Онлайн-круглый стол №6. Гость: Минаков А.Ю.

Буренков А.В.: Добрый день, коллеги. Начинаем наш очередной круглый стол. Сегодня у нас в гостях Минаков Аркадий Юрьевич. Пожалуйста, Аркадий Юрьевич, представляйтесь, и начнем работу.

Минаков А.Ю.: Здравствуйте, дорогие друзья, коллеги. Я прежде всего хотел бы принести благодарность Александру Васильевичу за возможность выступить в рамках сегодняшнего мероприятия.

Коротко о себе. Я – доктор исторических наук, профессор Воронежского государственного университета. Как историк, я преимущественно занимаюсь историей русского консерватизма. Главный сюжет, который изучался мною на протяжении долгого времени, – это зарождение и становление русского консерватизма. Однако за последние годы я во все большей и большей степени стараюсь осмыслить это выдающееся во всех отношениях интеллектуальное явление на протяжение всего его существования. Условно говоря, от отцов-зачинателей русского консерватизма – Державина, Карамзина, Шишкова, Ростопчина до наших дней. Как исследователь, я могу привести такие цифры: автор более 300 печатных работ. Соответственно, такого рода формальные характеристики можно найти в статьях в википедии, в системе российского индекса научного цитирования.

Сегодняшнее выступление я назвал бы так: «Уроки русского консерватизма». Хотел бы предупредить, что в данном случае речь, несмотря на то, что она будет длиться около часа, от 40 минут, это все-таки тезисы. Тезисы, предельно коротко сформулированные. Если у вас возникнут вопросы, то я на них с удовольствием отвечу. Даже более того, я предполагаю, что главное в данном случае – это вопросы, ваши вопросы.

Итак, начнем. Консерватизм – это блистательное направление русской мысли, представленное знаковыми в истории русской культуры и общественной мысли именами, начиная с основоположников русского консерватизма – Державина, Карамзина, их продолжателей; апологетов зрелых – Пушкина, Гоголя, Тютчева; славянофилов – Данилевского, Достоевского, Ильина, Солженицына и десятков других не менее узнаваемых и масштабных фигур из национального русского культурного и политического пантеона.

Коротко говоря, консерватизм представляет собой идеологию и стиль мышления, опирающийся на христианские нравственные ценности и позитивные национальные традиции.

Ключевое слово здесь – традиция. Подобно тому как в либеральном тезаурусе главное слово – свобода, в социалистическом – равенство, консерваторы в данном случае на первый план ставят традицию.

Исторически первыми в начале XIX века возникли течения консерватизма, ставящие своей целью борьбу с русским западничеством. Тогда оно проявлялось в форме так называемой галломании или французелюбия. Франция тогда абсолютно доминировала в Европе подобно тому, как сейчас доминирующую роль в мире, пока еще, играют США.

Французские языковые, культурные, идеологические модели рассматривались тогдашней имперской элитой как объект для подражания, как то, что необходимо пересадить на русскую почву. От языка и мод до политической идеологии и государственного устройства.

При этом тогдашние российские галломаны, западники, как правило, не осознавали, что основная угроза российской империи исходит именно от наполеоновской Франции, стремящейся к мировому господству и агрессивно распространявшей порядок, возникший в результате Великой Французской Революции.

Одна из причин, по которой ряд консерваторов русских приняли самое активное участие в устранении с политической арены либерального реформатора Михаила Сперанского, в либеральной советской историографии его обычно именуют великим либеральным реформатором, крупным либеральным реформатором. Так вот, одна из причин заключалась в том, что он воспринимался консерваторами как агент влияния. Центральной фигурой ненавистной ими либеральной французской партии.

Так или иначе они заблокировали реализацию масштабного конституционного либерального проекта, который на том этапе реально должен был ограничить самодержавие. Как опасались консерваторы, с этим ограничением самодержавия, одновременно ослабить мощь России перед большой войной.

В полемике с галломанами были тогда сформулированы некоторые основные постулаты нарождавшегося русского консерватизма. Недопустимость некритического подражательства западноевропейским образцам. Ставка на собственные самобытные традиции, русский язык, религиозные, политические традиции. Патриотизм, включающий культивирование национального чувства. И преданность традиции мощной государственности самодержавной монархии.

Наиболее видные политические видные лидеры консерваторов той эпохи – Александр Семенович Шишков, Федор Васильевич Ростопчин первоначально были политическими маргиналами, пребывавшими в опале. Невозможно было представить себе их появление в царском дворце. Перед отечественной войной 1812-го года статус этих консервативных оппозиционеров радикальным образом изменился. Они заняли ряд ответственных государственных постов, получили реальную возможность влиять на ключевые внутри и внешнеполитические решения императора Александра I.

В кадровой политике к 1812 году произошел тектонический переворот. Вопреки своим внутренним просветительским, по сути дела либеральным установкам, Александр I вынужден был сблизиться с консервативной Русской партией. Обозначение Русская партия появилось в достаточно широком обиходе именно в то время.

В 1812 году произошло событие, казавшееся еще несколько предшествующих лет невероятным. 1812 год стал звездным часом русских консерваторов. Им представилась беспрецедентная возможность для озвучивания и частичной реализации своих идей. Шишков, занявший место Сперанского, место государственного секретаря, это следующий за императором пост государственной иерархии, был основным идеологом и пропагандистом войны. Ростопчин, диктатор Москвы, организовавший знаменитый московский пожар. Этот пожар сорвал фактически замыслы Наполеона. Это заставило его в условиях начавшейся зимы начать великое отступление, закончившееся полным крахом французских планов французской армии.

Следует отметить, что консервативно-патриотические настроения и взгляды начала XIX века объективно оказались необходимым политическим инструментом для победы в Отечественной войне 1812 года и преодоления галломании в части дворянского высшего общества. Во многом благодаря усилиям консерваторов, высший образованный слой вновь начал говорить на русском, а не на французском языке.

Отцы основатели русского консерватизма, за редким исключением, были гениальными и просто талантливыми литераторами. Это Гавриил Романович Державин, Николай Михайлович Карамзин, Иван Андреевич Крылов. Можно приводить еще ряд фамилий. Кроме того, один из них – Николай Михайлович Карамзин – явился создателем консервативно-патриотической версии русской истории. Истории государства российского. Эта версия оказала серьезнейшее влияние на формирование национальной идентичности образованного слоя лояльного государству и церкви.

В начале XIX века в лоне русского консерватизма вызрела концепция мощной централизованной власти, позволяющей концентрировать материальные и людские ресурсы на жизненно важные для государства и общества направлениях. Речь идет о концепции самодержавия.

Самодержавие являлось в концепции консерваторов главной причиной и гарантией могущества и процветания в России. Самодержавие представлялось им, в первую очередь Карамзину как особый самобытный русский тип власти, тесно связанный с православием. Самодержавие было своего рода демиургом, создавшим русскую государственность и русский народ.

Ограничить самодержавие означало столкнуть страну в катастрофу, как минимум резко ее ослабить. Создателем этой концепции был Николай Михайлович Карамзин. И она была подробно сформулирована в его гениальной «Записке о древней и новой России» 1811 года. Это квинтэссенция его взглядов и краткий конспект многотомной истории государства российского.

В рамках официальной консервативной идеологии следующего царствования, кстати говоря, во многом она развивалась по тем векторам, по тем идейным направлениям, которые были заданы Карамзиным. В рамках официальной консервативной идеологии царствования Николая I, главными представителями этой официальной идеологии были – министр просвещения, Сергей Семенович Уваров, и историк Михаил Петрович Погодин. Была возглашена знаменитая триада – православие, самодержавие, народность. Она жестко противопоставлялась французскому лозунгу – свобода, равенство братство.

Сам Уваров дал удачную установку для разработки консервативной доктрины, не более того. При этом, он явился создателем национальной системы образования и науки. Теперь, в рамках этой системы, чиновники обязаны были иметь высшее образование, причем базирующееся именно на триаде, на вышеуказанных идейных принципах.

В царствование Николая I прекратилось былое увлечение западноевропейским мистицизмом и масонством правящего слоя. Элита перешла на русский язык, по крайней мере она его уже очень хорошо знала. И с абсолютным засилием галломании было покончено.

Это было время Золотого века русской культуры. Здесь стоит подчеркнуть, что значительная часть консерваторов была ведущими творцами Золотого века. Зрелый Пушкин, Жуковский, Гоголь, Тютчев – это имена, самым тесным образом связанные с историей русского консерватизма николаевского царствования.

Тогда же возникает славянофильство. Сами славянофилы предпочитали себя называть православно-русским направлением мысли, московским, православным и так далее. Аксаковы, Киреевский, Хомяков, Самарин – в целом они признавали уваровскую триаду – православие, самодержавие и народность – как отправную точку своих взглядов. Став первыми в России светскими богословами, религиозными философами, публицистами, они, в условиях нарастающей секуляризации и индифферентного отношения к религии, вновь открыли значимость православия церкви образованному обществу, положив начало светскому православному возрождению.

Монархия, в их понимании, носила народный небюрократический характер, и должна была органично сочетаться с так называемой земщиной – системой местного самоуправления снизу и выборным всесословным законосовещательным земским собором наверху, на который бы опиралась власть самодержца.

Главная интеллектуальная заслуга славянофилов состояла в том, что они сформулировали исключительно важную идею самобытного пути развития России. Принципиального культурно-религиозного различия Европы и России. При этом, их отношение к Западу отнюдь не носило какого-то изоляционистского или негативного характера. Достижения Запада было, с их точки зрения, необходимо использовать, но таким образом, чтобы не нанести вред собственной культуре и традиции. При этом они резко критиковали, в отличие от официальных идеологов, Петра I, изменившего ходу русской истории и осуществившего радикальную западническую революцию сверху.

Ряд ключевых деятелей славянофильства явились уже в царствование Александра II разработчиками отмены крепостного права, освобождением крестьян обязательной землей, а также земской реформы, то есть всесословного, а не только дворянского местного самоуправления.

Великие реформы играли исключительно важную роль в истории России. Имели ярко выраженную славянофильскую окраску.

Во время мощнейшего и опаснейшего польского восстания 1863-1864 годов, русофобия восставших поляков, агрессивное давление на Россию с Запада, который активно поддержал поляков, взлет радикального движения внутри России – привели к резкому поправению настроений в правительственных кругах и обществе. Либеральные умы настроения, характерный для начального этапа великих реформ, начавшихся в 1861 году, сменились консервативным поворотом.

Лидером консерваторов того времени выступил Михаил Никифорович Катков – создатель талантливейшей консервативной журналистики, выступивший против дальнейшего углубления либеральных реформ, расшатывавших и деморализовавших, с его точки зрения, государство. Тут нужно пояснить, что именно в это время появляется нигилизм – сильное революционное движение. Появляются первые акты террора, возникают первые окраины сепаратизма. На первое место консерваторы ставили интересы государства и русского народа. Исходя из того, что интересы всех народов, населявших Россию, неразрывно связаны с русскими национальными интересами.

Катков был не просто государственником, а поборником имперской идеи, категорически выступавшим против национал-социалистского движения за единство и целостность Российской Империи. Им была осознана значимость национального вопроса, в частности впервые поднята проблема украинского сепаратизма. Надо сказать, что он тогда впервые проявил себя серьезно под влиянием польской русофобской пропаганды.

Надо отметить еще одну несомненную историческую заслугу Каткова, безусловно, лидера тогдашних консерваторов. Он ввел в оборот, создал своего рода канон русской литературной классики, классические произведения Толстого, Достоевского, Тургенева, Лескова, появились именно на страницах его «Московских изданий». Феномен русской классики, получивший мировое значение, мировое звучание – это, во-многом, заслуга консерватора Каткова.

В 60-е годы XIX века, наряду со всем вышеописанным, происходит радикализация основных положений историософии русского консерватизма. От признания определенных различий в судьбах России и Европы, такого рода различия признавались и Карамзиным, и Погодиным, до признания целостного учения великого русского ученого Николая Яковлевича Данилевского о различных культурно-исторических типах, лежащих в основе славянского и западноевропейских миров. Он создает учение о самобытной русской славянской православной цивилизации, шире – русской цивилизации.

Сейчас это понятие активно стало использоваться в политической лексике. Данилевский обосновал одно из ключевых положений русского консерватизма. О невозможности механических заимствований фундаментальных источников одной цивилизации от другой. Точнее, по Данилевскому, это возможно, но с существенными ограничениями. Лишь тогда, когда речь идет о возможном заимствовании естественно-научных технических знаний второстепенных институциональных структур. А слепое заимствование может приобрести разрушительный характер при попытках пересадить на российскую духовную матрицу религиозные, культурные, нравственные принципы чужой цивилизации.

Учение Данилевского о цивилизациях было уникальным прорывом в понимании всемирной русской истории. Он подверг критике европоцентризм – идеологию, провозглашавшую превосходство Запада над другими цивилизациями. Показал равноценность и равнозначность других цивилизаций, подобных русско-православной, романо-германской, китайской, индийской и так далее.

Тогда же разворачивается, в рамках почвенничества, учение, которое было тесно связано со славянофильством и являлось его продолжением – творчество вершинного деятеля русской культуры, Федора Михайловича Достоевского. Оно происходило под сильнейшим влиянием идей русских консерваторов, в особенности Данилевского, Николая Страхова, славянофилов. Все это нашло яркое отражение в становящемся в наши дни все более востребованном дневнике писателя, косвенно в его великих литературных творениях.

В правлении императора Александра III два Константина. Константин Николаевич Леонтьев и Константин Петрович Победоносцев осуществили критику идей политического либерализма и парламентаризма. Лидером здесь был Константин Петрович Победоносцев – наставник двух последних русских царей. Для него идеи либерализма и парламентаризма были великой ложью нашего времени, когда под прикрытием выборного начала и парламентаризма, при помощи продажной манипулятивной печати, формируется путем подлогов, манипуляций власть абсолютного меньшинства космополитической бюрократии и олигархии. Ничего общего не имеющей с народовластием.

Именно поэтому самодержавная монархия, с его точки зрения, была единственно относительно нравственной и прозрачной формой правления, реально способной отстаивать народное благо.

Константин Николаевич Леонтьев в условиях, когда образованное общество исповедовало атеизм и отрицало наличие надындивидуальных высших ценностей, отстаивал идею византизма. То есть, исключительно сильной иерархической государственности, базирующейся на православии. С его точки зрения, только она могла воздержать в России и в мире процессы социальной энтропии и политической деградации.

Леонтьев одним из первых подверг критике современную секулярную культуру, которая, с его точки зрения, неуклонно вела человечество и Россию к духовному, интеллектуальному, эстетическому, нравственному и антропологическому вырождению. К всему тому, что сейчас ассоциируется с глобализмом.

В начале царствования Александра III, начавшегося после убийства народовольцами его отца – Александра II, произошло жесткое столкновение двух консервативных в своей основе проектов – славянофильского, либерально-консервативного, предполагавшего сочетание самодержавия с земским собором. Этот проект был выдвинут влиятельным славянофилом Иваном Сергеевичем Аксаковым и министром внутренних дел Павлом Николаевичем Игнатьевым.

Новый император, под давлением Победоносцева и Каткова, выбрал последовательно-консервативный вариант, который предполагал сохранение неограниченного самодержавия. Во многом этот вариант сформировался не только под давлением шока от страшных последствий народовольческого террора, но и разочарования от негативных последствий либеральных реформ, заставивших консерваторов осуществить пессимистическую переоценку творческих и деловых возможностей земщины. Говоря современным языком – гражданского общество, которое тогда оказалось неспособным к планомерной административной и хозяйственной работе, предпочитая заниматься деструктивной критикой власти и поддержкой революционного подполья.

Во всяком случае, конструктивисты, земцы явно были в меньшинстве. Консерваторы, прежде всего Победоносцев и педагог Рачинский, осуществили программу широкого распространения церковно-приходских школ. Это была программа внедрения религиозно-патриотической компоненты в народное образование, в массовое крестьянское образование. Призванное, с их точки зрения, сыграть стабилизирующую роль в условиях нарастающего кризиса.

При Александре III консерваторы сформулировали экономическую программу консервативной модернизации, предполагающую жесткие меры протекционистского характера и учет внутрироссийских условий. Прежде всего, аграрного характера русской экономики.

Главным условием успеха программы широких мероприятий по развитию национальной индустрии они считали сохранение мощной самодержавной власти.

В той или иной степени, этих взглядов придерживались министр финансов Вышнеградский, ранний Витте, в дальнейшем – Столыпин. Развитие индустрии и финансов, стремительный промышленный рост начала XX во много многом шли под знаком подобных воззрений.

При императоре Николае II, в силу необходимости противостояния нараставшим революционным процессам, началась принципиально новая фаза развития русского консерватизма. Началось организационное и партийно-политическое объединение консервативных сил. Возникли такие организации, как, по началу, Русское собрание. Далее – Союз русского народа, корпоративные союзы. Например, правоконсервативный союз русских рабочих.

Среди консерваторов было немало представителей русской элиты того времени. Академики и филологи – Соболевский, Гротт, византинист Кондаков, химик Менделеев, художники – Васнецов, Рерих, Маковский. Поэты – Склодовской, Кузьмин. Членами этих организаций были святой Иоанн Кронштадтский, будущий патриарх – Тихон Белавин, будущий создатель русской православной и зарубежной церкви – Антоний Храповицкий.

Показательно, что среди канонизированных церковью святых новомучеников и исповедников XX века, членами правоконсервативных организаций было 13 человек. Членов правоконсервативных организаций насчитывалось от 400 до 600 тысяч. Причем, среди них преобладали крестьяне. В 1905-1907 году власть поддерживала правых консерваторов, поскольку нуждалась в них в качестве опоры в борьбе с социалистами и левыми либералами. Надо сказать, что эта опора была достаточно эффективной наряду с мерами сугубо военного характера. Меры, осуществленные Столыпиным с 1906 года, представляли собой своеобразный вариант консервативной модернизации. Прежде всего потому что опирались на мощный ресурс самодержавной власти, а этот вариант консервативной модернизации предполагал подавление революционного террора и сепаратистского движения. И Столыпин вполне сознательно делал ставку на русский патриотизм и консерватизм. По его инициативе в Государственной думе в 1908 году была создана своего рода Русская партия – Всероссийский национальный союз, который занимал умеренно-правую позицию. Ее идеологию можно определить как консервативный национализм, наиболее ярким выразителем, которого выступали издатель самый популярной консервативно-националистической газеты Новое время Алексей Сергеевич Суворин, его сотрудники – блестящие публицисты и литераторы – Меньшиков, Василий Васильевич Розов.

Всероссийский национальный союз был опорой Столыпина в Государственной думе. С точки зрения его членов становым хребтом Российской империи был русский народ. Укрепление государства предполагало укрепление русской национальности, русского языка, русской школы, русской культуры. Предоставление преимущества окраинам неизбежно должно было вести к росту сепаратизма и ослаблению государства.

С подачи Л. А. Тихомирова Столыпин пытался решить и взрывоопасный рабочий вопрос, опираясь на ряд идей, возникших в консервативной среде. Суть их сводилась к следующему: самодержавие в силу своего надклассового характера могло решить рабочий вопрос так же, как ранее решило крестьянский вопрос вопреки сопротивлению части дворянства. Именно самодержавное государство должно было выступить независимым арбитром в разрешении противоречий, споров, конфликтов между торгово-промышленным классом и пролетариатом, ограничив аппетиты торгово-промышленного класса и предоставив правовую помощь и меры просветительского характера вторым.

Консервативные идеологи предложили Столыпину и вполне адекватные пути решения назревших проблем церковной жизни: освобождение церковной жизни от диктата государственной власти, развитие приходов, вплоть до восстановления патриаршества.

Здесь в тот период главным идеологом был бывший народоволец и бывший идеолог народовольческого террора – Л. А. Тихомиров. Он пережил после убийства Александра II глубочайших духовный, мировоззренческий переворот, который повернул его к православию и самодержавной монархии. В его трактате Монархическая государственность было осуществлено масштабное теоретическое осмысление самодержавия как самобытной и уникальной формы российской государственности, соответствующей правовой системы, способов функционирования, взаимосвязей различных политических институтов, связей ее с религиозным миросозерцанием.

С точки зрения Тихомирова самодержавная монархия – твердая, сильная система власти в отличие от демократии, может реально защитить права личности, дать свободу творчества человека, допустив самое широкое самоуправление на местном уровне.

Представители правоконсерваторов видели, ясно видели в отличие от своих политических противников – социалистов и либералов, в каком катастрофическом состоянии может оказаться Россия, если на практике будут реализованы политические проекты левых либералов и социалистов. В частности, видный член правой фракции государственного совета П. Н. Дурново, еще до начала мировой войны, писал Николаю II о том, что в случае войны с Германией все неудачи будут приписаны правительству, Дума начнет яростную агитацию, это вызовет революционные выступления, будут выдвинуты социалистические лозунги, они захватят широкие массы, вызовут черный передел земли для крестьян и общий раздел всех имуществ, ценностей для остальных. Армия, лишенная в ходе войны надежного кадрового состава, окажется деморализованною, а общественные инициативы, структуры, лишенные в глазах народа подлинного авторитета оппозиционные интеллигентские партии, будут не в силах сдержать анархию. И Россия будет ввергнута в пучину такой катастрофы, исход из которой не поддается даже предвидению.

Надо отметить еще одну очень важную деталь, которая часто упускается из виду. Именно видные представители консервативного лагеря в канун февраля 1917 года предлагали последнему императору вполне реалистические политические рецепты, которые у условиях кризиса, вызванного прежде всего войной, позволили бы избежать революции, соединили бы в стране военной диктатуры, усиление консерваторов во власти как в центре, так и на местах, прекращения финансирования органов, связанных с либеральной позицией, жесткая цензура, милитаризация предприятий военного характера и так далее. Николай II не последовал этим рекомендациям.

После февральской, октябрьской революции 1917 года представители консерватизма были либо физически уничтожены, либо вынуждены были покинуть страну. Консерватизм развивался в эмиграции. Одним из аспектов великой миссии русской эмиграции было сохранение и осмысление русской консервативной идеи. Она нашла отражение в трудах многих мыслителей, идеологов эмиграции. Центральными фигурами, как мне представляется, были прежде всего И. А. Ильин и И. Л. Солоневич, наряду, конечно, с правыми евразийцами и представителями русского религиозного ренессанса. Все они оказались прежде всего, в той или иной мере, систематизаторами русских консервативных ценностей, тонкими аналитиками причин революции 1917 года. Они дали прозорливый прогноз о тех опасностях, которые подстерегали Россию при крушении советской системы, предсказали крупнейшую геополитическую катастрофу 1991 года.

Оказавшись на Западе, хорошо изучив его изнутри, они сформулировали те опасности и соблазны, которые может представлять для национального самосознания будущего России мировоззрение, идеализирующее политический, экономический культурный строй современного Запада.

Консерваторы, в частности Иван Ильин, были убеждены, что после падения коммунистического режима главной задачей, основной задачей национального спасения строительства будет состоять создание новой элиты, выделение к верху лучших людей, людей, преданных России, национально чувствующих, государственно мыслящих, волевых, идейно-творческих, несущих народу не месть, а дух освобождения, справедливости и сверхклассовое единение. Если эта задача не будет выполнена, то Россия перейдет из революционных бедствий в долгий период деморализации, распада и международной зависимости.

В СССР в рамках самой советской системы, которая первоначально представляло собой полный абсолютный антипод консервативного проекта, тут достаточно вспомнить основные цели левого проекта: ликвидация частной собственности, государства, религии, церкви, буржуазного права, семьи, официальный патриотизм во имя интернационализма и так далее.

С начала1930-х годов постепенно произошел своего рода ситуационный, вызванный конкретной ситуацией, угрозой мировой войны псевдоконсервативный поворот. Я подчеркиваю крайнюю условность этого термина. Этот поворот осуществлялся группой Сталина, Жданова. Это предполагало, что в рамках тоталитарной идеологии, монополии коммунистического государства на любые решения в политической, экономической, идеологической, культурной сфере избирательно заимствовались некоторые элементы дореволюционной традиции, которая использовалась прежде всего в военно-пропагандистских целях. После физического уничтожения значительной части левацких элементов в партии в ходе борьбы за власть важными элементами этого ситуативного псевдоконсерватизма стали советский патриотизм, выборочная апелляция к фактам исторического прошлого, обращение через призму партийной цензуры к образам некоторых князей, царей, полководцев – Александра Невского, Дмитрия Донского, Ивана Грозного, Петра I, Суворова, Кутузова – любопытно отметить, что еще в 1936 году сталинским агитпропом было признано прогрессивное значение принятия христианства Русью от Византии. Тогда же произошло окончательное оформление жесткой номенклатурной иерархии, культивировалось социалистическое советское государственничество, были запрещены аборты, началась защита семейных ценностей и общественной морали и так далее. Вот этот псевдоконсерватизм, очень редуцированный, уродливый, искаженный, в плакатно-пропагандистской форме пытался противостоять ценностям общества массового потребления.

Разумеется, отрицание базовых классических консервативных ценностей в советский период абсолютно преобладало. Отрицалось право собственности, верховенство права, шла непрерывная борьба против религии, декларировался принцип пролетарского интернационализма и так далее. Но феномен советского ситуативного этого псевдоконсерватизма существовал вплоть до конца советской власти и в нем, как в таком защитном коконе, начали развиваться явления, которые были ближе к классическому консерватизму, несопоставимо более ближе, чем эта своего рода пропагандистская мистификация.

В 60-е годы возникла так называемая Литературная русская партия, которая парадоксальным образом сочетала советский консерватизм с интересом к некоторым аспектам истории дореволюционной России, православной церкви, идеям некоторых классиков консервативной мысли, в частности славянофилов (К. Леонтьева, В. В. Розанова). Ее представляли литературные критики и писатели по преимуществу. Но вот помимо вот этой легальной части Русской партии в те же годы возникла нелегальная ее часть, свободная от советизма, действующая в традициях классического русского консерватизма. Организация Всероссийский социально-христианский союз освобождения народа, журнал Вече В. Н. Осипова, публицистика Солженицына и Шафаревича. Они расценивали революцию 1917 года и советский строй как явление антинациональное, антихристианское, чуждое исконным народным традициям, приведшие страну в исторический тупик.

Во время перестройки в 90-е годы, этой фантастически насыщенной событиями эпохе, в течение десятка лет произошел окончательный крах социалистического проекта. Потерпел по многим показателям либерально-западнический проект, возник в это определенный общественный запрос на консервативную идеологию, были опубликованы основные произведения классиков западной русской консервативной мысли, появились первые организации, позиционирующие себя как консервативные. В наибольшей степени с дореволюционной консервативной традицией оказался связан консерватизм, как я их называю, наследников славянофильской, неославянофильской мысли. В позднем Советском Союзе он существовал в рамках этой самой нелегальной Русской партии. Наиболее яркими фигурами в то время являлись, я имею в виду конец 80-х, начало 90-х годов, Солженицын, Шафаревич, Леонид Бородин, присутствующий на нашем сегодняшнем докладе В. В. Аксючиц и другие.

Неославянофилы старались сочетать русскую самобытность, проявляемую в ее истории, с политическими свободами. Консервативны идеолог, крупнейший консервативный идеолог Солженицын смог в определенной степени повлиять на идеологические процессы в позднем СССР. Имеется в виду его публицистика, такая статья «Как нам обустроить Россию». Она представляла развернутую политическую программу писателя, строилась на 2-х основных идеях:

1. Создания в условиях неизбежного развала СССР Российского союза из РСФСР, Украины, Белоруссии и Казахстана, который бы позволил смягчить надвигающуюся катастрофу и сохранить не расколотым подавляющее большинство русского народа.
2. Создание повсеместного самоуправления, опирающегося на местную общественную инициативу и позволяющее сформировать эффективную систему власти, сочетающую сильную центральную вертикаль с горизонталью земщины. Однако время, когда к писателю прислушивалась активная часть общества, было безнадежно упущено. Инициатива к тому моменту была прочно перехвачена либеральными и национал-сепаратистскими силами. Распад СССР пошел по наихудшему сценарию, когда за пределами РСФСР оказалось около 27 млн русских.

На политическом уровне представители этой традиции осуществили несколько попыток создать дееспособные политические организации с достаточно ярко выраженной консервативной окраской: Российское народное собрание, Конгресс русских общин, Народно-патриотический союз Родина. Они доказали, что конструктивные силу в состоянии играть серьезную политическую роль, но современный политический режим стремится по максимуму не допустить их в большую политику, имея для этого большие возможности. Существующий политический режим успешно занимается перехватом их идей и точеным использованием их лидеров в своих целях.

В 00-е годы, в конце 90-х комплекс сложных и противоречивых политических, идеологических процессов привел к созданию официального правительственного консерватизма, так назовем его. Это произошло после разгрома оппозиции в 1993-м году. И начался перехват ее идей и лозунгов, хотя бы во имя избежания кровавых эксцессов по типу октября 1993 года. Уже в то время, после 1993 года, в лексике политического класса появляются элементы державно-патриотической риторики, не представимой ранее, начинают вестись разговоры о единой неделимой России, о поиске национальной идеи, об опоре на национальные традиции и прочем.

Так или иначе, стоит подчеркнуть, что официальный консерватизм, как доктрина, до сих пор не сложился. Всякая идеологическая работа в официальном поле затруднена тем обстоятельством, что пестуется и тщательно сохраняется традиция деидеологизации, которая закреплена в Конституции. Не случайно в свое время Сурков, долгое время игравший весьма значимую роль в формировании политического курса 00-х, 10-х годов, заявлял в свойственной ему парадоксальной манере: «Мы, безусловно, консерваторы, но пока не знаем, что это такое». Надо сказать, что эта формула сохраняет свое значение и по настоящие дни. Они пока не знаю, что это такое.

Так или иначе, движение к усилению понимания консервативных ценностей продолжается. Этому способствует ситуация президентских выборов и события на Болотной площади в 2011-2012 году, затем события на Украине, 2014 год, воссоединение с Крымом, события в Новороссии, ныне мощное санкционное и иное давление объединенного Запада на Россию.

Стоит отметить любопытное явление, что в официозном дискурсе после 2014 года периодически прослеживается следующие постулаты и понятия, которые несомненно несут на себе отпечаток консервативной идеологии – это ставка на многополярность мира, умеренное антизападничество, антиамериканизм, защита традиционных христианских ценностей, апология традиционной семьи, признание русских государствообразующим народом и одновременно крупнейшим разделенным народом в мире, критика ленинско-сталинской национально-государственной модели, даже факт существования русской цивилизации, прочее. Подобного рода официальные высказывания, как правило, многовекторны, обставлен многочисленными оговорками, что зачастую сводит их идейное и практическое содержание к минимуму.

Так или иначе, консерватизм, который ранее был достоянием маргинальных оппозиционных течений или представлял собой, прежде всего, идеологический экспромт партии власти по закреплению своего статуса, стал достаточно значимым идеологическим и политическим феноменом, не имеющим до сих пор политической и юридической субъектности.

Следует подчеркнуть, что такой аморфный современный русский консерватизм, в нем множество течений, направлений, оттенков во многом воспроизвел черты дореволюционного, что свидетельствует о чрезвычайной устойчивости русской цивилизационной матрицы. Продолжает сохранять свою значимость православие, оно играет достаточно серьезную роль в определении нравственно-культурной атмосферы в обществе, задает ценностные ориентиры. Вопрос о сильной централизованной власти не сходит с повестки дня, а, пожалуй, все в большей степени усиливается.

Наконец, русский вопрос не может игнорировать ни один серьезный политик. К нему примыкает проблема места и роли России в современном мире. Сейчас, конечно, трудно спрогнозировать дальнейшее развитие всех этих течений, но очевидно, что только цивилизационная катастрофа, сродни событиям февраля-октября 1917 года или большая война сможет остановить развитие этого течения и оформление действенного политически, идеологически и культурный субъект довольно близкой перспективы. Основание у консерваторов для умеренного оптимизма таким образом есть.

Но следует подчеркнуть вот какое обстоятельство. Со времени радикально западнических реформ Петра I российская государственность была отнюдь не консервативной по своей природе. Ее космополитически и западно ориентированные верхи часто ограничивали и сводили на нет творческий потенциал консерваторов. Консерваторы оказывали лишь эпизодическое точечное воздействие на государственную власть, его ни в коем случае не стоит преувеличивать. Системного постоянного влияния, в отличие от западноевропейских консерваторов, в России не было и нет.

Революционная власть апеллировала к русской идентичности, к консервативным ценностям лишь тогда, когда имел место цивилизационный вызов, угрожающий самому существованию государства и правящего слоя, например, в 1812 году. Русские консерваторы помогли спасти власть в 9005-9007 годах. Но после того, как произошла частичная стабилизация либеральная бюрократия при пассивном отношении монарха расколола консервативное движение и сделала многое для его компрометации. В феврале 1917 года государство защищать было уже не кому.

Нечто похожее, разумеется, со всеми необходимыми оговорками, произошло с советскими певдоконсерваторами в 1991 году. Исторический опыт показывает, что парадигма верховной власти, которая обращается к консервативно-патриотическим ценностям лишь в моменты смертельной для неё опасности, войн, революции. Напротив, максимально их ограничивает, а то и подавляет в относительно спокойные для неё периоды крайне опасно. Более того, в определённых условиях чревато социальной и национальной катастрофой.

Сейчас модно говорить, конечно, это зачастую бессмысленное утверждение, что история не учит. Но это как посмотреть. История учит, если её уроки желают усвоить, она может хорошо научить. Хорошие ученики добиваются существенных успехов. Неслучайно изучение истории всегда было заботой власти прежде всего. В условиях, когда существует несомненный запрос на традиционные консервативно-патриотические ценности, на твёрдую принципиальную государственническую позицию, на проверенные временем национальные идеалы, на подлинные нравственные культурные ценности, порядок и стабильность, опыт целостной интеллектуальной истории русского консерватизма может быть не менее эффективен в формировании национальной идентичности, выработке правосознания, государственном целеполагании, чем всякие иные источники выработки подобного рода позиций.

На этой волне мне бы хотелось закончить сегодняшнее выступление. Спасибо.

Буренков А.В.: Спасибо, Аркадий Юрьевич. Я первый вопрос задам, коллеги, тоже готовьтесь. Скажите, пожалуйста, как представители русского консерватизма в эмиграции оценили последствия причины революции февраля и революции октября 1917 года?

Минаков А.Ю.: В первую очередь вёлся анализ духовных причин революции. Уже в эмиграции пришло ясное понимание, что революция была обусловлена факторами ни сколько социально-экономического, сколько духовного порядка. Сейчас подобного рода точку зрения развивают и современные историки. В частности, петербургский историк Борис Миронов очень ярко показывает в социальной истории России, что развитие экономики, развитие социальной сферы в конце XIX, начала ХХ века не может, здесь приводятся многочисленные факты, объяснить природу революционного взрыва. Революция произошла прежде всего в головах людей. Произошёл откат, произошёл отказ от традиционной православно-монархической парадигмы, которая господствовала в предшествующие века. Ответственность, конечно, за то, что идеология русских консерваторов, которая могла бы составить альтернативу революционным идеологиям, ответственность за то, что общество не услышало эти идеи, конечно, лежало на власти, которая во многом была поражена теми же самыми идеологическими течениями и вирусами.

Если говорить о таких мыслителях, я приведу такую целую линейку, как веховцы бывшие, они же, как называют, представители философии религиозного ренессанса, правые евразийцы, Бердяев в его трудах 1917-1920 годов, потом у него произошёл своего рода левый поворот, Иван Ильин, Солоневич – все говорят о том, что прежде всего корни революции нужно искать в духовном, в идейной сфере. Как мне представляется, объяснения революционным потрясениям следует искать, русская эмиграция их искала, в том наследии, которое восходит к «Бесам» Достоевского, к критике социалистической идеологии Льва Тихомирова, к критике вверх. Именно эти идеи получили своё развитие в трудах представителей русской эмиграции.

Буренков А.В.: Аркадий Юрьевич, что конкретно в духовной сфере было не так в царской России, что привело к такой трагедии?

Минаков А.Ю.: Прежде всего западничество, западническая ориентированность правящего слоя. В нём преобладали, это очевидно, сторонники прежде всего тех политических, идеологических экономических культурных моделей, которые доминировали в тех или иных странах европейского ареала. Собственный национальный опыт воспринимался предельно критически или отбрасывался. В русском правящем слое преобладали люди, которые были абсолютно убеждены в том, что монархия является отжившим, деспотическим, азиатским политическим строем, что следовать этой модели для образованного культурного человека постыдно. Ценности православия подвергались примерно такой же заушательской и тотальной критике.

В правящем слое люди, которые были сориентированы на собственное политическое, экономическое, культурное, религиозное самостояние, всё-таки были в меньшинстве. Более того, я ещё раз подчеркну, сама по себе вот эта политическая культура правящего класса исключала опору на тот интеллектуальный слой, который представил бы консервативную альтернативу. История взаимоотношения с консервативными интеллектуалами, история взаимоотношения власти с политическими консервативными организациями показывает, что режим обращался к ним исключительно в целях самосохранения в условиях катастрофы. Что касается диагноза, который поставили ещё представители консервативного лагеря правящему слою, интеллектуальному слою, интеллигентскому слою, который задавал дискурс, это отщепенство. Отщепенство от собственной государственной традиции, отщепенство от русской религиозной традиции. По сути дела, глубока чуждость народу, к которому постоянно апеллировали, несмотря на вот эти постоянные народолюбивые и народофильские декларации, как правило, вот эти люди, политики, интеллектуалы этот самый народ не знали. В наиболее такой яркой и парадоксальной форме это выразил один из авторов Гершензон, когда говорил о том, что благословлять мы должны эту власть, которая своими штыками охраняет нас от народного гнева. Немногие осознавали, что может ситуация обернуться таким катастрофическим сценарием.

Повторюсь ещё раз. Монархические ценности сильной государственности, опирающиеся на православную традицию, православную культуру, ценности на традиционные русские сословия, среди которых количественно преобладало крестьянство. Все эти ценности были отнюдь не главными и ведущими для властного слоя.

Что же касается противников самодержавной политической системы, то они разделяли доктрины, которые преследовали своей целью прежде всего уничтожение всей этой системы, которая складывалась в течение тысячелетий в русской истории.

Буренков А.В.: Коллеги, вопросы готовьте. Пока вы не задаёте, я буду сам вести. Аркадий Юрьевич, тогда из того, что вы сейчас сказали, что консерватизм был не востребован, национальные традиции не востребованные, религиозные не востребованные и так далее. Какую оценку тогда нам надо дать из этого монархии романовской? Она соответствовала тому идеалу народной монархии Солоневича? Её просто предало окружение. высшее сословие? Или она всё-таки не соответствовала идеалам народной монархии, о которой Иван Солоневич писал, была абсолютистской, западной, петровской, как вы говорите.

Минаков А.Ю.: Да, она была во многом абсолютистской, петровской западной и так далее. Но начиная со 2-й половины XIX века во власти шёл процесс обратной традиционализации и дерусификации. Такие фигуры, как Александр III и Николай II демонстрируют, что русские государи вышеупомянутые, осознавали ту опасность, которую несёт западничество, которую несёт абсолютистская просветительская традиция, которая до этого господствовала в русской политической имперской жизни. С их стороны предпринимались серьёзные усилия по возврату к русской государственной, политической, религиозной традиции. Но эти шаги не могли быть успешными, поскольку в целом правящий интеллектуальный слой оставался на прежних позициях. Он был чрезвычайно инертен. Следует сказать, что для этого слоя подобного рода косность обернулась колоссальной катастрофой. По сути, мы видим, что в ходе революции февральской-октябрьской 1917 года и последующих лет, ни один из представителей той прежней элиты не остался в составе нового большевистского правящего слоя, он туда не могу войти. Это была катастрофа, которая свидетельствует о том, что в целом этот слой оказался не состоятельным.

Но я бы не говорил так о некой однозначной вине и несостоятельности русских монархов и русской монархии. Было движение, то движение, которое развивалось в правильном направлении. Но история не оставила России ни времени, ни шансов осуществить этот вариант.

Буренков А.В.: Я задам вопрос, чтобы закончить мысль. Какие шаги делали Александр III и Николай II в сторону русификации. вы сказали, конкретные шаги на практике?

Минаков А.Ю.: Смотрите, если говорить чуть ранее, начнём с Александра II. Попытка осуществить. Я сказал. великие реформы во много развивались под знаменем идей славянофилов. В частности, освобождение крестьян с землёй за выкуп при сохранении общины во многом это славянофильский проект. Сами славянофилы принимали активное участие в разработке великих реформ, работая в редакционных комиссиях. Примерно такую же роль они сыграли в разработке земской реформы.

Другой вопрос, что сама по себе эта реформа как крестьянская, так и земская, требовала постоянной корректировки. В тех условиях, которые мы наблюдаем в 60-70 годы, когда бурно стала развиваться революционно-террористическое движение, а значительная часть либеральной общественности, по сути дела, стала его морально и материально поддерживать, конечно, необходимо было вносить очень существенные коррективы. Они не были внесены всё это обернулось катастрофой 1 марта 1881 года.

Если говорить о царствовании Александра III. Здесь мы видим прежде всего те шаги, которые в области народного образования должны были резко усилить православною компоненту. Я уже говорил о проекте Победоносцева-Рачинского, безусловно, это был проект, который был поддержан верховной властью. Это была ставка на тех деятелей культуры, науки искусства, которые работали в рамках того явления, которое можно назвать русским стилем. Эта поддержка адресная, точечная, как я говорил, ряда талантливых представителей русской консервативной мысли. Безусловно, тот же Победоносцев очень многое сделал для поддержки творчества Фёдора Михайловича Достоевского.

Если же говорить о царствовании Николая II, то эти тенденции так или иначе прежде всего в сфере культуры, ставки на культурно-религиозную традицию были продолжены. Неслучайно был поставлен вопрос, одобренный властью, о созыве Поместного собора, который должен был серьёзно оздоровить церковь. Другой вопрос, что события революции 1905-1907 годов, смуты 1905-1907 годов и последующее сопротивление бюрократии не позволили в течение царствования Николая II осуществить эти преобразования. В целом были некие тенденции, попытки, достаточно такие робкие шаги делать ставку на возрождение прежде всего русской культурной религиозной традиции. Но они оказались недостаточными.

Буренков А.В.: У меня все вопросы. Пожалуйста, Сергей Дмитриевич.

Баранов С.Д.: Позвольте вопрос? Аркадий Юрьевич, спасибо за такой большой доклад очень подробный по русскому консерватизму. Вопрос у меня такой в завершение этого доклада. Какова, по-вашему, логика русского консерватизма? В чём состоит её логика деятельности именно этого направления, может быть, национального или цивилизационного нашего? Каков общий итог этого, в чём его ценность, конструктивное значение? Как действовали эти люди в целом, если их рассматривать как одно целое?

Минаков А.Ю.: Хороший вопрос. Мне кажется, что логика – это то, что ведёт к некоему конечному результату, к конечной цели. Если мы рассмотрим все течения русского консерватизма, преобладающие, доминирующие, главная задача – это, если угодно, формирование русской цивилизации, той цивилизации, которая строится на определённой религиозно-культурной традиции, которая представляет ядро этой цивилизации. Соответственно, все политические, идеологические, экономические, культурные практики вытекают из этой цели. Апелляция традиции, как я говорил, это главный маркер, главная характерная особенность консерватизма. В отличие от либералов или социалистов, консерватизм всегда апеллирует к опыту конкретной истории. Социалисты, либералы всё-таки исходят из некой универсалистской, космополитической модели, которая действительно реально применима в любых странах, в любых социально-исторических условиях. Она навязывается, если нужно, интервенцианистски или посредством тактики мягкой силы.

Что касается консерваторов и русских консерваторов, то они апеллируют прежде всего к национальному историческому опыту. Именно история является своего рода «конституцией», я беру это слово в кавычках, для консерваторов. В истории политической, культурной, религиозной, экономической они ищут твёрдую опору, только то, что прошло испытанием времени, только то, что уцелело, выработано коллективным опытом народа и элиты в течение веков, безусловно, заслуживает развития, консервации, в хорошем смысле этого слова, должно служить надёжной опорой и путеводной нитью в будущем. Всякого рода новации, всякого рода радикальные преобразования подобного рода подход исключает. Можно внедрять только то, что необходимо, назрело. Можно внедрять в качестве новаций только то что не разрушает позитивную традицию. А всё это, повторяю, при последовательном и успешном осуществлении будет означать, что Россия, я под ней имею в виду не границы нынешней РФ, будет представлять собой самобытную русскую цивилизацию со своим культурным, религиозным, историческим ядром.

Буренков А.В.: Спасибо, Аркадий Юрьевич. Кто ещё вопросы хочет задать?

Аксючиц В.В.: Я хочу, руку тяну целый час. Аркадий Юрьевич, огромное спасибо, замечательная такая линия историческая доминирующая нарисована. У меня складывается такое впечатление из того, что я услышал, из того, что я читаю ваши работы, что российскую власть, нас постоянно достаёт цунами петровского переворота, когда в этой революции Пётр радикальным образом пресёк традицию во всех отношениях русскую и религиозную, общественно-государственную, интеллектуальную, совершил поворот на Запад. Затем судорожно российская власть и верховная власть вынуждена была обращаться к исконным органичным традициям в том смысле, что сила организма национального государственного организма российского, русского для самоспасения. В частности, рассказывали о том, что Александр I, который совершенно мировоззренчески, интеллектуально был предан именно западническим традициям, вынужден был обратиться к традициям консерваторов русских, в частности, назначил Шишкова, Растопчина, потом убрал его сразу же после похода, убрал, потом вернул Сперанского. Но одновременно в обществе распространялось само мировоззрение возврата к органичным истокам традиционной русским, то есть к консерватизму. В той степени, в какой верховная власть опиралась на это, даже как вы замечательно рассказали в псевдопатриотической форме перед войной сталинизм, это давало колоссальный результат. Даже в этой псевдопатриотической форме удалось пробудить именно те органичные силы, этому режиму выйти из подполья, которые победили в этой великой войне, а потом их опять загоняли в подполье.

Как вы правильно рассказали, Николай II как раз именно в решающий момент, в один момент после первой революции 1905 года выпустил эти силы патриотические в лице консерваторов, в лице Столыпина, в итоге победил революцию. К 1917 году отказался пойти этим путём, из-за этого всё и рухнуло.

Мне кажется, хотелось бы услышать, это касается верховной власти, которая обращалась и не обращалась в истории к консервативным силам. Мне кажется, не менее значимая та линия, которую вы наметили, что с течением веков вот этот абсолютизм западный, который был навязан Петром I в России, он постепенно тоже реформировался и становился именно в концепции самодержавия в лице тех авторов, которые вы перечислили, всё менее абсолютистским, но всё-таки доминанта абсолютистская оставалась до конца. Как бы её размыть, эту абсолютистскую доминанту, можно было только развитием некоего общественного самоуправления именно земства, земских соборов, в частности. То, от чего верховная власть в лице Александра III тоже отказалась. Мне кажется, очень важно было бы, я тоже у вас читал, хотел, чтобы вы более развивали эту тему, что задача верховной власти в России для самоспасения была помимо того, что выпускать всё больше и больше из подполья и опираться на традиционные ценности русской православной цивилизации, развивать, раскрепощать общественность. Если бы она была достаточно раскрепощена. Известный факт, что Александр II подписал Манифест о введении законосовещательного собрания такого, предпарламента в России. Александр III после гибели своего отца сначала сказал, что он выполнит его волю и опубликует этот Манифест, он вступил бы в силу. Потом Победоносцев его уговорил за эту ночь, он отказался от него, пошла реакция.

Учитывая всё это и отношения верховной власти в России, замечательно вы писали, современная власть тоже так же вот двойственно относится к этой традиции, которая спасительна для всех и для верховной власти в России в первую очередь, конечно. Раскрепощение и формирование, воспитание здравой общественности через возрождение традиционно русских именно форм её существования. Все наши организаторы предложили ряд конференций, они называются «Россия вчера, сегодня и завтра». Замечательно было описано вчера и сегодня, всё это я говорю сейчас для того, чтобы поставить вопрос для вас – как вы представляете себе завтра отношения российской власти, российского общества к этой традиции консервативной. Возрождение органичного цивилизационного кода, можно по-другому сказать, просто традиций российского национального государственного организма. Что должна сделать власть, и что должно сделать общество, на ваш взгляд, сегодня, чтобы вот эта фрагментарная, псевдозаигрывание или заигрывание с ценностями, которые позволяют возродиться российскому национальному организму, всем нам, должны делать сейчас.

Минаков А.Ю.: Виктор Владимирович, вы почти ответили сами на этот вопрос. Мне кажется, что ключевое звено, ключевое понятие, ключевое явление – это формирование здравой общественности. Представляется, что в тактическом отношение в том, что можно назвать некоей программой минимум, это прежде всего формирование консервативного просвещения, того консервативного просвещения, которое только может создать эту здравую общественность. Ту здравую общественность, которая в состоянии усвоить исторические уроки.

Пафос моего выступления был в том, что у нас есть мощнейшая традиция русской национальной мысли, которая не усвоена. Она есть. Сейчас происходит активное ее изучение, исследование, освоение и так дальше. Но посмотрите, что мы имеем в реальности, мы имеем десятки талантливых исследователей, великолепных изданий, книг, посвященных той или иной личности, и тому или иному идеологу, той или иной организации. Кстати, сейчас вот покажу, в моих руках только что вышедшая книга питерского исследователя Валерия Александровича Фатеева, посвященная Страхову, «Страхов: Личность. Творчество. Эпоха». Изумительная совершенно фундаментальная вещь, показывающая различные аспекты такого идейного течения как почвеничество, Страхов был в ней ключевой фигурой. Но зададимся вопросом, а вот подобного рода исследования какое отражение они находят в школьных программах, программах школьных учебников. Ответить на этот вопрос не сложно, это величина, стремящаяся к нулю. Соответственно, можно задаться тем же вопросом относительно университетских учебников и рабочих программ чуть больше. Если говорить о историческом просвещении, так, как оно бытует, развивается в средствах массовой информации. Процент подобного рода усвоения также невелик. Соответственно, что мы имеем, мы имеем на выходе по-прежнему ту самую политическую элиту, которая является во многом просто-напросто постсоветской номенклатурой. Если говорить об идейной составляющей этого слоя, то это какая-то смесь из так сказать вульгарного западничества и остатков прежних марксистско-ленинских представлений о человеке, мире, о России так дальше.

Поэтому повторюсь, прежде всего, мы должны во всем объеме усвоить русскую национальную мысль. Действительно, сокровищничество – это кладезь, это то, что единственное позволит нам разработать адекватные программы пути в будущее. Но как вы понимаете, здесь нужно начинать, прежде всего, с разработки пособий, рабочих программ, создания своей, пока это позволяет делать ситуация, альтернативной системы образования, хотя это невероятно сложная задача в условиях. Без решения этой задачи мы не в состоянии сформировать элиту, вот эту здравую общественность, которая могла бы руководствоваться принципиально иной идеологией, принципиально иной системой ценностей, нежели нынешней так скажем правящий слой и правящая элита. Если же говорить о некоем чаемом идеале русской цивилизации, то мне не позволяет это сделать в том объеме, каком вам это важно и интересно несколько обстоятельств.

Во-первых, я историк, историк не смотрит в будущее, историк, прежде всего, в силу профессиональных качеств обращен в прошлое. Но совершенно очевидно, что те тенденции, те главные характерные черты русской цивилизации, которые нащупывались в русской альтернативной мысли должны быть приоритетными для здравой общественности и нарождающейся, я надеюсь, новой политической элиты. Это, прежде всего, опора на традиции сильной централизованной власти, это в сфере культуры, образования, нравственности опора на православные ценности, причем как мне представляется, здесь есть колоссальные заделы сокровищничества – это прежде всего, традиции русской религиозной философской мысли второй половины 19 и 20 века. И конечно, это, прежде всего, опора на русский фактор. Русский народ должен стать, если угодно, политическим субъектом со своими организациями, со своими лидерами, ясным, четким артикулированием своих проблем, задач и так далее, чего сейчас не наблюдается. То есть ответить на этот вопрос можно лишь только в самой общей форме, и при этом, конечно, хочу сказать, что, смотря за ситуацией в мире и наблюдая ситуацию в России, слишком большого оптимизма не испытываешь, поскольку деструктивные силы, к сожалению, преобладают.

Я могу сказать, что иногда осознаю себя представителем некого уходящего племени. Когда смотришь на современных школьников, когда смотришь на современных студентов, ясно видишь, что абсолютно преобладают, сожалению, люди, которые выросли в результате уже осуществленных радикальных реформ и подвергнувшиеся влиянию вот этой пресловутой гаджетизации. Налицо колоссальное распространение такого искусственного неестественного цифрового слабоумия. И вот в этих условиях, конечно, все те задачи, о которых сейчас говорим, решать невероятно сложно, и степень их выполнимости зависит от степени оптимизма каждого из нас. Но мы христианские оптимисты, и мы знаем, что в конечном итоге мы спасемся.

Ефремов А.В: Аркадий Юрьевич, можно мне задать вопрос? Ефремов.

Буренков А.В: Да, задавайте.

Ефремов А.В: Приветствую вас, Аркадий Юрьевич. Вы знаете, у меня есть вопросы некоторые по экспозиции и по некоторым сюжетам. Первое. Я лично, лично спорил с Фатеевым и Теслей, которые утверждали, что, например, славянофилы – это либералы, это один вариант.

Минаков А.Ю.: Я категорически не согласен с такой позицией.

Ефремов А.В: Я тоже не согласен, но тем не менее. Значит, второе, с моей точки зрения Катков, поздний даже Катков и поздний Владимир Соловьев – консервативные западники. Вот такое у меня впечатление. Соловьев так, вообще, стал идеологом такой консервативной западнической бюрократии в конце своей жизни, на мой взгляд. Ну и наконец, хочу сказать, что все-таки статья Победоносцева «Великая ложь нашего времени» – это, конечно, переложение статьи Макса Нордау. И это не плагиат, просто считалось, что нельзя ссылаться на этого человека, поэтому там ссылок нет, но это доказано уже совершенно точно такой Майоровой. Не знаю, жива она сейчас или нет и так далее. Вот все-таки как бы вы прокомментировали вот эти сюжеты.

Минаков А.Ю.: Начнем со славянофилов. Славянофилы начали активно исследоваться в середине 80-х годов, когда появилась монография Цимбаева, профессора МГУ о славянофилах. Там он трактовал деятельность славянофилов исключительно, как умеренных либералов, мотивировалось это тем, что славянофилы выступали за как раз создание земского самоуправления, расковывание широкой народной инициативы. Это предполагало отмену крепостного права, которое они рассматривали, как наиболее отвратительные и негативные последствия петровских преобразований, это предполагало веротерпимость, это предполагало расковывание церковной жизни и освобождение церкви от влияния государства, от подчинение государству.

Вот на основе всех этих, безусловно, существовавших в славянофильстве явлений, Цимбаев делал вывод, что славянофилы являются либералами и частью тогдашнего либерального движения. И соответственно в политическом плане разногласия между славянофилами и западниками были минимальными. Мне представляется, что подобного рода концепция резко преувеличивает либеральную составляющую славянофильства.

Во-первых, скажем так, вот все эти составные элементы славянофильской политической программы были направлены не на то, чтобы сделать Россию западноевропейским государством с политическими, экономическими индивидуальными свободами по западноевропейскому образцу, эти меры должны были восстановить чаемую ими ка -раз русскую государственную религиозную народную традицию. Здесь принципиально большая разница. Затем после 1861 года, когда были созданы земства, когда была произведена отмена крепостного права, все эти компоненты были выполнены славянофильской программой. Понятно, что у них были основания быть для недовольства, понятно, что они требовали определенной корректировки, но с этого момента можно говорить о том, что славянофильство становится как бы более аутентичным, развивается уже на основе тех идей и ценностей, которые являются для него не приходящими извне, они выполняют не негативную программу, а свою собственную позитивную.

И собственно говоря, славянофильство 60-70 и 80 годов, и в этом никто не сомневается, в том числе, те, кто разделяет концепцию Цимбаева, представляет собой, конечно же, консервативное течение. Это течение, во-первых, монархическое. Монархию, правда, они понимают не так, как это понимала господствующая бюрократия, а как народную монархию, земскую монархию, монархию всесословным земским законосовещательным собором. Наиболее серьезный вклад, с моей точки, зрения славянофилы внесли в развитие и понимание образа традиционной русской культуры, они чрезвычайно многое сделали для очищения православия от католических и протестантских влияний. Ну, роль того же Хомякова в этом процессе была одной из важнейших. Поэтому славянофилы, безусловно, являются, прежде всего, консерваторами, традиционалистские консервативные элементы являются у них системообразующими определяющими, а те компоненты, которые трактуются, как либеральные, были подчинены, прежде всего, задаче возрождения русской традиции.

Теперь о Каткове и Владимире Соловьеве. Катков, безусловно, начинал, как в западник, как один из лидеров западников, как человек, который играл очень значительную роль в этом западническом кружке. Но как мне представляется, все-таки он претерпел очень существенную эволюцию в своих взглядах. Если говорить коротко, то Катков, особенно под влиянием польского восстания и той критики, которую он генерировал в адрес либеральных издержек великих реформ, его позиция в большей степени сближалась с позицией тех русских консерваторов, которых невозможно причислить к западникам. Сближались по многим линиям, по многим компонентам в отношении к монархии, в отношении к системе других государственных институтов, в отношении того, какой должна быть русская культура.

Особенно, конечно, у Каткова следует подчеркнуть такие русско-национальное, националистические мотивы, которые заставили его в 1863 году горячо поддержать деятельность Муравьева по подавлению польского восстания и так дальше. Мне кажется, что Катков эволюционировал, но вот эта его эволюция недостаточно описана. Что касается Соловьева, то тут вы совершенно правы, славянофилы сначала возлагали очень большие надежды на раннего Соловьева, думая, что он предложит такую консервативно-философскую альтернативу западным течениям, господствующим в русской мысли, позитивизму, материализму. Вот и его магистерская и докторские диссертации, это ранний Соловьев, давали для этого некоторые основания, но последующая эволюция социально-политических взглядов Соловьева – это, безусловно, эволюции западника, эволюция человека, позиция которого отличалась стремлением к установлению всемирной теократии с филокатолицизмом. Соловьев ожесточенно, крайне радикально критиковал наиболее серьезных и видных идеологов русского консерватизма. Но что касается его критики в адрес Данилевского, то она зачастую имела просто позорный характер, когда Соловьев шел на прямые подлоги, особенно когда пытался представить Данилевского лишь плагиатором и компилятором.

Ефремов А.В: Я прям об этом и писал в свое время.

Минаков А.Ю.: Да. Что касается Победоносцева и его статьи «Великая ложь нашего времени», то да, конечно, во многом это опора на тех западных консерваторов, в частности Нордау. Но не следует мне кажется, игнорировать тот факт, что у Победоносцева был большой политический опыт с начала 60-х годов, когда он, по сути дела, вошел в состав правящего слоя, тесно общался с царской семьей, и конечно, в данном случае мысли Нордау уже русифицировались, они рассматривались через призму собственного политического опыта Победоносцева и его несомненного консерватизма. Но это проблема и ее нужно поставить, в какой мере эти идеи он рассматривал искренне, как свои собственные, как идеи, которые много объясняют в современной ему российской политической практике. В общем-то, все то, что он писал в адрес конституционализма и парламентаризма, мог бы почти все повторить каждый убежденный русский консерватор того времени. Ну, скажем, тот же Достоевский. Кстати говоря, схожесть их взглядов политических несомненна.

Ефремов А.В: Аркадий Юрьевич, одну минуточку, вдогонку, простите ради бога. Но все-таки понимаете, Катков был националист, я абсолютно с этим согласен, но как раз я считаю, что национализм – это плод именно западничества, более того, даже в каком-то смысле плод либерализма западного. И понятно, что Катков был учеником Белинского в свое время и так далее, но это именно они консерваторы были, безусловно, но они именно западники были, консерваторы-западники. Здесь экспозиция, на мой взгляд, здесь посложнее немножко. Простите, пожалуйста.

Минаков А.Ю.: Но видите ли, в чем дело, я хотел бы поделиться своим опытом изучения русского протонационализма, той эпохи, с которой начался мой доклад, эпоха 1812 года. Национализм, безусловно, это западное явление, он возникает, оформляется, становится массовым явлением на западе, он связан с великой французской революцией так называемой. Но его называют так только у нас вслед за идеологами радикальных революционных кружков 19 века, в самой Франции ее называют просто кажется французская революция. Так вот национализм на западе эпохи французской революции действительно был направлен, прежде всего, против старых режимов. Он был антимонархический, он был антицерковный, он был направлен на слом существовавших сословных перегородок и ставил своей целью превращение нации в некое единое органичное национальное целое, вот так если предельно коротко. Но несомненно и то обстоятельство, что люди вроде Шишкова, Ростопчина тоже были националистами, так их, в общем-то, трактуют практически все исследователи, в том числе, и дореволюционные, в том числе, и либеральные, например, сборник, посвящённый Отечественной войне 1912 года многотомный, который выдающиеся либеральные историки начала ХХ века. Там Бочкарёва Владимира Николаевича, он был секретарём кадетской партии и незаурядным историком, который закончил свою жизнь уже в Советской России, есть статья о русских националистах и консерваторах. «В царствовании Александра I», так называется эта статья.

Так вот, что собой представлял протонационализм Растопчина и Шишкова. Они тоже исходили из того, что народ представляет собой некое единое такое целое народное тело. Но это тело, в отличие от западноевропейского, оно сложное, многосоставное. Оно иерархичное, напоминает организм, в котором каждое сословие выполняет важную роль, как органы в организме выполняют те или иные функции. Они стояли в этом отношение не на узкосословной точке зрения, а на общенациональной. В чём упрекали диктатора Москвы Растопчина его сословные оппоненты. В том, что он призывает к народной партизанской войне, а это недопустимо. Война должна вестись в рамках старых сословных понятий. старых сословных представлений, война должна вестись армиями профессиональными, ни в коем случае для достижения военных целей нельзя подключать народ, нельзя подключать крестьянство. Это была как раз узкосословная дворянская позиция.

В рамках событий того времени апелляция Растопчина и Шишкова, ещё ряда других деятелей тогдашнего консервативного лагеря свидетельствовала о том, что они в отличие от представителей узкосословных идеологических представлений апеллируют к крестьянской массе, к русской крестьянской массе, этнически русской, православной и так дальше, на этом строят свою позицию, строят свою деятельность. Я уже говорил, что подобного рода представления не были общепринятыми. Катковский национализм – это явление другого порядка. Посудите сами, был ли Катковский национализм, опирался ли он. Ведь он опирался прежде всего на русский фактор, ставил своей целью решить русский вопрос. Если надо, Катков национальную составляющую делал приоритетной, первичной по отношению к сословной. Он целиком и полностью поддержал Муравьёва, который использовал русский этнический, русский крестьянский, русский национальный фактор в борьбе против польского дворянства. Это одно соображение в пользу не вполне западничества Каткова в этом плане.

Второе. Здесь нужно сказать ещё одно. Катков исключительно тонко, исключительно глубоко чувствовал стихию русской литературной, поэтической культуры, которую он поддерживал и пестовал. В докладе я об этом постарался сказать, что, по сути, русский классический канон с Толстым, Достоевским, Лесковым, Тургеневым и так далее во многом был создан его усилиями. Вот этот феномен потрясающий русской классики, имеющей мировое значение, был создан с участием этого несомненно понимающего человека. Здесь изображать его исключительно как западника я бы не рискнул. Словом, здесь всё не так бесспорно, с моей точки зрения. Надо присмотреться.

Буренков А.В.: Спасибо, Аркадий Юрьевич. Анатолий Сергеевич Филатов, вопрос задайте.

Филатов А.С.: Спасибо. Аркадий Юрьевич, если исходить из определения, консерватизм – это идеологическое обоснование необходимости сохранения сложившихся социальных порядков в широком смысле слова.

Минаков А.Ю.: Вы даёте определение хранительства, которое может действовать у социалистов, у либералов, у кого угодно.

Филатов А.С.: Я говорю общее определение. В любом случае консерватизм – это стремление сохранить сложившийся социальный порядок с использованием традиционных элементов по этому сохранению. Но это же не стремление трансформировать, изменить этот порядок. Однозначно в этом смысле есть альтернатива понятию консерватизма. Могли бы вы привести прием или примеры артикуляции интересов консервативного движения в виде политических институтов в форме партий, движений, может быть, лоббистских групп в России начала ХХ века? Насколько эффективно могло консервативное движение влиять на политическую власть в стране в тот период времени? Возможна подобное же, с вашей точки зрения, ситуация в период распада Советского Союза? Можно в этом смысле оценить их эффективность? История всё расставила по своим местам, тем не менее, в качестве некоего потенциала. Спасибо.

Минаков А.Ю.: Спасибо. Я тогда начну с яйца. Всё-таки консерватизм – это течение, которое не столько консервирует, стремится сохранить существующие государственные и общественные институты. Сейчас исследователи консерватизма делают упор прежде всего на то, что консерватизм сохраняет, развивает и приумножает традицию. Является ли консерватором противники нового? Являются ли консерваторами противники движения, развития? Всегда ли их голова развёрнута только в сторону прошлого?

Здесь ответ следующий. Консерваторы, как правило, отрицают те идеологии, те социально-политические, экономические модели, которые возникли в эпоху нового времени. Сам по себе консерватизм, как широкое, политическое идейное течение появляется как реакция на французскую революцию 1789 года. Его первые идеологи Эдмунд Бёрг, Хозеф Де Местр, Хуан Доносо Кортес, все они остро реагируют прежде всего на идеологию просвещения, на идеологию свободы равенства, братства, на идеологию, которая ставит своей целью сокрушение традиционного, старого порядка с алтарями, с тронами и так дальше. Сам по себе консерватизм – это прежде всего реакция на рационализм, индивидуализм и политические проекты, которые возникают в рамках просветительского проекта. В рамках просветительского проекта – это прежде всего 2 больших проекта: либерализм и социализм. Консерватизм в этом отношение является их оппонентом, противником и врагом. Только в той степени, в какой он решает эти задачи, он опирается на традицию. Отказывается консерватор или консерватизм от новаций? Нет, это тоже мифологема, которая была внедрена в господствующий дискурс. Новация должна абсолютно назреть, новация должна быть абсолютно необходима. Следует исключить культ новизны, который вообще характерен для просвещенческих идеологий вроде либерализма и социализма.

Если мы идём на развитие в политической, экономической, культурной, во всякой другой сфере, то мы должны делать так, чтобы эта новация не разрушала позитивное ядро традиций. Здесь предлагается несколько другой путь развития, более естественный, с их точки зрения, консерваторов, более органичный, щадящий, как угодно.

Теперь переходим ко второй части вашего вопроса. Начало ХХ века было началом складывания массового правоконсервативного движения. в 1900 году вначале возникает такая организация «Русское собрание», которое представляло прежде всего объединение правоконсервативных интеллектуалов, тех, кто генерирует смыслы, порождает смыслы, порождает программы, идеологии и так дальше. Потом уже по истечении 5 лет, когда вспыхивает смута, Русское собрание становится своего рода матрицей для создания Союза русского народа Дубровина, Союза Михаила Архангела Пуришкевича, разного рода других патриотических союзов и так дальше. Я говорил о том, что это были самые массовые организации, в их рядах насчитывались сотни тысяч людей. Некоторые исследователи называют цифру до 600 000 человек. Значительная часть членов этих организаций – это были крестьяне, хотя в состав руководства входили прежде всего представители образованного, то есть дворянского или шире скажем интеллигентского сословия.

Какую роль они играли? С моей точки зрения, немаловажную. Конечно, смута была подавлена прежде всего гвардейскими полками. Если говорить о декабрьском восстании или о необходимости подавления восстания на протяжении всего сибирского пути, это делали регулярные воинские формирования. Несомненно, что в крупных городских центрах прежде всего в Петербурге, в Москве, в ряде других крупных городах дружины, которые создавали правоконсервативные организации сыграли немаловажную роль для подавления революционного движения. В сравнении с военными она была второстепенной.

Конечно идеи правых консерваторов в то время пользовались спросом. Это был расцвет правоконсервативной печати, правоконсервативной издательской деятельности и так дальше. Но что происходит после того, как смута была подавлена? Буквально власть поступила по формуле – Мавр сделал своё дело, может уходить. К сожалению, имперская бюрократическая абсолютистская культура предполагала, что наиболее эффективной, наиболее умной, наиболее зрелой, наиболее компетентной силой была, есть и должна быть бюрократия. Всякое проявление общественной инициативы, даже лояльной, даже безусловно поддерживающей власть расценивалась как нечто подозрительное. Как минимум, эта установка, безусловно, господствовала в отношении к правоконсервативному движению.

Плюс ко всему, безусловно, это движение было ещё незрелым, как всякое движение, проходящее стадию становления и развития. Опытным бюрократам, которые видели для себя угрозу со стороны политических конкурентов, не составляло большого труда раскалывать это движения, компрометировать его лидеров, создавать стену непонимания между монархом и лидерами правоконсервативных организаций.

Недавно в «Вопросах истории» была опубликована очень интересная статья, как сам Николай II воспринимал представителей черносотенного правоконсервативного движения и так далее. Как он относился к их программам, как относился к их личностям и так дальше. Статья, с моей точки зрения, убедительно показывает, что доброжелательное и позитивное отношение 1905-1907 года сменилось отчуждением и таким, как минимум, настороженным отношением по отношению к этим фигурам. Неслучайно император проигнорировал те политические рекомендации, которые давались лидерами черносотенцев через политические салоны околодворцовые. Советы, я повторю, были вполне здравы, по сути дела, они предполагали введение диктатуры, резкое усиление правоконсервативной составляющей в государственном Совете, роспуск Думы, милитаризация охваченных забастовочным движением предприятий, взятие под контроль ключевых точек крупных городов воинскими частями, контроль, жёсткую цензуру прессы, резкое усиление правоконсервативной прессы и так дальше.

Если бы хотя бы часть этих советов была учтена, можно не сомневаться в том, чтобы февральские события до начала апрельского наступления либо не приобрели такой катастрофической формы, как минимум, либо вовсе не состоялись. Здесь нужно сказать, что, к сожалению, мы видим, что правоконсервативное движение в России тогда только зарождалось, оно уже добивалось определённых политических успехов в 1905-1907 году. Но в силу своей молодости, своей незрелости они и сами допускали ошибки, и второе самое опасное, я повторюсь, наша вот эта вот бюрократическая, как правило, космополитическая власть всегда использовала консерваторов только в том случае, когда возникала непосредственная угроза этой самой власти. Выполнив свою задачу, консерваторы немедленно отбрасывались на обочину, на периферию политической жизни. Это какая-то суровая и постоянно действующая парадигма русской истории.

Буренков А.В.: Спасибо. Александр Михайлович Шарипов, пожалуйста.

Шарипов А.М.: Спасибо. Повторю уже прозвучавшую благодарность профессору Минакову за обстоятельную обзорную лекцию о русском консерватизме за 2,5 века. Полезно бывает напомнить себе и другим основные идеи. Я согласен с докладчиком, что современный консерватизм сохранил основные положения дореволюционного консерватизма. Главное из этих положений – при осмыслении новаций эпохи, вызовов истории их неспособность дать инструментарий для творческого развития традиционных национальных основ, ценностей смой нации.

В противоположность к этому вспомним большевистские лозунги 1917 года: Мир народам, земля крестьянам, фабрики рабочим, власть Советам. Что мы видим у славянофилов? Заявления о верноподданнической душе русского народа, который не хочет никакого самоуправления? Это именно традиция сохраняется – пусть правят олигархи, используют властную ренту для роскошных кутежей в Парижах и Лондонах. Почему консерваторы вслед за Карамзиным и Соловьёвым не вспоминали Новгородскую республику и земское самоуправление в домонгольской Руси? Почему не делали стратегическую ставку на земство в пореформенную эпоху, то есть не разрабатывали стратегию?

Вы сказали, что нынешние властвующие политики РФ уже не могут игнорировать русский вопрос. Игнорируют всемирно и непрестанно. Неужели кому-то из интеллектуалов не видно абсолютно несоответствие декларируемого государственного патриотизма национальным интересам государствообразующего народа, который разлагается с помощью централизованных государственных теле-, радиоканалов. Где вы видели творческое развитие русской национальной культуры в государственных структурах? Какие христианские ценности защищает ныне не декларативно, а путём проведения политики поддержания нравственности и культуры? Жаль, что не раскрыты эти рычаги власти России. Ведь институтом Данилевского заявлена новизна подхода. Цитирую: «мы предлагаем на первом этапе уйти от обычного формата обсуждения общих тем, заданных нам мыслителями прошлого, а предоставить возможность современным учёным, политикам, деятелям культуры и церкви изложить свои взгляды, отталкиваясь от собственных работ». Для чего? Продолжаю цитировать обозначенные организаторами круглых столов цели среди учёных: «Настало время после 30-летнего свободного периода развития общественной мысли России, первое, подвести итоги, выяснив все точки зрения на причины исторических переломов в истории нашей Родины. Второе, дать оценку текущему периоду, Третье, обрисовать контуры и сценарии её возможного будущего».

Уважаемый Аркадий Юрьевич, повторю и уточню вопрос Виктора Владимировича Аксючица – подскажите, пожалуйста, каковы нынешние рычаги реального продвижения общенародных национальных интересов нынешней системы власти РФ. Уточню. Ставится ли такая задача политической элитой? Если что-то делается, за исключением декларации, как ставятся и реализуются эти задачи? Напоследок, каковы возможные рычаги воздействия на власть для проведения национальных интересов у именно традиционно патриотических сил? Есть ли реальные попытки этого воздействия? Спасибо.

Минаков А.Ю.: Спасибо вам. Александр Михайлович, я хотел задать вам вопрос. Вы автор монографии об Иване Александровиче Ильине?

Шарипов А.М.: Да, сейчас ещё новое издание вышло переработанное в прошлом году в декабре.

Минаков А.Ю.: Очень бы хотелось с вами продолжить знакомство.

Шарипов А.М.: Я читаю тоже ваши работы, я заочно знаком с вами уже.

Минаков А.Ю.: Надо бы нам обменяться.

Шарипов А.М.: Тем более, мы историки, вокруг нас в основном философы присутствуют.

Минаков А.Ю.: Я попрошу Александра Васильевича дать ваши координаты, потом с вами свяжусь. Теперь хотел бы ответить на вопрос. Разумеется, ваши вопросы абсолютно законны, на них нужно давать ясные и чёткие ответы, чтобы не испытывать иллюзий. Начну издалека. Вы сказали, что у русских консерваторов не было ответа в отличие от большевиков, которые могли предлагать пусть демагогические, но политические технологии, которые захватывали массы. Не соглашусь. Один из лучших исследователей Ильина, неужели Ильин в этом отношение ничего не предлагал, у него не было ответов и так дальше? Всё его творчество – это мучительный поиск ответа на то, что произошло, что нам делать дальше, наши задачи. Это его знаменитый 2-хтомник. Тут мне бы сразу хотелось оговориться, что всё-таки такого рода ответы были и есть.

Но игнорирует ли нынешняя власть полностью русский фактор? Игнорирует ли нынешняя власть русский вопрос? Есть ли какие-либо эффективные механизмы воздействия на неё? В том, что она не игнорирует, говорит тот факт, что в официальном дискурсе я специально прочитал послание Путина федеральному собранию и некоторые другие вещи. Взгляните, здесь он повторяет тезисы о многополярности мира, о защите традиционных христианских ценностей, об апологии традиционной семьи, о признании русских государствообразующим народом, о признании русских крупнейшим разделённым народом мира. Подвергается критике ленинско-сталинская государственная модель, так сказать, атомная бомба, подложенная под Россию. Говорится на одном из выступлений на Всемирном русском народном соборе о русской цивилизации. Правда, я оговорился, что в данном случае мы имеем дело со словесными заявлениями, которые не получают развития, не сопровождаются какими-то существенными политическими шагами. Правда, в этом случае есть исключения, мощные исключения – 2014 год, его события.

Кроме того, так ли уж маловлиятелен консервативный дискурс. Возьмём историю с поправками в Конституцию. Ведь худо-бедно – это один из основополагающих юридических документов, в определённой политической ситуации может быть использован в том числе консервативным движением. Так называемые русские поправки всё же вошли в текст Конституции. Самое главное в вашем вопросе – могут ли консерваторы выдвинуть те лозунги, предложить те технологии, которые могли бы существенно изменить политическую ситуацию к лучшему? Отвечу так. О том, что мы можем сделать в этой ситуации, это прежде всего сводится к задаче консервативного просвещения и к попытке формирования будущей элиты.

Что же касается актуальной политической деятельности, то система ныне представляет собой настолько мощную железобетонную конструкцию, в которой исключается появление каких-либо политических альтернатив что слева, что справа. В 2019 году мне пришлось поучаствовать в выборах на пост губернатора Воронежской области от партии «Родина». Я тогда опытно-трассологически увидел, насколько защищена система от внесистемных изменений и внесистемных вторжений. Например, взять муниципальный фильтр. Для того, чтобы выдвинуться в кандидаты, нужно получить согласие нескольких сот администраторов региона, как правило, это члены «Единой России», на твоё выдвижение. Нескольких сот живущих в разных районах, разных городах, разных посёлках и так далее. Скажите, это реально в нынешней системе? Просто для того, чтобы появиться на политическом небосклоне, для того, чтобы о тебе заговорили средства массовой информации и так далее. Пока система складывается таким образом, что напоминает мощную чугунную крышку, закрывающую кипящий котёл.

Я отвечаю честно, я не настолько втянут в политические процессы, чтобы считать себя компетентным в этой сфере. Но всё же очевидно, что в данном случае представители современного консервативного течения могут заниматься прежде всего идеологической и просветительской работой. Политические возможности сведены в этой системе пока к минимуму. Здесь вы абсолютно правы.

Буренков А.В.: Аркадий Юрьевич, полностью с вами согласен. Хотя бы прийти бы к единообразному пониманию драматизма нашей истории, текущего момента и образа будущего, что у нас с трудом пока что получается в нашем обществе, в том числе у православно-патриотического крыла.

Минаков А.Ю.: Александр Васильевич, в своё оправдание как историк хочу сказать, что без знания сокровищницы истории русского консерватизма образ будущего тоже не сложится.

Буренков А.В.: Я полностью с вами согласен. Мне особо приятно было услышать, как вы консервативное движение связали с практикой в тот или иной исторический период. Согласен с вами. Пожалуйста, кто ещё хочет вопрос задать. Мы уже к дискуссии перешли, по сути.

Расторгуев В.Н.: Если можно, несколько слов. Я действительно благодарен Аркадию Юрьевичу за очень глубокий всесторонний анализ и детальный. Но есть такой аспект проблемы, который вы не затронули. Вы понимаете прекрасно, что консерватизм – это не только философское направление, это не только политическая мысль и установки, это не только идеология, но это, как говорил Ясперс в своих основах психопатологии – это особый психотип. Это, безусловно, так, если подумать, всё что мы называем полем идеологизации, это колоссальное поле, которое включает в себя интеллектуальную деятельность, причём, не какую-нибудь, а очень серьёзную. Это основная часть интеллектуальной элиты глубоко деполитизирована.

Надо сказать, что это в основном психотип. Какое в вашей концепции ваше видение консерватизма занимает такое понимание консерватизма? Спасибо.

Минаков А.Ю.: Валерий Николаевич, хотел бы уточнить, каков психотип консерватора?

Расторгуев В.Н.: Я говорю о том, что это просто психотип человека, он не консерватор, он себя не отождествляет с консерватором. Потому что для него чужды даже идеологические понятия. Но он консерватор по убеждениям, по складу ума, по складу характера, по складу мышления и так далее.

Минаков А.Ю.: Как объект исследований консервативного человека. Тяжёлый вопрос, Валерий Николаевич, ответить на него крайне нелегко. По сути дела, существует ли социальная база, существует ли психотип для реализации консервативных идей.

Расторгуев В.Н.: Даже больше вопрос, дело в том, что идеологические течения, связанные с консервативной идеологией, они могли бы использоваться как фактор, в качестве безусловной основы, апелляции, это постоянная аудитория. Но этого они не делают, вот я про это и говорю, что это такой фронт работы, который вообще никем не открыт. Хотя ещё Ясперс об этом писал.

Минаков А.Ю.: Валерий Николаевич, теперь я понял все особенности и аспекты вашего вопроса, попытаюсь на него ответить. Традиционно консерваторы до 1917 года в своей деятельности старались опираться на те сословия, которые с их точки зрения являлись основными носителями и трансляторами традиции. Соответственно, выстраивалась следующая иерархия. Часть дворянства, но далеко не вся, поскольку она поражена западничеством, поражена галломанией, если говорить о начальной стадии развития, поражена универсализмом, космополитизмом, болезнью подражательства и так дальше. К таковым сословиям они относили довольно солидарно духовенство. Если говорить о линии Шишкова в славянофилах, видели в крестьянстве то сословие, которое ещё хранит вымываемые, выветриваемые консервативные ценности. То, о чём я говорю, относится к XIX, в лучшем случае к началу ХХ века.

Что мы имеем сейчас? Каков психотип современного русского человека, в какой мере какие-то социальные группы могут являться опорами консерваторов? Здесь очень было бы уместно и интересно провести соответствующие социологические исследования. Но мне кажется, что для того, чтобы увидеть этот некий коллективный субъект, который мог бы сохранять ценности, традиции, транслировать их, я вижу только представителей интеллектуального класса. Мне очень трудно себе представить консерваторов крестьян нынешних в качестве таковых или консерваторов рабочих.

Обратите внимание, если говорить о современных консервативных публицистах, это прежде всего рафинированные интеллигенты, представители, как правило, гуманитарных специальностей, тесно связанные с ВУЗовской и журналистской средой. В какой мере их идеи встречают отклик в средствах массовой информации, в социальных сетях и так далее? Разумеется, отклик не велик. В отличие от адептов леворадикальных идеологий, которые сейчас охвачены таким триумфалистским настроением, понятно, что среди студенческой молодёжи процент просто-напросто интересующихся теми сюжетами, о которых мы сегодня говорим, крайне невысок. Это, я думаю, несколько процентов.

Консерватизм, в отличие от либерализма и социализма требует очень существенной культуры, очень существенных интеллектуальных усилий. Кроме того, он апеллирует к людям религиозным, к людям верующим. Невозможно себе представить консерватора, который не религиозен или, по крайней мере, не считает себя приверженцем той или иной религиозной традиции.

Отвечая в самом общем таком смысле на ваш вопрос, хочу сказать, что социальная база, вот этот самый искомый психотип не слишком, мягко говоря, распространён в нашем обществе. Как-то так.

Буренков А.В.: Я тогда в плане дискуссии подключусь.

Баранов С.Д.: Можно вопрос ещё один вдогонку? Логика консервативной революции или революционного консерватизма, она применима к русскому консерватизму, хотя бы к части?

Минаков А.Ю.: Публицисты любят ссылаться на то, что сам термин революционного консерватизма появился у славянофилов. Сколько помню, его запустил в оборот Юрий Фёдорович Самарин. Там имелось в виду совершенно конкретное явление, когда какая-то часть пореформенного дворянства предлагала вернуться к дореформенным порядкам. Вернуться было возможно только в рамках действительно некой революционной ломки и революционных потрясений. Смысл термина у самого Самарина был таков.

Потом уже в 20-е годы революционный консерватизм как течение появляется в Германии – Мёллер ван ден Брук, Юнгер, Йозеф Геббельс был революционным консерватором одно время. Но здесь логика как раз действительно следующая. Они, не будучи нацистами, и всякого рода связи, постулируемые в либеральной историографии с нацистами – это ни что иное как миф. Предлагали отказаться от наследия Веймарской республики ради своей собственной социально-консервативной доктрины. В какой мере этот опыт применим в наших условия, я не берусь судить. Мне кажется, что у нас нет такого рода даже течений, которые бы ставили такие задачи – революционный консерватизм, перепрыгивание через определённые этапы, разрушение существующего порядка ради реализации своей политической доктрины.

Что я на это могу ответить? Мне представляется, что в реальной жизни, в реальной политике среди тех, кто разделяет консервативное мировоззрение, подобного рода групп нет, если они есть, то крайне многочисленные и не задают тона.

Кроме того, это оксюморон. Хотим мы того или не хотим, но всё-таки консерватизм – это отрицание революционной ломки, как метода действия. Это, если хотите, фирменный знак. Консерватизм – это антипод революционности и радикализма. Консерваторы всегда ставят своей целью, если формулируют политические цели и задачи, то как раз исходят из принципа постепенности, неотвратимости, органичности, если угодно эволюционности изменений. Поэтому могу только высказать эти наиболее общие соображения в ответ на ваш вопрос.

Буренков А.В.: Разрешите, я дополню ваш ответ Валерию Николаевичу, в чём-то не соглашусь, что-то уточню. Исходя из цивилизационной философии Данилевского, психотипом личности, на которую опираться должен консерватизм, является тип личности государствообразующего народа, главный тип. Суть консерватизма состоит в выявлении и потом охранении этой главной черты психотипа личности человека государствообразующего народа. Если так смотреть на это, то всё становится сразу на свои места. Охранительство – правильно вы сказали, оно больше склонно защищать существующую систему управления государством и обществом. Консерватизм – гораздо более широкое, гораздо более глубокое понятие, он опирается на как раз психотип личности государствообразующего народа, главный тип. О чём Данилевский очень хорошо написал, рассказал об этом.

Но я не могу с вами согласиться, что вы не можете себе представить, невозможно представить себе рабочего, крестьянина как носителя консервативных идей. Приведу совершенно недавний пример. 2014 год, мы активно участвовали в идеологической войне, которая развернулась на Украине, в Крыму, газету даже в Донецке издавали свою. Вы знаете, следили в онлайн-режиме, много статей писали на эту тему, даже прогнозируя будущие события, если будет делаться не то, что должно делаться, исходя из национальных интересов русского народа. Так вот, было видно, что народ является носителем наших консервативных черт, не зная ни Данилевского, ни славянофилов. Но люди восстали против чего и когда? Когда им сказали, что вы не будете говорить на русском языке. Терпели-терпели, когда дошло до этих заявлений, то Донбасс восстал.

А вот эти 300 спартанцев так называемых или запорожцев весной 2014 года. Простые парни, которых окружили националисты, закидывали пакетами с кислотой, молоком и так далее. Заставляли сдаться, уйти с места своего стояния. Они выдержали целый день. Был подготовлен даже автобус, в который должны были зайти, их должны были сжечь. Вот вам простой народ, носитель главных черт наших народных начал. А Крым? Это же характерный пример.

И мы с вами, мы вначале, наверное, интуитивно чувствуем, что мы русские, мы хотим жить в своей стране. Потом уже каким-то образом получаем образование, пишем научные статьи и так далее. Можем доказательно показать, в чём смысл консерватизма. Консерватизм – как идеология. Идеология – это что такое? Это осознание великой страны, образованной в национальных интересах в форме стройного философского учения. Вот что мы с вами должны сделать, цель наших круглых столов этому посвящена. Вот такое замечание, дополнение к ответу.

Расторгуев В.Н.: Я ещё добавлю, что я полностью согласен сейчас с Александром Васильевичем, потому что я тоже хотел именно это возразить. Дело в том, что большая основная часть народа – это люди, которые абсолютно негативно относятся вообще к политике, в значительной степени и к философской идеологии. Делают это правильно по той причине, что на самом деле политика – это лечебница. Когда я вхожу в критические структур и так далее, я понимаю, что это лечебница, в которой не лечат, а разжигают политические психозы и так далее. Нормальному человеку там делать нечего. Консерваторы – это нормальные люди, они увлекаются идеологией, которая обсасывает вот эти политические нюансы. политические болезни. Они, эти болезни не интересуют нормальных людей. Если действительно создать «идеологию» в кавычках, которая выражает интересы этой толщи, основной массы, а ни каких-то отдельных людей, основной массы народа, русского народа тоже, должен сказать, это была бы сверхмощная идеология.

Буренков А.В.: Спасибо, Валерий Николаевич. Коллеги, кто ещё хочет выступить?

Филатов А.С.: Я хотел бы продолжить эту тему тоже. Действительно, я утверждаю, что вот этот психотип консервативный, он медленно, но прирастает у нас в России. Мы видим, я видел, люди за все эти 2 десятилетия, приходя атеистами даже либералами, радикалами в предпринимательство мелко и среднее, приходят в конечном итоге. первое, в православие, становятся людьми православными, строят храмы. Затем начинают осознавать, что они русские. Затем они начинают сознавать, что нужна сильная государственная централизованная власть. Если мы посмотрим на тех же многих крестьян, на обширный слой вот этой интеллигенции, мы зададим вопрос, то в большинстве своём они ответят, что мы русские, хотя бы потому, что русских много. Второе в большинстве своём они становятся людьми верующими, чего не было 20-25 лет назад. Большая часть из них всё-таки склонна к тому, что должна быть, как минимум, сильная центральная власть, какая бы она там ни была, но наша, разрушать её не стоит. В этом смысле выступают против всякого рода радикализмов и либерализмов.

Это и есть тот самый психотип массы во всех слоях, который является даже не опорой, а субъектом вот этого консервативного, самого консерватизма в России. Вопрос, как Валерий Николаевич сказал, это задача как раз наша интеллектуальных слоёв – как сформулировать эти консервативные ценности таким образом, чтобы они были, не выглядели идеологическими догматами, а доходили не только до ума, но и до сердца вот этого абсолютного большинства, консервативного большинства русского народа и российской нации.

Минаков А.Ю.: Спасибо. Что я хочу сказать? Мне не о чём спорить, конечно, там, где речь идёт о покушении на базовые элементы идентичности, на язык, на национальную принадлежность, там, к счастью, возникает мощная обратная реакция. Я помню, как в 2016 году на конференции в Донецке выступал Захарченко, покойный лидер Республики, убитый террористами. Меня поразило то, что его лексика удивительным образом напомнила Александра Семёновича Шишкова 1812 года. Он сказал примерно следующее: «Мы здесь поднялись в защиту нашего языка, русского языка, нашей православной веры и нашей Родины России». Помню, какое очень сильное впечатление произвело, он не философ, не писатель, не журналист. Но человек нашёл очень точные слова для того, чтобы выразить ту идею, за которую они готовы были умирать. Он сам за это заплатил максимальную земную цену. Спору нет, но я бы сказал, что подобного рода умонастроение не так жёстко связано с консерватизмом. В тех же донецких окопах рядом могли быть анархист, православный монархист, ещё кто-нибудь, либералов, правда, там не было.

Буренков А.В.: Коммунисты.

Минаков А.Ю.: Коммунист, да, КПССовского толка и неосталинистского. Защита – это идентичность, это отнюдь не жёстко привязана к консерватизму миросозерцания. Относительно всего того, что такого рода люди представляют потенциальный субъект для консерватизма – нельзя не согласиться. Но именно пока только как потенциальный. Я хотел бы поделиться одним наблюдением. Я занимаюсь историей русского консерватизма примерно с середины 90-х годов. Очень хорошо представляю динамику этого процесса. Увлечение началось с конца 80-х годов, в науку пришло множество людей, которые писали книги, монографии, статьи и так далее.

Сейчас появилась система российского индекса научного цитирования, которая позволяет очень оперативно отслеживать этот процесс и формализовывать. Видно, кто пишет, сколько пишет, каков уровень цитируемости и так дальше.

Так вот, что я вам хочу сказать, это напоминает, если посмотреть с конца 80-х и по настоящее время такую пирамиду: очень толстое основание 80-90-е годы массы людей об этом пишут, а к настоящему моменту количество молодых исследователей, то есть тех, которые максимально мотивированы, хорошо об этом пишут очень сильно истончилось. То же самое я могу увидеть и на примере студенчества. К сожалению, сейчас общество буквально захлестывает девятый вал некоммунистической идеологии, очень примитивной, но тем не менее чрезвычайно заразительной и действенной. Я не вижу среди молодых людей лидеров, которых могли бы назвать консервативно ориентированными, но во всяком случае – это буквально единичные примеры.

Сравнивая с 90-ми или с 00-ми годами, я вижу, что этот процесс все-таки замедлился, хотя с другой стороны, безусловно прав и Виктор Аксючиц, который говорит, что… приводит эту интересную схему: вначале человек приобретает навык предпринимателя, затем он строит церковь, затем он задумывается над тем, какой должна быть власть, конечно и этот процесс существует. Но если говорить о психотипе, то конечно это должен быть человек – носитель определенного традиционного мировоззрения, определенных традиционных ценностей, прежде всего. Есть ли этот человек? Насколько это массовое явление? Для меня этот вопрос остается открытым.

Ефремов А.В.: Аркадий, я прошу прощения. Можно мне сразу сказать? Аркадий Юрьевич, не кажется ли вам, что есть еще один аспект. Посмотрите, к примеру, на Пушкина: в молодости – радикал, в зрелом возрасте, после 30 – консерватор. То есть грубо говоря, консерватизм – это, в некотором смысле, здесь все-таки работают законы больших величин, это еще некоторое состояние возрастное и такое, если, знаете, если у тебя есть семья, дети, то ты уже на многие вещи смотришь иначе. И в этом контексте, я хочу сказать, что, по моему убеждению, одной из причин русской революции, не главной, но одной, было чрезмерное количество людей молодого возраста, молодых возрастов, которые, не имея жизненного опыта, легко поддавались на достаточно примитивную, но яркую пропаганду социалистов. Потому что есть городские казаки: старые казаки за белых, но значительная часть молодежи оказалась в рядах красных. Прокомментируйте вы этот сюжет или нет? Как вам кажется?

Минаков А.Ю.: Сюжет когда-то был очень хорошо раскрыт в статье Изгоева в сборнике «Вехи» 1909 года.

Ефремов В.А.: Да, об интеллигентской молодежи. Но я говорю не только о ней.

Минаков А.Ю.: Он тогда говорил о феномене педократии, о том, что молодёжь действительно просто в силу возрастных особенностей склонна к максималистским и крайне упрощенческим рецептам. Естественно, то явление, которое было описано, узнаваемо было и скажем, в 80-е годы прошлого века в нашей стране, очень многие черты этого молодежного сознания, как ни странно, бросались в глаза. Я тогда впервые прочитал «Вехи» в 81 году, и меня эта статья поразила точностью определений. Что тут можно сказать?! Положа руку на сердце, я не вижу сейчас стремления у государства и общества всерьез противостоять этой примитивизации молодежного сознания, этой левацкой волне, которая ее захватывает. Думать, что они будут себя вести по формуле «Кто до 30-ти лет не был радикалом – не имеет сердца, то после 30-ти лет таковым остался – не имеет мозгов» Все-таки в какой-то мере – это самоутешение.

К сожалению, мы видим, что в дореволюционной России очень немногие порывавшие с террористическим, революционным движением становились убежденными консерваторами. В случае Достоевского, Тихомирова, Говорухи-Отрока и так далее – это все-таки немногочисленные сравнительно случаи. Основная масса людей, индоктринированных подобного рода идеологиями, все же сохраняет в той или иной степени их лояльность и в более зрелом возрасте, и не вырабатывает к ним иммунитет. Поэтому тут что можно сказать? Это закон, наверное, современного мира, мира модерна, постмодерна, когда значительная часть молодежи, даже превращаясь взрослыми не будут устраиваться… не будут перенимать те ценности, которые нам близки и дороги. Я думаю, что в данном случае важно скорее всего понимание следующего: консерватизм требует колоссальной умственной работы, работы ума, работы воли в рамках этого течения.

Конечно, прежде всего важно формировать то активное меньшинство, которое в переломных точках, моментах бифуркации способно предложить реальные политические программы, реальные политические структуры дееспособные, и меня радует то обстоятельство, что, собственно, именно так: здесь и сейчас, в ходе сегодняшней беседы, так ставится вопрос. Но на современную молодежь я бы… никаких прогнозов по этому поводу я строить не могу. Я уже сказал о том, что, к сожалению, идут поколения, которые выросли в ситуации, которая формирует буквально цифровое слабоумие. И к сожалению, я вижу, что таких, подвергшихся крайне пагубному, разрушительному влиянию становится все больше и больше. Те из вас, которые являются ВУЗовскими преподавателями, думаю, со мной не могут не согласиться.

Ефремов А.В.: Аркадий Юрьевич, чтоб вас немного утешить, расскажу вам короткую историю, а то другие люди тоже хотят выступить. Если вы помните события на Манежной площади 10-го года начались с убийства Егора Свиридова кавказцами. Дело в том, что с Егором Свиридовым было еще 4 молодых человека: Сережа Гаспарян, Петр Раченко, Казнаков и Филатов. Кстати, все четверо – мои ученики. Сейчас они уже не совсем молодые люди, приличное время прошло, но тем не менее, я думаю, что как ни парадоксально, известная доля радикализма меняет знак слева направо, условно говоря. Поэтому очень сложно сказать каковы настроения у молодых людей. Мне кажется, что при всех их, молодым людям всегда не интересно, как говорил Лев Толстой, но при всей их примитивности в общем условно говоря такое государственно-патриотическое мышление, националистическое – оно все-таки доминирует среди молодежи, не смотря на гаджеты и все такое прочее ЕГЭ. Спасибо вам большое.

Буренков А.В.: Коллеги, может я итоги подведу?

Воробьёв Ю.Л.: А выступить? Александр Васильевич, я хочу выступить.

Черников А.В.: Александр Васильевич, Аркадий Юрьевич сегодня действительно поднял очень серьезную и глубокую тему, и осветил вопрос развития консерватизма в России со всех сторон, но, на мой взгляд, мы пускаем один момент – почему все-таки победили в итоге большевики, а не консерваторы? Почему победила социалистическая идеология? Дело в том, что да, действительно при всех минусах тогдашней царской власти, при всем том, что власть зажимала консерваторов, консерваторы не предложили никакого принципиально нового типа общественно-экономического устройства. То, что сделал Столыпин – это все-таки калька западных образцов, а не обращение к традициям русского народа. И не предложив такой тип, новый тип социально-экономического устройства, естественно, консерваторы проиграли.

И то, о чем Аркадий Юрьевич говорит сейчас, о росте левацких настроений среди молодежи, о росте увлечения различными демагогическими идеями – это как раз следствие того, что сегодня консерватизм продолжает идти тем же путем. Мы ничего нового не предлагаем. Православие – это прекрасно. Самодержавие и народность – это тоже хорошо, но надо отходить от этого, а развивать эти постулаты, надо предлагать новый, основанный на традициях тип общественно-экономического устройства. Консерваторы сегодня этого не предлагают. И поэтому, на мой взгляд, мы идем тем же путем, которым шли консерваторы до революции. В итоге мы упускаем не только молодежь, но мы упустим основную массу населения. И несколько слов хочет Юрий Лукьянович сказать.

Воробьёв Ю.Л.: В продолжении мысль возникла, когда слушал доклад очень интересный, что ценность любого сообщения не столько в информации, сколько в возможности возбудить у слушателя вопрос. Таких вопросов у меня возникло, конечно, много. Во-первых, сам докладчик пришел к выводу, что идеология современного консерватизма не получила должной поддержки, развития. Естественно, возникает вопрос у любого мыслящего человека: почему это так? Возможно потому, что сама по себе схема и содержание этой модели консерватизма не вписывается в общие цели развития человечеств, отдельных цивилизаций, народов, государств и так далее. Почему? Потому что действительно консерватизм требует определенных устойчивых правил мало изменяющихся, содержащих какой-то сложившийся стереотип мышления, действий и так далее. И современные исследователи, которые занимаются этой проблемой пытаются абсолютизировать эти положительные стороны консерватизма, забывая, что любая вещь, процесс, явление имеет много факторных аналитических характеристик, поэтому действительно мы почему-то стараемся преувеличить значение этого явления, этой идеологии.

Кстати, не только мы. Сейчас особенно наблюдается в нашей политической элите и идеологической элите, той элите, которая пытается что-то смоделировать на будущее.

Западные политики и идеологи тоже стремятся возродить или развить идеи именно уже неоконсерватизма. Но смысл какой? Создать такую платформу, как они говорят, или модель развития общественного мира устройства, которая позволяла бы загнать все страны народного государства в то стойло, которое предписывало поведение человеку, его миропонимание и весь комплекс жизнедеятельности. Действительно формируется вот этот тип человека, который называют своего рода оборванцами, не имеющими ничего, ради того, чтобы 10% населения хорошо управляло этими 90% людей планет. Возможно ли это? И к чему это приведет?

Естественно, мы понимаем, что консерватизм, как идеологическая платформа в современном варианте преподнесения, кому она выгодна? Естественно, выгодно господствующему классу. Зачем зарывать глаза, если это действительно так, что любой господствующий класс, элита или группа, она заинтересована в этом спокойствии, так как им хотелось бы. Не покушаться на их спокойную жизнь вот этого меньшинства. Но ведь мы не должны закрывать важный вопрос, что это противоречит природе, социальной природе всего человека.

Нельзя человека полностью контролировать, будь то цифровая платформа, которую на Западе очень и у нас начинают пропагандировать, что действительно человек по природе – активное творческое существо, и рано или поздно он все равно разрушит эти стереотипы. Поэтому все эти призывы о том, что надо сохранять традиции, они незыблемы и так далее… Я хотел бы услышать от человека, того же историка, какой была бы Англия сегодня, наш самый закоренелый враг, если бы не появился Кромвель, который разорвал эти устои сложившихся стереотипов, и вывел Англию на новую стезю исторического развития. То же самое с французской революцией и так далее. Поэтому действительно, говоря о традиции – это важная идея, но можно по-разному относиться, а забывать не стоит о том, что слова классика, который говорил: «Традиции прошлых поколений как кошмар висят над головами людей». Поэтому традиции традициям рознь. Не приведет ли насаждение традиций, удобных для управления массами для того, чтобы дальше «в новой упаковке» закабалить основной контингент населения?

Следующий вопрос, который тоже вызвал у меня некую реакцию неприятия, когда мы все стараемся доказать, что самодержавие – это самая лучшая форма правления, особенно для русского человека. Но, понимаете, я не вижу среди самодержцев России, которые бы действительно привнесли новые облегчения народу, и способствовали прогрессу. Даже при всем уважении к царствующей династии, тот же самый Петр I, которого так мы хвалим – если объективно посмотреть на его результат, у меня, да и у Данилевского слишком много сомнений, чтобы возвеличивать сам принцип самодержавия. Поэтому, действительно, здесь нужно смотреть в будущее, что нельзя восстанавливать те формы, как бы ни хотелось кому-то в наше особенно время с легкостью управлять массами по мгновению сидящего в какой-то изоляции в бункере человека, и взявшего на себя все функции управления.

Жизнь изменилась, поэтому действительно проблема здесь очень сложная, важная, можно сказать архиважная, которая требует объективного всестороннего анализа плюсов и минусов. Говорим мы о консерватизме, говорим ли мы о патриотизме, говорим ли мы о абсолютизме и так далее – только научный объективный анализ может найти выход из современных противоречий, поэтому задача и нас, как представителей этого меньшинства, интеллектуально мыслящего, о чем переживающего людей, заключается в том, чтобы действительно не уйти в сторону нахождения каких-то удобных для власти форм, а дать объективный анализ существующей действительности в исторической ретро перспективе. И только тогда мы можем найти какие-то новые формы выживания, самосохранения нашего многострадального народа, и найти оптимальную форму для развития матушки-России. Спасибо за внимание.

Буренков А.В.: Если подвести итог выступлений наших коллег из Курска, то нам надо исправить ошибки консервативных деятелей прошлого в какой части: сформулировать наконец-то стройную социально-экономическую теорию, образ будущего в общественно-экономической сфере. Так я вас понял?

Воробьёв Ю.Л.: Их позицию не можем, она уже есть. А на основании объективной оценки анализа мы можем рассуждать о том, вероятна возможность вот таких моделей развития с учетом плюсов и минусов прошлых.

Буренков А.В.: Спасибо. Коллеги мы уже должны заканчивать. Пожалуйста, Анатолий Сергеевич и Александр Михайлович Шарипов хотел.

Шарипов А.М.: Я одно предложение буквально скажу. Просто, согласен по поводу левого поворота молодежи. Это касается разных направлений. Это и есть индикатор неспособности традиционных консерваторов сформулировать актуальные идеи, лозунги в условиях болезненного состояния нации, цивилизации. Спасибо.

Буренков А.В.: Александр Михайлович вот и цель наших серий круглых столов состоит в том, чтобы преодолеть наше старческое слабоумие, и идти к компромиссу какому-то, может быть даже совместный труд сделать, где бы мы вопросы в оценках истории нашей, в оценке текущего момента, и в образе будущего были единомысленны. А пока я, к сожалению, ни в обществе нашем не наблюдается, особенно среди православных патриотов, ни даже среди участников наших круглых столов. Поэтому будем трудиться, нести свой крест. Пожалуйста, Анатолий Сергеевич, коротко, если можно.

Филатов А.С.: Спасибо, Александр Васильевич.

Несколько очень важных аспектов, но я все перечислять не буду, остановлюсь на двух основных проблемах.

Прежде всего, хотелось бы внести некоторые уточнения в определение «консерватизма», исходя из того, что безусловно консерватизм – это политическая идеология, но, в то же время, консерватизм возникает как некое продолжение философии в социальном пространстве, то есть как комплекс идей, которые необходимо притворять в повседневной практике человеческого общества.

Исходя из того, что консерватизм имеет политическое наполнение, то отсюда и возникают его различные трактовки, поэтому я все-таки единственное хотел отметить, что главным для консерватизма в любом случае является стремление сохранить сложившийся порядок. Допустим, работа Николая Яковлевича Данилевского «Россия и Европа», в которой Данилевский предлагает определение славянского культурно-исторического типа. С моей точки зрения, эта работа, безусловно, написана в рамках консерватизма, хотя он дает новую модель всемирно-исторического развития, и эту модель он строит на основе славянских по сути дела Российских традиций.

С другой стороны, есть иные трактовки консерватизма, которые выхолащивают по сути дела определения, связанные с социальным обустройством, и как сказал Аркадий Юрьевич, воспринимается в качестве неких закостенелых схем. Но мы об этом консерватизме речь не ведем. И второе положение. То, что касается развивающего консерватизма, наполненного консерватизма, применительно к политической практике.

Мне кажется, что одно из основных болезней русского консерватизма является постоянная упование на действующую власть, которая не всегда бывает в целом идеологически выдержанной. Это произошло в начале 20-го века, то есть все консервативные партийные структуры, то есть, артикуляция консервативного движении идеологии – они уповали на действующую политическую власть, то есть они не создавали свои собственные проекты.

И, в частности, как раз здесь и возникла проблема конкуренции проектов будущего. Я уже говорил на предыдущих наших заседаниях, что по сути дела коммунисты предложили вариацию европейского цивилизационного проекта и он оказался единственным, которому противопоставить было нечего. А поставить можно было как раз то, что начал создавать Данилевский – безусловность необходимой корректировкой, но это был готовый и он остается по сути дела сейчас таковым в своих исходных позициях цивилизационный проект, который можно было противопоставить в качестве альтернативы тому, который был внедрен большевиками в 1917 году. Это первая и самая главная опасность, которая сохраняется дона сегодняшнего дня. Потому что и сейчас мы сталкиваемся с тем, что самым, когда консервативные круги, или относящие себя к этому политическому спектру, по-прежнему продолжают уповать на действующую власть, не создавая своих собственных конструкций, в том числе и политических конструкций, это в конечном итоге создает опаснейшие ситуации, которые губительны не только для консервативного направления, но губительны прежде всего для действующей политической власти. А она это не будет осознавать, потому что там работают прагматики, они только-только используют то, что выгодно им сейчас в текущей ситуации. Поэтому с моей точки зрения задача консервативного движения в том контексте, изначально продуктивном контексте, которым я воспользовался в самом начале того определения, которое сформулировал здесь необходимо задуматься об институционализации, то есть артикулировать интересы в рамках определенной институциональной структуры, которая готова войти в политическое пространство. И в этом смысле это хождение будет означать не разрушение сложившегося политического режима, а поддержка и опора того процесса саморазрушения, который мы наблюдаем сейчас.

Спасибо. Я понимаю, что время на реплику истекло. Еще раз благодарю Аркадия Юрьевича за очень интересный доклад. Действительно, как отметил коллега Воробьев «побуждающий к размышлениям». Спасибо.

Минаков А.Ю.: Анатолий Сергеевич, Александр Васильевич, я очень коротко хотел бы ответить на развернутую реплику Анатолия Сергеевича. Анатолий Сергеевич, вы абсолютно правы. Особенность дореволюционного консерватизма была в том, все политические объединения правых консерваторов возлагали все надежды на монархическую власть. Именно она должна была реализовать их программы. Это был добровольный отказ от политической субъектности в рамках того типа сознания, которые существовало, в рамках той политической культуры, монархической это вероятно было неизбежно.

Но другой вопрос, что они конечно же создавали свои проекты и надеялись на то, что монарх их воплотит. И здесь есть одно очень существенное наблюдение: нынешние консерваторы, свободные от подобного рода табу и ограничений. Для них все-таки не существует проблемы: мы должны во что бы то ни стало добиться от власти, чтобы она осуществляла наши проекты. Все-таки таких, я думаю, немного. Главной задачей, которая стоит сейчас перед политическими консерваторами, я тут с вами соглашусь – это в том, чтобы суметь оформиться в самостоятельный политический субъект. Но я прекрасно понимаю, что существующий политический режим сделает все, чтобы этого не произошло. И делает это исключительно эффективно, к сожалению.

Буренков А.В.: Коллеги, поблагодарим Аркадия Юрьевича и за сделанный доклад, и за время участия в наших круглых столах.

Действительно, получается, что правительство еще с царских времен постоянно использует консерваторов и консервативные идеи для самовыживания в критические периоды своей истории, нашей истории, получается. Недавний пример Советского времени – это Великая Отечественная война, когда Сталин обращается с речью: «Братья и сестры…», и многое чего другого, о чем Аркадий Юрьевич рассказал. Заканчивая знаменитым тостом: «За русский народ! За его терпение!» Утверждая, что он чуть ли не государствообразующий. Другое понятие какое-то использует руководящих, говорит ему благодарность, здравицу, что другой народ бы выгнал бы наше правительство за наши ошибки давно, а вот русский народ нас терпел. И ничего дальше не меняется: изымаются храмы, открытые на оккупированной территории, расстреливаются по ленинградскому делу 27 человек, кажется, деятели, политические деятели большевиков самих же, которые выступали за субъектность, в конце концов, в конечном итоге русского народа и так далее.

И сегодня мы видим ту же политику псевдоконсерватизма, которая привязывает нашу национальную идеологию к понятию патриотизма, государства и патриотизма. Все повторяется в истории. Аркадий Юрьевич на это глаза приоткрыл, показал на конкретных фактах. Большое вам спасибо за это. Надеемся, что вы будете участвовать как слушатель и участник дискуссии в наших последующих круглых столах. Не покидайте нас пожалуйста. Возможно, мы дерзнем в конце конов объединиться и какой-то программный документ вместе написать.

Следующий круглый стол дал согласие Хомяков Владимир Евгеньевич, его многие знают, могут посмотреть в Интернете, общественный деятель, публицист. Совершенно прекрасная книжка у него Государственная идеология – это просто. В следующую субботу, в 12 часов дня он у нас выступает с главным докладом. Еще коллеги, мы ведем канал Россия – не Европа, многие вопросы, которые мы обсуждаем здесь в режиме чуть ли не онлайн, постоянно публикуем в виде коротких постов, а чтоб было удобно мы сделали на нашем сайте Института Русско-славянских исследований разделы, где размещаем только наши статьи, короткие статьи на тему и национальной идеологии, и современных проблем, вызовов и так далее. Пожалуйста, заходите, смотрите, читайте. Коллеги, спасибо.