Поражение: итоги, истоки, уроки
Итоги
ОТ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ К ВЕЛИКОМУ НЕДЕРЖАНИЮ
Все, кто еще жив в России — то есть способен скорбеть ее скорбями и видеть мир ее глазами — обожжены болью. Скоротечен был путь от великой державы, скрепленной Договором поколений и народов, к великому недержанию — русских земель и людей, коих для порядка (нового порядка?…) стали именовать русскоязычными, а также клятв и обещаний, данных собственным народам и нашим историческим союзникам на вечные времена.
Этот сокрушительный и предательский удар по прошлому России оказался смертельным для многих наших сограждан — и тех, кто не выдержал его (девятый вал смертности среди старших поколений нельзя объяснить только лишь свертыванием социальных программ и гарантий. но можно — непереносимой болью за униженное Отечество), и тех, кто выжил физически и даже преуспел при дележе России, но умер духовно, предав свою землю поруганию, а себя позору. —
Но Историческая Россия. Отечество многих народов, переживет своих могильщиков. Переживет хотя бы по тому, что одна шестая не способна до бесконечности играть отведенную ей роль шестерки, виляющей хвостом перед семеркой: слишком велика опасность того, что не от ран даже, а от избытка чувств-с, от простого подобострастия, зашибет она невзначай, встав на задние лапы, и семерку, и всех подвернувшихся. В конце концов поймут это даже те, кто подманивает, да поглаживает, зарясь на шкуру, как говорится на Руси, неубитого медведя.
ОТ ВЕЛИКОГО СТРОЯ К ВЕЛИКОМУ
Какой строй на дворе? — вопрос, на который никто не дает вразумительного ответа, ибо на дворе — нестроение — удар по настоящему и стоящему. Велико это нестроение — как и все, что может сделать одна шестая, которую ведут в неизвестном направлении, но строем: «Коммунизм построим строем, демократию — ратию!»
Злые языки утверждают, что в России произошел эпохальный переворот — от советского народовластия к антисоветской демократии. А самые злые — называют даже несколько революционных переворотов и несколько неудавшихся, а следовательно, контрреволюционных. Но если это перевороты, то внимательно присмотримся к тем, кто переворачивался с боку на бок: зубки те же? — Те же. Шкура та же (шкурные интересы)? — Та же. А главный лозунг — «строим — строем!»?
Строем перестраивались, забыв даже, что переходить по непрочному мосту с берега левого на берег правый (как, впрочем, и в обратном направлении) строем-то и нельзя. Иначе окажешься не на желанном берегу, а на стремнине.
Строем хотели «выбрать Россию», выбрав из нее все, что плохо лежит. Так же, строем, «блочным методом» строят свой дом: что было вашим — станет нашим.
Путь вроде бы тот же — команда из Садового кольца: «стройсь», да результаты не те. Если и строится что-либо, то одни коттеджи на фоне всеобщего нестроения. И удивляться не надо, ибо нестроение — это и есть господствующий строй мыслей у тех, кто тихой сапой прибирает общее достояние к рукам, и желательный для них же общий настрой у тех, кого обирают. Нестроение под прикрытием эвфемизма «переходный период» объединяет, как показывает опыт, и волков и овец, и горе-пастухов, которые ведут стадо на заклание.
ОТ ВЕЛИКОЙ РЕФОРМАЦИИ
Сила и слабость, мощь и особая уязвимость России — в ее горизонтах: пространств, времен, культур. Не охватить мысленным взором, не удержать голой военной силой, но и не одолеть — ни нахрапом, ни хитростью. Не случайно образование Российского государства исторически совпало с духовным образованием народов, назвавших ее своим Отечеством. Не случайно расклад Исторической России предуготовлен духовным оскудением. Только духовный взор может охватить в целости и пространства, и времена, и этническую картину мира, и только духовная слепота мешает осознать подлинные масштабы крушения.
Когда человек поднимается на ступеньку дома, его горизонт расширяется на самую малость. Когда поднимается на ступеньку Храма, расширяется — на тысячелетие в прошлое и на тысячелетие в будущее. Это высота, которая позволяет видеть подлинные цели национальной экономики, отличая их от заурядного мошенничества (временной горизонт окупаемости наиболее важных общенациональных экономических начинаний — минимум 15-20 лет…). При такой точке отсчета постепенно меняются местами «затратная сфера» и «доходная», поскольку инвестиции в человека, то есть в науку, образование, национальную культуру, защиту здоровья и т.п. и есть надежные долгосрочные вложения в национальное развитие и национальную безопасность, а погоня, к примеру, за кредитами, которая зачастую губит национального производителя — растрата народных средств. Широкий временной горизонт — шанс увидеть подлинные масштабы экологических проблем и экологическую цену осуществленных и осуществляемых утопий.
Духовными очами прозреваем мы и судьбы народов, и судьбу каждого из нас — живших на этой земле, живущих и еще не пришедших в этот мир.
Духовный горизонт народа — главное его достояние, условие выживания и важная предпосылка процветания. У России все остальные предпосылки — и богатства, и «человеческие ресурсы» — есть и от природы, и от века. Но по злой воле горизонт свернулся, как шагреневая кожа — сначала до 500 дней, а потом… В действительности любая программа, даже на 5 дней, имеет смысл, если людям, осознающим себя как часть народа, дано видеть его прошлое и думать о его будущем хотя бы лет на 500, чтобы твердо знать, во имя чего, а главное — Кого — творится работа.
В противном случае стирается грань между реформатами и де- форматорами, творцами и разрушителями, смыслом жизни и пустотой. А растворение этой грани делает возможным полную девальвацию жизни (если можно убивать, то можно скопом и города, и народы), совести (если можно обкрадывать, то можно и целые поколения), и даже надежды, которая умирает последней, вместе с зачатыми, но не рожденными, рожденными, но не желанными…
Истоки
ДВЕ МИРОВЫХ СИСТЕМЫ ПРЕДАТЕЛЬСТВА: НАШИ ПОБЕДИЛИ?
Оказавшись после юбилея Великой Победы в ситуации «постбрестского мира», невольно задумываешься над тем, какая нечеловеческая сила смогла круто повернуть колесо истории вспять — к переделу границ, к расчленению России, к многочисленным потокам беженцев, лишенных не только крова, но и Родины. Нам подсовывают ответ, слишком простой, чтобы его принять: столкнулись, мол, две мировых системы, и мы, то есть наша политическая система, потерпели поражение. Настало время контрибуций.
Думается, что притча о двух системах, если и может послужить объяснением, то с одним, но существенным дополнением: на планетарной арене сошлись две мировых системы предательства. И первая из них, действительно, «наша». Она держится на двух основополагающих принципах. Основной — лютая, почти необъяснимая ненависть ко всему национальному и особая, избирательная — ко всему, что укрепляет национальное начало в человеке и народе — к укладу жизни и, конечно, к вере предков. Эта ненависть сквозит в проемах разрушенных храмов и душ, в обрядовом глумлении надо всем, что хоть как-то напоминает национальную святыню.
Второй принцип уже исконно наш — чисто русская тяга к самопожертвованию во имя… Но если издревле было ясно каждому, во имя Кого и во славу Кого должно претерпеть и смириться, то после многолетней и жестокой войны против носителей национальной духовности, то есть народа — войны вплоть до истребления светочей духовности — подвиг самопожертвования выродился в смертный грех самоистребления. И не суть важно, считают ли себя предателями те, кто уверовал в конечную победу этой мировой системы, важно другое — свершившееся предательство национальных интересов и подрыв национальной безопасности.
О какой системе национальной безопасности можно говорить, если из нее изъять национальное? Разве что о безнациональной системе опасности, которую мы действительно, создали и которая, наконец, «сработала», в одночасье разрушив многовековую Историческую Россию.
Что же представляет собой та, другая мировая система предательства? Она держится на двух прямо противоположных принципах, и первый из них — национальная самодостаточность, которая сквозит во всем — даже в периодическом самобичевании (особенно полезном после проявления крайней жестокости по отношению к иноверцам, иностранцам и странам…)
Второй принцип этой системы — установка на сверхпотребление — сверх даже природного и культурного потенциала своей земли. Философским обоснованием этого принципа стала околонаучная, а по сути языческая вера в постиндустриальное общество. Она претендует даже на роль планетарной идеологии, ибо в нее должны поверить и те, кого потребляют…
Что же предано этой системой? Главное — будущее собственных народов, которое уже в ближайшем времени столкнутся с серией глобальных и необратимых рукотворных катастроф, порожденных сверхстяжательством. Преданы — и это главное — христианские ценности национальных культур, точнее преданы, заложены и перезаложены в угоду золотому тельцу и массмедиа. Извращены до предела чувства человека, который 8 упоении сливается с телевизором, следящим за «точечными» ударами по живым целям (истребление иракцев) или за растрелом Парламента…
Недалека уже окончательная победа и этой второй мировой системы. Хотя, конечно, «наша» победила первой. Именно поэтому, в результате роковой победы, мы попали а сеть, сотканную «странами — донорами», встав в очередь просителей, которых доноры же и доят…
ЕСЛИ ГОСУДАРСТВО УПРАВЛЯЕТ ВСЕМ, ТО ГОСУДАРСТВОМ НЕ УПРАВЛЯЕТ НИКТО
Тотальное огосударствление всех сфер жизнедеятельности — диагноз, объясняющий причины, бесчисленных наших провалов и поражений, происходящих именно там, где мы особо преуспели. Государство подняло на свои плечи весь небесный свод, отстранить от соучастия тех, кто во все времена исправно нес свою ношу. Государство растоптало «соперников» — негосударственную социальную и производственную инфраструктуру, то есть систему самообеспечения.
И теперь, пораженное недугом предательства, оно сбрасывает на неподготовленные плечи народов и территорий все, что только может сбросить: заботу о стариках и детях, ответственность за безопасность — внутреннюю и внешнюю, попечение о науке, культуре, образовании…
Сразу высветились все пороки огосударствления, зашедшего за границы допустимого. И, пожалуй, основной из этих пороков — палачество по отношению ко всему, что по злому умыслу, а чаще — недогляду безымянного чиновника не попало в число «приоритетов». Не попали в госбюджет средства для компенсации пенсионерам инфляционных потерь — и обрекаются на нищету миллионы сограждан. Не попала в число «приравненных» к ветеранам какая-либо возрастная группа («последний набор» или «дети войны») и никому нет дела до миллионов ограбленных, обманутых, отвергнутых. Позабыли в спешке упомянуть об учебниках — и стоят полиграфкомбинаты. Не учли непонятное для тех, у кого есть «свой дом», желание семей воинов иметь хоть какую-нибудь крышу над головой и …
Нет числа этим «и», как и нет числа жертвам огосударствления. А главная жертва — само государство Российское, которое распинают, а никому не больно, расчленяют, а все молчат… И при этом с презрением, а то и ненавистью смотрят на власть, лишившую себя власти, попавшую в удавку Садового кольца и не способную, кажется, даже осознать происходящее.
Социальная политика не может и не должна быть подменена практикой свертывания социальных программ и гарантий. Какие бы аргументы ни приводились в пользу подобных мер — от ссылок на экономический развал, ведущий к неизбежному крушению «затратной» социальной инфраструктуры, до заявлений о временных трудностях периода созидательных реформ эти аргументы беспочвенны. Именно в период экономического кризиса как никогда необходима стратегия социального развития, понятная для всех граждан и приемлемая для всех основных социальных групп.
Если же таким ориентиром является десоциализация (уменьшение удельного веса «социального продукта», то есть обязательств — государства по «бесплатному» или частично дотационному обеспечению системы народного образования, здравоохранения и т.д.), то подобная политика «перехода крынку» предполагает, во-первых, некоторый уровень порядочности по отношению к народу — хотя бы открытость поставленных политических целей, во-вторых, наличие развитой негосударственной социальной инфраструктуры, способной взять на себя часть ноши по социальной защите наиболее уязвимых социальных групп, и, в-третьих, приоритет именно социальных программ, призванных не столько «спустить пар», сколько облегчить адаптацию к новым условиям жизни для тех, сто способен выдержать подобную ломку, и дать полные гарантии выживания для тех, кто уже или еще не может адаптироваться. К последней группе относятся старики — носители жизненного уклада, а следовательно, и социальной устойчивости, женщины и дети — настоящее и будущее нации.
Соответствует ли нынешняя социальная политика России (если это действительно политика десоциализации, а не «перечень мероприятий», ведущих к социальному взрыву) указанным минимальным требованиям?
Нет, поскольку, во-первых, свертывание социальных программ и гарантий осуществляется под прикрытием вполне своевременных, но не имеющих ничего общего с практикой лозунгов о «социальном партнерстве» и «социальном государстве»…
Во-вторых, негосударственная социокультурная инфраструктура (система жизнеобеспечения всей социальной сферы) сознательно и целенаправленно разрушалась, поскольку была несовместима с принципом тотального огосударствления. К примеру, церковь была лишена возможности заниматься даже благотворительной деятельностью, не говоря уже об иных формах участия а социальной политике. До основания были разрушены экономические основы меценатства. По сути вне-закона до сих пор находится некоммерческая и благотворительная деятельность. В подобных условиях, когда функционирует лишь государственная социальная инфраструктура, любые попытки десоциализации (например, предлагаемая модель государственной поддержки исключительно приоритетных направлений) становится, по сути, смертным приговором всему, что не попало в список приоритетов…
В-третьих, ни правительство, ни министерства и ведомства не предложили и, увы, не могут предложить; ни одной общенациональной социальной программы, которая выходила бы за рамки минимизации наиболее опасных последствий кризиса и могла бы стать основой стратегии социального развития. Мало того, отсутствует даже замысел создания подобных программ.
В этих условиях и Парламент поставлен перед альтернативой — либо «приводить социальную сферу в соответствие с бюджетными возможностями», то есть санкционировать приговор будущему нации, либо все усилия направить на выработку долгосрочной стратегии социального развития России, в рамках которой любые тактические шаги просматриваются с точки зрения их ближайших и отдаленных социальных последствий. Но для этого потребовалось бы отказаться от устоявшихся примитивных и схематичных представлений о функциях и целях социальной политики, глубоко укоренившихся в сознании, в действующих моделях государственного управления и предопределяющих, по существу, антисоциальный характер этой политики.
Уроки
ОТ КАКИХ ПРИНЦИПОВ СЛЕДУЕТ ОТКАЗАТЬСЯ
Говоря о социальной политике России, не сложно определить ее основные характеристики: А, Б, В. А. Анонимность, освобождающая от всякой ответственности и за проводимые социальные эксперименты, и за бездеятельность при устранении их наиболее разрушительных последствий. Анонимность обусловлена тем, что подлинным и единственным субъектом социальной политики является государство в лице его центральных органов, министерств и ведомств, а объектом — территории (многие из которых крупнее среднего европейского государства, но и поныне лишены не только финансовой и политической возможности определять стратегию регионального развития, но зачастую — даже права участия в принятии проектов, затрагивающих коренные интересы местных жителей) и граждане, которых при таком подходе именно ведомства и «одевают», и «кормят», и предопределяют возможности социального выбора.
Б. Бесперспективность, и в прямом смысле этого слова (тупиковый характер), и в переносном — установка на решение сиюминутных проблем, на политическую конъюнктуру без сколько-нибудь долгосрочных перспектив, без необходимого для выработки социальной стратегии временного горизонта. Тупиковый характер и близорукость социальной политики объясняются тем, что ее насильно втиснули в прокрустово ложе социальной сферы, неоправданно сводя при этом социальную сферу к затратной, проедающей все то, что дает экономика.
В. Вторичность социальной политики, второстепенность проблем, имеющих отношение к этой области, и соответствующее отношение к специалистам, работающим в социальной сфере, — как ко «второсортным», не обладающим ни должным влиянием на принятие решений государственной важности, ни должными средствами, которые, собственно, и предопределяют степень влияния. Вторичность социальной политики по отношению к политике в области экономики или международных отношений усугубляется еще и тем, что любая сфера деятельности в нашей стране полностью подчинена чисто политическим целям. Если даже экономика без колебаний приносится в жертву так называемой экономической ПОЛИТИКЕ, сначала направленной на насильственную социализацию страны, ставшей на путь социалистического развития, а в наши дни — на принудительную десоциализацию того, что от нее осталось, во имя утверждения рыночных отношений (масштабы разрушений в области экономики сопоставимы с периодом военного коммунизма, но с явным преимуществом разрушительного потенциала «новейшей экономической политики»). То же самое можно, к сожалению, сказать и о национальной ПОЛИТИКЕ, которая сделала сами нации(!) средством борьбы за власть, что привело не только к распаду единого веками создававшегося государства, но и вспышке межнациональной розни.
ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ ОБЪЕКТОМ СОЦИАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ
Принцип сквозной политизации социальной жизни также является производным от принципа тотального огосударствления, но в отличие от последнего он сохраняется в неприкосновенности и в период «разгосударствления», что делает этот период переходным к эпохе нового сверхогосударствления, будучи своеобразным катализатором свертывания зачаточных демократических тенденций, прежде всего — в сфере регионального и местного самоуправления.
Сведение социальной политики к социальной сфере в ее узкоотраслевом понимании оставляет «за рамками» не только социальные последствия реформы, но и все то, что находится на стыке ведомственных интересов.
Что же остается вне поля зрения социальной политики, а следовательно, вне интересов государства, вне хотя бы минимальной ответственности?
Во-первых, ГАРАНТИИ ЖИЗНИ, то есть та степень оптимизации эколого-экономического развития, за пределами которой начинается обвальное разрушение экосистем, угрожающее жизни.
Во-вторых, КАЧЕСТВО ЖИЗНИ, (по-русски правильнее было бы говорить о полноте жизни), которое определяется не «потребительской корзиной» и прочими мерками, с которыми подходят к определению УРОВНЯ ЖИЗНИ как традиционного предмета социальной политики, а сохранностью культурного и природного наследия. Очевидно, что состояние наследия далеко выходит за пределы компетенции собственно «экологических» или «культурных» министерств.
В-третьих, УКЛАД ЖИЗНИ — основа основ сохранения этнического многообразия, что особенно важно при определении социальной стратегии в российских полиэтнических землях/ и социальной устойчивости.
Расширение предметной области социальной политики за пределы социальной сферы и расширение круга субъектов этой политики за границы Садового кольца, региональное и местное самоуправление, институты гражданского общества и права личности — все это открывает новые возможности при выработке долговременной стратегии развития — как общенациональной, так и региональной.
Если временная перспектива социальных программ, связанных с поддержанием, региональным выравниванием и повышением уровня жизни может быть предельно сжатой, поскольку изменить (в том числе и качественно изменить) уровень жизни даже многих миллионов людей можно, в принципе, в течение дней[1], то накопление природного и культурного наследия было и останется делом десятков поколений, так же как и поддержание оптимальных форм эколого-экономического развития территорий с учетом их природной программы.
То же следует сказать и о жизненном укладе народов и социальных групп, который складывается десятилетиями и столетиями и служит важнейшим из гарантов социальной устойчивости, общественной и личной безопасности, стабильности государственных институтов и наследования наиболее ценного опыта — опыта национальной самоидентификации и межэтнического согласия. При этом важно отметить, что сведение социальной политики к повышению жизненных стандартов, а тем более к установке на поддержание достаточного лишь для физического выживания прожиточного минимума, ставит под удар сохранность уклада жизни, который служит не только гарантом физического воспроизводства, но и самовоспроизводства национальных культур, поддержания национального духа и сохранения этнического многообразия.
Восстановление жизненного уклада должно стать если не основной, то одной из важнейших целей социальной политики России, поскольку именно в исконных российских землях в течение десятилетий целенаправленно разрушались любые проявления того национального уклада, который позволял сохранять их полиэтнический состав и самобытность. Разрушение уклада — не только приговор для малочисленных народов, но и утрата наиболее ценных свойств русской культуры.
[1] Например, пожертвовав гарантами жизни и предоставив собственные территории для захоронения радиоактивных отходов (т.н. экологический неоколониализм) или выгодно распродавая природное и культурное наследие