как в Ачуеве, так и на вольных водах, участвуют только в тех выгодах хозяина, которые он получает от количества уловов, а не от продажной цены рыбы. Находясь, кроме того, в половину на своем содержании, они не могут считаться настоящими паевыми ловцами, как беломорские покрутчики, которые получают настоящий пай, т. е. долю в выгодах, получаемых хозяином, как от величины уловов, так и от продажной цены рыбы, и вдобавок находятся вполне на хозяйском содержании; а составляют нечто среднее между ними и астраханскими подрядными ловцами, которые также получают уговорную плату, но не за половину, а за всю доставленную ими рыбу, зато и ловят собственными снастями и лодками и на своих харчах. Из этих трех родов работников самое худшее положение занимают, конечно, астраханские подрядные ловцы, которые, ловя на полном своем иждивении, получают, однако за свою рыбу условную плату, гораздо низшую продажной цены ее, единственно за то, что море, в котором они ловят, разбито на участки, составляющие собственность казны или частных лиц. Чье же положение лучше: покрутчиков ли на мурманском берегу, или добычников в Черноморьи, — сказать трудно; ибо хотя последние получают и целую половину улова в свою пользу, но зато по цене, которую можно считать, средним числом, почти уменьшенной на половину; а первые получают четвертую долю со всего валового дохода от их промысла и к тому же без вычета за харчи.

 

В. Краткий технический обзор кубанского рыболовства

Краткий обзор употребляемых орудий лова. При описании орудий и способов лова, я упомяну только о тех, которые: или представляют особенности, имеющие влияние на самый ход рыбы и по­тому заслуживающие внимания при обсуждении законодательных мер; или составляют принадлежность одного Черноморья, так что ознакомиться с ними необходимо для составления ясного понятия о здешнем рыболовстве.

Орудия лова, употребляемые в Черноморьи, весьма немногочисленны и неразнообразны. Они суть: 1 — 2) Невода и волокуши морские и лиманные. Орудия эти ничем друг от друга не отли­чаются, кроме величины, да и эта разница неопределенна, ибо нельзя сказать, при каких именно размерах волокуша переходит в невод. 3) Речные волокуши, употребляемые только в Протоке, преимущественно при лове селявы и рыбца. Они делаются без мотни. 4) Вентеря разных размеров. 5) ¢Коты. 6) Базы. 7) Плавные сети, употребляемые также только в Протоке для лова шемаи и рыбца. 8) Ставные сети до 50 сажень длиной, выставляемые только в море, преимущественно в откупных водах. И 9) крючные снасти.

Вентеря. Кроме обыкновенных вентерей, выставляемых при устьях небольших рек и в ериках, в Темрюцком гирле и в реке Протоке ставят вентеря громадных размеров. Они бывают обыкновенно заостренно-яйцевидной формы, до 2 сажень в вышину, до 1½ в ширину и до 6 в длину. Ставятся они заостренным концом вверх; удерживаются в должном положении посредством трех канатов, (из которых один, привязанный за задний слепой конец вентеря, называется очкурнею) и прикрепляются наглухо к вбитому в дно колу — стояну. Канат этот делается довольно длинным, для того, чтобы, не отвязывая вентеря, можно было вытягивать его на берег. К каждому берегу идет также по канату и от этих канатов к каждому колу (берцу), на которых растянуты крылья, по две толстые веревки, прикрепленные к верхнему и к нижнему концам их. Эти канаты навиваются на утвержденные на берегу, весьма простого устройства, вороты. Берцы в дно не вбиваются, а удерживаются в вер­тикальном положении упомянутыми веревками и привязанными снизу камнями. Сети, натянутые на обручи (катели) вентеря, а также и составляющие крылья, связаны из довольно толстых бечевок. Вентерь со своими крыльями не только хватает от поверхности до дна реки, но к нижнему краю их приделываются так называемые подпуски, т. е. полотнища сети, которые не вертикально стоят в воде, а лежат по дну. К нижней подборе подпуска навешиваются в небольшом расстоянии друг от друга, тяжелые железные гири, (их иногда заменяет железная цепь), чтобы сеть, увле­каемая этой тяжестью, ложилась во все углубления и неровности дна, и таким образом совершенно преграждала рыбе возможность уходить чрез промежутки, которые оставались бы между дном и сетной стеной вентеря, без этой предосторожности. Это ухищрение придумано в Ачуеве, но употреб­ляется теперь и в Темрюке. Оно возбуждает негодование казаков, и управляющие откупом всего более стараются его скрыть, не сознаются в нем и как бы его стыдятся. Это негодование, по моему мнению, совершенно неосновательно. Всякое орудие лова имеет своей целью захватить по возможности всю рыбу, зашедшую в тот круг, на который распространяется его действие, и нельзя охуждать орудие за то именно, что оно хорошо выполняет свое назначение; ибо в противном случае надо бы требовать, чтобы в неводах и сетях оставлялись по местам прорехи, чрез которые могла бы ускользать часть заловленной ими рыбы. Если только установленная законами ⅓ реки остается сво­бодной, для прохода рыбы; то нет основания требовать, чтобы те снасти, которые ставятся на остальных ⅔, были устроены дурно и не сообразно с своим прямым назначением.

Вынимают вентеря раз, а когда очень много рыбы, и по два раза в сутки. Для этого их вытягивают, всегда вместе с крыльями, или на берег, посредством воротов, ослабив предвари­тельно канат, идущий к другому берегу, или на два дуба (большие лодки), подъезжающие к нему с каждой стороны. В последнем случае на дубах устраиваются вороты. Вынув рыбу, очищают, как самую бочку вентеря, так и крылья его, от набившихся в них сору и травы, без чего они не могли бы выдержать напора сильного течения здешних рек. Поэтому вынимание вентеря и уста­новка его занимают несколько часов.

В Темрюцком гирле, которое не шире 30 или 35 сажень, вентеря стоят поодиночке; в откупном же участке Протоки, который гораздо шире, ставят их по четыре в ряд, так что бежное крыло одного вентеря сходится с береговым крылом другого под острым выходящим (обращенным по течению) углом; а сами бочки вентерей занимают входящие углы зигзаговидной линии, ими образуемой. Эти соединенные между собой крылья бывают не более 6 сажень длиной, и только бежное крыло последнего вентеря вытягивается на несколько десятков сажень по течению реки (по правилу оно должно бы быть не длиннее 12 сажень). Таких рядов или ставок три, т. е. всего 12 вентерей. Их можно считать настоящими сетяными заборами, с четырьмя тайниками в каждом, которые могут преградить рыбе ход не хуже настоящих заборов, если в них не будет остав­лено ворот в ⅓ ширины реки.

Коты употребляются только в Протоке и заменяют собой вентеря, которым подобны по устройству, но стоят гораздо дешевле их, потому что делаются не из сетей, натянутых на обручи, а из дранок или жердей, укрепленных в две бревенчатые рамки: нижнюю, лежащую на дне, и верхнюю, находящуюся выше поверхности воды. Фигура этих рамок, а следовательно и всей коты, есть правильная трапеция, задняя сторона которой, стоящая против течения, немногим короче параллельной ее передней. В небольшом расстоянии от одного из углов передней стороны, как верхней, так и нижней рамок, идет по косой бревенчатой перекладине, укрепленной другим концом в средину задней стороны рамы; а на таком же расстоянии от другого угла передней стороны — по другой такой же перекладине, упирающейся другим концом в середину первой перекладины. Чрез это образуется в передней стороне каждой рамки по входящему внутрь углу, одна сторона которого продолжена до середины задней стороны. По углам трапециевидные рамки, верхняя и нижняя, соединены между собой вертикальными столбами; а между ними, как по трем цельным сторонам трапеции (двум боковым и задней) так и по передней, имеющей по средине вдающийся внутрь `коты угол, укреплены в обе рамки, близко друг к другу стоящие, жерди и дранки. Когда этот ящик опускают в воду, то дно его составляет дно реки; сверху он открыт; с боков, сзади и спе­реди он имеет стенки, составленные из жердочек, как в клетке; на передней стенке имеет он вдавшуюся внутрь усеченную трехгранную призму, которая и служит горлом этого особого устройства вентеря. Укрепляют `коты в воде посредством очкурного каната, идущего от середины задней стороны нижней рамки к вбитому в дно стояну. От этого каната идут еще два другие, к каждому углу задней стороны верхней рамки, называемые треногами. Кроме этого, у каждого угла `коты вбивается по свае, к которым привязываются только углы верхней рамки. От `коты идут в обе стороны такие же крылья, как и у вентеря. Кот не вытаскивают из воды во все продолжение рыболовства, а рыбу вынимают из них, взлезая на верхнюю рамку, посредством сачков на длинных шестах, или багров. Из этого описания видно, как безвредна эта снасть, если крылья ее не перегораживают всей реки и как неосновательно ее запрещение, которое, впрочем, не исполняется не только в откупном участке, но и выше по Протоке. Таких кот, расположенных в промежутках между тремя вентерными ставками, в откупном участке считается 16. Выше по Про­токе делают также маленькие `коты, состоящие просто из воткнутых в дно кольев, так чтобы они образовали собой фигуру, подобную настоящей коте.

Базы. Из реки или ерика прокапывают в бок канавку, у входа которой вбивают колья или прутья углом, вершина которого обращена внутрь канавки, что собственно и называется базой. Вошедшая чрез нее рыба выйти из канавки уже не может. Здесь база служит горлом, а сама канава бочкой вентеря. Иногда вырывают канавы пошире, у входа делают двойную базу в виде зигзага, а так как канава слишком широка, то, чтобы прямо вынимать из нее рыбу, в конце ее ставят `коту. Наконец это устройство изменяется еще таким образом, что канаву в конце запружают плотиной, в которой оставляют спуск как на мельницах. Дошедшая до спуска рыба не может противиться быстроте течения и увлекается им. Под спуском ставят корзинку или решетчатый ящик, погруженный не более как на четверть аршина в воду, куда рыба сверху сама падает и откуда легко доставать ее руками. Этими способами ловят только мелкую рыбу, и они могли бы почитаться вредными, если бы устраивались в конце ерика или протока, но так как в них может попадать только рыба, отклонившаяся в бок от своего пути по реке, то они никакой пре­грады ходу ее не представляют и следовательно должны считаться совершенно невинными.

Влияние употребительных в Черноморьи способов лова на сохранение и размножение рыбного запаса. О самих способах лова и о влиянии их на пропуск рыбы и вообще на размножение ее надо заметить следующее. Хотя употребляемые морские и лиманные невода достигают огромных размеров, иногда до 1,300 сажень в длину; но так как на всяком заводе бывает в действии только один невод при одном комплекте рабочих, то слишком частые тяги невозможны, и тем более, что те же работники, которые тянут невод, разделывают и солят рыбу, за исключением одной тарани, которая передается сейчас после улова спетчикам. Такое устройство заводов обеспечивает свободный пропуск рыбы лучше, чем могли бы это сделать всякие ограничивающие правила.

Крючной лов вдоль берегов Черноморья производится, как мы видели, не ближе семи верст от берега. Это установлено с той целью, чтобы, как колья, вбиваемые в морское дно для укрепления порядков крючной снасти, (которые остаются в море и после перемены места выкидки снастей, или совершенного вынимания их из моря), так и самые крючные порядки, не мешали тяге неводов. Эта далекая от берега выставка крючных снастей, при дурном устройстве здешних лодок и при непривычке к морю здешних рыболовов и их работников, имеет своим последствием то, что последние выезжают на переборку лишь при хорошей погоде, и потому рыба, попавшаяся на удочки, оставаясь на ней нередко долгое время, пока ее снимут, закачивается и умирает, отчего и мясо и икра в ней портятся. Это и есть главная причина предубеждений против крючного лова, замечаемых почти повсеместно, как в Черноморьи, так и по остальному прибрежью Азовского моря, и потому лов этот в Черноморьи мало и развит. Но очевидно, что это закачивание рыбы не составляет необходимого следствия самого крючного лова, а зависит единственно от неопытности здешних рыболовов в морском деле. Ни на Каспийском море, ни даже на Ледовитом океане, рыбы никогда долго на крючках не оставляют, потому что, при лучшем устройстве лодок и при большем искусстве рыбаков в морском плавании, там ездят на переборку ежедневно, и только бури и действительно сильные ветра останавливают их в этом. С недавнего времени, как увидим ниже, стали перебираться на Азовское море рыбаки, занимавшееся прежде ловом в Каспийском, известные здесь под общим именем астраханцев, они употребляют лодки своего устрой­ства и свои способы лова, которые составляют предмет удивления азовских рыбаков. Но от удивления многие перешли уже к подражанию, и когда каспийский способ крючного лова более распро­странится, то и здешняя крючная рыба также мало станет закачиваться, как и на Каспийском море. Следовательно, никакой нет надобности, стеснять крючной лов, как в Черноморьи, так и вообще на Азовском море из-за закачивания рыбы на крючьях, на что здесь жалуются, а надо предоставлять все это дело естественному ходу постепенных улучшений, которые не замедлят осуще­ствиться при примере, поданном астраханцами.

Про речной лов вентерями и вообще ставными орудиями, включая в число их и крючные снасти, я уже имел случай сказать, что считаю его совершенно безвредными, если только третья часть реки остается свободной для прохода рыбы. Поэтому на всем пространстве свободного рыболовства в Черноморьи, где это правило строго соблюдается, узаконения, вовсе не допускающие употребления некоторых орудий ставного лова, кажутся мне совершенно излишними. Но не в таком виде представляется это обстоятельство в откупных водах, где, и по правилам ныне действующими слишком малая часть реки (1/5 ширины ее) должна быть оставляема для пропуска рыбы, а на деле и этого не соблюдается. Тут более чем где-либо предстоит надобность в оставлении третьей доли реки свободной от всяких ставных орудий, ибо Протока составляет главный проход красной рыбы, идущей на пресную воду. Совершенно то же самое должно сказать и о волокушечном лове рыбца и шемаи в этой реке.

Лов шемаи в вольных и откупных водах. В вольном участке Протоки, от откупной гра­ницы вверх до станицы Новонижестеблиевской, существуют только три или четыре сала, удобных, по отлогости берега и очертанию дна, для тяги неводов. Желающие заняться ловом шемаи, посредством волокуш, распределяются по этим салам и мечут жребий о порядке, в котором им закиды­вать свои волокуши. Каждый хозяин имеет только одну волокушу и один комплект рабочих, и пока первый не вытянул свою волокушу на берег и не вынул из нее рыбы, следующему за ним не дозволяется выметывать своей волокуши, так что рыбе остается довольно времени для прохода вверх. В откупных же водах это делается совершенно иначе. Здесь работники, занимающиеся этим ловом, разделяются также на три ватаги, по числу вентерных ставок; но каждая ватага состоит из 30 человек, т. е. втрое или вчетверо большего числа людей, чем сколько нужно для вытягивания речной волокуши, которых у каждой ватаги бывает по две. Лишние работники зани­маются выниманием рыбы из притянутой к берегу волокуши, между тем как остальные закидывают уже другую, ранее, чем первая вытянута, и это продолжается день и ночь, так что, во время хода шемаи, лов ее идет беспромежуточно и река как бы перегораживается волокушами. Кроме этого, волокуши гораздо длиннее ширины реки и выметываются сажень на сто по теченью, прежде чем заворачиваются к противоположному берегу. Такой способ лова не должен быть терпим: 1) Потому что шемая или селява, точно также как и красная рыба, не идет в лиманы, где могла бы разойтись на большое пространство, а остается в трубе реки, где и мечет икру, так что ее легко выловить, не допуская в достаточном числе до метания икры. 2) Селява — рыба ценная и притом редкая, неразмножающаяся в таких огромных количествах, как тарань и другие породы сазановидных рыб, хотя и она к ним принадлежит. Это слабое размножение шемаи зависит без сомнения оттого, что она мечет икру осенью, подобно рыбам семожьего семейства. Осенью вода холодна и потому развитие мальков из икринок должно происходить медленно, следовательно, икринки остаются, в течение долгого времени, подверженными различным вредным влияниям, хищ­ности рыб и других водяных животных, которых очевидно гораздо легче избежать выведшимся уже рыбкам, одаренным с самого начала способностью быстрого движения. В этих невыгодных условиях позднего метания икры заключается, по моему мнению, объяснение и того факта, что как шемая, так и большая часть видов семожьего семейства не только нигде не встречаются в таком множестве, как рыбы осетровые, сазановидные, окуневидные, разные породы сельдей, макрелей и т. п., которые мечут икру в течение теплого времени года, но составляют еще породы местные, т. е. такие, место жительства которых ограничено немногими реками и озерами, или небольшими участками морей, тогда как породы, только что поименованных семейств, занимают обыкновенно все то пространство, в котором они вообще способны жить, по климатическим условиям. В породах семожьих к этому присоединяется еще и то, что число икринок, заключающееся в них, сравнительно невелико, по причине их крупности. 3) Осеннее метание икры селявой имеет своим последствием еще то, что в это время нельзя временно запретить рыболовства, потому что чрез это был бы прекращен, без всякой нужды, лов прочих пород, именно тогда, когда рыба имеет более значительную ценность и верный сбыт. Посему как селява и рыбец, так и вообще породы рыб, мечущих икру осенью и зимой, должны быть тщательнее других оберегаемы от излишнего вылова, посредством узаконений, ограничивающих способы употребления направленных против них орудий лова, — и именно волокуш, в которые попадаются до 15,000 и даже до 20,000 штук разом, тогда как другим орудием речного лова, плавной сетью, не удается захватывать, при самых сильных уловах, более двух, трех тысяч штук. Волокушечный лов должен поэтому и в откупном участке про­изводиться на тех же основаниях, как и в вольных водах, т. е. длина волокуш должна быть не более половины или по крайней мере двух третей ширины реки; на каждом сале должно быть не более двух волокуш с одним комплектом рабочих при каждом; другая волокуша должна закидываться не ранее, как когда из первой будет вынута попавшаяся в нее рыба.

Предложение об искусственном оплодотворении шемаи и рыбца. К породам, мечущим икру осенью или зимой и притом в реках, и следовательно поставленным природой в менее выгодные условия относительно размножения, чем породы, мечущие икру в теплое время года, имеет преиму­щественное применение искусственное оплодотворение, так как от такого оплодотворения едва ли можно ожидать полезных результатов в том случае, если целью его будет умножение рыбного запаса вообще, не говорим уже в морях, но даже и в больших реках и озерах, где, относи­тельно рыб мечущих икру весной и летом, гораздо легче достигнуть желаемого результата посред­ством общественного надзора и вообще благоразумных полицейских охранительных мер. Поэтому было бы весьма полезно, если бы на Протоке, на Тереке и на Куре было устроено по небольшому заведению специально для размножения шемаи и рыбца. Устройство и содержание таких заведений не могут потребовать больших расходов, и, тем более что эти заведения могли бы вовсе не заботиться о питании мальков, что составляет и самую трудную и самую дорогую часть всего дела, а прямо пускали бы их в эти реки, изобильные питательными веществами. Относительно Черноморья это было бы, кажется, легко сделать, если бы войско, извлекающее такие значительные выгоды от рыбо­ловства, согласилось послать на свой счет способного человека, из казаков или молодых офицеров, в заведение г. Решеткина, который, получив значительное пособие от правительства, конечно, не отказался бы принять его в свои ученики. Посещение некоторых других заведений в Финляндии и заграницей ознакомило бы посланного со способами искусственного оплодотворения и вывода маль­ков в меньших размерах, чем в каких это делается у г. Решеткина; затем две, три тысячи рублей, на первоначальное заведение и несколько сот рублей на ежегодную поддержку его, вероятно, были бы достаточны для обеспечения такого полезного предприятия, которое по всем вероятиям чрез несколько лет усилило бы лов шемаи, по крайней мере, до его прежних размеров, — конечно при соблюдении должных охранительных мер.

Краткий очерк способов приготовления рыбы. На способах приготовления рыбы нам также надо будет несколько остановиться, потому что они представляют много особенностей и притом таких, которые могут получить весьма полезное применение в тех местностях, где или климатические условия, или производство лова мелкими промышленниками затрудняют устройство ледников.

Рыба, ловимая в Черноморьи, отпускается в продажу в четырех видах: мороженой, соленой, соленой и сверх того еще провяленной, и, наконец, копченой. Кроме самой рыбы, приготовляются из нее еще следующие продукты: икра красной рыбы, почти исключительно паюсная, икра сулиная, называемая галаганами, икра таранья, называемая таромой, жир из внутренностей сулы, клей крас­ной рыбы и сомовий и вязига из красной рыбы.

Про мороженую рыбу, которую вовсе не разрезывают и потому называют колодой, ничего особенного сказать нельзя, кроме того, что часто даже из красной рыбы не вынимают икры, чтобы не портить вида. Красной рыбы в этом виде продается вообще мало, потому что настоящего подледного крючного лова у здешних берегов не бывает; та же рыба, которая ловится в начале зимы, весьма дорого ценится, и особенно славится так называемая кучугурская рыба, с Кучугурской* косы, на границах Сладковского и Темрюцкого участков.

Невыгодные условия для соления рыбы в Черноморьи и вообще на Азовском море. Для хорошего соления рыбы, условия здесь вообще невыгодны. Именно: 1) при раздробленности здешнего лова, производимого или временными ловцами или небольшими заводами, промышленникам невозможно заво­дить ледников, ибо издержки на них не окупались бы еще при небольших уловах, на которые может рассчитывать каждый отдельный хозяин. Издержки эти усилились бы еще тем, что здешняя рыболовная местность весьма низменна и не представляет, подобно волжской дельте, тех бугров, в которых выкопаны почти все тамошние ледники. Здесь нужно бы их было наваливать искус­ственно. На пространстве Черноморья существуют поэтому, сколько мне известно, только два лед­ника: один в Ачуеве, а другой на косе Камышеватой, у одного тамошнего заводохозяина и спетчика; но эти ледники ничего не имеют общего с громадными и можно сказать монументальными ледниками астраханскими. Это — простые камышовые шалаши над наполненными льдом ямами, вроде тех, которые делаются небогатыми помещиками и крестьянами для домашнего обихода. Они предназначены единственно для сохранения самого дорогого продукта — икры. 2) Если летние жары здесь и не сильнее астраханских, то теплое время года, во всяком случае, продолжительнее. И в 3) употребляемая здесь соль, не только добываемая из соляных озер Черноморья, которая так грязна, что без промывки не может идти в дело, но даже и крымская, качеством своим хуже астраханской, — особенно элтонской, употребляемой там для приготовления икры. Эти невыгодные условия имеют своим последствием то, что здешняя икра, даже ачуевская, хуже астраханской, ибо имеет горьковатый вкус, зависящий едва ли не от свойств здешней соли. Впрочем, про здешнюю икру говорят также, что она слишком жирна и потому не может так долго держаться, как астраханская. В Ачуеве нам сказывали, что были делаемы опыты приготовления икры с лучшими сортами соли, какова илецкая, и что все-таки она не могла сравняться в своих качествах с луч­шей астраханской, и ценилась, по крайней мере, 5 или 6 руб. за пуд дешевле ее. Худшему качеству икры содействует еще и то, что даже в Ачуеве малосольную осеннюю икру протирают в тузлук, а не мешают с сухой, истолченной в мелкий порошок солью, как это делается для лучших сортов в Астрахани.

Средства, которыми невыгодные условия соления устраняются. Но если здешняя икра и хуже астраханской, отчего бы это ни зависело, то самая соленая рыба не только не уступает, но нередко даже превосходит своими достоинствами астраханскую. Такого неожиданного результата достигают здесь тремя средствами: 1) Особливым способом резки. 2) Тщательной промывкой рыбы перед посолом. 3) Употреблением на соление каждый раз свежей соли, причем старый тузлук или рассол совершенно выливают прочь. Это последнее средство употребляют впрочем, к сожалению, не всегда и не везде. Но при одновременном употреблении всех этих трех средств можно смело обходиться без дорого стоящих ледников и быть уверенным, что рыба выйдет лучшего качества, чем без них при ледниках. Конечно, посол в ледниках с соблюдением указанных предосторожностей даст еще лучшие результаты; но для простых сортов рыбы это слишком увеличило бы издержки, и потому ледники могут почитаться для них излишними, даже при таком теплом климате, какой имеет Черномория.

Особенности в размере и приготовлении рыбы. Особенности в разрезке рыбы имеют своей целью то, чтобы соль лучше проникала в самые толстые слои мяса. Они различны по различным сортам рыбы, именно:

а) Красная рыба. Красную рыбу в меженное время распластывают не по брюху, а по спине; с внутренней стороны делают три продольных, параллельных между собой, надреза до самой кожи: один вдоль хребетного столба, дабы вынуть вязигу, и по одному с каждой стороны его. Таким образом, приготовленная рыба называется прутованной. Внутрь России она вовсе нейдет, а отправляется обыкновенно на Кавказскую линию. Весной и осенью делают только один средний надрез, и тогда рыба называется однорезкой. Для России приготовляют однорезку и летом, но тогда делают в ней, так называемые, карманы, т. е. отделяют мясо от кожи с каждой стороны спинного хребта на пространстве нескольких вершков, так что между мясом и кожей можно свободно просунуть руку; карманы эти набивают солью. Вход в эти карманы со стороны хребта; и с каждого бока бывает их от двух до четырех. Большая часть красной рыбы, тем или другим способом разрезанная, просто солится, причем употребляют на пуд рыбы от 10 ф. соли осенью и до 20 ф. летом и весной. Кроме этого, ранней весной приготовляют балыки, т. е. продержав рыбу 12-ть дней в соли, провяливают ее под навесом в тени. Мелкую рыбу, отрубив ей голову, разрезают вдоль на две части, так что в одной остается спина; а в другой тешка с боками. Крупную же режут на 6 частей: спину, тешку и бока, каждый из которых разрезают продольно на две части. Балыки в Черноморьи вообще дурны, потому, что рыба идет к здешним берегам не ранее апреля, когда уже слишком жарко, почему балыки и выходят сухи, если рыба не велика и круто просолилась; крупная же рыба обыкновенно принимает несколько тухлый запах. Хорошие балыки могут быть только там, где они приготовлены из рыбы раннего февральского или мартовского улова.

б) Сула. Сулу, смотря по времени года, месту назначения и величине, приготовляют тремя различными манерами: балыком, отивняком и просольной сулой. У просольной сулы только пропарывают брюхо, чтобы вынуть внутренности, и разрубают голову так, чтобы обе половинки держались вместе на одних челюстях. Ее только солят, не провяливая после этого. Вся же остальная сула, после того как она хорошо просолится, еще сушится точно так как тресковый клипфиск. Также поступают с сулой и в Астрахани; но там у ней пропарывают только брюхо, вынимают внут­ренности и, дав просолиться, развешивают на вешала. Здесь же таким образом поступают лишь с мелкой сулой — недомерком, называемым или боковнею, если имеет от глаза до третьего от хвоста позвонка семь и шесть вершков, или чапом, если имеет не более пяти вершков. Просо­лившуюся боковню и чап связывают попарно на веревку, обыкновенно витую из мочал, и развешивают на вешала. Веревка эта называется отивою, отчего и рыбу называют отивняком. Для луч­шей просолки делают и у отивняка снаружи два или три поперечных и несколько вкось идущих надрезов с каждой стороны. Мерную сулу, т. е. имеющую в весеннее время девять, а в летнее восемь вершков от глаза до третьего от хвоста позвонка,* которая и составляет почти всю массу отпускаемой из Черноморья рыбы этой породы, приготовляют балыком, разделывая совер­шенно иначе. Распластав ее по спине во всю длину, так чтобы хребетная кость оставалась в одной половинке, ту половинку, которая толще, разрезают еще на два пласта параллельно ребрам, ведя нож от брюха к спине. Таким образом, мясо разделяется на три слоя, которые развертываются в одну плоскость: первый, соответствующий целой половине рыбы, покрыт с одной стороны, положим — с нижней, кожей и соединяется брюхом со вторым внутренним слоем, на котором кожи вовсе нет, а этот соединяется спиной с третьим, который будет иметь кожу с верхней стороны. Очевидно, что это чрезвычайно облегчает как просолку мяса, так еще более просушку его; и если только было положено достаточно соли и тузлук был свеж, то эта сула никакого запаха не имеет и у хребетной кости никогда не заводится червей, как это нередко бывает в Астрахани. Эту сулу никогда не развешивают для сушки на вешала, а раскладывают на разостланный сухой тростник, чтобы соль не стекала вниз, а оставалась равномерно распределенной по всему телу. Однако же, но причине низменности кубанской дельты, особливо в Сладковском участке и на Ачуевской косе, подверженным наводнениям, это имеет и свои неудобства, для устранения которых принимаются следующие меры. В Ачуеве делают досчатую ограду; как бы ящик, и насыпают в нее черепашки, т. е. створок двустворчатых раковин, из которых почти исключительно состоят здешние косы, и сулу расстилают на эти возвышения, чтобы ее не могло подмочить в случае наводнения. На Сладком, где, по большому количеству приготовляемой сулы, слишком затруднительно бы было делать такие насыпи, каждый завод окапывается рвом с валом. Когда вода начнет подниматься, то пока она станет в уровень с валом, можно успеть убрать, разостланную для сушки, рыбу. Несмотря на эти пре­досторожности, рыба в сырых местностях выходит всегда худшего качества, нежели в более возвышенных.

Соли кладут на тысячу сулы, вес которой изменяется от 79 до 110 пудов, от 25 до 35 пудов. При этом, однако, поступают так, что при первом засоле кладут до 40 пудов соли, а когда вынут первую рыбу и кладут новую в те же чаны (или комяги), в которых рассол остается, то уменьшают постепенно количество прибавляемой соли до 20 пудов на тысячу сулы.

По способу приготовления балыком здешняя сула, как уже замечено, совершенно подобна нор­вежскому клипфиксу, делаемому из трески. Так как этот последний идет отчасти в Испанию и Италию, то весьма вероятно, что наша сула могла бы в этих странах с ним соперничать, и потому было бы весьма интересно, если бы небольшой груз сулы был в виде опыта доставлен в порты южной Европы. Быть может, таким образом, открылся бы новый сбыт для наших рыбных товаров, которые в годы изобильных уловов нередко терпят совершенный застой. Вообще очень жаль, что наши рыбные продукты, и именно самые простые из них, а не предметы роскоши, как например икра, сколько мне известно, ни разу не были выставлены на всемирных выставках.

С коропом обходятся точно также как с сулой, только кладут, сообразно с большей вели­чиной рыбы, до 60 и до 70 пудов соли на тысячу.

в) Тарань. Тарань разделывают тремя разными способами: копченкой, карбовкой и молдаванкой. Копченку не разрезают вовсе, а как есть, целиком, кладут в соль, употребляя от 6 до 10 пудов на тысячу рыб. Ее приготовляют только в холодное время года и отпускают преимущественно в Малороссию. Она долго лежать не может, — не долее августа месяца того же года, в который была поймана. Иногда ее, кроме просушки, немного прокапчивают более для цвета, причем топливом служит кизяк. У карбовки или резанки распарывают брюхо, вынимают внутренности и делают снаружи два или три надреза (карбуют), как на суле, приготовляемой отивняком. На тысячу ее кладут не более трех пудов соли: несмотря на это, рыба хорошо держится до следующего года. Идет она преимущественно в юго-западные губернии. Оба эти сорта тарани связывают, когда они достаточно просолятся, пучками от 10 до 15 штук и просушивают на вешалах, устроенных в виде крыши со стропилами и называемых бугунами. На стропила кладут иногда, для сохранения места, поперечные жерди: но в сырых местностях, как например в Ачуеве, слишком тесно повешенную рыбу не достаточно продувает, и потому, когда хотят иметь хорошую рыбу, этих перекладин не употребляют. Всего хуже солят и сушат тарань в Сладковском участке, где изобилие рыбы заставляет спешить работой и экономить солью, так что сладковцев дразнят, что они у своей рыбы только натирают глаза кусочком соли.

Молдаванку, которую обыкновенно приготовляют сами, приезжающие за рыбой из Молдавии и Валахии, русские, не провяливают, а только солят, так как в дунайских княжествах сушеной рыбы не употребляют, соленую же поджаривают на угольях и затем опускают в холодную воду, чтобы она несколько вымокла. Рыбу разрезают по брюху и набивают солью, но для сохранения в ней жира не вынимают внутренностей. Кроме того, делают еще изнутри, с одной стороны хребетного столба, продольный разрез, который прорезывает мясо и ребра, но останавливается у кожи. Дав рыбе несколько времени пролежать в рассоле, который она из себя пускает, ее грузят на суда, и при нагрузке еще дополняют брюхо солью, да сверх того пересыпают солью ряды рыбы. Сколько идет соли на тысячу молдаванок, сказать с точностью нельзя, но засол очень сильный, и он хорошо сохраняет рыбу, несмотря на оставление в ней внутренностей.

г) Сом. Всего более особенностей в приготовлении сома. Прежде и здесь, как в Астрахани и на Куре, брали от сома один плес, отрубая брюхо и голову, как негодные на употребление. Таким образом, чисто от предрассудка терялась половина рыбы, да и то, что шло в дело, продавалось по очень дешевой цене, не дороже 20 и 25 коп. пуд. Уже после восточной войны стали приезжать сюда русские из Молдавии и Валахии, покупать рыбу сырьем и приготовлять ее, сообразно с потребностями своего рынка. Тогда и местные промышленники начали приготовлять сома по-молдавански. Через это цена на сома увеличилась чрезвычайно. Не далее как три четыре года тому назад брали не более 60 руб. сер. за тысячу, а ныне продают сырого по 40, а соленого по 70 коп. пуд, или по 120 и 210 руб. тысячу, т. е. в два и три с половиной раза дороже; а если принять во внимание, что теперь продают не один плес, а всего сома, — то от четырех до семи раз дороже прежнего. Впрочем, это улучшение в сбыте сома относится, к сожалению, почти исключительно к одному Темрюцкому участку, в других же местах Черноморья оно было только косвенное; именно: когда из южного участка перестал идти сом в Россию, цены на него нисколько улучшились в Ачуеве и вообще в северных участках. Приготовление, или — точнее сказать — разрезка сома, для дунайских княжеств, бывает двоякое: в пан и в йипрак. При приготовлении в пан, который считается дороже, вырезают вдоль всего сома пластину, внутри которой заключается хребетный столб; сверху ограничивают ее спинной, а снизу заднепроходный плавники. Чрез это сом разрезается на три пластины: среднюю, которая и называется паном, и две боковые. Пан остается неразрезанным от самой оконечности рыла до хвоста включительно, боковые же разрезаются поперек обыкновенно на две части, из коих одна соответствует стенкам плеса, а другая стенкам брюха и бокам головы; первая называется джвигурь, а вторая джух. Если сом очень велик, то джвигурь разделяют еще надвое, так что всех частей будет семь. С внутренней стороны джвигуря и джуха прорезают мясо почти до кожи параллельными надрезами, отстоящими друг от друга не более, как на полвершка, или на дюйм. На пане же надрезов никаких не делают, так как толщина его менее вершка. Для хорошего сбыта и полной цены таким образом приготовленного сома надо, чтобы все эти части складывались в цельную рыбу, почему их и укладывают в солила так, чтобы не перепутать разных рыб между собой. Йипрак приготовляют проще, и на него идут только рыбы меньшей величины. От головы отрубают только оконечность рыла (концы челюстей, покрытые гу­бами), затем распластывают всего сома, как по брюху, так и по хвосту, на две половины, которые держатся вместе спиной, и надрезывают их точно также как джвигурь и джух. Как на пан, так и на йипрак идет очень много соли. Они лежат в солилах совершенно покрытые рассолом, и, чтобы рыба в него тонула, ее нагружают каменьями. При таком способе разделки, не­смотря на жирность сома, отсутствие ледников и сильные летние жары, ибо сомы ловятся преимуще­ственно в конце июня, в июле и в начале августа, рыба превосходно просаливается. Мы осматри­вали у Темрюка несколько комяг с сомом, которые стояли на солнце, прикрытые только камышом; рассол был в них совершенно прозрачен, и рыба не имела ни малейшего запаха. Весьма желательно, чтобы этот способ приготовления сома был принят в Астрахани и особенно на Куре. В России низшие сословия и вообще охотники до жирной пищи очень любят сома, и многие предпочитают его в пирогах даже красной рыбе; поэтому нет сомнения, что если бы только удалось по­бедить предрассудок употреблять в пищу один плес, то в сбыте этой рыбы не было бы затруднения. В Астрахани не пропадала бы половина рыбы по пустому, а на Куре, где, по неумению со­лить сома, говорят, что летом его соль не берет, самый лов его мог бы значительно увеличиться, ибо теперь он производится только в зимние месяцы; летом же или его вовсе не ловят, или вынимают один лишь клей, так что, при своей алчности, он только напрасно пожирает огромное ко­личество другой рыбы. Я. уже писал об этом предмете в Астрахань к одному из просвещеннейших тамошних промышленников, г. Кожевникову, который всегда готов на разные улучшения и нововведения, обещающие, хотя некоторое развитие рыбному промыслу.

Вымочка рыбы перед посолом. Кроме этих особенностей в разрезке, хорошим качествам здешней соленой рыбы содействует обыкновение мочить ее перед посолом. На каждом заводе устроены для этого на колеях деревянные рамки, в которых натянут холст. Сюда накладывают разрезанную рыбу и вывозят в море или в лиман, где оставляют часов семь или восемь, чтобы вся кровь вытекла из рыбы. Этому мочению не подвергаются только тарань копченка, так как она не разрезывается и красная рыба, которую, как и на Каспийском море, мочат не до, а после соления, перед отпуском в продажу.

Употребление свежего тузлука. О хорошем влиянии неупотребления старого тузлука на посол рыбы распространяться нечего, так как это понятно само собой. Сом, посоленный по молдаван­скому способу, и не имевший ни малейшего запаха, лежал в совершенно свежем тузлуке. Но самый лучший пример того, какие блестящие результаты получаются от употребления всякий раз новой соли на посол рыбы, видел я не в Черноморьи, а на Обиточной косе, где промышленник, производивший лов красной рыбы на оконечности ее, вынимая из солил готовую рыбу, всякий раз выливал из них и рассол, (хотя, по обыкновенным понятиям рыбаков, такой рассол еще был очень хорош), и, вымыв чаны, солил рыбу новой солью. Этой чистотой достиг он того, что в его холоднике не чувствуешь и признаков того зловония, которое везде составляет как бы нечто не­раздельное с рыбосельным заведением, и чего не достигают в Астрахани даже дорого стоящими ледниками.

Таким образом пример Черноморья и вообще азовского прибрежья показывает нам, что, при соблюдении должной чистоты, хороших способов разделки рыбы, а — главное — при неупотреблении старого тузлука, можно довести соление рыбы до желаемого совершенства, даже и без ледников, и что нечего опасаться ухудшений в качестве рыбы при переходе рыбной промышленности от больших владельцев и откупщиков в руки мелких вольных промышленников, — результат, не лишенный интереса ввиду тех изменений, которые должны произойти в непродолжительном времени в рыбной промышленности северной и северо-западной частей Каспийского моря.

Дурное приготовление шемаи. Но если сом, сула, мелкая, а отчасти даже и красная рыба, при­готовляются в Черноморье и вообще по берегам Азовского моря не хуже, а местами и лучше, чем на Каспийском, то нельзя сказать того же о приготовлении шемаи, которую здесь только портят. Это тем более жаль, что улов этой превосходной рыбы в Черноморьи в несколько крат пре­восходит улов каспийский. От дурного приготовления, цена шемаи здесь по крайней мере в по­ловину ниже местной цены ее на Куре; именно, вместо 50 или 60 руб. тысяча, здесь не продают ее дороже 25 или 30 руб. Говорят, что в 1863 году, когда ее было много, продавали даже по 15 руб. тысячу, а так как в Черноморьи (включая и Ачуев) ловят от одного до двух миллионов этой рыбы, то оно лишается ежегодно от 25,000 до 60,000 руб. сер. Шемаю или селяву редко коптят на месте. Когда Ачуев был в содержании у Посполитаки, то там делали опыты копчения, но нашли дело невыгодным; вероятно по недостатку дров, и теперь ее здесь только солят; соленую же везут в Ростов и там коптят на своих коптильнях, или продают соленой, а коптят ее уже покупщики. Дурное качество той рыбы зависит как от соления, так и от копчения ее. Не только мелкие ловцы, промышляющие ее на Протоке выше откупной границы, но и сам откуп, не солят отдельно каждого улова, а все складывают в одну или в несколько больших комяг. От этого случается, что, попавшая вниз лежит в соли недели две, а верхняя только несколько дней. Часть рыбы может поэтому прямо идти на копченье, другую же надо вымачивать, так как для копченья она не должна быть очень солона, и вымачивать притом неравномерно, а другую меньше. Хотя старательные хозяева и стараются отбивать ее на сорта, чтобы одни подвергать большей, а другие меньшей вымочке, но аккуратно выполнить этого невозможно, и из иной рыбы вымокает вся соль и рыба пор­тится. Если бы употреблять малые посуды для соления отдельно залова каждого дня, то легко бы можно устранить эту порчу рыбы, а вместе с тем избавиться от напрасного труда вымачивать ее. Дурная сторона копчения заключается в том, что к опилкам, которые здесь жгут для этой цели (что имеет своего рода удобство, потому что они тлеют, а не горят, и потому дают много дыму) примешивают очень часто, в видах самой пустой экономии, кизяк, от которого рыба получает неприятные запах и вкус.

Галаганы и тарома. Из специальных продуктов Черноморья и Азовского моря вообще, надо еще упомянуть о галаганах и тароме, Под первыми разумеют сулиную икру, посоленную прямо в ястыках или яичниках, в которых она заключается в рыбе, называемых, (здесь ли только, или вообще по малороссийски), галаганами. Они имеют больший сбыт в Грецию и Турцию, так что еще в бытность нашу в Астрахани, уже здешней сулиной икры не доставало, и покупающие ее греки пробрались на Волгу, где им за весьма дешевую цену уступили этот продукт, прежде вовсе не употреблявшийся, а, или бросавшийся совершенно без пользы, или шедший на корм домашней птице. Тарома, или таранья икра, не заключена в довольно крепких мешочках ястыках, чтобы ее можно было прямо в них солить; поэтому ее выпускают в бочонки и солят в них. Она также идет исключительно в Грецию и Турцию. Во время каспийской экспедиции ничего подобного этому в Астра­хани не приготовлялось; но когда я был там в 1862 году, то видел, что и на Волге стали так приготовлять икру лещовую, которую солили прямо в лодках, где издали она совершенно имела вид кучами наваленной глины, за что я ее сначала и принял. В Черноморьи есть еще дешевый сорт севрюжьей икры, приготовляемый из закачавшейся на крючьях рыбы. Ее не пробивают, так как для этого она слишком мягка, а солят как галаганы, в ястыках, называемых здесь пирогами. Эта икра также идет в Турцию и Грецию.

Садки для сохранения рыбы. К числу способов приготовления рыбы надо причислить, в некотором отношении, и садки, в которых сохраняют пойманную в летнее время рыбу, с тем, чтобы продать ее зимой, когда она не требует посола и дороже ценится, или по крайней мере осенью, когда цена на нее тоже выше, хотя и не в такой степени. Этот чрезвычайно экономический и ра­зумный способ увеличивать ценность продуктов рыболовства всего более, по климатическим и другим причинам, развит на Урале, где (см. описание уральского рыболовства III т. «Исследований») лов так распределен, что сама река до уральского учуга обращается в настоящий садок, предназначаемый к вылову частью осенью, а частью зимой. На Волге этот способ сохранения рыбы также весьма употребителен: частью оставляют целые рукава реки нетронутыми в течение лета, дабы воспользоваться ими осенью и зимой, плавней или громкой; частью же выловленную уже рыбу пускают в садки, состоящие или из отгороженных пространств в реке, или из небольших озер и речных заливов, откуда ее вылавливают зимой. В Черноморьи садки, к сожалению, весьма малоупотребительны. Прежде существовали они в Ачуеве, но при разорении неприятелем ачуевского завода во время войны, и они были разрушены и с тех пор не возобновлялись. Другого рода садки были в употреблении на Долгой косе. В той части этой косы, которая вдается узким языком в море, существуют (как и в большей части других кос) лиманы, отделенные от моря одним или несколькими песчаными валами. В эти резервуары, в которые свежая морская вода просачи­вается сквозь отгораживающие их естественные плотины, прежде сажали пойманную летом красную рыбу; но однажды плотины эти или валы были прорваны во время бури, и вместе с нахлынувшей в лиман водой зашли сюда зародыши чужеядных ракообразных животных — так называемых лерней, которые, вырастая, теряют органы движения и присасываются к разным частям — преимуще­ственно же к жабрам — рыб, на которых и висят наподобие подвесок или серег, почему и известны рыбакам под именем сережек. Число этих паразитов, после прорыва плотины, до того размножилось в лимане, что сажаемые в него рыбы стали умирать, почему и должны были здесь отказаться от выгод, предоставляемых этими естественными садками. Только в 1864 году один из долженских промышленников, г. Ильяшенко, устроил на этой же косе искусственный садок, выкопав в некотором расстоянии от моря в широкой еще части косы, где валы выше и, следовательно, менее можно опасаться прорыва, — четырехугольную сажалку. Вода в нее просачивается из моря, почему уровень ее не понижается и она сохраняет нужную свежесть. Достиг ли этот опыт полного успеха, мне пока неизвестно, но 29-го июня 1864 года, когда мы посещали косу Долгую, рыбы, пущенные в эту сажалку 9-го мая (все, однако же, не икряные), очень хорошо в ней жили и в течение двух почти месяцев, ни одной из них не издохло.

Как важен был бы успех этого опыта, видно из следующего расчета. Пуд соленой сев­рюги в меженное время продается не дороже 1 руб. 20 коп. сер. (см. выше стр. 139), но из пуда свежей рыбы выходит не более полпуда соленой (ибо она выпотрашивается и соль извлекает из нее влажность, которая и образует тузлук), да на пуд свежей рыбы надо употребить не менее полпуда соли, которая с доставкой обходится около 30 коп. пуд. Следовательно пуд пойманной рыбы, проданной в соленом виде, даст не более 45 коп. выгоды, и то еще далеко не чистой, ибо мы не считали ни платы рабочим, ни других издержек производства, так что действительно барыша едва ли останется и 30 коп. Если же рыбу продать мороженой, которую вовсе не потрошат, то за пуд ее можно полу­чить от двух до трех рублей.

 

 

Д. Статистика Кубанского рыболовства

 

Чтобы окончить описание рыболовства в Черноморьи, мне остается только сообщить статистические сведения, в тесном смысле этого слова, (о количестве уловов, о цене и местах сбыта рыбы), которые нам удалось собрать.

Неверность официальных сведений о количестве уловов в Ачуеве. Сведения о количестве уловов в водах Кубанского войска имеют совершенно различный источник для ачуевского откупного участка, и для прочих находящихся, во владении войска, вод. Первые доставляются от откупщика в войсковое правление еженедельно, или, по крайней мере, ежемесячно. При ватажном про­изводстве лова, всему ведется здесь точная отчетность, и сведения эти могли бы быть абсолютно верными, если бы интересы откупщика не заставляли его уменьшать своих показаний об уловах. Эта неверность сведений нисколько не устраняется тем, что в Ачуеве находится назначаемый от войска смотритель, на обязанности которого, между прочим, лежит и записывание ежедневных уловов. Само собой разумеется, что этот смотритель, даже и при самом ревностном и добросовестном исполнении своих обязанностей, не имеет возможности получать сведений иначе, как чрез посред­ство управляющего откупом, и потому смотрительские ежедневные отчеты уловов сходятся единица в единицу с теми, которые доставляют сами откупщики в недельные или месячные сроки. Верные сведения о величине уловов в Ачуевских водах можно, поэтому, иметь только чрез самих приказчиков или управляющих этими промыслами, если бы эти лица согласились показать подлинные счеты. Но этого, к сожалению, можно достигнуть лишь в редких случаях, потому что управляющий, ныне заведывающий промыслами, боясь ответственности перед своим хозяином, на это никогда не согласится; прежние же управляющие по большей части не сохранили у себя старых счетов, а которые и сохранили кое-что и согласились сообщить свои сведения, те могли сообщить мне все же не подлинные счеты, а лишь краткие заметки о количестве проданной рыбы, какие у них остались. Зато такие неполные сведения можно считать, по крайней мере, приблизительно верными.

Величина ачуевских уловов по частным и по официальным сведениям. Такого рода сведения удалось мне получить только за восемь лет, из которых, три года относятся ко времени содержания откупа г. Пашутиным и сообщены бывшим управляющим его, г. Благодарным, а последние ко времени содержания Посполитаки. К этим сведениям мы прибавляем еще сведения за 1855 год, помещенные в «Морском Сборнике».

 

1836 года 1837 года 1838 года Среднее 1850

года

1851 года 1852 года 1853 года 1854 года 1855 года Среднее
Красной рыбы около 17,000 21,000 26,000 21,300 25,000 28,000 26,000 23,000 20,000 22,000 24,000
Икры 4,000 4,700 5,400 4,700 3,500 4,200 4,000 3,500 4,500 4,200 3,980
Клею 50 60 65 68 50 56 52 46 40 60 51
Вязиги 60 52 70 61 Балыка около 500
Сулы 550,000 670,000 840,000 687,000 60,000 60,000 60,000 70,000 70,000 40,000 60,000
Селявы 500,000 875,000 890,000 755,000 1,000,000 900,000 700,000 800,000 800,000 950,000 860,000
Рыбца 100,000 150,000 100,000 150,000 100,00 140,00 120,000
Сома 5,000 6,000 7,000 8,000 6,000 1,500 6,400
Тарани  

Н е  о з н а ч е н о

50,000
Чабака 15,000
Чехони 20,000
Таловирки 200,000

 

 

1836 год 1837 год 1838 год 1839 год 1841 год 1842 год
Пуды Фун. Штуки Пуды Фун. Штуки Пуды Фун. Штуки Пуды Фун. Штуки Пуды Фун. Штуки Пуды Фун. Штуки
Красная рыба 16,756 26 20,005 20 21,949 20 13,646 27 19,633 18,731
(16,576 около 34,400) (14,055 27,851)
Икра 3,022 14 3,851 37 4,565 22 3,387 28 4,188 4,315 32
(4,402) (4,550)
Клей красной рыбы 42 19.5 54 25 60 34 37 39.5 45 42 27
(42) (40 2)
Вязига 46 22.5 58 22 60 22 40 32 46 52 1
(45) (41)
Сула (судак) м 376,804 444,650 370,003 176,210 153,300 285,538
(280,700) (144,000)
Селява (шемая) 227,856 376,100 179,100 9,000 94,000
(264,000) (180,000)
Рыбец 30,420  (9,000)
(13,000)
Тарань 3,440  (50,000) 94,440
Короп (сазан) мерный 1,000 2,000  (3,650) 6,601
(3,000)
Короп (сазан) недомерок 1,100 157  (6,088) 3,510
(4,000)
Итого: 2,100 2,100 2,157 (9,738)
Сом 488 34 468 531 35 554 15 48 920 30
(1,251 4,180) (2,040)
Галаганы (сулиная икра) 615 26 700 770 400 414
(355)
Жир сулиный 389 ведр 467 ведр 374 ведра 126 ведер 409 (259) ведр 400 ведер
Клей сомовий 1 1 14 20
1844 год 1845 год 1846 год 1847 год 1848 год 1849 год
Пуды Фун. Штуки Пуды Фун. Штуки Пуды. Фун. Штуки. Пуды. Фун. Штуки. Пуды. Фун. Штуки. Пуды. Фун. Штуки.
Красной рыбы (около 9,000) 19,293 250 + 18,300 369 4+ 11,456 111 4+ 11,301 19,981 12+ 690 10,747 30+ 530
Икра 2,490 2,990 1,564 1,306 1,885 24 1,634 35
(с купленной икрой 3,600)  
Клей красной рыбы 23 17 Вырваны страницы 15 28 15 12 40 24.75 30 15.5
Вязига 27 8 27 5 20 10 18 8 71 28 32 10
Сула (судак) 40,500 Вырваны страницы 56,015 70,500 211,940 140,398
Селява (шемая) 180,000  300,000 94,650 355,000 425,500 377,970
Рыбец 3,000 12,000 105,550 100,605
Тарань 20,900 30,000 11,750 107,900
Короп (сазан) мерный 2,300 3,540
Короп (сазан) недомерок 600 1,609
Итого: 2,800 4,900 2,900 4,260 3,298 5,149
Чебак (лещ) 3,750 1,130 168
Сом 500 + 2,800 2,100 2,650 + 900 2,340 795 26 2,559 26
Галаганы (икра сулиная) 140 35 10 463 35
Жир сулиный 140 ведр 55 ведр 253 ведра 91.5 ведро

 

 

Для сравнения, приводим данные об уловах, извлеченных из еженедельных и ежемесячных ведомостей, доставленных откупными конторами.

1835 год
Пуды Фун. Штуки
Красная рыба 14,932 30
Икра 2,367 38
Клей севрюжий 42 13
Визига 40
Сула (судак) 287,320
Тарань 16,460
Чебак (лещ) 200
Короп (сазан) мерный 30
Короп (сазан) недомерок 20
Итого 50
Сом 775
Галаганы (икра сулиная) 787
Жир сулиный 467 ведер
Клей сомовий 2 30

 

Величины уловов за 1836 — 1839, 1841 — 1842, 1844 —1849 гг. показаны на предыдущей странице.

Из сравнения этих таблиц видно, что данные за 1836, 1837 и 1838 годы, доставленные за время содержания первого откупщика, г. Пашутина, мало чем разнствуют от получавшихся в то время действительных уловов, но чем более мы приближаемся к настоящему времени, тем показания контор становятся менее и менее верными, так что за время содержания Посполитаки число вылавливаемых севрюг (почти единственной добываемой здесь красной рыбы) становится вдвое менее среднего числа пудов красной рыбы за тридцатые годы; а так как средний вес севрюги около 20фунтов, — то истинное количество уловов уменьшено в этих показаниях вчетверо. В невозмож­ности таких ничтожных уловов легко убедиться, если перевести их на деньги. За 1841 год по­казаны в отчетах и цены, по которым товары были проданы. Предполагать сколько-нибудь значи­тельное уменьшение в показании цен товаров невозможно, потому что цена не то, что улов, она всем более или менее известна. Да, кроме этого, цены эти совершенно сообразны с теми, какие должны были быть около 25 лет тому назад. Именно, цены стояли:

На севрюгу за пуд 3 руб. асс.
На икру 22 руб. асс.
На клей 320 руб. асс.
На вязигу 25 руб. асс.
На сулу за тысячу 80 руб. асс.
На сома за пуд 1руб. 40коп. асс.
На галаганы за пуд 1руб. 80коп. асс.
На жир за пуд 3руб. 90коп. асс.
На селяву за тысячу 48 руб. асс.
На рыбец 25 руб. асс.

 

Помножив на эти цены выше показанные количества уловов, получаем следующие суммы:

Красной рыбы выловлено на 58.899 руб. асс.
Икры выловлено на 92,136 руб. асс.
Клею выловлено на 14,544 руб. асс.
Вязиги выловлено на 1,171руб. 25 коп. асс.
Сулы выловлено на 12,264 руб. асс.
Селявы выловлено на 4,320 руб. асс.
Рыбца выловлено на 760 руб.50 коп. асс.
Сома выловлено на 67 руб. 20 коп. асс.
Галаганов выловлено на 720 руб. асс.
Жиру сулиного выловлено на 1,595 руб.10 коп. асс.
Итого: 186,477 руб. 5 коп. асс.

 

За уплатой из этой суммы 151,000 руб. асс. аренды, оставалось только 35,477 руб. асс., или 0,136 руб. 30 коп. сер. на покупку соли, снастей, плату рабочим и вообще все издержки производства. Между тем по сведениям, имеющимся за 1840 год, одной соли употреблено до 50,000 пудов на 14,000 руб. асс. (15,426 руб. 57 коп. сер.), следовательно, не считая ни заработной платы (на 120 работников), ни ремонта снастей и т. п., уже на одной соли приходилось слишком 5,000 руб. сер. убытку, а между тем за этот год показания еще несравненно выше, чем например в 1843 г. Если же определить ценность уловов по тем же ценам, но при этом принять улов, равным среднему за 1836, 1837 и 1838 годы, (см. выше стр. 164, где, впрочем, еще не все продукты лова означены), то мы получим:

Красной рыбы на  63,900 руб. асс.
Икры на 103, 400 руб. асс.
Клею на 19,520 руб. асс.
Вязиги на 1,525 руб. асс.
Сулы на 54,960 руб. асс.
Селявы на 36,240 руб. асс.
Итого
на 279,545 руб. асс.

 

Если вычесть из этой суммы арендную плату, то остается еще 128,545 руб. асс., или 36,727 руб. сер., из которых, за вычетом издержек, все еще должен остаться значительный барыш хозяину. Срав­нивая количество уловов за начало пятидесятых годов, мы замечаем, что количество икры за последнее время довольно значительно уменьшилось, несмотря на несколько увеличившиеся уловы красной рыбы. Но, хотя я и считаю полученные от частных лиц сведения довольно приблизительными, однако же нет основания считать их довольно верными, чтобы делать на основании их какие-либо выводы, относительно изменений в запасе рыбы. Другая еще более значительная разность замечается между уловами сулы, которые в последний период уменьшились слишком в десять раз, в сравнении с первым. Но это зависит не от уменьшения в количествах этой рыбы, а единственно от того, что откупщик стал производить лов ее в несравненно меньших размерах, с тех пор, как в его руках, кроме ачуевского лова, сосредоточился непосредственно или посредственно лов всего Черноморья, во многих местах которого лов сулы несравненно обильнее и удобнее, нежели на части морского прибрежья, принадлежащей откупу.

Определение ценности уловов. В отчетах ачуевской конторы есть также сведения о ценах на рыбные товары за пятидесятые годы. Экспедицией же собраны сведения о ценах за нынешнее время, и так как — по словам всех людей, близко знакомых с рыболовством в Черноморьи, — нет никакого основания считать ачуевские уловы за последние годы ниже, чем они были в преж­нее время, то мы можем составить себе приблизительное понятие о ценностях этих уловов, как за первую половину пятидесятых годов, так и за последние годы.

Цены за начало пятидесятых годов Ценность уловов Цены за последнее время Ценность уловов
Руб. Коп. Руб. Коп. Руб. Коп. Руб. Коп.
Красная рыба 1 24,000 1 25 30,000
Икра 11 50 45,770 14 55,720
Клей 114 20 5,224 110 5,610
Вязига 12 612 12 612
(принимая то же количество, как и клея)
Сула 50 3,000 70 4,200
Селява 23 19,720 30 25,800
Рыбец 20 2,400 25 3,000
Сом 50 3,400 70 4,480
Итого 104,126 129,422

 

Ценность ачуевских уловов составляла около 105,000 в начале пятидесятых годов и около 130,000 руб. сер. в последнее время. Вычтя соответственно из этих сумм арендные платы 31,500 и 50,000 руб. сер., мы находим, что откупу остается как на издержки по промыслу, так и на выгоды от предприятия, от 73,000 до 79,900 руб. сер., или круглым числом от 70,000 до 80,000 руб. сер. К этому надо присоединить еще, за последнее время, доход по 3 руб. сер. с тысячи тарани, полу­чаемый со спетчиков за право приготовлять эту рыбу. Так как средний улов этой рыбы надо поло­жить от 5 до 6 миллионов штук, то доход составит еще от 15,000 до 18,000 руб. сер. в год.

Определение количества уловов в вольных водах Черноморья. Сведения об уловах на всем остальном пространстве Черноморья за то время, когда оно не было на откупу, основываются на акцизе, который взимался с них в том или в другом виде и для определения которого управление войском иногда старалось определить с доступной для него точностью количество уловов. Из того, что в выгоде промышленников было платить как можно меньше акциза, уже видно, что ко­личества и этих уловов, подобно ачуевским, показывались всегда меньше действительных. Только в последнее время, когда само общество рыболовов обязалось уплачивать определенный минимум постоянного акциза, эти сведения стали более верными, хотя, и при этой системе, некоторое количе­ство уловов все еще, без сомнения, ускользает от надзора. Хотя сведения за время содержания всего Черноморья на откупу гг. Назаровым, и Посполитаки и доставлялись самим откупом, однако же, сведения эти заслуживают более доверия, чем показания ачуевского откупа, потому что большая часть доходов получалась откупщиком с пошлины, взимаемой им с прочих промышленников, количество которой значительно уменьшить было невозможно. Неверные показания могли делаться только относительно той рыбы, которая улавливалась на промыслах самого откупщика. Все эти сведения сгруппированы в таблице (стр. 116—117).

Соображая количество уловов за три сравниваемые периода, мы видим, что главное уменьшение в первые два периода относится преимущественно к красной рыбе и ее продуктам. Для второго периода это объясняется тем, что лов этой рыбы, как наиболее ценной, откупщик предоставлял большей частью себе. Что же касается до сулы, то весьма возможно, что в первый период ее действительно меньше ловилось, так как число заводов и вообще напряженность лова были тогда меньше; тарань же показывалась, вероятно, только та, которую приготовляли сами войсковые промышленники; та же, которая представлялась спетчикам, не включена в эти сведения.

Определение средней цены различных сортов рыб. Ценность этих уловов, (количества которых могут считаться приблизительно верными только за три последние года) точно определить весьма трудно, потому что цены различных сортов рыбы изменяются не только по годам, но и по временам года, по изобилию уловов, числу покупщиков, погоде и т. п., а также и по местностям, смотря по обилию в них уловов и удобствам сбыта. Надо еще отличать ту цену, по которой рыба поставляется сырьем спетчикам, от той, по которой она сбывается спетой. Очевидно, что для определения ценности уловов надо принять во внимание эту последнюю цену, ибо первая не есть полная цена продукта, а только как бы заработная плата, которую казаки, имеющие право на рыболовство, получают от своих же или иногородних промышленников, за лов для них рыбы. Относительно красной рыбы цены уже показаны мной выше; что же касается до белой, то за последние годы они были в главных пунктах лова:

В седьмом Темрюцком участке:

Сула от 50 до 65 руб. за тысячу.

Короп от 100 до 120 руб. и иногда до 180 руб.

Сом около 80 коп. сер. за пуд.

Тарань отдавалась спетчикам от 3—4 руб. сер. тысяча.

В шестом Сладковском участке:

Сула около 50 руб. сер. за тысячу.

Тарань отдавалась спетчикам не дороже 1 руб. сер., спетая от 5 до 6 руб. сер.

В пятом Ачуевском участке:

Сула около 60 руб. сер. за тысячу.

Короп около 100 руб. сер. за тысячу.

Сом от 60 до 70 коп. сер. за пуд.

Тарань спетая от 10 до 12 руб. сер.

В первых участках, Должинском и Камышеватском:

Сула от 50 до 60 руб. сер. за тысячу.

Тарань около 8 руб. сер. за тысячу.

Чебак около 20 руб. сер. за тысячу.

Цена селяве и рыбцу, ловимым преимущественно в пятом участке, та же, что в Ачуеве.

 

НАЗВАНИЕ ПРОДУКТОВ СВЕДЕНИЯ, СОБРАННЫЕ УПРАВЛЕНИЕМ ЧЕРНОМОРСКОГО ВОЙСКА ЗА ГОДЫ: Сведения, доставленные откупом по статье «Морского Сборника»
1830 1840 1841 Среднее За начало пятидесятых годов
Пуд. Фун. Штук Пуд. Фун. Штук Пуд. Фун. Штук Пуд. Фун Штук Пуд. Фун. Штук
Красная рыба 5,315 7 6,523 20 7,688 30 6,489 6 14,500
Икра 1,144 20* 603 38 5,106 20 2,321 26 1,020
Клей 37* 1 22 2 13 2 39 11
Вязига 6
Сула мерная 1,916,790 1,522,835 2,281,113 1,956,912 4,400,000
Сула недомерок 505,400 868,025 144,422 505,949 600,000
Всего сулы 2,422,190 2,390,860 2,425,535 2,412,861 5,000,000
Тарани 2,035,000 1,906 320 1,848,550 1,929,957 2,900,000
Таловирки
Всего тарани
Селявы 257,600 16,500 329,350 201,150 350,000
Рыбца 2,000 150 717 205,000
Сельдь 186,000 329,800 404,100 306,633 400,000
Короп мерный 1,950 1,615 17,656 7,074 6,300
Короп недомерок 27,000 9,000 16,000
Всего коропа 44,656 16,074 22,300
Синец 50,000
Чебак 30,900 37,300 36,030 34,743 50,000
Чехонь
Сом 5,161 6,563 20 757 4,160 20 7,500
Клей сомовий
Галаганы
Тарань (таранья икра)
ведр ведра ведр ведр
Жир сулиный 1,211½ 4,504 6,044½ 3,920

 

 

 

 

СВЕДЕНИЯ, ПРЕДСТАВЛЕННЫЕ ОБЩЕСТВОМ РЫБОЛОВОВ ЗА ГОДЫ: НАЗВАНИЕ ПРОДУКТОВ
С 1 июля 1862 по 1 июля 1863 С 1 июля 1863 по 1 июля 1864 С 16 июля 1864 по 16 июля 1865 С 16 июля 1865 по 16 июля 1866 С 16 шля 1866 по 16 июля 1867 Среднее за 5 лет
Пуд. Ф. Штук. Пуд. Ф. Штук Пуд Ф. Штук. Пуд. Фун. Штук. Пуд. Ф. Штук. Пуд. Фун. Штук.
38,271 23 47,491 31 54,686 38 46,699 27 29,627 10 43,355 18 Красная рыба
2,889 10 4,627 21 3,657 22 3,099 10 2,816 38 3,418 2 Икра
34 22 64 4 53 28 43 34 1 45 35 Клей
3 30 17 34 8 13 19 25 7 11 12 Вязига
1,933,939 }— 5,349,619 —{ Сула мерная
17,250 Сула недомерок
4,951,189 3,671,831 5,349,619 5,049,087 3,525,987 4,509,543 Всего сулы
40,348,790 39,794,790 30,085,380 26,204,205 30,918,720 33,470,377 Тарани
2,507,400 2,736,550 4,238,200 6,075,590 2,347,500 3,580,848 Таловирки
42,856,190 42,531,340 34,322,580 32,279,795 33,266,220 37,051,225 Всего тарани
153,660 273,225 109,450 180,450 125,100 168,373 Селявы
88,425 146,470 38,725 49,800 27,180 69,976 Рыбца
5,500 2,200 11,100 11,000 5,960 Сельдь
} — 114,136 { Короп мерный
Короп недомерок
197,900 108,050 61,600 50,866 102,365 Всего коропа.
33,200 45,800 39,500* Синец
85,495 78,275 85,910 149,710 96,240 99,126 Чебак
30,900 5,500 4,400 200 8,200 Чехонь
20,846 10 21,540 23,632 20 6,612 6,496 15,825 14 Сом
Не означ. 36 11 1 20 6 30 13 32½ Клей сомовий
17,593 19,783 18,069 22,774 18 16,730 20 18,990 Галаганы
2,653 8 13 532 11 Тарама (тар. икра)
ведра ведра ведра ведр ведр ведр
10,653 8,184½ 6,674½ 6,307 2,780 6,920 Жир сулиный

 

 

Каким образом вывести из этих разнообразных данных средние цены, которые можно бы было употребить, для определения величины ценности уловов в земле Кубанского войска? На это нельзя положить никаких определенных правил, а надо относительно каждой породы рыбы руко­водствоваться различными соображениями. Для красной рыбы примем за эту среднюю цену — цену ве­сенней севрюги (1 руб. 50 коп. сер.), как самой изобильной породы в самое уловистое время года. Хотя эта цена в летнее время и спускается ниже, не только для севрюги, но и для более дорогого осетра; зато она значительно возвышается осенью и еще более зимой, так что эта цена будет скорее ниже, чем выше, средней для красной рыбы вообще. Если для Ачуева нами принята несколько низшая цена (1 руб. 20 коп. сер.), то надо принять во внимание, что там добывается почти исключительно сев­рюга, тогда как на косах Долгой и Камышеватой, где производится главное красноловье, попадается уже довольно много осетра, и также больше зимней рыбы. Для икры, как и выше, примем 10 руб. пуд, для клея 70 руб. сер., потому что он, будучи сборным и не столь хорошо приготовленным, как ачуевский, гораздо дешевле его ценится, для вязиги возьмем 15 руб. пуд. За среднюю цену сулы мы примем 60 руб. сер. за тысячу, потому что, хотя в местности самого изобильного улова этой рыбы, в Сладковском участке, она бывает обыкновенно не дороже 50 руб. сер., зато цена ее значительно возвышается против средней в марте, когда она требуется на линию, доходит до 150 руб. сер., а в зимнее время в Темрюцком участке доходит даже до 200 руб. сер. за тысячу. За среднюю цену та­рани мы возьмем 8 руб. сер. за тысячу, так как из двух главных местностей ее улова: в Ахтарах она бывает несколько выше этой цены, а на Сладком несколько ниже. Если же в других участках цена тарани бывает значительно выше этой, то зато мы включаем в число тарани и таловирку, гораздо ниже ценимую. Цены для прочих рыб не столько меняются, и мы примем для коропа 120 руб. сер., для селявы 30 руб. сер., для рыбца 25 руб. сер., для чебака 20 руб., для синьца 10 руб., для сельдей 5 руб., для чехони 8 руб. за тысячу, для сома 70 коп. сер. пуд, за пуд галаганов и ведро жиру — 75 коп. сер., за пуд тарамы 40 коп. сер.

Ценность уловов в вольных водах Черноморья. Помножая на эти цены количества уловов за последние годы, определим довольно приблизительно их ценность.

Ценность уловов
Название рыб и продуктов их Цена 1863 год 1864 год 1865 год 1866 год 1867 год Среднее за 5 лет
Руб. Коп. Рубли Рубли Рубли Рубли Рубли Рубли
Пуд
Красная рыба 1 50 около 57,400 около 71,200 около 82,500 70,030 44,440 65,100
Икра 10 » 28,900 » 46,300 » 36,600 30,930 28,170 34,200
Клей 70 » 2,400 » 4.500 » 3,700 3,020 2,380 3,200
Вязига 15 » 54 » 268 » 125 300 100 175
тысяча
Сула 60 » 297,000 » 220,000 » 320,950 302,950 211,560 270,500
Тарань 8 » 343,000 » 340,000 » 240,600 258,240 266,130 289,500
Селява 30 » 4,600 » 7,200 » 5,700 5,410 3,750 5,300
Рыбец 25 » 2,200 » 3,600 » 935 1,250 680 1,700
Сельдь 5 » 27 » 11 » 55 50 20
Чебак 20 » 1,700 » 1,500 » 1,700 3,000 1,920 1,950
Чехонь 8 » 247 » 44 » 30 60
Короп 120 » 23,800 » 19,000 » 7,320 6,100 12,280 13,700
Синец 10 » » » 330 460 160
Пуд
Сом 70 » 14,600 » 15,200 » 16,600 4,650 4,650 11,100
Галаганы 75 » 13,200 » 16,800 » 13,544 17,080 12,550 14,600
Тарама 40 » » » 200
ведро
Жир 75 » 8,000 » 6,100 » 5,000 4,730 2,080 5,200
Итого круглым числом Около 797,000 Около 753,600 Около 735,000 708,000 591,000 716,500

 

Если прибавить к этому ценность ачуевских уловов, то общую ценность всей рыбе, вылавли­ваемой в земле Кубанского войска, можно приблизительно определить в 900.000 рублей серебром, — сумма, которая немногим уступает той, которая получается с уральского рыболовства, но с которой в пользу войсковой казны сбирается почти вдвое на Кубани, чем на Урале. При этом не надо еще забывать, что далеко не вся сумма, выражающая ценность кубанских уловов, поступает в руки казаков, потому что всю тарань, значительную часть красной рыбы и сома продают они спетчикам в свежем виде, по гораздо низшим ценам, как об этом сказано было выше. С другой сто­роны цены эти значительно увеличиваются в местах первоначального сбыта рыбного товара, но только весьма немногие из казаков промышленников могут воспользоваться ими, не имея доста­точно капиталов, чтобы на свой счет и страх перевозить рыбу и рисковать подвергнуться колебаниям цен, чрезвычайно значительным на этот товар. Так бывали примеры, что в Одессе, когда навезут туда много рыбы, как из Черноморья, так и с Дона, и в тоже время случится недо­статок в вольных фурах для препровождения ее далее в места потребления, — цена упадала до 4 руб. 50 коп. за тысячу тарани, тогда как нередко перед тем давали за нее, на месте в Черноморьи, 10 руб. сер.; в другое же время, именно зимой и при малом привозе, она доходит до 25 и даже до 30 руб. сер. за тысячу. Подобным же образом в Гниловской станице верстах в десяти ниже Ростова, куда бывает значительный привоз рыбы, как с Черноморья, так и с Дона, цена весной 1864 года стояла в начале от 14 до 17 руб. за тысячу тарани, но, как только на­везли много рыбы, она упала до 6 руб. 50 коп., между тем, как за нее давали одно время на месте в Ахтарах, по 12 руб. за тысячу.

Места сбыта и потребления. Главные пункты сбыта, или лучше сказать склада черноморской рыбы, откуда она уже развозится в места ее потребления, — в настоящее время суть: Одесса, Мариуполь и Ростов-на-Дону, с соседней ему Гниловской станцией. Одесса только в недавнее время, именно с половины сороковых годов, заняла первое место, которое прежде принадлежало Мариуполю. Сюда приезжали евреи из Бердичева и развозили рыбу, преимущественно тарань, по Малороссии и юго-западным губерниям, платя обыкновенно по 60 коп. сер. с пуда за провоз. Между тем, из Одессы, откуда места потребления гораздо ближе, воловьи фуры, провозящие туда пшеницу и отправ­ляющиеся назад большей частью порожнем, берут охотно по 15 коп. сер. с пуда. Поэтому, в на­стоящее время, почти весь судак и около третьей доли тарани, именно та часть ее, которая идет в юго-западные губернии, в виде карбовки, свозятся в Одессу. В Одессе собственно эта рыба, за исключением свежего судака зимой, мало употребляется, ибо здесь довольно свежей рыбы, как из моря, так в еще большем количестве, из соседних лиманов днепровского и днестровского. В Ростов везется преимущественно красная рыба, икра, а также и часть тарани, и отсюда развозится по губерниям: воронежской, курской и орловской. Красная же рыба, по причине ее превосходных качеств, доходит до Москвы и до Петербурга; в Ростове же главным образом сбывается и рыбий жир. Кроме этих главных мест сбыта, часть рыбы, не очень значительная по количеству, но зато по чрезвычайно выгодным для Черноморья ценам идет в зимнее время, к Николину дню и к Благовещению, сухим путем на кавказскую линию. Наконец сом, тарань-молдаванка и галаганы идут частью прямо из Черноморья (как например, из Темрюка) заграницу сом и мол­даванка в Валахию и Молдавию, а галаганы в Грецию.

 

 

Е. Заключение

 

Окончив описание рыболовства в земле Кубанского войска, следовало бы перейти к рыболов­ству донскому; но так как кубанская рыбная промышленность, составляющая и в естественном отношении почти самостоятельное целое, — в отношениях хозяйственном и административном со­вершенно уже отделена от рыбной промышленности в прочих частях Азовского моря, то, кажется, удобнее будет, не прерывая последовательности изложения, перейти к практическому заключению настоящего длинного отчета, т. е. к тем мерам, которые, по мнению экспедиции, следовало бы принять для лучшего устройства и развития рыбной промышленности в прикубанском крае. На эту главную цель всех наших исследований было постоянно обращаемо внимание в продолжение всего этого отчета, и по мере того, как ход изложения касался того или другого практического вопроса, я старался опровергать существующие, касательно его, односторонние или ложные взгляды и понятия, противополагая им те выводы, которые приобрела экспедиция, тщательным изучением местных усло­вий и сравнением с исследованными уже местностями, и которые она считает наиболее полезными, как для сохранения рыбного запаса, так и для выгод большинства занимающихся рыбной промыш­ленностью казаков. Итак, в этом заключении остается мне только собрать и систематически изло­жить все эти замечания.

Предложения экспедиции и улучшения рыболовства в земле войска Кубанского, разделяются на следующие три разряда:

  • Главные начала, которые должны служить основой системе рыбного хозяйства и без принятия которых все частные улучшения не могут ни получить полного осуществления, ни повести к действительно полезным результатам.
  • Частные изменения и дополнения, ныне действующих временных правил.
  • Меры к развитию рыбной промышленности.

 

  1. Главные основания кубанского рыбного хозяйства

Главные начала, долженствующие, по мнению экспедиции, служить основанием рыбного хозяйства в земле Кубанского войска, не представляют собой нововведений, а большей частью приняты уже и ныне в основу здешнего рыболовного законодательства. Только начала эти не твердо установлены; они нередко отменялись и до сих пор не перестают колебаться; кроме того, некоторые из них не получили полного своего развития. Эти начала суть:

  • Все рыболовные воды, как лежащие внутри земли Кубанского войска, так и море, омывающее берега ее на 25 верст расстояния от берега, должны состоять в исключительном пользовании вой­ска. (См. стр. 43 — 44).

Исключение из сего установляется единственно в пользу жителей города Темрюка, на основании правил, изложенных на стр. 87 — 88.

  • Все воды, принадлежащие Кубанскому войску, как внутренние, так и морские, частному или раздельному владению не подлежат, а составляют общую и нераздельную собственность всего казацкого сословия. (См. стр. 41 — 43, 73 — 74).
  • Ни самое рыболовство на всем пространстве принадлежащих Кубанскому войску вод (за исключением Ачуевского участка), ни пошлина, взимаемая с оного, не могут быть отдаваемы на откуп. (См. стр. 50 и сл., 63 и сл.).

Здесь я повторю, что один страх откупа составляет уже причину, препятствующую развитию рыбной промышленности в Черноморьи. Поэтому, мне кажется необходимым, чтобы не только воды на откуп отдаваемы не были, но, чтобы уверенность в этом распространилась между казаками, для чего и необходимо прямо и ясно выразить это в законе.

  • Заведывание рыболовством должно быть передано из рук войскового начальства в руки самого общества рыболовов; т. е. для управления всем рыбным хозяйством Кубанского войска, включая в это понятие и распределение пресной воды посредством ериков по лиманам, сосредо­точивающемся ныне в войсковом правлении, — должно быть составлено совершенно независимое от него учреждение, из выборных от общества рыболовов лиц, наподобие комитета рыбных и тюленьих промыслов в Астрахани.

Выгоды, проистекающие от таких общественных управлений и надзора, вообще уже сознаны, и они получили широкое применение в новом уставе каспийского рыболовства. В применении к кубанскому рыболовству многообразные выгоды этой меры, в отношении к охранению рыбного запаса моря, справедливого распределения притока пресной воды в лиманы и взимания акциза, указаны на стр. 20, 28, 61 — 62. Условия рыбного хозяйства, после уничтожения откупа, сами собой при­вели уже к признанию необходимости общественного управления и, как мы видели, с 1862 года оно вступило уже отчасти в действие. Надзор за порядком производства лова и взиманием акциза поручен уже и теперь самому обществу рыболовов, но пока оно не имеет еще никакого участия в местной законодательной деятельности и на все должно спрашивать разрешения войскового правления, в вопросах рыбного хозяйства по большей части не компетентного и, как мы видели из истории рыболовства в Черноморьи и из разбора мер, представленных им для нового устрой­ства кубанского рыболовства, часто действовавшего ему во вред.

Что касается до определения устройства, состава, круга действий и проч. предлагаемого нового учреждения, то это не может быть здесь формулировано. Для этого, в случае одобрения предлагаемой здесь меры, необходимо будет собрать временную комиссию в Екатеринодаре, как из начальствующих лиц, так и из депутатов от рыболовов, — как это было сделано в Астрахани по окончании каспийской экспедиции.

Наконец, самым желательным дополнением к этим основным мерам было бы:

  • Обращение Ачуевского откупного участка в вольное пользование всех казаков, по истечении в 1868 году срока содержания теперешнего откупа.

В этом отчете было неоднократно указываемо на пользу, которую должна бы принести эта мера, как для справедливого распределения пресной воды по лиманам (стр. 28), так и для беспрепятственного пропуска рыбы (стр. 38 — 39; 81—84), а также и в других отношениях, и было указано, что едва ли можно ожидать добросовестного исполнения необходимых во всех этих отношениях мер, пока откуп будет существовать. Против всего этого можно выставить только одно то соображение, что с уничтожением откупа, войско должно лишиться значительной части своего дохода, ибо акциз с улавливаемой в Ачуевском участке рыбы ни в каком случае не может достигнуть той суммы, какую дает откуп. В самом деле, акциз, ныне уплачиваемый с вольного рыболовства, помноженный на средние ачуевские уловы, определенные по частным сведениям, — дал бы:

 

Количество пудов

За пуд Всего
Руб. Коп. Руб. Коп.
С красной рыбы 24.000 0 20 4.800 00
С икры 4.000 1 20 4.800 00
С клея 50 6 00 300 00
С вязиги 60 1 50 90 00
С сома 6.400 0 10 640 00
Количество рыбы в штуках С тысячи
С сулы 60.000 4 00 240 00
С селявы 860.000 1 00 860 00
С рыбца 120.000 1 00 120 00
С чебака 15.000 0 50 7 50
С чехони 20.000 0 15 3 00
С тарани 5.000.000 0 30 1.500 00
Итого 13.360 50

 

Но мы выше видели, что акциз с некоторых сортов рыбы может быть увеличен без чув­ствительного отягощения казаков; именно: для тарани с 30 до 40 коп. с тысячи, для судака с 4 на 5 руб. (при уничтожении пошлины с жира и галаганов), для шемая и рыбца с 1 руб. до 1 руб. 20 коп. Это последнее увеличение акциза даже еще слишком слабо, ибо средние цены этих рыб от 25 до 30 руб., так что ежели бы даже назначить с них акциз в 2 руб., то и тогда он относился бы к цене рыбы как 1:12, или даже как 1:15, — отношение почти одинаковое для сулы. Это увеличение акциза с шемаи и рыбца было бы тем справедливее, что с уничтожением откупа эти рыбы стали бы в гораздо большем количестве проходить вверх по Протоке. Такое увеличение акциза довело бы доход, который мог бы получаться с Ачуевского участка, до 15.000 руб. в год. Но, приняв во внимание, во-первых, что лов в Ачуевском участке самый изобильный во всем Черно­морьи, и что, следовательно, те, которым жребий доставит право на выставку орудий лова в этой местности, будут получать несравненно большую выгоду, чем те, которые будут ловить теми же снастями в других местностях; а во-вторых, что обращение Ачуевского участка из откупного в вольный составит, так сказать, дар для войска; то не только возможно, но и вполне справедливо, взимать в этом участке двойной против прочих местностей акциз. Таким образом, Ачуевский участок и без откупа может легко доставлять в войсковую казну около 30,000 в год.

Меры, предложенные выше, как-то: увеличение акциза с некоторых пород рыб, улучшение надзора, распространение акциза на все течение Кубани и проч., увеличат вероятно доход, полу­чаемый с вольного рыболовства, до 60,000 руб., так что и без Ачуевского откупа войсковая казна может получать до 90,000 руб. со всего кубанского рыболовства, — больше чего она ни в какое время не получала. Если даже соединить наибольший доход, получавшийся с откупа вольных вод, в 52,000 руб. (с 1847 по 1854 год), с наибольшим доходом с Ачуевского откупа в 50,100 руб. (с 1860 по 1865 год), то и этот максимум в 102,000 руб., в действительности никогда не достигавшийся, только на 12,000 руб. превосходит тот доход, который может иметь войсковая казна без откупа, без малейшего отягощения казаков и при совершенном обеспечении рыбного запаса от оскудения в будущем.

 

  1. II. Частные изменения и дополнения ныне действующих правил для рыболовства

Прежде изложения этих изменений и дополнений надобно сделать несколько общих замечаний:

  • За основание рыболовного законодательства в земле Кубанского войска принимаются временные правила 1855 года с теми изменениями, которые сделаны в них в 1862 году. Те же изменения, которые предложены в новых проектах центрального управления и войскового начальства, если они не включены вполне или отчасти в нижеследующие параграфы, почитаются (на основании вышеизложенных причин) почему либо излишними или несоответствующими своей цели. Поэтому здесь перечисляются лишь те меры, которые в чем-либо отменяют или дополняют ныне существующий порядок.
  • Будет ли откуп отменен или нет, меры, предлагаемые для обеспечения свободного про­хода рыбы и вообще для охранения рыбного запаса, должны относиться к Ачуевскому откупному участку, в той же мере, как и ко всем прочим водам, принадлежащим Кубанскому войску.
  • Предлагаемые здесь дополнения и изменения не формулированы в виде законов, а состав­ляют только указания на предметы, которые должны быть изменены или дополнены. Это сделано по­тому, что многое остается еще неопределенным и может получить точнейшее определение только в комиссии, которую надо будет собрать из выборных от Кубанского войска, для окончательного устройства тамошнего рыболовства.
  • Предлагаемые дополнения и изменения распределяются по цели их на три разряда, именно: на меры к охранению и умножению рыбного запаса; на меры, определяющие права казаков на участье в рыболовстве, и на меры к усилению получаемой войсковой казной дохода.

 

а) Ограничения во времени лова

1) Лов рыбы в реке Кубани от Кубанского гирла вверх до устья реки Лабы, в Протоке на всем ее протяжении, в Темрюцком гирле и в Переволоке запрещается с 1-го июня по 1-е августа (Статья новая, см. стр. 85—86).

Мы имеем некоторые данные, чтобы судить насколько может быть полезна эта мера. Именно, так как в официальных донесениях ачуевских откупщиков и тамошних смотрителей, о количестве уловов, сведения эти означены иногда из месяца в месяц, иногда из недели в неделю, а иногда даже и изо дня в день, то, хотя они против действительности и значительно умень­шены, мы все же имеем в них средство, для определения наименьшего числа севрюг, которые будут таким образом свободно пропускаться по Протоке вверх, для выметывания икры. Эти дан­ные соединены в следующей таблице.

ГОДЫ КОЛИЧЕСТВО КРАСНОЙ РЫБЫ, ПОЙМАННОЙ В МЕЖЕННОЕ ВРЕМЯ.
С 1-го по 15-е июня. С 1-го июня по 1-е августа С 15-го июня по 1-е августа
Красной рыбы Икры Красной рыбы Икры Красной  рыбы Икры
Штук Пуды Фун Пуды Фун. Штук Пуды Фун. Пуды Фун. Шт. Пуды Фун. Пуды Фун.
1835

1836

1837

1838

1839

1840

5,793

2,340

18

10

958

570

10

15

3,164

1,659

30

314

586

36

5,408

6,461

3,279

8,957

4,000

4,800

2

26

20

18

572

1,235

899

1,273

1,156

1,108

11

9

17

6

16

27

1841

 

Очень ранний ход рыбы, ибо с 8-ого мая по 1-ое июня выловлено 13,000 п. севрюги, а в июне и в июле вовсе лова не показано
1842

1843

1844

1845

1846

1847

1848

1849

1,500

1,477

286

120

1,850

2,123

520

350

3,350

2,000

6,183

3,600

4,226

1,775

4,260

1,833

806

200

748

470

560

273

1,352

600

30

38

15

 

Из этой таблицы видно, что за первые шесть лет, с 1835 по 1840 год, когда доставляемые сведения, как мы видели выше, были многим ближе к действительности, нежели впоследствии, — было добыто средним числом в течение июня и июля 5484 п. или около 11,000 штук красной рыбы и 1041 п. икры; в шестилетие с 1842 по 1847 год, когда подаваемые сведения были наиболее уменьшаемы, среднее количество пойманной севрюги в эти два месяца составляло 3522 штуки и 509 п. икры; а в последние два года, за которые имеются этого рода сведения, значится 3047 п. или около 6000 штук севрюг и 977 п. икры. Из этих данных, как они ни мало достоверны, можно заключить, что прекращение лова в Протоке в течение двух первых летних месяцев доставит возможность свободно выметать икру не менее чем 10,000 штук севрюги в количестве 1000 пуд. Этого, без сомнения, было бы достаточно для поддержания или даже и для размножения этой породы. Но если бы мы ограничили время запрещения лова полутора месяцами, от 15-го по 1-е августа, то вероятно не достигли бы желаемого результата, как видно из сравнения данных за те годы, за которые имеются сведения об уловах с 15-го июня по 1-е августа. Из них следует, что за 1838 и 1839 годы в первые две недели июня было поймано в два раза больше рыбы и слишком в полтора раза больше икры, чем в остальные шесть недель (4067:2412 и 764:450). В другие два года, 1842 и 1845, эти отношения далеко не так выгодны для первых двух недель июня, и уловы более равномерным образом распределены между летними месяцами, хотя все еще со значительным перевесом на стороне первых двух недель. Бывают, как ка­жется, и такие годы, когда ход рыбы столь ранний, что даже и в начале июня уже очень мало ловится красной рыбы. Так в 1841 году показан улов севрюги с 8-го мая по 1-е июня в 13,000 п., а в июне и июле никакого лова не значится. Хотя, по всем вероятностям, лов в действительности продолжался и в эти месяцы, но должно быть он был очень незначителен.

Вместо этого ежегодного запрещения лова в течение июня и июля месяцев, можно бы устано­вить, чтобы через четыре года в пятый всякий лов в Кубани, Протоке, Переволоке и Темрюцком гирле запрещался с 1-го апреля по 1-е августа, если бы рыбопромышленники нашли это для себя удобнее, в чем я, впрочем, весьма сомневаюсь.

  • С 9-го мая по 1-е июля запрещается крючной лов в море, начиная от Долгой косы (включительно) до северной границы войсковых владений. Неводной желов остается и в этовремя дозволенным. (Статья новая, см. стр. 85—86).

 

б) Ограничения в местах лова

  • Всякого рода лов во всякое время года запрещается в гирлах Бугазском, Курчанском, Ахтарском, Ясенском и Рубцовском, равно как и во всех тех морских гирлах, накоторые само общество рыболовов (комитет рыбных промыслов) найдет нужным распространить это запрещение. (Заменяет § 63 временных правил. См. стр. 84).
  • От поименованных пяти гирл, равно как и от устья реки Протоки, должно быть остав­лено пространство вдоль берега на 2 ½ версты в каждую сторону, накотором всякое рыболовство запрещается. Вглубь моря это запрещенное пространство простирается для гирл Бугазского, Курчанского, Рубцовского и устья реки Протоки до границ войсковых владений, т. е. на 25 верст. (Заменяет § 64 временных правил. См. стр. 84).

Гирла Ясенское и Ахтарское здесь не поименованы, потому что они открываются в простран­ство, лежащее между оконечностями Ачуевской и Камышеватой кос, в котором уже и по ныне действующим правилам крючной лов запрещен, а неводной иначе как от берега производим быть не может.

  • Заповедное пространство у тех гирл, которые в предыдущей статье не поименованы, но в которых лов может быть запрещен по распоряжению общества рыболовов (комитета рыбных промыслов), остается в тех же размерах, как это ныне постановлено, т. е. на версту в каж­дую сторону от гирла вдоль берега и на 7 верст вглубь моря. (Заменяет § 64 временных правил. См. стр. 84).
  • Лов рыбы в так называемых внутренних гирлах, т. е.в устьях рек и притоков в лиманы, включая в это число и гирло Кубанское (устье Кубани в Кубанский лиман) и Перево­локу, остается дозволенным на общем основании. (Заменяет § 63 временных правил. См. стр. 85).
  • С каждой стороны внутренних гирл, т. е.в лиманах перед устьями впадающих в них 4 рек, протоков и ериков, всякого рода лов совершенно запрещается на1 версту в каждую сто­рону от гирла и на 2 версты вглубь лимана. (Заменяет § 65 временных правил. См. стр. 83).
  • Величина пространства речки, протока, ерика или внутреннего гирла, которое, от устья вверх по течению, не должно быть заставляемо вентерями и другими ставными орудиями лова, предоставляется решению самых местных рыболовов, которые могут и вовсе отменить для своей местности это постановление, если не найдут его для себя полезным. (Заменяет § 64 временных правил. См. стр. 83 — 84).

 

в) Ограничения в орудиях и способах лова

9) Все употребляемые ныне орудия лова, в том числе и ставные сети, крючная самоловная
снасть и коты, допускаются как в море, так и в лиманах, реках, ериках и протоках, без
всяких исключений, с соблюдением лишь некоторых ограничений в способах употребления их, поименованных в следующих §§ (Заменяет §§ 26 и 27, См. стр. 85).

  • Всякое вновь придуманное, или доселе не употреблявшееся орудие лова, может быть употреб­лено не иначе, как по разрешению комитета рыбных промыслов. (Статья новая).
  • Все ставные орудия лова, как-то: вентеря, коты, ставные сети и крючная снасть, должны занимать собой не более 3/2 ширины реки, протоки, ерика или гирла, в которых они выставлены. (Заменяет § 26).
  • Вентеря и коты должны выставляться непременно у одного и того же берега реки, протока или ерика, так чтобы свободный проход в одну треть ширины протока оставлялся вдоль всего про­тивоположного берега. (Статья новая. См. стр. 83 — 84).
  • У того берега, откуда выставляются вентеря и коты, должны находиться и все промысловые строения, стоять лодки, производиться полоскание рыбы и т. п., дабы проход рыбы был по возмож­ности беспрепятственный. (Статья новая. См. стр. 37 — 38).
  • Бежное крыло вентерей и кот должно быть не длиннее как от 10 до 16 сажень, смотря по ширине реки. (Заменяет § 25, См. стр. 83).
  • Если ставные сети и крючная снасть употребляются совместно с вентерями и котами, то и они должны выставляться у того лишь берега, где выставлены вентери и коты, и могут прости­раться на две трети ширины протока; если же употребляются для лова лишь крючья и ставные сети, то они должны выставляться от каждого берега не более, как на одну треть ширины реки, так чтобы средняя треть ее оставалась свободной для прохода рыбы. (Статья новая. См. стр. 85).

Общее правило для выставки орудий лова, принятое для рек впадающих в Каспийское, Белое и Ледовитое моря, состоит в том, чтобы средняя треть реки оставалась свободной. Но там, где допущены забойки, дозволяется иметь в них ворота к одному какому-либо берегу. Применительно к сему, тоже предполагается допустить и для выставки вентерей в реках и протоках кубанской системы, потому что: 1) при узости здешних рек, небольшими вентерями ловилось бы слишком мало рыбы, особливо крупной, какова например севрюга; 2) при быстроте течения этих рек, трудно было бы утверждать такие вентеря, и наконец 3) вместо одного вентеря, нужно бы употреблять два для занятия дозволенных двух третей ширины протока, что вовлекло бы промышленников в лишние расходы, так как вентеря дорого стоят, и нужно бы иметь больше рабочих для их установки и вынимания из них рыбы. Это исключение в пользу вентерей заставляет сделать его и для ставных сетей и крючьев, ибо иначе при выставке вентерей на две трети ширины реки с одного берега, и крючьев или ставных сетей на одну треть от каждого берега, представлялась бы возможность совершенно загородить рыбе свободный проход вверх.

  • Для выставки кот, порядков крючной снасти и ставных сетей установляется между этими снастями вдоль протока то же расстояние, как и для вентерей. (См. §52 временных правил и стр. 85).
  • Выставка крючной снасти в море допускается, по-прежнему, не ближе 7 верст от берега.
  • Определение длины неводов в лиманах предоставляется самому обществу местных рыбо­ловов, с тем, однако же, чтобы невода не превышали 900 сажень, если лов производится с одного берега, и 800 сажень, если лов производится с обеих сторон. Ни в каком случае, однако же, длина эта не должна превышать ширины лимана. (Заменяет § См. стр. 83).
  • В реках и протоках длина неводов не должна превышать двух третей ширины реки (Заменяет § См. стр. 83).
  • Длина речных плавных сетей также не должна превышать двух третей ширины реки. (Заменяет § 23 временных правил).

Если для рек, впадающих в Каспийское море, не положено никаких ограничений относительно длины плавных сетей, то это потому, что ширина тамошних рек и изменчивость в глубине их, уже сами по себе, служат достаточным обеспечением против употребления слишком длинных плав­ных сетей, — обеспечением, которого реки кубанской системы не представляют.

  • Для лова рыбца и селявы допускаются сети с ячеями более мелкими, чем для сетей, употребляемых в других случаях; но и тут ячеи должны иметь не менее ⅜ вершка в стороне от узла до узла. (Дополнение к § См. стр. 84).
  • Во время лова селявы и рыбца, закидывание вновь волокуши не дозволяется до тех пор, пока закинутая не вытянута на берег и рыба из нее не вынута.

К этому правилу относительно лова селявы и рыбца надо еще на случай, если ачуевский откуп не будет уничтожен, прибавить правило, чтобы:

23) На каждом сале (тоне) в откупных водах во время лова селявы и рыбца было не более двух волокуш с одним комплектом рабочих, т. е. семь или восемь человек при каждой. (См. стр. 100 —101).

Ибо иначе за исполнением §21едва ли возможно будет усмотреть.

 

2) Меры, определяющие права казаков на участие в рыболовстве

  • Если владелец рыболовного завода почему-либо пожелает временно не производить на нем лова, то обязан предварительно уведомить о сем комитет рыбных промыслов, дабы он имел возможность заблаговременно вызвать желающих заняться рыболовством, в остающемся через это временно свободном участке. Такое же заблаговременное уведомление требуется и от тех, которые намереваются совершенно прекратить рыболовство на каком-либо заводе. (Новая статья. См. стр. 76—77).
  • В случае получения кем-либо по наследству ´большего числа заводов, чем сколько он по числу имеет право владеть, хотя бы то было и в совокупности с теми заводами, которые по­лучивший право на наследство имел до того времени, он обязан предоставить жеребью, бросаемому в присутствии участкового доверенного и выбранных от общества лиц, определение тех заводов, которые могут остаться в его владении. При сем предоставляется желанию самого наследника под­вергать жеребью или все его заводы, или только вновь полученные им по наследству, или же, наконец, те только, которыми он прежде владел (если только число заводов, полученных по наслед­ству, не превышаете числа, которым он имеет право владеть). В течение года со дня получения наследства излишние заводы должны быть переуступлены или снесены. (Новая статья. См. стр. 77).

Годичный срок предлагается здесь потому, что лицом, от которого поступило наследство, могли быть сделаны разного рода затраты на предстоявший лов, наняты работники и т. п.

  • Так как, кроме вентерей, допускаются к употреблению во внутренних водах и другого рода ставные орудия лова, то и на них должны распределяться места между казаками по жеребью. (Статья новая).
  • Число кот, порядков ставных сетей и крючной снасти, которое предоставляется каждому отдельному лицу, желающему участвовать во временном рыболовстве, должно быть определено самим обществом рыболовов (комитетом рыбных промыслов) сообразно тем выгодам, которые эти орудия могут доставить сравнительно с вентерями. (Статья новая).
  • При метании жеребья, как на выставку вентерей, так и прочих ставных орудий лова, допускается к оному, из нераздельно живущего семейства, не более одного лица. (Дополнение к § 15 временных правил. См. стр. 78).
  • Определение размера и числа сетей для производства мелкого рыболовства для домашнего употребления, в необложенных акцизом водах, предоставляется самим станичным обществам. (Дополнение к § См. стр. 78).

 

д) Меры к усилению дохода войсковой казны

  • Из реки Кубани, от устья ее до границы войсковых владений с Варениковским лиманом, левого (южного) берега Кубанского лимана, Кубанской косы и берега Черного моря до гра­ницы земли Кубанского войска, образуется новый рыболовный участок, лов в котором облагается той же пошлиной, как и в прочих участках. (См. стр. 72).
  • Верхняя часть течения Протоки, от отделения ее от Кубани до Чебургольского лимана, причисляется к участку Ачуевскому (ныне пятому) и лов в ней также облагается пошлиной.
  • Третий участок (Ясенский, Бейсугский или Брынковский) уничтожается и присоединяется к четвертому, Ахтарскому, участку, получающему наименование третьего. (См. стр. 72).
  • В помощь участковым доверенным назначаются по наряду от войска по 10 человек, которые распределяются, однако, не поровну между участками, а по соображению их обширности и трудности производства надзора. (См. стр. 71).
  • Вместо двух депутатов от общества рыболовов, назначается только один. (См. стр. 70 — 71).
  • Определяется точная мера для различения таловирки от тарани. (См. стр. 71).
  • Акциз с некоторых пород рыб увеличивается, именно: для тарани с 30 на 40 коп. с тысячи штук, для сулы с 4 на 5 руб. с тысячи; взамен этого пошлина, взимаемая с галаганов и таромы, равно как и с сулиного жиру, отменяется; для селявы и рыбца акциз увеличи­вается с 1 на 2 руб. сер. (Дополнение к § См. стр. 71).
  • Взимаемую с рыбоспетчиков посаженную плату увеличить с 10 на 25 коп. сер. (См. стр. 71).

 

III. Меры к развитию рыбного промысла

Войсковая казна получает от рыболовного промысла значительные выгоды, которые от одного вольного рыболовства составляют около 40.000 руб. сер. дохода, и, как показано выше, доход этот мог бы простираться, и без отдачи Ачуева в откупное содержание, до 90.000 руб. сер. в год. По­этому было бы, кажется, совершенно справедливо, если бы войско употребило часть имеющихся у него капиталов на развитие этой промышленности и облегчение частных промышленников, и, тем более что такое употребление войсковых капиталов будет, по меньшей мере, столь же выгодно, как если бы капиталы эти лежали в процентных бумагах. Капитал этот, примерно во 100.000 руб. сер., должен бы получить троякое употребление:

  • Часть его пошла бы на учреждение банка для производства ссуд промышленникам, под залог их заводов, или под поручительство нескольких лиц. Если за ссужаемые таким образом капиталы банк брал бы по ⅔ копейки в месяц процентов, с возвратом капитала непременно в годичный срок, то войсковая казна могла бы получать пять или даже шесть процентов в год, и, через известный срок ссуженный капитал был бы ей возвращен. Такой процент был бы между тем вовсе не отяготителен для промышленников, которые теперь бывают вынуждены пла­тить несравненно более.
  • Другая часть должна бы быть отдана в ссуду обществу рыболовов, которое, избрав из своей среды доверенных лиц, поручило бы им оптовую закупку сетей, крючьев, веревок и вооб­ще принадлежностей рыболовства и, учредив склады в главных центрах рыбной промышленности, как-то: в станицах Долгой, Камышеватой, Новонижестеблиевской, в городе Темрюке, в Черном ерике и в Ахтарском поселке, продавало бы из них эти рыболовные принадлежности, по покуп­ной цене их, с прибавкой лишь издержек провоза и тех процентов, которые надо было платить войсковой казне, за взятый у нее взаймы капитал. Наконец,
  • Небольшая часть капитала также была бы отдана в ссуду обществу рыболовов, которое должно бы было завести на нее некоторые общеполезные для рыбной промышленности заведения, а именно:

а) Общественные солильни и коптильни для шемаи (селявы) и рыбца. Такие заведения должны бы быть устроены: одно в станице Новонижестеблиевской и два или три у реки Протоки там, где находятся салы или тони, с которых производится волокушечная тяга селявы и рыбца. Солильни эти состояли бы из простых сараев или навесов, где стояли бы небольшие солильные чаны, в которых помещалось бы не более рыбы, как улов одного дня. Укладку рыбы мог бы производить сам хозяин улова, доставляя в то же время и потребную — по количеству рыбы — соль. Что касается до коптилен, то их можно бы устроить или по образу сельдяных белорусских коптилен, которые описаны в VII томе исследований (стр. 76—78) и изображены на таблице Д. I. 2., или же по образцу коптилен, устроенных во многих местах крымского прибрежья, для копчения кефали. Нанизыванье и развешивание рыбы могли бы также производиться по очереди самими же ловцами; только для надзора за горением должен бы находиться один или два постоянных надсмотрщика. Материал для горения — опилки, сырое дерево (но никак не кизяк) легко мог бы быть доставляем, как морем из Ростова, так и вниз по Кубани и Протоке из Екатеринодара. Из этого видно, что устройство таких заведений стоило бы весьма немного. Плата за соление и копчение, которая должна бы быть соразмеряема с издержками на копчение, с ремонтом этих заведений и с процентами на капитал, употребленный на устройство их, могла бы производиться по желанию деньгами, или удержанием известной доли, доставленной в солильню или коптильню, рыбы, как за помол на мельницах. Ежели бы этим способом удалось довести здешнюю шемаю до того же достоинства, как терекская и куринская, то доход казаков увеличился бы может быть на 15 или даже на 20 руб. сер. с каждой тысячи этих рыб. (См. стр. 107 —108).

б) Общественные ледники и заведения для приготовления икры. Они были бы, кажется мне, весьма полезны на косах Камышеватой и Долгой, в Нижестеблиевской станице и в городе Темрюке, т. е. в главных центрах лова красной рыбы. В Темрюке было бы всего легче устроить такое за­ведение, ибо все здешнее красноловье, довольно значительное по количеству икры (336 п. в 1863 и 1071 п. в 1864 году), производится на каких-нибудь пяти или шести верстах вдоль Темрюцкого гирла, так что своз рыбы, для разрезки и вынутия из нее икры, здесь очень легок. Поэтому для первого опыта было бы, кажется, всего лучше начать с Темрюка. Польза от таких заведений оче­видна, ибо между тем как ачуевская икра продается кругом по 14 руб. сер. пуд, икра с вольных промыслов стоит только от 8 до 10 руб. пуд. Худшее качество этой последней икры, очевидно, зависит от того, что она сборная, не равномерно посолена и сжата и приготовлена не искусными икряниками. Этого легко избегнуть в общественном заведении, для которого может быть нанят опытный икряник, хотя бы это стоило, как в Ачуеве, и 200 руб. сер. в год. Что касается до ледников, то мы видели (см. стр. 100—101), как они могут быть просто устроены и, следовательно, дешевы, если предназначены для хранения одной только икры, а не вообще всей улавливаемой рыбы. Каждый ловец мог бы привозить свою рыбу в такое заведение и, вырезав икру, сдавать ее по весу, икрянику. Соль должна быть закупаема от заведения, дабы она была одинакового и по возмож­ности лучшего качества. И здесь тоже плата могла бы производиться удержанием известной доли из вырученной за продажу икры суммы, ибо лучше, если бы икра продавалась оптом, причем можно не только ожидать выгоднейших цен, но и избегнуть затруднительного дележа, при котором при­ходилось бы нередко дробить бочки и бочонки.

Такие общественные заведения для приготовления икры были бы существенно необходимы в случае уничтожения откупа и предоставления Ачуевского участка вольному промыслу; а устройство их в Ачуеве тем легче, что необходимые для сего строения уже готовы.

в) Общественные садки для красной рыбы, вылавливаемой в летнее время. Польза садков объя­снена выше (см. стр. 108 — 109). Они были бы существенно полезны на Протоке и в Темрюцком гирле, где могли бы состоять из отгороженной части реки; а также на косах Долгой и Камы­шеватой, где для сего могли бы быть вырыты сажалки наподобие вышеописанной. В такие садки каждый мог бы пускать своих рыб, привязав к ним какие-либо значки, чтобы не было споров в случае, если бы какие-нибудь из пущенных рыб издохли. При таких садках должен бы быть, конечно, приставляем караул.

Кроме этих мер, которыми войсковая казна могла бы пособить кубанскому рыболовству, без всякой для себя потери, большим облегчением для здешних промышленников было бы:

  • Допущение беспошлинного привоза крымской соли, с тем, чтобы она складывалась в ма­газины, устроенные в главных центрах рыбной промышленности, и оплачивалась пошлиной уже при выпуске ее из них.
  • Было бы наконец весьма полезно, если бы войско отправило от себя способного человека, для изучения на практике искусственного оплодотворения рыбы, и устроило небольшое заведение спе­циально для размножения рыбца и шемаи, — заведение, которое потребовало бы небольших издержек, если бы выведшихся мальков прямо пускали в реку, не заботясь о прокормлении их, которое очень затруднительно и почти никогда не удается.

 

ВРЕМЕННЫЕ ПРАВИЛА

О СВОБОДНОМ РЫБОЛОВСТВЕ В ВОДАХ, ЧЕРНОМОРСКОМУ ВОЙСКУ ПРИНАДЛЕЖАЩИХ

 

Глава I

О правах по рыболовству

  • 1.Право свободного рыболовства в водах, принадлежащих Черноморскому войску, предо­ставляется исключительно лицам войскового сословия.
  • 2. Право это принадлежит каждому войсковому жителю, будет ли он той станицы или округа, где находятся рыболовные заводы, или нет.
  • 3. Иногородним производить лов рыбы в водах Черноморья запрещается, почему они не могут иметь никаких рыболовных заведений, как под своим именем, так и от имени лица, принадлежащего к войсковому сословию. Нарушившие это правило лишаются своего заведения прода­жей оного в пользу войскового приказа общественного призрения.
  • 4.Лов рыбы в существующих ныне заводах, принадлежащих иногородним, должен быть прекращен с 1 января 1855 года, а заводы предоставляется им снести или продать в течение полугода со времени утверждения сих правил. Не стесняясь сим сроком, жители войскового сословия могут близь вышеупомянутых заводов иногородних устраивать свои собственные заводы.
  • 5.Рыболовство производится или из постоянных заводов, или временно, наездом, без устройства постоянных заведений.
  • 6.Лицам войскового происхождения, промышляющим рыболовством, предоставляется устраи­вать постоянные заводы и иметь при них все необходимые принадлежности.
  • 7.Количество заводов и снастей определяется каждому по чину: генералу неводных заво­дов полагается иметь пять, штаб-офицеру четыре, обер-офицеру три, уряднику два и казаку два. Сверх того каждому из сих заводохозяев предоставляется иметь по одному вентерю.
  • 8.Каждому, не имеющему постоянных заводов ни в море, ни в лиманах, предоставляется иметь по два вентеря
  • 9.Желающему предоставляется иметь, кроме постоянных заводов и вентерей, еще и сети в количестве не более двадцати штук, длиной каждая от 10 до 50 сажень.
  • 10.Лов сетями дозволяется в местах свободных, где не ходят невода или где лов не­водами окончился.
  • 11.Лица войскового сословия ни в каком случае не могут владеть рыболовными заводами и снастями в большем противу назначенного в §§ 7, 8 и 9 количестве.
  • 12. Лицам из войскового сословия, владевшим до утверждения сих правил неводными за­водами в большем противу положенного количестве, предоставляется из всех заведений своих избрать такие, какие пожелают. Затем прочие заводы должны подлежать правилу, постановленному в 4 параграфе.
  • 13. Запрещается устраивать или приобретать заводы и вообще производить лов рыбы под чужим именем. Нарушившие это правило лишаются приобретенного заведения в пользу войскового приказа общественного призрения.
  • 14.Промышляющие рыболовством временно, наездом, без устройства постоянных заводов могут иметь такое количество снастей, какое по знанию их §§ 7, 8 и 9 им предоставляется.
  • 15.Лов рыбы для домашнего употребления мелкими снастями, бреднями, вентерками, приволочками, малыми сетями, предоставляется каждому войсковому жителю без ограничения количества сих снастей.
  • 16.Производящие лов рыбы временно не должны ни в каком случае мешать снастями сво­ими действию постоянных заводов.
  • 17.Торговля рыбой и продуктами из нее внутри Черноморья предоставляется как войсковым обывателям, так и иногородним, на основании существующих узаконений.

 

Глава II

О рыболовных снастях

  • 18.Употребительные рыболовные снасти суть невода, сети, вентеря и мелкие снасти, в § 15 упомянутые.
  • 19.Невода и сети употребляются в морях, озерах, лиманах и реках.
  • 20. Величина морского невода не определяется.
  • 21.Величина неводов, употребляемых в лиманах и озерах, должна соответствовать вод­ному пространству. На каковой конец общество местных рыболовов, в присутствии станичных правителей ближайших станиц и местного смотрителя, обязано, для постоянного руководства, определить в каких лиманах и в каких именно местах какого размера могут быть употребляемы невода. Во всяком случае, лиманный невод не должен быть более тысячи сажень по нижней посадке.
  • 22. Речной невод полагается в длину не более половины ширины реки, на основании т. XII Св. Зак. уст. о град. и сел. хоз. прил. 3 к ст. 399 по XVII продолж.
  • 23. Длина сетей полагается от 10 до 50 сажень.
  • 24. Очки в неводах и сетях должны быть не менее как в два вершка с половиной, кроме приводов, где дозволяется иметь очки и в полтора вершка.
  • 25. Величина вентеря зависит от глубины и удобства водного русла. Причем строго на­блюдается, чтобы бежное крыло вентеря не было ни в каком случае более двенадцати сажень.

Примечание: Вентерь устанавливается всегда ближе к какому-нибудь берегу и прикрепляется двумя крылами, из которых одно, короткое, прикрепляется на самом берегу, и называется пятным,  а другое, длинное, идущее диагонально в глубь на две трети ширины речки или протока, на­зывается бежным.

  • 26. Запрещается лов рыбы в реках, ериках, гирлах и протоках сетями, котами, само­ловами (крючьями) и другими снастями, упомянутыми в ст. 499, 500 и 501 св. зак. т. XII устава о городск. и сельском хоз. (изд. 1842 г.).
  • 27. Лов рыбы крючьями дозволяется только в открытом море не ближе семи верст от берега; во всех же внутренних водах, лиманах, озерах, речках, ериках и протоках крючья употреблять запрещается.

 

Глава III

  1. Порядок разрешения на устройство рыболовных заведений
  • 28. Лица войскового сословия, владевшие уже до утверждения сих правил заводами, обязаны предъявить войсковому правлению прошением: оставляют ли они за собой, на основании § 12, какие-либо из своих заводов, и если оставляют, то какие именно, или желают избрать другие места для устройства на оных новых заводов.
  • 29. Прошения сии должны быть поданы в течение полугода со времени утверждения сих пра­вил. В противном случае места, занятые заводами, будут предоставлены другим желающим.
  • 30. На устройство постоянных заводов вновь, желающий должен испросить разрешение войскового правления.
  • 31. В прошениях по сему предмету подаваемых должно быть объяснено, в каких местах и для каких именно снастей проситель желает устроить завод.
  • 32. При прошении должно быть приложено удостоверение от местного смотрителя в том, что лов рыбы с устройством необходимых заведений на просимой местности может производиться без стеснения других.

Примечание. Прошения должны быть писаны по установленной норме на гербовой бумаге в 60 коп. сер., а приложения к оным на 30 коп. сер. лист.

  • 33. За основательность и справедливость сего удостоверения отвечает местный смотритель.
  • 34. По рассмотрении прошения войсковое правление обязано, не позже двух недель, разрешить устройство рыболовных заводов, если проситель согласно § 7 имеет на то право, и выдать ему свидетельство. О разрешении сем оно должно дать знать всем местным смотрителям к сведению.
  • 35. Получивший дозволительное свидетельство является к местному смотрителю, который и делает надлежащее распоряжение, согласно предъявленного свидетельства.
  • 36. Срок на устройство завода полагается годичный, считая оный со дня выдачи свидетельства. Если по истечении сего срока завод не будет устроен, то отданная местность может быть предоставлена другому желающему.
  • 37. Не дозволяется устраивать постоянные заводы в так называемых местах базарных или набегах, каковы, например, в Таманском округе, Бирючий остров, и пристани базарные, Браиловская и Волкорезова. Таковые места должны состоять в общем пользовании всех рыболовов и, существующие на оных, постоянные заводы должны быть закрыты с 1 января 1855 года.
  • 38. Все данные на устройство постоянных заводов разрешения войсковое правление должно иметь в виду. Почему оно обязано вести алфавитные списки всем заводохозяевам по каждому ры­боловному участку порознь, с обозначением кто, где и какими снастями производит лов рыбы.
  • 39. Списки эти должны служить войсковому правлению к справкам при разрешении прошений по рыболовству.
  • 40. Рыболовные заведения составляют законную собственность хозяина и в порядке приобретения и отчуждения подлежат общим узаконениям.
  • 41. Право собственности, в предыдущем параграфе определенное, распространяется только на занятые уже ими места, не занятая же ими местность составляет принадлежность войска.

 

  1. Порядок раздачи вентерных ставок и установки вентерей
  • 42. Места для установки вентерей во всех гирлах, протоках, ериках и речках назна­чаются каждому по жеребью.
  • 43. Метание жеребьев производится в присутствии местного смотрителя.
  • 44. На получение жеребья имеют равное право все наличные желающие.
  • 45. К жеребью допускаются чиновники и нижние чины без всякого предпочтения.
  • 46. Ежели мест по жребию в каком-либо участке будет менее, а желающих более, то не получивший места по жеребью может участвовать в метании жеребьев в другом участке.
  • 47. Получивший по жеребью место пользуется оным сам, а продавать или передавать его каким-либо образом другому не дозволяется. Нарушивший это правило, лишается на будущий год права на получение жеребья.
  • 48. Обмен жеребьевых мест дозволяется по взаимному согласию рыболовов.
  • 49. Метание жеребьев производится раз в год и возобновляется ежегодно.
  • 50. Время для метания жеребьев назначается: для Темрюцкого гирла 1 сентября, для участка Черного ерика 15 сентября, в станице Новонижестеблиевской 30 сентября, в Бринькове 10 октя­бря, в Ейском округе 15 октября.
  • 51. Метание жеребьев производится в местах постоянного пребывания местных смотрителей.
  • 52. Расстояние одного вентеря от другого в гирлах Ейском, Бейсугском, Челбаском, Курчанском, Темрюцком и в Черном ерике должно быть не менее тридцати сажень по протя­жению водного русла.
  • 53. В Ангелинском ерике в небольших протоках, ериках и речках, где по мелководью употребляются вентеря меньшего размера, расстояние одного вентеря от другого зависит от местного удобства. В сем случае местный смотритель обязан наблюдать, чтобы рыболовы при установке вентерей не стесняли один другого.
  • 54. При постановке вентерей строго и повсеместно наблюдается, чтобы для входа рыбы в речку, ерик или проток была оставляема свободной и неприкосновенной для всяких рыболовных снастей, со стороны устья, десятая часть длины речки, ерика, протока или гирла.
  • 55. Если определенное в предыдущем параграфе пространство занято постоянными заво­дами, то лов рыбы из оных должен быть прекращен с 1 января 1855 года; самые заведения должны быть снесены в течение полугода со времени утверждения сих правил.
  • 56. Равным образом наблюдается, чтобы при поставке вентерей, для прохода рыбы в соседние воды, была оставляема свободной третья часть ширины русла, не исключая от действия сего правила и самую последнюю ставку. Изобличенные в нарушении сего правила лишаются навсегда права на получение жеребья,
  • 57. Предоставляется обществу рыболовов переднюю ставку в гирлах Ейском, Бейсугском, Челбаском, Курчанском, Темрюцком, в Черном и Азовском ериках исключить из жеребья, и обратить на богоугодные дела по существовавшему прежде обычаю.

 

  1. Рыболовство временное и таловирничество
  • 58. На право весеннего рыболовства, без устройства постоянных заводов, и на таловирничество должно испросить словесно разрешение местного смотрителя.

Примечание. Таловирничество есть особый местным обычаем введенный способ рыбопромышленничества, при котором не требуется никаких рыболовных снастей. Промышляющие сим способом, или таловирщики, запасаются только баграми, небольшими каюками и солилами (шапликами) и с этими средствами собирают всю ту разного рода рыбу, которая оставляется на берегу при уборке из моря неводов.

  • 59. Временно промышляющие рыболовством и таловирщики должны словесно предъявлять местному смотрителю ежегодно о том, где и какими снастями они будут производить лов рыбы.
  • 60. Рыболовство этого рода допускается только в тех местах, где не ходят невода, или где лов уже прекращен.
  • 61. Таловирщики и временно-промышляющие рыболовством, во всех случаях, могущих до них касаться, подлежат действию сих правил.
  • 62. Количество снастей для временно-промышляющих рыболовством определяется на основании §§ 7, 8 и 9 сих правил.

 

  1. Места запрещенные для рыболовства
  • 63. Для свободного прохода рыбы во все внутренние воды Черноморья запрещается рыболов­ство какими бы то ни было снастями в следующих водах: 1) в гирле Бугазском, 2) гирлах реки Кубани, 3) в Переволочке, 4) в гирле Курчанском, соединяющем Курчанский лиман с Азовским морем, 5) в Перекопке, 6) в гирле Гнилом, 7) Куценьком, 8) Кривом, 9) Желтом (оно ж Жеретероватое), 10) Грязном, 11) Горьком, 12) Барилковом, 13) Сладком, 14) Рубцовом, 15) Талгирском, 16) Безымянном, 17) Железниковском, 18) в Мельниковском ерике, 19) Назаришиной перебойне, 20) в гирле Ахтарском, 21) Рясном и 22) Ясенском.
  • 64. Сверх того берега моря по версте в обе стороны, от каждого из упомянутых устьев вглубь моря на семь верст, должны быть свободны от рыболовства всеми возможными снастями.
  • 65. Равным образом запрещается лов рыбы в лиманах, перед устьями впадающих в них протоков, ериков и речек на пространстве в обе стороны от устьев по полуверсте, а вглубь лимана на две версты.

Примечание. Пространства, запрещенные для рыболовства, должны быть обозначены в натуре какими-нибудь постоянными видимыми знаками.

  • 66. Существующие в запрещенных местах рыболовные заводы должны быть закрыты с 1 января 1855 года.

 

Глава IV

Обязанности рыболовов

  • 67. Заводохозяева и вообще рыболовы должны беспрекословно исполнять все требования местных смотрителей, как на сих правилах, так и на общих узаконениях основанные.
  • 68. Заводохозяева обязаны или сами находиться при заводах или иметь при каждом особого управляющего, к которому бы местный смотритель мог обращаться с нужными требованиями.
  • 69. В отвращение могущих возникать недоразумений, управляющие заводами должны быть уполномочены от заводохозяина особой доверенностью, только с тем, чтобы под сим предлогом не было передачи или укрепления заводов, вопреки сих правил.
  • 70. По найму рабочих (ватага) хозяева обязаны предъявлять о том местному смотрителю и вместе с тем представлять паспорта каждого из них.
  • 71. Расчет заводохозяев с рабочими или ватагой должен быть производим не иначе, как в присутствии местного смотрителя. Почему каждый заводохозяин обязан о дне сего расчета заблаговременно уведомлять местного смотрителя.
  • 72.С окончанием заловов, весеннего, меженного и просола, рыболовы обязаны доставлять местному смотрителю сведения о количестве выловленной рыбы. Сведения эти представляются о каж­дом залове порознь.
  • 73. Каждый из заводохозяев и рыболовов обязан вести две шнуровые книги, скрепленные по листам главным смотрителем: одну для записи количества выловленной рыбы и приготовленных из нее продуктов, а другую для записи расчета с ватагой.
  • 74. Заводохозяева обязаны соблюдать порядок и опрятность на заводах и отвращать все, могущее вредить чистоте воздуха и воды.
  • 75. На морских рыбопромышленных заведениях воспрещается жиротопление, на основании примечания 2 к статье 499, тома XII Св. зак. уст. о городском и сельском хозяйс. по VIII про­должению (издан. 1842 года).
  • 76. В случае какого-либо происшествия на заводе или в ватаге, хозяева обязаны доводить о том до сведения местного смотрителя.
  • 77. За нарушение правил, изложенных как в сей, так и в прочих главах, виновные подлежат взысканию по законам.

 

Глава V

Денежный сбор в доход войска за выловленную рыбу и приготовленные из нее продукты

  • 78. В вознаграждение за предоставленное право свободного рыболовства, установляется в доход войска денежный сбор с заводохозяев, а с рыболовов за выловленную ими рыбу и приготовленные из нее продукты.
  • 79. Сбор сей назначается из числа и веса рыбы и продуктов в следующем размере:

 

С каких именно продуктов Серебром
Руб. Кои.
С тысячи сулы 4
С тысячи  коропа 5
С тысячи  тарани 30
С тысячи  чебака 50
С тысячи  сельдей 60
 С тысячи  рыбца 1
С тысячи  селявы 1
С тысячи  чехони 15
С тысячи  таловирки (разной мелкой рыбы) 10
С  пуда   красной рыбы 20
С  пуда   икры из красной рыбы 1 20
С  пуда   клею из красной рыбы 6
С  пуда   сома 10
С  пуда   клею из сома 50
С  пуда   вязиги 1 50
С  пуда   икры из сулы и тарани (галаганы) 10
С ведра жиру 10

 

  • 80. Все количество денежного сбора, подлежащего с каждого заводохозяина и рыболова, определяется, на основании предыдущего параграфа, количеством выловленной рыбы и приготовленных из нее продуктов.
  • 81. Подлежащая в доход войска сумма представляется рыболовами местному смотрителю сполна по окончании каждого залова, и ни как не позже 1 июля и 1 января.
  • 82. В удостоверение взноса причитающейся в доход войска суммы, выдается квитанция за подписанием местного смотрителя.
  • 83. Желающему отправить рыбу и продукты из нее за пределы Черноморья выдается от местного смотрителя особый ярлык.
  • 84. Никакие причины невзноса причитающейся суммы не принимаются в уважение.
  • 85. Исправный взнос заводохозяином и рыболовом подлежащей с него суммы обеспечивается всем его имуществом.
  • 86. В случае неисправности по взносу принадлежащей войску суммы, местный смотритель, в пределах своего ведомства, может на следующий год запретить неисправному плательщику лов рыбы по всем его заведениям, невнесенная сумма пополняется из рыболовных заводов его и снастей, а за недостатком сего из прочего имения.
  • 87. Рыба и продукты из нее приготовляемые для домашнего обихода никакому денежному взносу не подлежат.
  • 88. Оплаченные рыба и продукты из нее состоят в полном распоряжении рыболовов и могут быть отправляемы ими по желанию без всякой особой пошлины.
  • 89. Предоставляется рыболовам продавать вылавливаемую рыбу малыми количествами и среди лова с тем только, чтобы она входила в общий счет лова.

 

Глава VI

Надзор по рыболовству

  • 90. Для полицейского надзора и для наблюдения за исполнением предписанных правил по рыболовству, назначаются шесть местных и один главный смотритель.
  • 91. Местные смотрители распределяются по следующим рыболовным участкам: 1-й на косах Ейской и Долгой, 2-й на Камышеватой и Ясенской, 3-й на Ахтарской и Ачуевской, 4-й на Темрюкской косе и лиманах: Цуровском и Ахтанизовском, 5-й на урочище Черного ерика и прилегающих к нему лиманах и берегах Азовского моря, 6-й на Бейсугском и Челбаском гирлах.

Примечание. Смотритель ачуевского завода состоит на особом положении независимо от сих правил.

  • 92. Местные и главный смотрителя избираются и утверждаются наказным атаманом преиму­щественно из отставных чинов войска.
  • 93. Главный смотритель полагается из штаб-офицеров.
  • 94. При каждом смотрителе полагаются писарь, урядник и два казака из внутренно-служащих.
  • 95. Все местные смотрителя находятся в непосредственном подчинении главному смотрителю.
  • 96. Все смотрителя по рыболовству зависят от войскового правления.
  • 97. Круг действия каждого смотрителя определяется пространством вверенных надзору его рыболовных вод.
  • 98. На местных смотрителей возлагаются: а) наблюдение за благоустройством и порядком на местах лова в полицейском отношении; б) наблюдение за тем, чтобы хозяева и рыболовы поль­зовались предоставленными им правами на основании сих правил и общих законоположений; в прекращение между хозяевами споров и несогласий по рыболовству; г) взимание в пользу войска определенной платы за вылавливаемую рыбу; д) преследование тайной продажи из заводов рыбы и продуктов из нее, без взноса определенной в пользу войска платы; е) наблюдение за ловом рыбы дозволенными снастями, а также и за тем, чтобы лов не производился в запрещенных местах, под строгой за упущение ответственностью; ж) преследование беспаспортных; и на смотрителе лежит обязанность направлять рыболовный промысел, как к общей пользе рыболовов, так и к пользам войска.

 

Отчет второй

 

Донское рыболовство

Упадок донского рыболовства. В противоположность рыболовству кубанскому, находящемуся в состоянии постоянного возрастания, которое еще, несомненно, усилится, если будут устранены некоторые обстоятельства, препятствующие его развитию (на них было указано в своем месте), — рыболовство донское клонится к упадку. В этом упадке донского рыболовства, к сожалению, нельзя сомне­ваться, хотя очевидная неверность статистических данных о количестве донских уловов и не позволяет выразить его численно. По официальным сведениям о рыболовстве, которые я имею, начиная с 1837 года, наибольший улов значится в 1852 году — 228.777 пудов, наименьший в 1858 году — 168.850 пудов. В 1822 году, также по официальным данным, полученным г. Кеппеном («Statistische Reise in’s Land der Donischen Kosaken»), было поймано 5.172.389 пудов рыбы. Хотя эти числа, как будет показано ниже, и нельзя считать даже за приблизительное выражение действительности, однако же они не могут быть больше действительных уловов, так как все же они состав­ляются из показаний промышленников, из которых конечно многие вовсе не дают сведений, а другие уменьшают их, и притом неравномерно в разные годы, и конечно никто не преувеличи­вает. Потому и эти числа дают возможность заключить, что рыболовство уменьшилось, хотя конечно и не в такой пропорции, как показывает сравнение чисел за 1822 и за 1856 годы. В поездку мою весной 1866 года, который был весьма неуловистым, я имел случай убедиться, до какой сте­пени может быть мал улов рыбы в такой реке, как Дон. Около Старого Черкаска, следова­тельно, еще в нижних частях реки, на моих глазах покупали сушеную воблу, привезенную с Волги. Ее доставляют на Мартыновскую ярмарку (на Сале) и оттуда развозят не только вверх, но в дурные годы и вниз по Дону, и продают приречным жителям, для домашнего употребления, следовательно, даже на это употребление не хватает своей рыбы. Со всем тем, такие годы составляют лишь исключение, и, как можно видеть из выше приведенных цифр, донское рыболовство вообще все еще значительно, так что и теперь немногим уступает, если только уступает, кубанскому. По­этому весьма важно определить причину уменьшения донских уловов и изыскать средства для поддержания здешнего рыболовства, буде это возможно.

Особенность, отличающая Дон от всех прочих изобильных рыбой рек России: Волги, Урала, Куры, Терека и Кубани, заключается в том, что он впадает не в открытое море, а в длинный и узкий залив, который так сказать продолжает реку еще на 130 верст ниже ее устья, именно до того места, где косы Долгая и Белосарайская, идущие на встречу одна другой, суживают выход из Таганрогского или Донского залива в открытое море. Этот залив уже узкий сам по себе, так как наибольшая ширина его не превосходит 40 верст, суживается еще несколькими парами кос и мелей. Сужение это достигает между косами Долгой и Белосарайской 24 верст; между косой Кри­вой и песчаными отмелями, лежащими перед входом в Ейский залив, — до 18 верст; между отме­лями, продолжающими косы Чембурскую и Беглицкую — до 11 верст между первыми и теми, кото­рые лежат перед косой Петрушиной, — до 9 верст. При господствующих здесь выгонных — восточных ветрах, проходы или так сказать фарватеры для хода рыбы и против этого еще значительно суживаются. Понятно, что занимающиеся рыболовством в гирлах Дона и на взморье находятся в точно таком же положении, как приречные рыболовы, живущие слишком во ста верст от устьев реки, и пользуются, как всеми выгодами чисто речных ловцов, так и терпят все их невыгоды. Пока ниже их местность не заселена, или рыболовство там еще не развилось, они самым легким образом добывают огромное количество рыбы, простыми и недорого стоящими речными снастями, спокойно поджидая, пока рыба, гонимая своим инстинктом, не придет сама к порогам их домов. Но это благоприятное положение верховых ловцов сейчас же изменяется, как только начнет развиваться рыболовство ниже по реке, и тогда начинаются бесконечные жалобы на обловы низовых жителей. Так было на Волге, где сначала рыболовство сосредоточивалось в окрестностях Хвалынска, Волжска, куда русские промышленники приходили для производства лова, когда низовья реки были еще во власти татар; затем главным поприщем лова сделались Астрахань и ниже ее лежащие разветвления Волги, и только в семидесятых годах прошедшего столетия начался там морской лов, по­лучивший свое настоящее развитие только в нынешнем столетии. Так было и на Урале, где сначала казаки не пользовались даже нижней частью реки, а в море начали рыболовство только с 1816 года. На Куре и на Кубани и до сих пор довольствуются почти исключительно речным ловом. Так точно и на Дону: пока рыболовство по косам таганрогского залива и в самом заливе было незначительно, лов в Дону был чрезвычайно изобилен. Но лов в Таганрогском заливе, как и вообще в Азовском море, лишь недавно, со второй четверти текущего столетия, стал принимать значительное развитие, как об этом было уже говорено в первом отчете. Это относится в осо­бенности к крючному лову, который составляет здесь единственный способ лова рыбы вдали от берегов, ибо и до сих пор азовские ловцы, как по количеству выставляемых ими снастей, так и по искусству выставки и переборки их, далеко уступают каспийским рыболовам, только с недавнего времени ставшим появляться в Азовском море, под именем астраханцев.

Что сами донские рыболовы именно с этой точки зрения смотрят на свое положение, это дока­зывается, как их ненавистью к крючному лову и нескончаемыми ссорами, переходящими нередко в настоящие побоища, с прибрежными жителями Ростовского уезда, поселенными по соседству с ними, так и странным законоположением 1835 года, которым, согласно желанию наиболее влиятельных рыболовов, запрещается всякий лов в гирлах, т. е. рукавах Дона ниже его разветвления.

Таким образом положение устьев Дона в глубине узкого и длинного залива достаточно объ­ясняет причину уменьшения рыболовства в этой реке, — уменьшения, которое могло бы иметь место и в том случае, если бы рыболовство всего залива вообще доставляло не только не меньшие, но даже и большие, сравнительно с прежним, уловы.

Ежели бы развитие морского лова не имело других вредных влияний, кроме уменьшения той доли в общем улове, которая приходится казакам, то, но моему мнению, ничего бы не оставалось, как посоветовать им примириться со своим положением и начать снаряжать морские лодки для лова в море наравне с другими, так как статья 350 о благоустройстве в казачьих селениях (Св. Зак. т. XII, часть 2 изд. 1857 г.) дает им на то несомненное право. Но не пропущение рыбы в реку Дон должно иметь своим необходимым последствием уменьшение ее в самом море. Хотя для охранения донского рыболовства и были принимаемы законодательством некоторые меры, но они имели собственно в виду одно обеспечение обильного довольствования рыбой войска донского и других губерний, по которым протекает Дон, как это выражено в ст. 337 Уст. о благоустр. в казач. сел. При таком взгляде, море как бы считается неисчерпаемым источником, из которого реки получают свои запасы рыбы, что справедливо только в том случае, когда между реками и морем существует правильное взаимодействие, при котором рыба свободно пропускается в реку, а там достаточно ограждается в своем размножении. Поэтому если в общих интересах можно тре­бовать, чтобы пропуск рыбы в Дон был более обеспечен, нежели доселе, (ибо все, что установ­лено с тою целью в законе, и все, чего сами казаки желают, — для этого еще совершенно недо­статочно); то с другой стороны необходимо, чтобы и сами правила производства донского речного ры­боловства были более применены к ее беспрепятственному пропуску вверх и к охране ее размножения. Но прежде, чем перейдем к рассмотрению нынешнего устройства донского рыболовства, равно как и тех правил, которым оно подчинено, и тех мер, которые необходимо ввести, по мнению экспедиции, — мы должны обратить внимание на естественные условия Дона и прилежащей к нему части взморья, поскольку они имеют значения для размножения рыбы.

Естественные условия Дона относительно размножения рыбы. Относительно Дона, как и всех прочих наших южных рек, должно отличать влияние местных условий на размножение белой рыбы, состоящей по преимуществу из пород семейства сазановидных, и на размножение красной рыбы, т. е. осетровых пород. В этих двух отношениях Дон представляет почти крайние противопо­ложности: на сколько он уступает всем другим рекам, как Азовского, так и Каспийского мо­рей, особливо же Кубани и Волге, по условиям благоприятствующим размножению белой рыбы, на столько же превосходит он их по условиям, благоприятствующим размножению красной рыбы.

а) Красная рыба. Эта последняя, как известно, мечет икру на текучей воде в самом русле рек, по местам с каменистым дном. В подтверждение этого факта, в первый раз определительно выраженного г. академиком Бэром, были представлены наблюдения, сделанные рыбаками почти во всех реках Каспийского и Азовского морей, не имеющими причин скрывать истину. Не лишним считаю прибавить к этому и то, что мне, в последнюю мою поездку на Дон, сообщил один из старых казаков-рыбопромышленников. Он сам задал мне вопрос: видал ли я, как выво­дятся из икринок молодые осетрики, и на мой отрицательный ответ рассказал следующее. Раз вытащил он сетью камень, весь облитый икрой; икринки имели несколько удлиненную форму с заостренными кончиками, и видно было, что рыбки близки к выходу. Он положил камень в воду на мелком месте и имел терпение наблюдать за ним несколько часов, после чего заметил, как некоторые рыбки выскользнули и стали необыкновенно быстро двигаться в воде. Он хотел их пой­мать горстью, но не мог. Как для того, чтобы посмотреть вблизи на этих рыбок, так и потеряв терпение ждать, он вздумал ускорить ход выступления мальков и стал ножичком прорезывать оболочки икринок. Рыбки выходили, но сейчас же умирали. Ясно было знать, что это осетрики, а не другая красная рыба, прибавил он. И другой факт из жизни красных рыб, выведенный академиком Бэром из его наблюдений на Волге, — что молодая рыба, выведясь в реке, уходит в море, где и остается до времени своей половой зрелости, — вполне подтверждается наблюдениями донских промышленников. Именно, мелкая красная рыба почти никогда не попадается в Дону (здесь разумеются не мальки, а уже рыба в чет­верть и более), а на взморье довольно часто, и притом различного роста, смотря по времени года. На долгой косе в каждую тягу вытягивали при мне по нескольку десятков севрюжек вершков в десять, изредка и небольших осетров. По замечаниям казаков, белуги растут очень быстро, и годовая, говорят они, весят уже до 6 фунтов. С своей стороны я не могу ни подтвердить, ни отвергнуть этого.

Все опытные донские рыболовы уверены, что красная рыба мечет икру в Дону, на глубоких местах с каменистым твердым дном. Но эти твердые каменистые места находятся в Дону ближе к устью, чем в какой-либо другой значительной реке, впадающей в Азовское или в Каспийское моря. Именно между тем как красная рыба, поднимающаяся в реки, находит каменистые места в Волге не ближе окрестностей Сарепты, в Урале за городом Уральском, в Куре за Мингачауром, в Кубани за устьем Лабы, — в Дону же правый нагорный берег продолжается не только до самого начала дельты, но даже до самого устья правого рукава ее — Мертвого Донца, и только мелководье этого последнего, препятствующее входу в него красной рыбы, несколько уменьшает это благоприятное обстоятельство. Но все же от Гниловской станицы, где находится вершина донской дельты, начинающейся отделением Мертвого Донца, т. е. всего в каких-нибудь 30 верстах от устья, встречаются уже условия благоприятные для метания икры красной рыбой. Соответственно этому, все породы красной рыбы менее высоко поднимаются в Дон, чем в другие реки, — по словам каза­ков не выше Кочетовской станицы, т, е. до устья Донца, лежащего менее чем в 150 верстах от устья Дона. Конечно, это относится не к отдельным рыбам, случайно заходящим и гораздо далее, но к сколько-нибудь значительным косякам. Это замечание оправдывается и численными дан­ными об донских уловах. Между тем как ведомости показывают даже в последнее время от 10.000 до 250.000 пудов красной рыбы, вылавливаемой в округах Черкасском и Миусском (Приморском), на все прочие приходится не более как от 1.500 до 2.000 пудов, из коих конечно наи­большая доля принадлежит первому донскому округу, в пределах которого впадает Донец в Дон. Этой незначительности количества красной рыбы в верхних частях Дона нельзя исключи­тельно приписать малому пропуску ее вверх, (хотя и это имеет свою долю влияния), ибо проходит же по Куре, несмотря на забойки, перегораживающие оба ее рукава (Куру и Акушу), значительное количество рыбы вверх, так что выше по Куре и Араксу ловится до 50.000 и даже до 80.000 штук красной рыбы. Также и на Урале, несмотря на систематический способ лова во время сев­рюжьей плавни, не мало красной рыбы попадается в руки рыбачащих за войском. Если примем во внимание это обстоятельство, благоприятствующее размножению красной рыбы в Дону, и припомним, что в другой значительный приток Азовского моря — Кубань — идет только севрюга, белуга же вовсе в нее не поднимается, а осетр лишь в весьма малом количестве, то придем к заключению о необыкновенной важности пропуска красной рыбы в Дон и правильного устройства лова ее в этой реке, для благосостояния всей азовской рыбной промышленности.

б) Белая рыба. Чтобы показать, как напротив того мало выгодны условия, представляемые ни­зовьями Дона, для метания икры породами белой рыбы, представим краткое описание донской дельты. Развитие этой дельты, принимая в расчет размеры образующей ее реки, весьма незначительно. Она составляет треугольник верст в 30 длиной и с небольшим в 20 шириной у взморья, что соста­вит поверхность от 6 до 8 кв. миль, тогда как дельта гораздо менее значительной Кубани зани­мает не менее 100 кв. миль. Но этого мало; ход образования этой дельты таков, что, преимуще­ственно вследствие отсутствия косы, отделяющей часть моря, выполняемую речными наносами, в ней не остается водных пространств известных под именем лиманов и ильменей, представляющих ряд мелких озер, поросших водяными травами и в высшей степени выгодных для распложения рыбы. Так как притом весенние разливы ниже станицы Елисаветинской вовсе не чувствительны и не заливают низменности, то нет и временно заливаемых водой полоев, которые могли бы, хотя отчасти, заменить недостаток постоянных лиманов и ильменей. Поэтому, собственно дельта Дона не представ­ляет мест удобных для метания икры белой рыбой. Это вознаграждается несколько обширной аксайской низменностью, лежащей выше настоящей дельты, между Доном и рукавом его Аксаем, кото­рая весной заливается водой и вмещает в себе озерки и котлубани, соединенные небольшими про­токами и ериками с Доном и с Аксаем. Другое, более важное, вознаграждение составляет приб­режная часть самого взморья, так сказать, не вышедшая еще на поверхность подводная дельта Дона. Течение донских рукавов собственно Дона, Каланчи, Кутермы, Мертвого Донца и пр., продолжается еще на некоторое пространство по впадении их в море. Несомые ими песок и ил во время полноводия осаждаются в промежутках, отделяющих рукав от рукава. Чрез это образуются здесь подводные мели, известные под именем бугров, между которыми пролегают более глубокие фарватеры в море продолженных рукавов. Бугры эти или отмели зарастают различными травами, сначала так называемым кучиром (Potamogeton), длинные и гибкие стебли которого нагибаются весьма косо по течению и застилают собой и сидящими на них листьями все бугры, обрисовывая на поверхности воды, возвышенности дна — будущие продолжения островов, составляющих дельту и отделяющих ру­кава. Кроме непосредственных наносов Дона, эти отмели возвышаются еще следующим процессом. Нагонные западные ветра останавливают донское течение и возвышают воду залива до того, что она покрывает собой всю дельту до самой Елисаветинской станицы. С прекращением или ослаблением ветра, напор приостановленного течения усиливается, и вода быстро спадает, так что сами рукава Дона и подводные продолжения их чрез это промываются и очищаются. Но нагнанная вода, от возмущения дна мелкого залива, бывает очень мутна, и во время приостановки течения отлагает со­державшийся в ней ил, как на поросшие тростником острова дельты, так и на пространство, по­росшее кучиром, почему листья его всегда бывают покрыты более или менее толстым слоем илистого осадка. Этот возвышающий почву осадок при обратном течении не сносится, как потому, что течение главнейшим образом направляется вдоль самых рукавов, так и потому, что он задержи­вается листьями и стеблями водяных растений. Это возвышение дна отмелей бывает, конечно, тем чувствительнее, чем ближе к берегу. Эти части, следовательно, всего скорее мелеют, и когда на них остается уже мало воды, кучир заменяется другой водяной травой — кугой (некоторые породы из родов Juncus и Scirpus), а при дальнейшем обсыхании рогозом (Typha). Только после некоторого возвышения почвы над средним уровнем воды, отмели зарастают уже тростником (Phragmites), и тогда только могут считаться совершенно обратившимися в сушу. Эти то отмели, поросшие, смотря по глубине стоящего над ними слоя воды, кучиром, кугой пли рогозом, и составляют единственные удобные места для метания икры породами белой рыбы. Но пространство это не велико, ибо поросшие поименованными травами отмели занимают от берега по направлению вглубь моря не более как от 2 ½ до 4 верст, вдоль же взморья, как и сама дельта, верст около 20. Из этого простран­ства надо еще вычесть разделяющие их фарватеры, которые бывают в версту и более в ширину, так что вся часть взморья, удобная для метания икры, занимает собой никак не более одной квад­ратной мили пространства, т. е. в несколько раз менее чем каждая из групп кубанских лиманов.

Эта местность имеет в занимающем нас отношении некоторые недостатки, но зато и некоторые преимущества сравнительно с лиманами и ильменями. Недостатки состоят в том, что выме­танная рыбой икра не находит здесь такой тихой и спокойной воды, как в огражденных, озеровидных водовместилищах. Бури и сильные волнения, случающиеся иногда, могут выкидывать икру на берег, или закидывать ее песком; кроме того, осаждающийся, только что описанным способом, ил, покрывая икринки, залепляет их и, препятствуя свободному доступу воздуха, вредит их развитию. Кроме сего, и вылупившиеся мальки не находят в открытой местности столь полезного для них за­тишья. Преимущества же заключаются в том, что мальки обеспечены от прекращения сообщения, чрез высыхание соединительного канала, между местом их выводки и рекой или морем, куда они должны выйти к зиме, чтобы не задохнуться под льдом, или в тине пересохших ильменей. Еще важнее то обстоятельство, что густота водяных трав решительно не допускает никакого лова, ни неводами, ни крючьями, ни даже ставными сетками и вентерями, в поросших ими местах. Поэтому, как рыба, зашедшая туда для метания икры, так и выведшиеся мальки, совершенно безопасны от всякого преследования со стороны человека. Как ни важно это последнее преимущество, однако оно может быть совершенно заменено разумными полицейскими ограничительными мерами касательно вре­мени и места лова, как это издавна существует для кубанских лиманов и как это недавно вве­дено для волжских ильменей. Невыгоды же, представляемые поросшим травами взморьем, решительно неустранимы никакими искусственными мерами.

Важность пропуска белой рыбы в Кубань, а красной в Дон для рыболовства во всем Азов­ском бассейне. Из этого обзора естественных условий, представляемых низовьями Дона для метания икры породами белой рыбы, между прочим, следует, что всякие ограничительные меры весеннего лова, в роде введенных для Волги, были бы здесь совершенно лишними и бесполезными. Все, что может содействовать к размножению белой рыбы в этой, для сей цели, вообще неблагоприятной местности, уже сделано самой природой, а все, что человек захотел бы к этому прибавить, было бы лишь напрасным стеснением промышленности. Можно бы разве еще пожелать, чтобы рыба беспрепятственнее пропускалась вверх, дабы большее число ее могло выметывать икру по озеркам и полоям аксайской низменности, но это уже и без того требуется другими соображениями: справедливым вниманием к интересам верховых жителей и еще более к беспрепятственному размно­жению красной рыбы.

Азовское море, по причине его небольшого пространства и однородности всех его условий, более чем всякое другое должно быть, по отношению к рыбному хозяйству, рассматриваемо, как одно целое, в котором одна часть должна пополнять павшими на ее долю частными выгодами частные невыгоды других частей. В Дону должно обращать внимание на возможно больший пропуск в него красной рыбы, в Кубани же соблюдать те условия, которые благоприятствуют размножению белой рыбы. Такое взаимодействие между этими главными притоками Азовского моря не останется без полезного действия, как на них, так и на весь бассейн вообще. Мы видели, что главная причина оскудения донского лова заключается в положении устьев этой реки в глубине узкого и длинного залива, дающего возможность ловящим ниже в заливе, с увеличением их числа и с усилением средств лова, добывать в свою пользу все большую и большую долю рыбы, направляющейся в Дон, и что оскудение донского лова должно бы было естественно произойти даже и в том случае, если бы заливный лов вообще нисколько бы не уменьшился. Из невыгодности условий низовьев Дона, для размножения белой рыбы, можно, однако же, с вероятностью заключить, что, независимо от этой при­чины, и самое количество белой рыбы в прилежащей части моря несколько уменьшилось. Обыкновенно говорят, что рыба и преимущественно тарань, шедшая прежде в Дон, направилась в Кубань. Факт, выражаемый этим, т. е. что кубанский лов усиливается, а донской уменьшается, совершенно справедлив, но толкование его неверно. Лов кубанский увеличивается не потому, что донская рыба туда перешла (нет основания принимать такой перемены в нравах рыбы, когда самые местные условия не претерпели никакой перемены), а потому, что там с уничтожением откупа и с большим развитием сбыта на прежде мало ценившуюся рыбу сильно развился промысел; подрост же рыбы в лиманах Черноморья так значителен, что может выдерживать такое усиление лова, без оскудения рыбного запаса. Подтверждение этому можно видеть в том, что и прежде количество рыбного запаса в кубанских водах было никак не меньше нынешнего, ибо на каждый завод приходились даже более изобильные заловы, чем ныне, только число заводов было гораздо меньше. Запасы же рыбы в придонской местности подобного усиленного лова вынести были не в состоянии и значи­тельно уменьшились. Хотя рыба из главного бассейна Азовского моря без сомнения входит и в Таганрогский залив, но значительная часть рыбы, идущей в Дон, живет конечно постоянно в этом заливе, и вот эта доля ее по всей вероятности уменьшилась противу прежнего. Так как это уменьшение произошло не от оскудения в питательных веществах, заключающихся в заливе (чтобы убедиться в этом, стоит лишь вспомнить сказанное о зеленых крупинках, наполняющих в июне и июле воду, как других частей моря, так и залива, и обращающих ее как бы в раствор краски), а от недостаточного, сравнительно с выловом, размножения рыбы, и так как усилить, во сколько бы нибудь значительной степени, это размножение в самых низовьях Дона не предви­дится возможности, то пособить можно бы было лишь увеличением рыбного запаса в главном бас­сейне моря, причем часть этого избытка, отыскивая себе пропитание, направилась бы и в Таганрогский (Донской) залив. Этого же усиления запаса белой рыбы в море можно достигнуть, лишь содействуя размножению ее в столь благоприятной для сего кубанской местности, что в свою очередь главнейше зависит от того, как будут распоряжаться в Черноморье притоком пресной воды в различные группы лиманов: усиливать ли им совершенно напрасно течение Протоки в угоду Ачуевскому откупу, или снабжать в достаточном количестве лиманы Сладкие и Ахтарские. За эту услугу, оказываемую Черноморьем Дону и всему азовскому бассейну, должен бы отплачивать Дон усиленным пропуском красной рыбы вверх по реке и охранением ее размножения, для которого он представляет столь благоприятные условия.

Я развил с некоторой подробностью это отношение двух главных притоков Азовского моря, как между собой, так и к общему бассейну моря, чтобы показать, что хотя бы иная значительная река и составляла собственность отдельного сословия, как например казаков, распоряжение такой собственностью не может быть безусловным не может даже ограничиваться соображениями, клоня­щимися единственно к частной выгоде того сословия, которое владеет рекой, а необходимо должно подчиняться общим интересам всего бассейна, что тем легче и удобнее, что такое подчинение не преминет принести полезные плоды и для самого владельца, права которого ограничиваются в общем интересе. Поэтому не может быть рациональных рыболовных положений донского или кубанского, составленных с специальных точек зрения. Рациональным может быть только общее положение о рыболовстве азовском.

Правила донского рыболовства имели в виду даже не частную пользу донского войска, а только низовых станиц, даже одной Елисаветовки. Если ныне действующие законоположения о донском рыболовстве имели в виду только один Дон и направлены к выгоде одних казаков; то по спо­собу составления этих правил специальными, из донцов составленными, комиссиями, — оно иначе и быть не могло, и п