Н.Я. Данилевский. «Россия и Европа». ГЛАВА 12. ВОСТОЧНЫЙ ВОПРОС. §3. Древне-восточный вопрос. §3.1. Македония

[12:13] Тогда, в стране, соседней Греции, населённой греческим же или огреченным племенем, которое однако до сего времени не принимало участия в общей жизни Греции, явился гениальный муж, который имел и силы, и желание, и уменье восполнить недостаток политического смысла Греков. Это был Филипп Македонский. Лучший и благороднейший из Греков того времени, – Фокион, понимал, что подчинение Филиппу составляет единственное средство спасения от внутренних смут, единственное средство сохранить и обеспечить самобытность Греции (точно так же, как, например, в наше время, просвещённейшие умы в Италии поняли необходимость подчинения Виктору Эммануилу, а лучшие умы Германии – подчинения Пруссии). Но не так думали близорукие демократы с Демосфеном во главе. Филипп сломил однако же их сопротивление. Греции было придано то единство, которого ей недоставало. Молодые, бодрые, но ещё грубые народы Балканского полуострова (между прочими, может быть, и Славяне) были подчинены власти Филиппа, до самого Дуная. С этими силами думал он предпринять войну против наследственного врага Греции – Персов. Зная характер Филиппа, – вместе пылкий и благоразумный, решительный и осторожный, – нельзя думать, чтобы в его руках азиатский поход выродился в культуртрегерское предприятие, не знавшее ни меры, ни границ, которое стремился совершить его блистательный сын. Филипп, по всем вероятиям, не простёр бы своих завоеваний далее малоазиатского полуострова и сирийского прибрежья. В этом виде Греко-Македонское государство, приблизительно в границах, которые занимала впоследствии Византийская империя, заключало бы все условия внутренней силы: просвещение Греции, военное искусство Македонии, непочатые силы молодых, бодрых народов Фракии, Эпира, Мизии и Иллирии, богатства Сирии и Малой Азии, в которой греческие элементы имели уже значительное преобладание. Такое государство заключало бы в себе все необходимые элементы для успешного сопротивления даже сокрушительной силе римского оружия. Филиппом могли бы быть положены твёрдые начала политической самобытности эллинского государства на будущие века, – и древний Восточный вопрос был бы решён в справедливом и истинно полезном для человечества смысле. Но блистательный гений Александра, не знавший предела и меры своей политической фантазии, лишил начатое отцом его здание настоящего центра тяжести. Эллинское просвещение и македонская сила, рассеявшись по необъятным пространствам Востока, не имели достаточной сосредоточенности и устойчивости, чтобы противиться всем элементам разложения, распространённым от Дуная до Инда, которые, со смертью завоевателя, разрушили его здание. Остатки его или возвратились к своему иранскому типу развития, или подпали под власть Рима, который употребил столько же столетий для сооружения всемирной монархии, – сколько Александром было употреблено годов.