«Столкновение цивилизаций» как основная тенденция современных международных отношений. Черников А. В., Бунин А. Ю.

Система современных международных отношений в последние годы претерпевает значительные изменения. В настоящее время происходит трансформация от установившейся в начале 90-х гг. ХХ века Брюссельско-Вашингтонской системы, в которой ведущую роль играли США и Евросоюз, пытавшиеся установить однополярный мир, к системе многополярного мира. Процесс этот вступил в свою активную фазу. Запад теряет безусловное лидерство, утрачивает способность безапелляционно всем диктовать свою волю. Министр иностранных дел РФ С. Лавров в своей публичной лекции по современным международным отношениям в проекте “Гражданский университет” констатировал, что современные международные отношения – это эпоха “столкновения цивилизаций”[1].

Эпоха “столкновения цивилизаций” не возникла на пустом месте. Она является логическим продолжением прежней системы международных отношений. Известный американский политолог С. Хантингтон констатировал: “Момент эйфории по окончании “холодной войны” породил иллюзию гармонии, и вскоре оказалось, что это была именно иллюзия. Мир стал другим по сравнению с началом 90-х годов, но не обязательно более мирным. Изменения были неизбежными; прогресс – нет. Подобные иллюзии гармонии ненадолго расцветали в конце каждого крупного конфликта в двадцатом веке. Первая Мировая война была “войной, которая положит конец войнам” и установит демократию в мире. Вторая Мировая война должна была, как выразился Франклин Рузвельт, “покончить с системой односторонних действий, взаимоисключающих альянсов и других средств для достижения цели, которые применялись в течение столетий – и никогда не давали результатов”. Вместо этого нам нужно создать “всеобщую организацию миролюбивых наций” и заложить базу “долговременной структуры мира”. Первая Мировая война, однако, породила коммунизм, фашизм и повернула вспять длившееся столетие движение к демократии. Вторая Мировая война породила “холодную войну”, ставшую по-настоящему глобальной. Иллюзия гармонии в связи с окончанием “холодной войны” быстро развеялась… В течение пяти лет после падения Берлинской стены слово “геноцид” слышалось гораздо чаще, чем за любые пять лет “холодной войны”. Парадигма гармоничного мира слишком оторвана от реальности, чтобы быть полезным ориентиром в мире после “холодной войны” [8, с. 29 – 30].

После окончания Второй мировой войны мир оказался разделенным на два противоборствующих лагеря. На первый взгляд казалось, что разделен он не по цивилизационному, а по идеологическому признаку. Тем не менее, коммунистическая идеология в трактовке В.И. Ленина сильно отличалась от классического марксизма, принятого на Западе. “Ленинизм невозможно вырвать из контекста эволюции политической культуры русского общества. Уже тот факт, что Ленин вышел победителем в споре со своими противниками, обнаруживает, что корни его теории были глубокими. Из марксизма Ленин брал те идеи, которые в большей степени соответствовали стоящим перед ним политическим задачам… В то же время Ленин самостоятельно переработал марксизм и прибавил к нему идеи, соответствующие потребностям нового этапа борьбы” [6, с. 143]. В трактовке И.В. Сталина советская идеология еще больше приобрела черты, характерные для российского культурно-исторического типа. Недаром, наибольшую ненависть на Западе вызывала не столько сама по себе коммунистическая идеология, не репрессии внутри СССР (масштаб которых зачастую преувеличивался в несколько раз), а тот факт, что Россия, став одной из двух ведущих супердержав, создала серьезную конкуренцию США и их союзникам во всех уголках земного шара. О том, что ненависть Запада вовсе не определялась идеологией, говорит тот факт, что после падения СССР европейские коммунисты поздравляли друг друга с этим “знаменательным” событием.

С падением СССР, развалом СЭВ, ОВД, крушением советской коммунистической идеологии в Восточной Европе отношение к России на Западе, казалось бы, должно измениться, но не тут-то было. Русские и близкие к ним в этническом и культурном отношении народы продолжали оставаться на Западе объектами демонизации. Отечественный философ С. Кара-Мурза приводит несколько интересных фактов по этому поводу: “Антисоветский и антикоммунистический (на деле антирусский) стереотип так силен, что он действует и через много лет после развала СССР и прихода к власти в России антикоммунистов. Вот, в 1996 г. в Австрии обнаружили массовые захоронения расстрелянных людей. Жадное до трупов телевидение с ханжескими предупреждениями (“сцена, которую мы покажем, слишком тяжела для восприятия”) во всех деталях показало извлечение останков, чуть ли не внутрь черепов свои камеры засовывали. От двух до трех тысяч трупов в одной яме. Кто же расстрелял австрийцев? Само собой, русские. Обозреватель испанской газеты “Паис” пишет с сарказмом: “Русские продолжают быть убийцами по своей природе, такова уж их раса – убивают чеченцев и вообще кого попало. Они такие плохие, потому что были коммунистами? Или они были коммунистами, потому что такие плохие?”. И далее сообщает, что вышел конфуз – русские до тех мест в Австрии не дошли. Значит, эти бедные останки принадлежат заключенным какого-нибудь концлагеря, которых нацисты вывезли и расстреляли, чтобы замести следы. Вот ведь гады! Опять конфуз – во всех черепах здоровые крепкие зубы, следы хорошего питания. Да и остатки тряпок явно офицерские. Никак не могли быть изможденными узниками. Нашелся умный историк, объяснил: это останки австрийских офицеров, расстрелянных Наполеоном. Но археологи над ним посмеялись – не тот культурный слой, не тот возраст останков. Наконец, промелькнуло мало кем замеченное сообщение, что эти массовые расстрелы – дело рук добрых янки, и всякие упоминания об этом событии исчезли. Не укладывается в стереотип! Если бы советские войска были в той зоне Австрии, то никакой проблемы вообще бы не возникло, никто бы ничего не расследовал и не сомневался. Сам Горбачев и Ельцин тут же признали бы. Эффективная программа по созданию стереотипа была проведена в западной прессе и на телевидении во время войны в Боснии. Она получила название “сатанизация сербов”. Если во времена Рейгана идеологи ввели в обиход понятие “империя зла”, то это хотя бы формально увязывалось с коммунизмом. Теперь же “исчадием ада” назван довольно большой народ в целом, как этническая общность. Кампания 1993-95 гг. по сатанизации сербов в западной прессе была большим экспериментом по манипуляции сознанием западного обывателя. Были опубликованы и важные статьи, посвященные “сатанизации” сербов как технологии. Главный вывод: если непрерывно и долго помещать слово “серб” в отрицательный контекст (просто включать в описание страшных событий и в окружение неприятных эпитетов), то у телезрителей, независимо от их позиции, возникает устойчивая неприязнь к сербам. Кроме того, надо, разумеется, не давать доступа к телекамере никому из сербов – любая разумная человеческая речь (даже на постороннюю тему) снимает наваждение. Как показатель того, что неприязнь к сербам была создана, приводилось два события и реакция на них общественного мнения (хотя подобных событий было немало). Первое – обнаружение войсками ООН на территории Сербской Краины, занятой хорватами, массовых захоронений мирных сербских жителей, убитых боевиками в ходе операции “Гроза”. Похожие и даже гораздо меньшие преступления сербов вызывали в то время на Западе бурную реакцию и часто бомбардировки. В данном случае реакции не было никакой. Социологи зафиксировали наличие в общественном мнении устойчивого двойного стандарта. Второе событие – обнародование в начале 1996 г. того факта, что США переправили боснийским мусульманам оружия на 300 млн. долларов, которые дала Саудовская Аравия. В нарушение эмбарго ООН, которое именно американцы должны были охранять. Эти тайные поставки оружия начались уже при Буше – для подготовки войны в Боснии, но развернулись при Клинтоне. Поставки велись через Хорватию, которая в уплату за соучастие получила половину оружия. Иногда, при необходимости, совершались секретные ночные авиарейсы с оружием в Туслу, к Изетбеговичу. Если бы вскрылся факт нарушения эмбарго в пользу сербов, это повлекло бы огромный международный скандал и репрессии против сербов – с одобрения всей западной публики. В данном же случае – ничего. Стереотип работал”[5, с. 141 – 142].

В результате победы в “холодной войне” США, казалось бы, достигли своей главной цели, которую они декларировали предыдущие сорок с лишним лет – “тоталитарный коммунизм” уничтожен, наступило “царство демократии”, “конец истории”. Американский либеральный политолог Ф. Фукуяма, считавший, что уже окончательно победила либеральная демократия, так и озаглавил свою работу: “Конец истории и последний человек”. Американский политолог Дж.М. Робертс в книге “Триумф Запада” цинично писал по этому поводу: “Успех нашей цивилизации не может быть оценен в моральных терминах; это вопрос простой исторической эффективности. Почто все главные принципы и идеи, которые формируют современный мир, проистекают с Запада. Они распространяются сегодня по всему миру, и остальные цивилизации склоняются перед ними. Признание такого положения дел не говорит нам ничего о том, хорошо ли это или плохо, стоит ли этим восхищаться или этому ужасаться. Мы просто утверждаем, что существует одна полностью доминирующая цивилизация, и это цивилизация западная… Я сомневаюсь, что такая абстрактная категория как цивилизация, может осмысленно сочетаться с такими понятиями как, “добро” и “зло”. Но факт остается фактом: западная цивилизация заставила сегодня все остальные цивилизации пойти в ее отношении на такие уступки, на которые они никогда не шли ранее перед лицом какой-то внешней силы” [3, с. 359].

Однако вскоре стало ясно: демократию Запад понимает не как равенство возможностей для развития различных цивилизаций, а как диктат западных ценностей, объявленных “общечеловеческими”, навязывание всему миру своего стереотипа поведения. В августе 1996 г. неоконсерваторы У. Кристол и Р. Кейган опубликовали в журнале “Foreign Affairs” статью, в которой говорится: “Сегодня, когда, возможно, империя зла уже побеждена, Америка должна стремиться проводить наилучшее американское руководство, поскольку ранее у Америки не было такого золотого шанса для того, чтобы распространять демократию и свободные рынки за пределами страны. Ранее положение американцев не было настолько превосходным, как сегодня. Таким образом, соответствующей целью Соединенных Штатов должна быть защита этого главенства в меру всех сил и на протяжении самого длительного периода, который возможен” [3, с. 360]. Один из теоретиков неоконсерватизма М. Лоуренс Уэнс писал по этому поводу: “Ничто, однако, не сравнивается с американской глобальной империей. То, что делает американскую гегемонию уникальной, так это то, что ее могущество заключается не в контроле над большими континентальными массивами или центрами сосредоточения населения, а в глобально присутствии, в отличие от любой другой империи в истории. Американская глобальная империя – империя, которой Александр Великий, Цезарь Август, Чингисхан, Сулейман Великолепный, Юстиниан и Король Джордж V гордились бы” [3, с. 360].

Путь западной цивилизации объявлялся единственно возможным для всего мира путем “прогресса”, все остальные цивилизации объявлялись “регрессивными”, “отсталыми”. Выдающийся русский ученый Н.Я. Данилевский отрицал одностороннее понимание “прогресса”: “Прогресс… состоит не в том, чтобы идти все в одном направлении (в таком случае он скоро бы прекратился), а в том, чтобы исходить все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, во всех направлениях. Поэтому ни одна цивилизация не может гордиться тем, чтоб она представляла высшую точку развития, в сравнении с ее предшественницами или современницами, во всех сторонах развития” [2, с. 126].

После уничтожения биполярного мира, Ялтинско-Потсдамской системы международных отношений возникает новая, Брюссельско-Вашингтонская система, нацеленная на построение монополярного мира, в котором диктат Запада будет безраздельным. Агрессивность Запада при этом многократно возросла: “Более 30 военных конфликтов ежегодно – вот реальная статистика последних лет ХХ века” [7, с. 3]. Известный отечественный геополитик А.Г. Дугин писал по поводу архитекторов американской внешней политики: “Неоконсерваторы рассуждали в терминах “силы”, “врага”, “господства” и т.д. А значит для того, чтобы консолидировать общество, нужна внешняя угроза. С развалом Советского Союза было необходимо срочно заменить его другим врагом, которым стал ислам. Неоконсерваторы призывают к увеличению военного бюджета Америки “для защиты роли Америки, как мировой опоры”. Теория американского главенства не оставляет шансов многополярному миру. Через прочное установление повсюду своих законов главенствующая сила может сохранить свою господствующую над миром позицию. Это называется “мировой гегемонией”, которую сами неоконсерваторы предлагают назвать ”благой гегемонией” [3, с. 359].

Подталкивало Запад к более агрессивным действиям значительное военное и экономическое ослабление России. Отечественные военные аналитики С.Л. Рогоза и Н.Б. Ачкасов писали о состоянии российской армии к концу ХХ века: “Вооруженные силы Российской Федерации стали слишком слабы, чтобы противостоять силам Североатлантического альянса. И это действительно так. В ходе перманентного реформирования с 1990 по 1999 гг. численность дивизий Сухопутных войск сократилась с 212 до 24, из них только 3 дивизии и 4 бригады находятся в постоянной боевой готовности (то есть укомплектованы на 80% личным составом и на 100% боевой техникой). 21 дивизия и 10 бригад укомплектованы личным составом лишь на 10-15%, а значит, по существу являются лишь базами хранения имущества. Доля современного вооружения в Сухопутных войсках составляет лишь 22%. При этом новых средств ведения разведки – 7%, оперативно-тактических ракет – 17%, современной авиации только 2%. По данным американских экспертов на декабрь 1997 г., “ВС России стали бледной тенью тех, что были в бывшем Советском Союзе. Их численность сократилась на 70%, с 4,3 млн. до 1,27 млн. человек. На 2/3 стало меньше танков и бронетранспортеров. Число артиллерийских установок уменьшилось с 20500 до 19150, самолетов 11360 до 5160 и боевых кораблей – с 269 до 166. Закупки вооружений снизились до предела, а по таким видам боевой техники, как самолеты, танки и надводные боевые корабли, прекратились вовсе. Понадобится не меньше 10 лет, прежде чем Россия сможет возродить свои вооруженные силы” [7, с. 6]. По сути, российские либералы, без войны разгромив российскую армию, поставили страну на грань национальной катастрофы, сделав ее беззащитной перед агрессией извне. В 90-е гг. в России распространилось странное, если не сказать преступное убеждение, что Запад счастлив с нами дружить, полностью отбросил любую враждебность, что в обмен на внешнеполитическую лояльность “заграница нам поможет”. Запад как мог поддерживал эти наивные (или преступные) иллюзии российских либералов. Российский военный эксперт, академик РАЕН В.А. Золотарев писал: “После развала СССР и советских вооруженных сил в России в течение нескольких лет декларировалось проведение военной реформы, конверсия военной промышленности. На деле под пропагандистский шум о том и другом шло разрушение военной сферы: выводилась из строя военная промышленность, разрушались основы и демонтировались сложившиеся механизмы мобилизации страны на случай военной угрозы, становилась все менее надежной хорошо отлаженная система комплектования вооруженных сил личным составом, была ликвидирована система подготовки молодежи к воинской службе, снижались уровни боевой подготовки и воинского воспитания в армии и на флоте, деформировалось и дезориентировалось оборонное сознание народа. Пагубные последствия таких действий наглядно доказали события в Чечне. В то же время оказались мифом утверждения российских поклонников западной цивилизации о том, что Запад миролюбиво и дружески относится к реформируемой России” [4, с. 16]. Козыревско-ельцинская дипломатия постоянно шла на поводу у Запада, пытаясь предугадать и исполнить любое желание, любой каприз своих вашингтонских хозяев. Результат такой антинациональной политики не заставил себя долго ждать. “Расширение НАТО, о котором так долго говорили политики, 12 марта 1999 г. стало фактом. Послы трех восточноевропейских стран, некогда входивших в один с Россией военный союз, передали госсекретарю США документы о присоединении Польши, Венгрии и Чехии к Североатлантическому альянсу. С приемом в НАТО новых членов боевой состав европейской группировки сил блока увеличился почти на 13 дивизий, пополнился примерно 360 тыс. военнослужащих и более чем 8 тыс. единиц боевой техники практически целиком советского производства, включая 3600 танков, более 4000 бронетранспортеров и боевых машин пехоты, почти 400 боевых самолетов. В Европе снова нарушился баланс сил. В новом тысячелетии для нашей страны это создает большинство проблем… Этим решением США и их союзники развеяли свой романтический ореол “борцов с тоталитаризмом” и предстали в виде жестких прагматиков, ни в грош не ставящих прежние устные обещания и желающих извлечь максимальную выгоду из временной слабости вчера еще грозного противника. Альянс создал уникальную возможность включать стратегически важный регион Восточной Европы в зону своего устойчивого геополитического контроля. Продвижение блока к границам России – важный шаг на пути к установлению американской мировой гегемонии” [4, с. 15].

Эйфория безнаказанности очень быстро привела Запад к выводу, что можно безапелляционно игнорировать мнение мирового сообщества, любая силовая акция Запада объявлялась “гуманитарной операцией”, необходимой для поддержания мира и стабильности на планете. Примером подобного поведения может служить натовская агрессия против Югославии. Один из ведущих отечественных военных экспертов генерал-майор В.А. Золотарев писал: “Война на Балканах, цинично и нагло развязанная натовцами в марте против Югославии, тотальное уничтожение не только военной, но и хозяйственной инфраструктуры этой страны, бомбардировки одной из красивейших столиц Европы – Белграда на глазах всего мирового сообщества, это не что иное, как завершающий аккорд нового миропорядка на планете. Политикам – вершителям судеб простых людей, есть о чем задуматься” [4, с. 16]. При этом Запад, цинично заявляя о “гуманитарном характере” этой операции, полностью игнорировал даже робкие протесты России. С.Л. Рогоза констатирует: “До марта 1999 г. и мы, и американцы, из лучших побуждений, старались делать вид, что нас связывают отношения, близкие к союзническим. Но события в Югославии расставили все точки над “i”. И вот теперь один из “стратегических партнеров”, ощутив свою силу и мощь, заставил другого испытать не просто чувство конфуза, а скорее шок от того, что агрессивная военная акция была предпринята Вашингтоном против дружественного России государства с полным пренебрежением к позиции Кремля” [7, с. 7].

Еще более показательной стала военная акция против Ирака: “Военная операция “Шок и трепет” была проведена несмотря на вполне серьезные возражения на дипломатическом уровне со стороны Германии, Франции и Российской Федерации. К моменту начала военной операции Ирак не представлял никакой опасности ни для соседних государств, ни для других стран и регионов мира, поскольку являлся в это время уже достаточно слабой страной как в военном (после первой войны в Персидском заливе 1991 г. и нескольких авиационных ударов в конце 1998 г.), так и в экономическом отношении (после десятилетней экономической блокады). Обвинения в поддержке международного терроризма, предъявленные режиму Саддама Хусейна Соединенными Штатами, не имели под собой никакой фактической базы, а стремление свергнуть неугодный режим силой оружия является прямым нарушением норм международного права. Обвинение в производстве оружия массового поражения еще не дает права на применение силы. Работавшие в Ираке международные инспекторы до последних дней перед вторжением так и не обнаружили оружия массового поражения, впрочем его не нашли и американские военные, оккупировавшие территорию независимого государства. Несмотря на резолюцию Совета безопасности ООН № 1441, которая позволила возобновить деятельность международных инспекторов, но не давала права на применение силы, администрация США выносит распоряжение о силовом решении “проблемы”. Соединенные Штаты и Великобритания сосредотачивают мощную ударную группировку до 280 тыс. чел. при поддержке более 90 боевых кораблей и свыше 700 боевых самолетов, создавая ее из самых боеспособных частей и соединений. Этой группировке Ирак мог противопоставить лишь довольно многочисленные сухопутные войска (до 295 тыс. в составе армейских подразделений и до 80 тыс. республиканских гвардейцев) и 220 самолетов, в основном устаревших конструкций. Большинство иракских кораблей было потоплено еще в ходе первой войны, так что на море противопоставить американскому флоту Ираку было нечего… Итогом операции можно назвать разрушение всей системы международной безопасности и полную дискредитацию Организации Объединенных наций как международно-правового гаранта. Мир как будто вернулся в период первобытно-общинного строя, где господствовало только “право силы”. Какая из стран следующей будет объявлена Соединенными Штатами “изгоем” и подвергнута вооруженному разгрому – покажет время…” [7, с. 10].

Почему агрессивность Запада растет непропорционально угрозам, с которыми он сталкивается, ведь сейчас уже нет коммунистического блока, чуждой им идеологии? С. Хантингтон писал по этому поводу: “На протяжении сорока пяти лет “железный занавес” был центральной линией раздела в Европе. Сейчас эта линия переместилась на несколько сот миль на восток. Сейчас она отделяет народы западного христианства от мусульманских и православных” [8, с. 23]. Мир становится полицивилизационным, многонациональным. “Впервые в истории глобальная политика и многополюсна, и полицивилизационна; модернизация отделена от “вестернизации” – распространения западных идеалов и норм не приводит ни к возникновению всеобщей цивилизации в точном смысле этого слова, ни к вестернизации не-западных обществ… Баланс влияния между цивилизациями смещается: относительное влияние Запада снижается; растет экономическая, военная и политическая мощь азиатских цивилизаций; демографический взрыв ислама имеет дестабилизирующие последствия для мусульманских стран и их соседей; не-западные цивилизации вновь подтверждают ценность своих культур… Возникает мировой порядок, основанный на цивилизациях: общества, имеющие культурные сходства, сотрудничают друг с другом; попытки переноса обществ из одной цивилизации в другую оказываются бесплодными; страны группируются вокруг ведущих или стержневых стран своих цивилизаций… Универсалистские претензии Запада все чаще приводят к конфликтам с другими цивилизациями” [8, с. 13]. Американский дипломат и политический деятель Г. Киссинджер заметил: “Международная система двадцать первого века будет состоять, по крайней мере, из шести основных держав – Соединенных Штатов, Европы, Китая, Японии, России и, возможно, Индии, а также из множества средних и малых государств” [8, с. 22]. С. Хантингтон отмечает, что “Шесть держав Киссинджера принадлежат к пяти различным цивилизациям, и кроме того, есть еще важные исламские страны, чье стратегическое расположение, большое население и запасы нефти делают их весьма влиятельными фигурами мировой политики. В этом новом мире локальная политика является политикой этнической, или расовой, принадлежности; глобальная политика – это политика цивилизаций. Соперничество сверхдержав сменилось столкновением цивилизаций. В этом новом мире наиболее масштабные, важные и опасные конфликты произойдут не между социальными классами, бедными и богатыми, а между народами различной культурной идентификации” [8, с. 22].

Однако именно Западная цивилизация делает все возможное, чтобы не допустить этого, вернуть человечество в “прокрустово ложе” однополярного мира. В ход идут не только военные средства. В ход идут провокации подобные провокациям совершенным “Шарли Эбдо (Charlie Hebdo)” или “Пусси Райт (Pussy Riot)”. Кроме того, в головы населения незападных стран вбивается миф об “общечеловеческих ценностях” – то есть универсальных ценностях, присущих только западной цивилизации. Великий русский ученый Н.Я. Данилевский еще в середине XIX в. пророчески заявил:“ни один из культурно-исторических типов не одарен привилегией бесконечного прогресса и так как каждый народ изживается, то понятно, что результаты, достигнутые последовательными трудами этих пяти или шести цивилизаций, своевременно сменявших одна другую и получивших к тому же сверхъестественный дар христианства, должны были далеко превзойти совершенно уединенные цивилизации, каковы китайская и индийская, хотя бы эти последние и одни равнялись всем им продолжительностью жизни. Вот, мне кажется, самое простое и естественное объяснение западного прогресса и восточного застоя. Однако же и эти уединенные культурно-исторические типы развивали такие стороны жизни, которые не были в той же мере свойственны их более счастливым соперникам, и тем содействовали многосторонности проявлений человеческого духа; в чем, собственно, и заключается прогресс” [2, с. 102].

К аналогичным выводам приходит и С. Хантингтон: “термин “универсальная цивилизация” может относиться к предположениям, ценностям и доктринам, которые сейчас разделяют многие на Западе и некоторые в других цивилизациях. Это то, что можно назвать “давосской культурой”. Каждый год около тысячи бизнесменов, банкиров, правительственных чиновников, интеллектуалов и журналистов из десятков стран встречаются в Швейцарии на Всемирном экономическом форуме в Давосе. Почти у всех этих людей есть университетские степени по точным наукам, общественным наукам, бизнесу, праву; они работают со словами и/или числами, довольно бегло говорят по-английски; работают на правительства, корпорации и академические учреждения, у которых сильны международные связи, и часто выезжают за пределы своей родной страны. Они, как правило, разделяют веру в индивидуализм, рыночную экономику и политическую демократию, что также широко распространено среди людей западной цивилизации. Люди из Давоса контролируют практически все международные институты, многие правительства мира, а также значительную долю мировой экономики и военного потенциала. Таким образом, давосская культура крайне важна. Однако сколько человек по всему миру разделяют эту культуру? Вне Запада ее разделяют, пожалуй, менее 50 миллионов, или 1% мирового населения, а может быть, что и всего одна десятая мирового населения. Это далеко не универсальная цивилизация, и те лидеры, которые привержены давосской культуре, не обязательно прочно держат власть в руках в своих собственных обществах. Эта “общая интеллектуальная культура существует”, как заметил Хедли Булл, “только на уровне элиты: корни ее во многих обществах неглубоки… [и] вызывает большое сомнение, что даже на дипломатическом уровне она охватывает то, что было названо культурой общей морали или сводом общих правил, в отличие от общей интеллектуальной культуры… была выдвинута идея о том, что рост западных моделей потребления и популярной культуры по всему миру создает универсальную цивилизацию. Этот аргумент ни глубок, ни существенен. Культурные увлечения всегда передавались от одной цивилизации к другой. Нововведения в одной цивилизации часто принимаются другими. Но это, как правило, либо технологии, начисто лишенные каких бы то ни было культурных последствий, либо мимолетные причуды, которые приходят и уходят, не изменяя базовой культуры заимствующей их цивилизации. Эти импортные штучки “расходятся” в цивилизации-реципиенте либо потому, что это – экзотика, либо они навязаны… Выдвигаемый аргумент о том, что распространение по всему миру поп-культуры и потребительских товаров олицетворяет триумф западной цивилизации – это опошление западной культуры… Тот факт, что жители не-Запада могут укусить гамбургер, не подразумевает, что они примут первое. Не связано это и с их отношением к Западу. Где-то на Ближнем Востоке пять-шесть молодых парней вполне могут носить джинсы, пить колу, слушать рэп, а между поклонами в сторону Мекки мастерить бомбу, чтобы взорвать американский авиалайнер. В семидесятые и восьмидесятые годы американцы потребляли миллионы японских машин, телевизоров, фотоаппаратов и электронных “примочек”, при этом не “ояпонившись”, и даже стали более враждебно настроены по отношению к Японии. Только наивная заносчивость могла заставить жителей Запада предположить, что представители не-Запада “озападятся”, потребляя западные товары. И о чем, в самом деле, говорит миру о Западе то обстоятельство, что его жители идентифицируют свою цивилизацию с газированными напитками, потертыми штанами и жирной пищей?.. более усложненная версия универсальной массовой культуры фокусирует внимание не на товарах для потребления в общем, а на СМИ, скорее, на Голливуде, чем на кока-коле. Американский контроль глобальной кино-, теле- и видеоиндустрии даже превосходит ее господство в авиационной промышленности… Эта ситуация отражает два феномена. Первый – это универсальность человеческого интереса к любви, сексу, тайне, героизму и богатству, а также способность ориентированных на получение прибыли компаний, в основном американских, эксплуатировать эти интересы к своей собственной выгоде. Однако существует мало свидетельств (или их не существует вовсе) того, что появление всеобъемлющей глобальной связи приводит к значительному сближению точек зрения и убеждений” [8, с. 74 – 76].

“Универсалистские”, “общечеловеческие” ценности, стремление Запада покорить все остальные цивилизации путем внедрения своего образа жизни и стереотипа поведения уже вызвали к жизни такие явления, как исламский фундаментализм. А.Г. Дугин отмечает: “Неоконсерваторы придали американской политике 90-х довольно агрессивный стиль. Отождествив национальные интересы США с “благом” для всего человечества, они породили своими руками сильную оппозицию и волну протестов как в Америке, так и в других частях света” [3, с. 360].

Поиск народами мира своей культурно-национальной идентичности, который принимает подчас уродливые, экстремистские формы – это ответ Западу, образно говоря, реакция культурно-исторического типа на вызовы западной цивилизации. Такая реакция неизбежна, потому что “начала, лежащие в народе одного культурно-исторического типа (которые при самобытном развитии должны принести самые богатые плоды), могут быть искажены, уничтожены, но не могут быть заменены другими началами, составляющими принадлежность другого культурно-исторического типа,- иначе как с уничтожением самого народа, т. е. с обращением его из самостоятельного исторического деятеля в этнографический материал, имеющий войти в состав новой образующейся народности” [2, с. 113].

Даже один из архитекторов американской внешней политики, ярый антисоветчик и русофоб З. Бжезинский вынужден был признать: “Сегодня, двадцать лет спустя, мало кто видит Евросоюз серьезным политическим игроком в ближайшем будущем, и господствующее положение Америки на мировой арене тоже под вопросом. Поскольку Запад больше не способен действовать как единое целое, долговечность его политического наследия также сомнительна. Канул в Лету тот недолгий период, когда казалось, что Запад оставит миру в наследство международную демократию, мир во всем мире и устраивающий всех общественный договор. Однако перераспределение мировых сил, отражающееся на применении этих сил глобальное политическое пробуждение, а также печальные последствия недавних внешнеполитических действий США и рост сомнений относительно жизнеспособности американского строя в совокупности сильно пошатнули веру в это благополучное наследие Запада” [1, с. 14].

Конечно, сегодня этот процесс только набирает обороты. Вне всякого сомнения, Западная цивилизация обладает подавляющим военным, экономическим и техническим превосходством над всем остальным миром. Но ни это превосходство, по нашему мнению, определит исход этого столкновения. Обращение народов мира к ценностям своего культурно-исторического типа поможет противостоять агрессии Западной цивилизации. Поэтому, чтобы сохранить российскую государственность и национальную идентичность, не достаточно “внешнеполитического” патриотизма. Необходимо создать целостную систему воспитания, основанную на традициях и ценностях нашего культурно-исторического типа, систему, основанную на историософии Н.Я. Данилевского.

Список литературы

1. Бжезинский З. Стратегический взгляд: Америка и глобальный кризис; пер. с англ. М. Десятовой. – М.: АСТ, 2013. – 285 с.

2. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Эпоха столкновения цивилизаций. – М.: Алгоритм, 2014. – 592 с.

3. Дугин А.Г. Геополитика России: Учебное пособие для вузов. – М.: Академический проспект; Гуадеамус, 2012. – 424 с.

4. История военной стратегии России / под ред. В.А. Золотарева. – М.: Кучково поле; Полиграфресурсы, 2000. – 592 с.

5. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. – М.: Эксмо, 2012. – 864 с.

6. Ланцов С.А. Политическая история России. – СПб.: Питер, 2009. – 448 с.

7. Рогоза С.Л., Ачкасов Н.Б. Засекреченные войны. – М.: ООО “Издательство АСТ”, 2004. – 558 с.

8. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. – М.: АСТ, 2014. – 571 с.

[1] См. выступление С. Лаврова в рамках проекта “Гражданский университет”. Сайт Первого канала. URL: http://www.1tv.ru/news/polit/270110 (дата опубликования: 20.10.2014).