Н.Я. Данилевский. «Россия и Европа». Глава 3. ЕВРОПА ЛИ РОССИЯ? §6. Внешний политический патриотизм; ультра-русская партия

[3:14] … Справедливо также и название ультра-русской партии, придаваемое такому чисто-внешнему политическому патриотизму. Если Русь ещё Русь, то, конечно, смешно говорить о русской партии в этой Руси. Но если Русь есть вместе с тем и Европа, то почему же не быть в ней русской, и европейской, и ультра-русской, и ультра-европейской партии? Отчего, однако, нет чего-либо подобного в других государствах, – отчего не может быть, например, ультра-французской партии во Франции? Оттого, что Франция есть вместе с тем и настоящая Европа, – что существенного противоречия между интересами Франции и интересами Европы быть не может, как не может его быть (в нормальном положении вещей, по крайней мере) между целым и его частью. Но, в некоторых исключительных обстоятельствах, и это однако же может случиться. Так при Наполеоне I была партия, обнимавшая собою почти всех французов, которая желала поработить Европу; так и теперь есть партия, которая желает присоединить Бельгию и вообще левый берег Рейна. Такая партия может быть названа ультра-французскою, в противоположность партии европейской, не желающей этих захватов. Но Россия, по мнению Европы, не составляет плоти от плоти её и кости от костей её. По мнению самих русских европейцев, Россия только ещё стремится сделаться Европою, заслужить её усыновление. Не вправе ли Европа сказать им: «если вы истинно хотите быть Европой, зачем же вам противодействовать германизации балтийского края, – вы ещё только хотите сделаться европейцами (и я не знаю, как это вам удастся), а вот тут уже есть настоящие, природные европейские деятели, – зачем же вы хотите остановить их действия во благо Европы, а следовательно – и человечества? Значит, слова ваши неискренни; вы свои частные русские интересы ставите выше европейских, – вы, значит, ультра-русская партия». То же самое могут сказать и по отношению к западным губерниям, и по многим другим вопросам. Противоположность интересов, которая временно возникает между Европой и Францией, – между Россией и Европой постоянна, по крайней мере, во мнении самой Европы. Не вправе ли, после этого, Европа в стране, имеющей претензию на принадлежность к Европе, называть ультра-русскою ту партию, которая, разделяя эту претензию, не хочет вместе с тем подчинять частных русских интересов интересам общеевропейским? Как примирить со всем этим естественное и святое чувство народности – не знаю; думаю, что на почве чисто-политического патриотизма примирение это вовсе и не мыслимо.