Труды архимандрита Дамаскина (Орловского) «Мученики и исповедники Церкви Русской» как исторический источник и учебное пособие по истории отечества конца XIX в. – первой половины XX в.

Особенность житий новомучеников и исповедников Церкви Русской заключается, прежде всего, в том, что они авторские. Автор этих житий не обезличен, не исчез под давлением прожитых веков, что отличает их от довольно большой массы житий христианских святых, авторство которых утеряно, а сами жития носят риторический отпечаток, зачастую легендарный. Такие жития не могут служить историческим источником. Именно к такому выводу пришёл наш выдающийся историк Ключевский В.О.[2]

Другое дело – жития отца Дамаскина: исторический фон жизни святого представляется автором настолько детально и точно, что совокупность более чем 1000 текстов житий воспроизводит полную картину жизни человека, семьи, общества и государства с конца XIX века до половины XX века, даже до 60-х годов ХХ века. В этом громадном количестве жизнеописаний святых отражаются события в различных сферах народной жизни: в религиозной, политической, общественно-экономической и даже в научно-технической и   художественной сферах.  По прочтении первых житий читатель, естественно, концентрируется на главной теме жития – нравственном подвиге новомученика, ставшего следствием устремлённости его личной воли к устроению своей жизни на христианских основаниях в предыдущий период жизни. Но по мере прочтения нескольких десятков житий, когда число их начинает переваливать за сто, возникает чувство «радостной тревоги» в связи с появляющимся, казалось бы, ниоткуда, ощущением, что тебе начинает приоткрываться тайна истории Родины, тайна всего её драматизма. Появляется желание читать жития новомучеников уже и под другим углом зрения: не только чисто церковным, но и светско-историческим.

Далее начинаешь понимать, что эти чувства берутся не ниоткуда, а являются следствием повторения одних и тех же фактов народной жизни в житиях святых, принадлежавших к различным социальным слоям общества. Эти факты, в конце концов, выстраиваются в сознании читателя в один статистически репрезентативный ряд. В науке известно, что, если какое-либо событие повторяется постоянно, то это повторение носит название закона. Вода замерзает при температуре ниже нуля градусов, при этом объем её увеличивается в отличие от всех других предметов материального мира, объёмный вес которых при снижении температуры также снижается, солнце всходит и заходит каждые утро и вечер и т.д.  То же относится и к наукам об обществе. Например, претензии западной цивилизации на расширение на Восток подтверждены статистикой постоянных войн против Руси-России, носят характер постоянной национальной доктрины Drang nach Osten[3] (натиск на восток). Разбросанные по сотням житий одни и те же факты, отражающие различные стороны народной жизни, в конечном итоге складываются в сознании читателя как пазлы в детской игре, в цельную непротиворечивую картину всей истории Отечества с последней четверти ХIX века до первой половины XX  века. Только эти события-пазлы собираются не в плоскую  детскую мозаику, а в объёмный монолит, похожий на известный «кубик Рубика», но состоящий не из правильных кубиков, а из многомерных  элементов с объёмной криволинейной поверхностью. От объёмной картины истории страны последней четверти XIX века жития отца Дамаскина перемещают взор читателя к закономерно сменяющей её картине следующего исторического периода, и так вплоть до середины XX века, но этим рубежом горизонты постижения истории в книгах отца архимандрита не ограничены. Открывшиеся читателю закономерности исторического движения России в эти периоды позволяют увидеть причины краха советского государства, увидеть схожие с действительностью дореволюционной России картины современной жизни общества и государства и, соответственно, дать прогноз будущего страны. Это хорошо видно в силу самого исторического периода, в котором жили новомученики, который охватывает 75 лет истории нашего Отечества в самые переломные её моменты. Перед сознанием читателя открывается вся безрадостная жизнь простого народа в дореволюционной России, открывается вся пропасть между низшими сословиями и высшими, устроившими свою жизнь на  фундаменте ценностей западной цивилизации; читатель с удивлением обнаруживает, что о неизбежности революции писали многие будущие мученики. Причину будущего краха государственности они видели в полном несоответствии западной абсолютистской формы монархии, установившейся с Петра I, чаяниям народных начал русского народа, приведшему к искажению всех сфер народной жизни: в религиозной сфере в виде уничтожения института Патриаршества и введения прямого государственного управления церковными делами через институт госчиновника обер-прокурора и консистории на местах, в фактическом запрете на созывы Поместных Соборов; в политической сфере – в виде учреждения западной формы парламентаризма на основе политических партий; в культурной сфере – в виде заимствований образцов западного искусства в угоду плотским потребностям публики; в экономической сфере – в виде дикого капитализма с 12-часовым рабочим днём и т.д. Читатель видит массу свидетельств новомучеников в более, чем 1000 житий, о том, что результатом этих искажений всех сфер народной жизни стало господство религии атеизма сначала, с 80-х годов XIX века, в высших слоях русского общества, а затем – в среде рабочего класса и даже крестьянства. Этот атеизм, преимущественно нигилистической формы, постепенно заменялся стройной на первый взгляд марксисткой теорией коммунизма, импорт которой с Запада происходил в течение полувека, и победил окончательно в 1917 году.

В житиях новомучеников содержится как прямая критика описанных выше искажений, так и описание порождаемых ими последствий: нищеты народа, страха простых людей перед начальством, фактического прекращения преподавания Закона Божьего в Земских школах, отсутствия вообще какого-либо школьного образования и медицинского обслуживания в отдалённых уголках страны и т.д. и т.п.

Когда читателю открывается вся эта безрадостная картина дореволюционной России,  она на первое время несколько заслоняет саму жизнь святого. Но это только на первое время. Очень скоро читатель начинает понимать всю глубину личного подвига исповедника именно благодаря той исторической правде, которую архимандрит Дамаскин открывает читателю во внешних деталях жизни святого. Читатель видит, что для христианина в жизни всегда есть место подвигу на поприще личного спасения. В некотором смысле новомученикам приходилось значительно тяжелее в условиях дореволюционной России, чем в Советский период гонений на Церковь. Тяжелее – потому, что понять, почему надо бороться против чиновничьей бюрократии ради претворения в жизнь благих начинаний в государстве, именуемом себя христианским, было, возможно, сложней, чем выбрать свою судьбу в период гонений, как это сделал священномученик Фаддей (Успенский), архиепископ Тверской. «Для нас настало настоящее христианское время: не печаль, а радость должна наполнять наши души. Сейчас наши души должны открыться для подвига и жертв. Не унывайте, Христос ведь с нами», утешал он сокамерника.  А бороться приходилось очень часто, если не сказать на каждом шагу. Чиновники мешали проведению просветительских бесед против сектантов, мешали созданию обществ трезвости, мешали изданию православных газет и т.д. Мешали даже отпеванию покойника. О таком вопиющем случае мы находим свидетельство в житии священномученика Евгения Зернова.  Многодетной вдове власть не давала отпеть убитого мужа целых два года, так как следствие не было завершено. В результате, она не могла венчаться с новым мужем. Получилось банальное сожительство.

Касательно советского периода истории России жития также содержат в себе не только массу свидетельств об исповедническом подвиге духовенства и мирян, но и неопровержимые свидетельства о настоящих целях безбожной власти, поставившей перед собой задачу полного уничтожения христианской веры в народе и не прекратившей гонения на Церковь даже во время Великой Отечественной войны и после неё. Из жития священноисповедника Луки Войно-Ясенецкого мы узнаём о факте взрыва храма в Знаменском районе Тамбовской области в 1946 году. Взрывные работы произведены силами военнопленных немцев в один из праздничных дней в присутствии большого количества верующих…

Также жития свидетельствуют, что за десятилетний период с начала войны до  1951 года в лагерях погибло более 100 новомучеников[4]. В житиях имеются свидетельства о положительном отношении новомучеников к некоторым преобразованиям Советской власти касательно обобществления крупной промышленности и земли. Но только все они считали, что без Христовой веры ничего у коммунистов не получится.

Два типа исторических свидетельств в житиях отца Дамаскина.

Следует выделить два типа исторических свидетельств, которые содержатся в житиях отца Дамаскина. Первый тип свидетельств – свидетельства об исторических реалиях, конкретных событиях, о которых повествует сам автор житий, ссылаясь на те или иные источники, или же сообщают очевидцы событий (часто это сами святые), чью прямую речь автор житий включает в текст.

Второй тип свидетельств – это свидетельства о тех или иных явлениях в обществе. Общественные явления представляют собой совокупность  единообразных событий в обществе, то есть события устоявшиеся, повторяющиеся постоянно в той или сфере жизни общества. Второй вид свидетельств в житиях отца Дамаскина предоставляют нам сами святые в виде своих личных выводов о состоянии тех сфер народной жизни, наблюдателями которых они были, и прогнозов будущего страны и Церкви. Читатель хорошо видит, что обобщающие свидетельства святых о времени естественным образом вытекают из массовых свидетельств первого типа о конкретных событиях, также хорошо видно, что прогнозы святых о будущем России и Церкви полностью основаны на их же оценке современного им состояния общества и государства.

Предметом исторической науки являются именно эти достоверные события. Подлинные жития святых представляют собой как достоверный исторический источник, так и, собственно, учебное пособие по истории Отечества. Под событиями следует понимать те или иные действия, совершаемые теми или иными физическими лицами индивидуально или коллективно (в составе тех или иных организаций), в определённое время и в том или ином конкретном месте.  (Справедливость данного определения подтверждается тем, что архивы формируют свои фонды именно по этому принципу). Например, свидетельство о состоянии медицинской помощи населению в конкретных деревнях  Иркутской епархии при объезде части её викариатства Илимского края и Киренского уезда епископом Евгением Зерновым. Это свидетельство очень часто сводится к констатации отсутствия вообще какой-либо медицинской помощи и информации  не просто о высокой смертности населения, а о его вымирании от тифа, скарлатины и т.д. Упомянутое выше свидетельство о запрещении отпевания относится к первому типу свидетельств, когда житие выступает непосредственно как исторический источник. Такое свидетельство очень информативно для желающих знать историю России. Цитата: «Судебный следователь не кончает дело, волостное правление не даёт разрешения на отпетие, и мужичок, не решаясь побеспокоить „начальство“, ждёт, когда дело само придёт к концу».  Для историка в одной только этой фразе – масса информации, которая может быть использована для постановки вопросов для исторического исследования в различных сферах. Касательно правоохранительной системы: в дореволюционной России институт следствия не был отделён от судебной системы, как в настоящее время? Касательно полномочий церковной власти и местного самоуправления возникает вопрос, почему волостное правление имеет право давать или не давать разрешение на отпевание? Что это: самоуправство или реальное полномочие органа крестьянского самоуправления?  Поведение «мужичка», который не решается протестовать, а предпочитает сожительствовать с вдовой, нарушая христианские заповеди, вызывает вопрос: была ли вообще юридическая возможность обжалования решений власти, если была, то пользовались ли ей крестьяне, не влияла ли на эту возможность безграмотность крестьянина? Касательно обязанностей священника: неужели огосударствление Церкви зашло так далеко, что приходской священник был бесправен даже в вопросе отпевания убитого человека, который целых два года уже лежит в могиле?  Может быть, это очень хорошо, что сегодня Церковь отделена от государства? Может быть, Промысел Божий попустил революцию именно затем, чтобы освободить Церковь от мертвящей государственной опеки?

Приведём пример исторического свидетельства второго типа. Священномученик  Философ (Орнатский) (1860-1918) сразу же после своего рукоположения во священника в 1885 году стал членом Общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви, с которым впоследствии была связана вся его жизнь. Объясняя причины возникновения этой организации, он оставляет нам свидетельство о духовно-нравственном состоянии образованного общества: «Материалистические начала, на которых строили свою жизнь образованные русские люди с 50‑х годов настоящего столетия, обнаружились в забвении Бога и Его закона, в отчуждении от Церкви, в распущенности нравов, в хищении общественных сумм, в частых самоубийствах, в появлении, по примеру Запада, и у нас на Руси нигилистической заразы по отношению к веками сложившемуся государственному строю русской жизни». Свидетельство относится к 1885 году, утверждается, что негативные тенденции в обществе берут своё начало с 1850-х годов. Речь пока идёт только о высших сословиях. Очевидно, что это обобщающий вывод святого, основанный на его знании массы фактов состояния современного ему общества. Начиная с середины 1890-х годов его же свидетельства и свидетельства других новомучеников фиксируют эти же процессы уже не только в высших сословиях, но и у всего народа.

Первый тип исторических свидетельств.

Приведём некоторые примеры свидетельств первого типа (о реальных событиях) из житий новомучеников архимандрита Дамаскина.  Всмотримся внимательно в житие священномученика Евгения Зернова, архиепископа Нижегородского. В 1902 году молодой иеромонах Евгений после окончания Московской духовной академии со степенью кандидата богословия был назначен в Черниговскую духовную семинарию преподавателем обличительного богословия, истории и обличения русского раскола и местных сект. Вскоре его назначили инспектором семинарии. Самым характерным свидетельством этого периода жизни святого являются бунты семинаристов с погромом мебели, битьём стёкол как обычного для того времени средства отстаивания учениками своих интересов. Эти интересы заключались в стремлении избавиться от принятой в семинарии дисциплины: ходить в увольнения, когда им захочется, не носить форменную одежду, пользоваться свободой проведения увеселительных мероприятий и т.д. Дух либерализма настолько овладел обществом, что сам ректор семинарии потворствовал ученикам в их проказах, отчего навести порядок в семинарии до его увольнения было просто невозможно. Замирение шло через подачу петиции ректору. Поражает некая обыденность происходящих беспорядков в семинарии для всех её участников: от самих семинаристов до руководства, в этой обыденности уже ощущается дыхание будущих революций 1905 и 1917 годов.
В 1906 году отец Евгений был назначен ректором Иркутской духовной семинарии с возведением в сан архимандрита. Сменив на этом посту ректора архимандрита Никона (Безсонова), который в 1917 году снял с себя сан, отец Евгений застал здесь ту же ситуацию, что и в Чернигове. Ситуация одинаковая, что в центре Российской Империи, что в Сибири, аналогичные свидетельства о состоянии дел в семинариях России читатель видит во многих житиях отца Дамаскина. Обращает на себя внимание, что в обеих семинариях – Черниговской и Иркутской – источником беспорядков на самом деле были их ректора, взрослые люди, и что в обоих случаях бесконтрольно расходовались казённые деньги. В обоих случаях государство, частью которого была Церковь, не наказала виновных, а даже поощрила. Ректор Иркутской семинарии архимандрит Никон (Безсонов) после происшедшего в семинарии скандала был 26 февраля 1906 года хиротонисан во епископа Балтского, викария Подольской епархии. А ректор Черниговской семинарии протоиерей Константин Ефремов поспешил написать прошение об увольнении, на основании которого Святейший Синод 13–17 августа 1905 года постановил уволить его от духовно-учебной службы, а епископу Черниговскому Антонию — ходатайствовать о назначении полагающейся протоиерею Константину пенсии. В обоих случаях Высшая церковно-государственная власть не стала «выносить сор из избы», покрыла не только развал ректорами учебно-воспитательной работы, но и их уголовные преступления по растрате казённых денег, и даже наградила обоих ректоров. Тем самым сама власть наглядно продемонстрировала, что она уже не могла и не хотела бороться против либерально-анархического духа времени и сама своими действиями участвовала в подготовке будущих революций. Из всей совокупности житий читатель чётко видит саморазрушительный вектор исторического движения России, источником которого была сама высшая государственная власть. Стараниями отдельных подвижников скорость этих разрушительных процессов замедлялась. В нашем примере трудом отца Евгения учебно-воспитательная работа в обеих гимназиях была восстановлена на необходимом уровне. Но сами жития и крах романовской династии в 1917 году показывает нам, что силами таких подвижников не могли быть преодолены все нестроения, которые сама эта власть и попускала и создавала.

Следующий эпизод из жизни отца Евгения полностью подтверждает высказанную выше мысль. В 1910 году в Иркутске прошёл первый Сибирский миссионерский съезд. Инициатором его проведения был протоиерей Иоанн Восторгов (1864–1918), будущий священномученик — один из выдающихся пастырей, проповедников и миссионеров Русской Православной Церкви конца ХIХ – начала ХХ столетий. Когда читаешь о масштабе съезда, на котором впервые собрались миссионеры «от Обдорска и Семипалатинска до Камчатки, Японии, Кореи, от Алтая до Туруханска, от Минусинска до Тунки и Забайкалья, от отдалённейших пределов Якутскаго края до устья Амура», невольно встаёт вопрос: почему инициатором такого съезда выступил обычный протоиерей, а не само государство, включившее в своей состав Церковь?  Подозрение об отсутствии у государства, именуемого себя христианским, вообще какой-либо миссионерской политики по просвещению многочисленных народов России христианской верой только усиливается при знакомстве с оценкой состояния миссионерского дела, высказанной участниками съезда.  Съезд констатировал, по сути, полное затухание миссионерского дела, начатого святителем Иннокентием, епископом Иркутским, чудотворцем, в 20-е  годы XVIII века ещё при Петре I. Обращает на себя внимание оценка миссионерской деятельности на Алтае и Японии, данная отцом Иоанном Востроговым: читатель находит информацию об архиепископах Николае и Макарии и в других житиях новомучеников и обращает внимание на то, что везде современники их миссионерское делание оценивают как апостольское, а их самих именуют «современными апостолами». Читая об этом в XXI веке, читатель пытается вспомнить имена других апостолов XX- XXI веков и не может вспомнить. Тогда у него возникает вопрос: получается, что Господь послал из России последних апостолов христианской проповеди в конце XIX – начале XX веков?! Прекращение же апостольского просвещения   новых народов – один из признаков последних времён!
В результате поднятых съездом проблем миссионерской деятельности была поставлена задача преподавания монголо-бурятского языка в семинарии с целью подготовки миссионеров и перевода Евангелия на бурятский язык.  Читатель обращает внимание на то, что инициатива в деле христианского просвещения народов России принадлежала исключительно отдельным подвижникам, представителям, как сегодня принято говорить, гражданского общества, а не государственным чиновникам. Читатель, не склонный обелять историю дореволюционной России и, соответственно, очернять историю России Советского периода, может увидеть, что никому из миссионеров даже не приходило в голову, что в основе христианской миссии должна лежать государственная программа обязательного начального и даже среднего образования, задача борьбы с неграмотностью всего населения, прежде всего русского, задача не только сохранения всего многообразия языков народов России, но и задача обязательного изучения всеми народами русского языка как языка межнационального общения, как языка гражданской политической нации.  Царское правительство оказалось не только чуждо такому пониманию своего долга перед гражданами, но и всячески препятствовало инициативам подвижников, не выделяя необходимые суммы денег даже на локальные проекты. Так, житие священномученика Евгения (Зернова) оставляет нам свидетельство, что «До 1909 года на бурятский язык не было переведено ни одного из четырёх евангелистов, и только уже в этом году усиленными трудами членов Иркутской переводческой комиссии был сделан перевод на наречие северо-байкальских бурят Евангелия от Матфея. Но выпустить в свет этот труд, за неимением средств в Иркутском миссионерском комитете, пришлось при посредстве Британского Библейского общества».

Читатель старшего поколения, знающий свою историю даже в рамках учебника средней школы, с грустью вспомнит, что именно в это время, когда подвижники бились за преподавание монголо-бурятского языка в семинарии, а Царское правительство бездействовало, Промысел Божий уже уступал место в государственной власти России будущим победителям – большевикам, которые в своей Программе РСДРП в 1903 году формулировали задачи всеобщего бесплатного обязательного образования детей обоего пола до 16 лет, ликвидации сословных школ, обучения на родном языке. И эти задачи стали выполняться всего через 10 лет после иркутского миссионерского съезда, но уже без самодержавия и Церкви, которая была отделена от государства и лишена, прежде всего, всякого права влиять на образование детей. С 1919 года в стране была развёрнута массовая компания по ликвидации безграмотности в возрасте от 8 до 50 лет, к 1930-м годам было введено обязательное начальное образование, фактически, страна перешла к всеобщему обязательному 7-летнему обучению и уже к началу войны большинство окончивших 7 классов шли учиться в среднюю школу. Также было введено обязательное изучение русского языка в национальных школах и республиках.

Возникает чувство досады от невосполнимой потери: как выиграло бы миссионерское дело, если бы эти задачи были решены при романовской России! Более того, если бы эти задачи были решены в совокупности с общественно-экономическими, которые решали уже, увы, большевики, и своё отношение к которым нам также оставили новомученики, то февральского безумия 1917 года — сдачи власти высшими сословиями России — не было бы.  Этот пример как нельзя лучше показывает нам, что высшие сословия, находящиеся у власти, глубоко заблуждались, полагая самих себя источником её и исповедуя вытекающее отсюда ошибочное представление о возможности организации своей жизни на принципах игнорирования требований народных начал государствообразующего народа. Как показал наш выдающийся мыслитель Н.Я. Данилевский ещё в 1869 году (за год до рождения Ульянова-Ленина) в книге «Россия и Европа», та или иная форма государства может существовать только в целях сохранения своего государствообразующего народа, создания благоприятных условий для его исторического движения на основе его самобытных народных начал. Так обстоит дело потому, что народ представляет из себя цельный организм, а не простое скопление холопов, развивается не просто абы как захотят высшие сословия, а под воздействием строгих законов, которые запрятаны в глубины образовательного принципа того или иного народа и не без участия Промысла!  Если народ-организм не растратил ещё свою творческую энергию к историческому движению, то в нём обязательно будут накапливаться такие изменения, которые обеспечат ему сохранение себя как народа в целом. Только форма этого сохранения всегда является результатом действия многих факторов общественно-государственной жизни – как положительных, так и отрицательных. Россия могла избежать коммунистического эксперимента только в случае совершения правящей династией такой же культурной революции, которую устроил Пётр, только в обратную теперь сторону – от западной прививки в сторону русских народных начал. В этом случае Николай II осуществлял бы политику всеобщего  среднего образования, политику индустриализации страны, не переходя разумные границы обобществления производства, политику поддержки производственной, сбытовой, потребительской кооперации, артельного способа производства как уже имевшихся в его время в громадных размерах фактически социалистических форм хозяйства и т.д. Но в результате самоустранения абсолютистской монархии западного образца от выполнения своих исторических обязанностей к власти пришли большевики и, в частности,  решили проблему безграмотности населения, ввели русский язык как язык межнационального общения и заставили граждан учить на нём религию материалистического атеизма, физически почти уничтожив духовенство и массу церковного народа. Жития новомучеников ставят вопрос об ответственности высших сословий дореволюционной России не только за февраль 1917 года, но и за Октябрь со всеми вытекающими отсюда выводами.

Далее житие священномученика Евгения Зернова представляет нам совершенно безрадостную картину жизни простого народа. 9 января 1913 года Святейший Синод назначил архимандрита Евгения епископом Киренским, викарием Иркутской епархии. Вскоре после хиротонии епископ Евгений отправился с миссионерской поездкой по храмам викариатства, что викарными епископами в то время практиковалось крайне редко. Киренский уезд представлял собой самый отдалённый угол Иркутской епархии площадью в 411 тысяч вёрст и с 55 тысячами населения, проживающим по рекам Лена, Киренга, Илим и другим. Читателя поражает забитость местного населения, страх перед начальством. Приезд епископа был настолько редким явлением, что воспринимался, вероятно, как приезд самого губернатора края, производя парализующее действие на население. От этой поездки остались записки как самого владыки, так и сопровождавшего его священника. Государственная власть воспринималась жителями как беспощадная сборщица налогов, а не как заботливая устроительница жизни своих граждан. Архимандрит Дамаскин этот раздел жития священномученика Евгения Зернова так и назвал «Заброшенные люди». Сопровождавший епископа священник писал: «Когда владыка шёл по улице, вся деревня, от старого до малого, становилась на колени. Я думаю, что ими руководило необъяснимое для них чувство страха при виде высокого посетителя. Когда владыка обратился к женщинам и спросил — чем они занимаются в свободное от работы время, — они оробели и… молчали. Ведь и немудрено: эти заброшенные, видя редко людей, трясутся, когда к ним прибудет „господин урядник“ или старшина, вообще какая-либо власть, — что же они должны были переживать, когда видели перед собой такого необычного для них посетителя, как епископ?!… деревушка Чурилова, в восемь дворов. <…> Бедность настолько здесь сильна, что проезжающий не имеет возможности найти хотя сносную квартиру, чтобы остановиться для отдыха; ночевать проезжие остаются только в самом крайнем случае, когда застигнет или дождь, или тёмная ночь. <…> Население вымирает, особенно новорождённые; окрестное население избегает выдавать в Чурилову своих дочерей замуж, боясь нищеты и болезненного состояния деревни (среди большинства развиты венерические болезни). Врач здесь почти совсем не бывает; изредка посетит фельдшер, даст лекарства и едет дальше… Мартыновский и Казачинский приходы тянутся по реке Киренге более чем на четыреста вёрст и доходят до самой северной части озера Байкала. <…> На всем протяжении этих приходов нет ни одного фельдшерского пункта, и народ, оставленный здесь без медицинской помощи, гибнет от болезней. Когда мы были там, начиналась эпидемия тифа, была сильная оспа и скарлатина; за полугодие от скарлатины умерло двадцать семь [человек]. Ждали фельдшера из Иркутска; приехал ли он — неизвестно». Во многих местах при продвижении по Ангаре лодки тянулись «не лошадьми, а народом и преимущественно женщинами, нередко в „интересе последних дней“. Местами и владыку тянули народом, но на этот раз не решились впрячь женщин. Тяжела доля этих бурлаков».

В другом случае, говоря о бедности населения и невозможности выучить детей даже грамоте, сопровождавший епископа священник писал: «Школы в Наумовой, за бедностью населения, нет; в ближайшей Коченгской школе учить детей, с платой за квартиру и содержание, не под силу. Дети остаются в большинстве неграмотными. Желая, однако, дать им хоть самые элементарные сведения по чтению, письму и исчислению, мужички негласно отдают своих ребятишек в научение политическим ссыльным, которые за ничтожное вознаграждение где-либо в избе учат Бог весть как и Бог весть чему, но все же учат. И мужичок доволен этой учёбой: „все же парнишка, — говорит он, — дома не балуется, а окромя того, научится читать, писать и шшитать…“ Школа здесь положительно необходима, с усиленным субсидированием от казны» ….
Сам владыка пишет: «Главный порок — пьянство, на почве которого растут и развиваются все другие пороки и преступления — распутство, убийства, дерзость и своеволие молодежи …. Прихожане тоже за отдалённостью редко посещают свой приходский храм…. Кроме церковных, посещено мною семь училищ министерских. Общее впечатление от посещения такое, что в большинстве школ Закону Божию уделяется очень мало внимания: отдел религиозно-нравственный в школьных библиотеках крайне ничтожный — житий святых, даже сокращённых, в изложении Бахметевой[5], нет…  К этому еще надо прибавить, что дело медицинской помощи поставлено весьма слабо. Врача на Илиме в мой приезд не было, и нет его давно, фельдшерский персонал очень ограничен (на весь Илимский край трое, из них двое появились только за последние годы), аптеки и больницы медикаментами бедны.

Касательно влияния ссыльных политических на местных жителей: «Сколько разорено хороших семей, сколько увлечено и брошено доверчивых девушек, сколько слышится сетований и слез со стороны, нередко весьма почтенных родителей, дети которых, оставив отчий дом, бежали с политическими».

Да, нельзя не скорбеть, что коренной житель девственного Илимского края — этот простой, детски верующий и добрый народ, преимущественно охотник за пушным зверем, рыболов и земледелец, это дитя природы — отдан, как бы в насмешку, на обучение ссыльно-поселенцам, которые инструктируют его в известном направлении. Правда, их пропаганда среди возмужалых вперед подвигается еще туго, но поколение молодое заметно ей поддается, и вот расшатывается мирная жизнь, сеется вражда и недовольство. К исконному русскому греху и пороку — пьянству — прибавляется целый ряд других пороков, включительно до религиозного отрицания. Надо бросить вкрапливать в здоровый народный организм бациллы социальной заразы. Выселением вредных элементов созидается мир центра, но зато насаждается крамола на перифериях и медленно, но верно, подготовляется революция на окраинах».

В Киренске духовенство провело съезд к приезду своего епископа. Священников волновал извечный русский вопрос «что делать?», когда только треть наличных прихожан приступала к причащению Святых Христовых тайн хотя бы раз в год! В ответе владыки поражает направленность его на то, чтобы батюшки рассчитывали только на свои силы. Нет и намёка на то, что высшая власть что-либо планирует предпринимать для облегчения жизни народа. Из описания всех проблем приходской жизни хорошо видно, что от священников требовалась настоящая подвижническая жизнь, чтобы её духовная высота могла бы хоть несколько заслонить всё то безысходное положение, в котором оказался народ, брошенный своим правительством почти на произвол судьбы. Именно поэтому владыка обращает внимание на необходимость духовного роста священников за счёт самообразования. Но поражает тот факт, что, давая советы о научении народа Христианским истинам, владыка рекомендует пользоваться моментом вступления в брак. Церковь в то время была в составе государства, венчание и было актом государственной регистрации брака. Поэтому обойти священника молодые люди никак не могли. Владыка назидает священников: «Непременно требовать от вступающих в брак, если они ранее не говели, исполнения ими исповеди и Святого Причащения перед браком, причём в этих случаях жениху и невесте должен назначаться, по крайней мере, трёхдневный пост…. Брак даст возможность много и подробно говорить священнику сбрачующимися, и, пользуясь этим, священник должен научить брачную чету основным истинам веры Христовой, если таковых они ещё не знают. Также необходимо после совершения таинства Брака пастырю обращаться к брачующимся со словом назидания и выяснять все величие и значение этого таинства, а равно убеждать воздерживаться от пьянства и разгула, которыми обычно в деревне сопровождаются браки». Этот совет показывает глубокое знание владыки реального положения дел жизни народа в своей епархии.

Во время этой поездки епископ Евгений проехал пять тысяч двести двадцать одну версту, посетил восемьдесят шесть селений, тридцать шесть приходских и тридцать семь приписных храмов, семь часовен, тридцать четыре церковных и четырнадцать министерских школ и оставил такое свидетельство народной жизни: «Основным и коренным недугом приходской жизни является пьянство, с соединёнными с ним грехами — развратом и разбоем, а также холодностью к церкви. Мужички, например, в Усть-Куте, очень мало посещают храм и в часы службы проводят время на берегу Лены или около своих домов. Церковь в воскресные и праздничные дни посещается почти исключительно женщинами. Жизнь нравственно-религиозная в ленских приходах, видимо, давно замерла. <…>…. Вообще надо сказать, что жизнь народа на Лене стала далеко не церковной и идёт совершенно самостоятельно. Паства и пастыри постепенно удаляются друг от друга и, пожалуй, те и другие тяготятся друг другом и входят в общение лишь одни — по долгу службы, другие — по религиозной привычке, нажитой веками. Духовной же, внутренней, отечески сыновней связи незаметно. И если так пойдёт дальше, то народ постепенно отвыкнет от пастырей и отойдёт от церкви и, конечно, без Бога погибнет, да уже и гибнет — спивается».

Второй тип исторических свидетельств, прогнозы новомучеников о будущем России. Аналогия с современным периодом.

Факты русской истории, содержащиеся в житиях новомучеников, более чем назидательны для вдумчивого читателя. Знание их позволяет наконец-то накапливать исторический опыт, видеть закономерности исторического движения страны, видеть в прошлом причины смены одного драматического периода нашей истории другим, не менее драматическим, и постепенно подойти к оценке современной истории России. Благодаря свидетельствам новомучеников мы можем увидеть схожесть сегодняшних отношений народа и государства с той неприглядной ситуацией дореволюционной России, результатом которой и стала революция 1917 года. Главная причина её – непреодолимая пропасть между народом и высшими сословиями, атмосфера вражды и противостояния. Вот какую характеристику отношениям народа и государства даёт священномученик Андроник (Никольский), архиепископ Пермский: «Увлёкшись сильной централизацией власти западного королевского и императорского абсолютизма, Пётр I перенёс её и к нам, объявивши себя Императором и вместе с этим своим титулом насадивши у нас и все западные порядки в управлении, совершенно нам несвойственные, как имевшие под собою начало разобщённости между властью и народом, ею порабощённым или завоёванным, и во всяком случае чуждой народу, чего у нас не было, ибо власть мы сами создали и поставили над собою….И остались Царь русский сам по себе, а народ русский сам по себе, между ними же стояла прикрывавшаяся именем Царя, централизовавшая около себя весь порядок народного управления правящая власть, разобщившая царя с народом…. Так как между народом и чуждой ему, с ним не имевшей ничего общего властью нравственный, духовный союз был естественно утрачен, то сам собой сложился такой порядок, что обе половины ухищрялись часто, а потом и постоянно, обойти и обмануть друг друга, чтобы власти держать в повиновении народ, её не знающий за свою родную власть, а народу – показывать вид повиновения власти и как можно дешевле добиваться через это права на своё спокойное житие личное, хотя бы и в ущерб общему благосостоянию. Постепенно и образовалась какая-то нескрываемая даже вражда у народа к эксплуатирующей его власти и у власти – к обманывающему её народу». 

Разве эта характеристика отношений народа и власти не подходит к современному периоду истории страны? Возможно ещё дело не дошло до того предреволюционного накала, но по некоторым действиям власти, как, например, повышение пенсионного возраста при полном отсутствии стратегии экономического роста, то есть роста благосостояния граждан, можно судить о том, что современная власть также начала отрываться от нужд народа, мнение народа становится ей безразличным. Чиновники начинают веровать в свою вседозволенность, ошибочно полагаясь на возможности современных СМИ, считая, что народ проглотит бравурные пропагандистские телесюжеты и примет их за реальные достижения. Они глубоко заблуждаются и совершенно не видят, что за 30 лет реформ они, по сути, возродили дореволюционную Россию, совершавшую своё историческое движение на основе импорта практических образцов жизни западной цивилизации во всех сферах народной жизни. В результате этого процесса, имя «европейничанья» которому дал автор знаменитой книги «Россия и Европа» Н.Я. Данилевский, Российская Империя потеряла культурно-гуманитарный суверенитет, что неизбежно привело к краху той формы государственности. Эта потеря культурно-гуманитарного суверенитета происходит в современной России на наших глазах. Какие у нас основания полагать, что этот негативный процесс не приведёт к краху существующей формы государственности, влекущему за собой неисчислимые беды для народа? История в житиях новомучеников учит, что нет никаких оснований так считать. Тем более, что мы являемся свидетелями недавнего краха СССР, который произошёл по тем же причинам. Только на этот раз канула в лету форма государственности, устроившая жизнь своих граждан не на импорте практических форм жизни стран западной цивилизации, а на импорте родившейся в её недрах коммунистической идеологии, которая была внедрена в нашу практику. Замена христианства, стержня религиозной сферы жизни русского государствообразующего народа, на атеизм привела к полному вырождению правящей советской элиты, которая напрочь потеряла способность к государственному мышлению и вместо того, чтобы научить кухарок управлять государством (как обещал Ленин), сама превратилась в кухарок и добровольно по недееспособности сдала Западу почти все свои громадные достижения. Какие основания полагать, что современная политическая элита не сделает то же самое? Ведь в отличие от советской, эта элита уже детей своих выучила на Западе, размещает там свои капиталы, многие (спрашивается – для чего?) имеют даже иностранное гражданство.

Но жития новомучеников предоставляют нам основания и для оптимистического взгляда на наше будущее.  Такой взгляд также естественно вытекает из изучения всей совокупности жизнеописаний и из благодарной Богу оценки самого факта исторического исследования гонений на Церковь Русскую, издания серии книг по теме «Новомученики и исповедники Церкви РУсской» и факта состоявшейся канонизации более чем 1500 новомучеников и исповедников. Из житий новомучеников мы видим, что всего через полторы недели после Октябрьской революции духовная элита страны, сохранившаяся только в церковной ограде, смогла восстановить институт Патриаршества, выбрав митрополита Тихона Патриархом Московским и Всея Руси. Жития новомучеников свидетельствуют нам о том, что что бы большевики ни делали для уничтожения Церкви в дальнейшем, у них не получилось порушить восстановленный канонический строй Русской Православной Церкви.  В 1943 году Сталин вынужден был дать разрешение на проведение Архиерейского Собора и выборы нового Патриарха, которым стал Сергий (Страгородский), при этом не прекратив уничтожение оставшихся в живых священников в концлагерях. Жития новомучеников свидетельствуют нам о закрытии храмов на бывших оккупированных территориях под видом возвращения прежним владельцам – колхозам под склады и другие хознужды. Сравнивая тот период с современным, когда Церковь свободна и нельзя не видеть процесс воцерковления власть имущих, можно предположить, что если бы Сталин в знак благодарности, высказанной им в адрес русского народа в известной речи в июле 1945 года, хотя бы просто оставил русскому народу право устраивать свою религиозную сферу жизни по своему желанию, то такой же процесс воцерковления коснулся бы и низовых руководящих работников. Исторический период действия этого процесса составлял бы до прихода к власти Хрущёва не менее 10 лет – достаточный период для того, чтобы сделать процесс необратимым и не дать возможности проведения гонений на Церковь в новых формах с заявлениями, что к 1980 году партия покажет стране последнего попа. О гонениях этого периода читатель узнаёт из жития священноисповедника Луки Войно-Ясенецкого. Если продолжить эту мысль, то к концу 1960-х годов, когда высшее руководство страны уже осознавало необходимость реформ, попытка которых вошла в историю под названием «косыгинских», оно не струсило бы, а опираясь на перевоспитанные партийно-хозяйственные элиты начало бы их претворение в жизнь. По крайней мере, можно предположить, что такому неадекватному деятелю, как Горбачёв, места в политической элите страны не нашлось бы. Но несмотря на то, что прошлое уже не изменить, настоящее отнюдь не безрадостно. Известно, что в 1970 году начала восстанавливаться практика причисления к лику святых  (к лику равноапостольных был причислен просветитель Японии архиепископ Николай (Касаткин)),  в 1988 году было причислено к лику святых девять подвижников (благоверный великий князь Московский Димитрий Донской, преподобный Андрей Рублёв, преподобный Максим Грек, Митрополит Московский и всея Руси Макарий, преподобный Паисий Величковский, блаженная Ксения Петербуржская, святитель Игнатий Брянчанинов, преподобный Амвросий Оптинский, святитель Феофан Затворник), в 1992 году совершены первые канонизации  новомучеников в количестве семи человек (митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского), митрополита Петроградского и Гдовского Вениамина (Казанского) и иже с ним убиенных архимандрита Сергия (Шеина), Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова, великой княгини Елисаветы и инокини Варвары), в 1997 году – трёх священномучеников: местоблюстителя Патриаршего Престола митрополита Крутицкого Петра (Полянского), митрополита Серафима (Чичагова) и архиепископа Фаддея (Успенского), а в 2000 году было канонизировано 860 новомучеников и исповедников. Разве не может этот процесс не вдохновлять нас, разве он не указывает на возвращение религиозной жизни русского народа в свой исторический выбор, совершенный уже более 1000 лет тому назад?  Не в результате ли этого процесса возвращения к своим началам Президент страны использует понятие «мученики» в своих политических выступлениях[6] и даже ссылается на имя Николая Данилевского в своей речи на Всемирном Русском Народном Соборе[7]?

Но чтобы этот процесс религиозного возрождения народа не затух и не принял формы «розового православия», «православия лайт», замещающего обрядовой облегчённой формой спасительное содержание святоотеческого православия, а превратился бы в живой поток христианской веры, охватывающей большинство русского народа вместе с его высшей властью, нам надо брать пример с новомучеников и исповедников, жития которых нам промыслительно открыл действительный Глава Церкви Господь наш Иисус Христос через подвижнический труд архимандрита Дамаскина (Орловского)!