Описание рыболовства в северо-западных озерах

Исследования о состоянии рыболовства в России. – Т. 9. – СПб, 1875.

Текст Отчета начальника экспедиции Данилевского Н.Я. о результатах изучения рыболовства в северо-западных озерах.

Отчет Высочайше утвержденной экспедиции для исследования рыболовства в северо-западных озерах

 Озерное рыболовство

Разделение озер на две группы. Озерный край северо-западной России, рыболовство которого подлежало исследованиям экспедиции, заключает в себе губернию Олонецкую, северо-восточную часть Петербургской и восточный и западный углы Новгородской губернии. Сюда же принадлежит и юго-западная оконечность Вологодской губернии, занятая бассейном Кубенского озера, который был уже исследован прежде. Наибольшее число этих озер, в том числе и два самых обширных из них, принадлежат к системе вод Балтийского моря; но кроме того множество озер, лежащих в восточной части озерного пространства, вливают свои воды в Белое море, и только одно Белое озеро, в рыболовном отношении принадлежащее к числу самых важных, составляет часть Волжской системы. Эта принадлежность озер к трем различным морским бассейнам, не проводит, однако же, между ними никакого существенного различия. В естественном отношении они весьма резким образом разделяются на два отдела. Одни, так сказать, глубокими чертами врезанные в почву, имеют значительную глубину, доходящую от 10 до 100 и более сажень, по крайней мере, отчасти скалистые берега, изрезанное неправильное очертание, выдающимися мысами, полуостровами, и вдающимися заливами. Очевидно, что эти озера не суть произведения наполняющих их, или протекающих через них, вод. По предположениям некоторых ученых, основанным на тождестве некоторых рыб и низших животных, живущих как в главнейших из этих озер, так и в Северном океане и Балтийском море, они составляют разъединившиеся и опресневшие остатки прежнего залива, соединявшего Ледовитый океан с Балтийским морем. Эти озера принадлежат, как к Балтийскому, так и к Беломорскому бассейнам. Таковы, например: Ладожское, Онежское и все почти озера, лежащие к западу и к северу от этого последнего. Озера другого отдела составляют, напротив того, не более как расширения речных русл впадающих в них рек, разлившихся по ложбине, которую они сами могли же образовать постепенным засорением своего русла и, следовательно, расширением своего плеса. Озера этого отдела принадлежат ко всем трем, близко сходящимся здесь, бассейнам. Так Ильмень принадлежит к Балтийскому, Белое озеро — к Каспийскому, а Лача, Чаранда и Кубенское озера — к Беломорскому бассейнам.

Значение озерного рыболовства. Рыбная промышленность в этой обширной сети озер, доставляя значительное подспорье для пропитания местного населения и составляя значительную долю их заработков, однако же не только не имеет того огромного общего значения, как рыболовство наших южных, изобилующих рыбой, морей Каспийского и Азовского, но далеко уступает даже и более скромному рыболовству Белого моря и Мурманского прибрежья Северного океана. Собственно говоря, значение этого озерного рыболовства только местное, усиливаемое тем, что оно главнейшим образом удовлетворяет значительному потреблению живой рыбой в Петербурге. Сбыт ловимой рыбы производится, кроме ближайших окрестностей, в места, лежащие на пути водяных сообще­ний Мариинской и отчасти Тихвинской систем, главным же образом в Петербург. Из этого существует только одно исключение, именно — повсеместно славящиеся белозерские снетки развозятся в мороженом виде по всей России. Этот снеток составляет единственную из всех озерных рыб, имеющую повсеместное, или, по крайней мере, очень обширное, торговое распространение, подобно каспийским и азовским осетровым породам, соленым и вяленым судакам и лещам, азовской тарани, беломорским наваге и сельдям (копченным). Возможность удобной доставки свежей рыбы из озерного края в Петербург, не только зимой, но и летом, частью в живорыбных лодках, частью на пароходах во льду, обусловливает высокую цену ее, так что лучшие породы стоят от 3 до 7 руб. пуд на месте, а шекснинская стерлядь и гораздо дороже этого. Эта-то высокая цена и придает главное значение здешнему рыболовству, которое, как было уже замечено, имеет сравнительно небольшое значение, если принимать в расчет только одно количество доставляемых им продуктов. Так, например, рыболовство в Онежском озере еще в конце прошедшего столетия доставляло только пропитание прибрежным жителям, но не давало им почти никаких денежных заработков. По словам академика Озерецковского, объехавшего и описавшего озера Ладожское, Онежское и Ильмень, жители юго-западного прибрежья Онеги отправлялись каждую весну в Петербург, на лодках с своими снастями, для рыбной ловли при устье Невы, где жили недель по пяти и более, до начала у себя полевых работ. Причину этих поездок объясняет Озерецковский тем, «что рыбу, пойманную при устье Невы, имели они кому продать, ибо каждое утро наезжало к ним туда множество прасолов, которые, ссорясь между собой, за большие деньги скупали у них рыбу, так что рыбаки сами дивились их зависти и не понимали, за что им столь много платят они денег». Это было в 1785 году, и ловившие в этом году в Финском заливе Онежане возвратились домой «каждый с 30 рублями единственно на рыбе добытыми».* Увеличение народонаселения Петербурга, удобства доставки рыбы, открывшиеся с прорытием каналов и, особенно с заведением пароходства, вновь явившееся и с тех пор посто­янно усиливающееся требование на рыбу для тысяч рабочего народа по Мариинской системе, а также и уменьшение рыбы в ближайших к Петербургу местностях, сделали то, что, дабы добыть 30 руб. от рыбной ловли, не стало надобности удаляться из дома, где рыбы конечно с того времени не прибавилось, но цена на нее необыкновенно взросла.

Развитие лова малька. Эта высокая цена рыбы, при относительно небольшом изобилии ее, должна была иметь своим результатом возможное напряжение сил для увеличения заловов, что и привело к употреблению мелкоячейных сетей, вылавливающих рыбьих мальков, можно сказать, едва вылупивших из икринок. Мало помалу, этот рыбий малек сделался обычной пищей, как судо-рабочих, так и вообще крестьян, в некоторых частях Олонецкой, Новгородской и Воло­годской губерний. Поэтому озерный край, с включением Пейпуса, Селигера и Кубенского озера, сделался центром безумного и гибельного лова малька, — лова, которого совершенно не существует в прочих рыболовных краях России: у Каспийского, Азовского и Белого морей, где возникновению его препятствуют как дешевизна, так и изобилие рыбы. Где много крупной рыбы, там конечно никто из местных жителей не примется за малька, а при дешевизне ее, нет возмож­ности заняться приготовлением, так называемого, суща, для отправки его вдаль. Поэтому в этих местностях малек попадается так сказать случайно, когда другие какие-нибудь причины заставляют употреблять мелкоячейные сети, которые, притом, гораздо дороже и стоят. Поэтому, между тем как там главная цель разумного рыболовного законодательства должна заключаться в допущении достаточного количества рыбы к местам метания ею икры, как это и установлено для низовьев Волги и Куры, в заботе о сохранении этих мест в тех выгодных условиях, в ко­торые они поставлены самой природой, как это предложено в мерах для устройства кубанского и вообще азовского рыболовства, здесь все внимание должно быть обращено на то, как бы сохра­нить молодой подрост рыбы от нерасчетливого и безумного его уничтожения, прежде чем он настолько вырастет, чтобы самому быть способным к размножению своей породы. Это тем более важно, что, как было уже замечено, изобилие рыбы, говоря сравнительно, не очень велико в нашем озерном крае, и что во многих местностях, где нет особенных условий, развивающих некоторые специальные промыслы, как например добывание руды, ломку камня, работ на заводах чугунных и лесопильных, работ на судах, при сплаве леса и т. п., рыболовство составляет почти единственный промысел жителей на скудном, средствами в жизни, севере.

Разъединенность озерной рыбной промышленности. Не только сбыт озерной рыбы, — она поку­пается отдельно, в каждом селении, приезжими в него скупщиками-прасолами, — имеет преиму­щественно местный характер; но и самое производство лова носит тот же местный, так ска­зать раздробленный, характер. Здешние рыбопромышленники не соединяются в большие общества, не собираются в большом числе к каким-либо пунктам в известное время, а ловят каждый у себя дома. Здесь нельзя встретить ничего подобного не только уральскому или кубанскому лову, где рыболовство обширного края составляет как бы одно хозяйство, принадлежащее одному соб­ственнику, но даже и таким ловлям, как при устьях Волги, в Таганрогском заливе зимой, или на Мурманском берегу, куда стекается в определенное время огромное число ловцов, производящих свои промыслы, если не сообща, то, по крайней мере по одному и тому же способу и по одной системе. Здесь, напротив того, что селение, то особый лов, совершенно отдельный и неза­висимый от соседнего, так что часто и породы рыб, на которые лов преимущественно направляется, и орудия его, у них совершенно различны. Единственное сколько-нибудь значительное скучение рыбаков в здешнем крае бывает в узкой части Онежского озера, к северу от Толвуйского селения, близь лежащих здесь параллельными грядами островов, куда собирается к началу октября от 300 до 500 лодок, для лова, мечущей в то время икру, ряпушки. Но и сюда соби­раются ловцы далеко не со всего Онежского озера, а только с близь лежащих селений западного и восточного берегов, так что из окрестностей Петрозаводска, с устьев Суны или Водлы, никто уже сюда не ездит. Причина этой раздробленности заключается главнейше в том, что рыба здесь так сказать равномерно распределена, а не скучивается, не собирается в какой-нибудь привилегированной местности в известное время года, как например, к устьям больших рек, или на морские отмели. Здесь всякая речка, всякая губа, всякая каменистая или песчаная отмель, по здешнему «луда», имеют свой круг обычных посетителей — рыб, мало чем превосходящих или усту­пающих другим им подобным, а потому и ловцы остаются при своих местах. Это относится не только к обширным Онежскому и Ладожскому озерам, но и к меньшим, где также всякое при­брежное селение, или много что волость, производит свой особый самостоятельный лов. В одном отношении составляет из этого исключение Белое озеро, где главный лов, хотя и производится отдельно каждым прибрежным селением, в прилежащей к нему части озера, но тем не менее все озеро должно быть рассматриваемо, в рыболовном отношении, как одно целое, потому что не только везде одинаковые породы ловимой рыбы, но и лов производится по одной системе, одина­ковыми орудиями и начинается, по крайней мере, зимой, в одно определенное время, на основании обычаем установленных правил.

Такой характер здешнего рыболовства обусловливает и способ его описания, заставляя говорить отдельно не только о всяком озере, но часто даже и о различных местностях одного и того же крупного бассейна.

Перевес осеннего рыболовства перед весенним, слабое развитие зимнего промысла в больших озерах. Породы рыб, преимущественно населяющие здешние озера, некоторые физические условия их, а также хозяйственные требования северного климата, составляют сложную причину еще одной особенности здешней рыбной промышленности. Именно, между тем как в других рыболовных округах весна самое горячее время рыболовства, в большей части здешних озер главное, а в иных местах даже единственное время лова — осень. Время метания икры обусловливает собой, как известно, и главное время лова, ибо почти только во время метания икры рыба достаточно скучи­вается, идя в реки или на отмелые места, и тогда лов ее может производиться в больших массах; из двух же семейств рыб лососевых и сазановидных, главным образом населяющих пресные воды, в северных озерах живут преимущественно первые, которые почти все мечут икру осенью. Зимой также скучиваются многие рыбы в косяки или стада и лежат в ямах, да и те, которые плавают, двигаются гораздо медленнее, с меньшей живостью, чем летом, и потому их удобно окру­жать, обкидывать большими неводами, пропускаемыми подо льдом, несмотря на медленность этой работы. Но большие северные озера, как Онега, озера Обонежского края, составляющие как бы губы Онега, отделенные от него не широкими перемычками, а также Сег-озеро и некоторые другие, отличаются глубиной, так что никакой невод не может хватать от дна до нижней поверх­ности льда, что составляет существенное условие успешности зимнего лова; кроме того, они поздно замерзают и до Рождества проезд по ним не безопасен. Поэтому в этих озерах зимний лов производится только в немногих мелких губах или в устьях, впадающих в них рек. Так, например, тянут зимними неводами: в Челмужской губе, в небольшой губе, составляющей отрог Петрозаводской, называемой Песками, между Петрозаводском и деревней Соломенной, где глубина очень незначительна, а дно ровное и песчаное, и в некоторых других тому подобных местностях. Исключение из этого составляет Ладожское озеро, на восточном и северном берегу которого ловят во второй половине зимы неводами на глубине до 20 сажень. В течение целого дня самого усиленного лова редко поймают здесь на невод с двенадцатью работниками от 3 до 5 пудов рыбы. Возможность такого малопроизводительного лова обусловливается единственно крайне дорогой ценой добываемых этим способом сигов, пуд которых покупается просолами по б и 7 руб. на месте. Наконец летом почти не производится рыболовства, потому что при краткости северного лета все наличные силы народонаселения обращаются к полевым работам, тем более что судоходство и другие промыслы, могущие производиться только летом, без того уже отвлекают от них много рук.

Белое озеро и Ильмень составляют, впрочем, и в этом отношении исключение. Так как в них почти нет сиговых пород и так как мелкость, скорое и ровное замерзание их допускают выгодную зимнюю тягу, то в этих озерах главное рыболовство, превосходящее собой лов всех прочих времен года, производится зимой, когда прибрежные жители свободны от дру­гих занятий, а рыба дороже и сбыт удобнее. Мы начнем наш обзор с Белого озера, в стольких отношениях отличающегося от прочих озер исследуемого пространства.

 

Белое озеро

Краткий очерк физических условий Белого озера. Белое озеро имеет довольно правильную, почти круглую или, точнее, несколько овальную форму, так как его западно-восточный диаметр, от устья реки Мегры к устью реки Ухтомы (39 верст), несколько длиннее юго-северного, от устья реки Куности перпендикулярно на север (31 верста). Очертание его почти правильно, без вдающихся бухт и выдающихся мысов. Берег составляет не более как небольшой уступ боло­тистой почвы в сажень, много что в полторы вышиной. Дно в прибрежной части, твердое и пе­счаное, окружает внутренность озера как бы кольцом, от версты до двух шириной, после чего делает уступ, называемый увалом, где глубина разом увеличивается аршин с двух на полторы и на две маховых сажени. Эта внутренняя часть озера имеет дно илистое и тоже почти горизонтальное, ибо наибольшая глубина едва ли где превышает 3 печатных сажени. Подобный уступ представляет и южная часть Чудского озера, известная под именем Псковского, и в этих обоих главных наших снетковых озерах имеет тоже значение в жизни и лове этой рыбы, как увидим ниже. Из самого юго-восточного угла вытекает Шексна, и совершенно против ее истока впадают главные притоки озера: Ковжа и Кема, которые перед устьем соединяются посредством рукавов. Прочие реки незначительны. Не раз делали мы уже замечание, что мелкие водоемы изобильнее глубоких рыбой, и это вполне подтверждается и для Белого озера, которое доставляет не менее рыбы, чем по крайней мере вдесятеро обширнейшее Онежское.

Устья Ковжи и Кемы представляют много удобств для метания икры, и по ним, особенно же по последней, поднимаются весной густыми массами снетки, не могущие, однако, далеко захо­дить вверх, ибо малейший порог составляет для этих маленьких рыбок уже непреодолимое препятствие. Снетки нерестуют, смотря по году, от Егорьева до Николина дня, т. е. от 23-го апреля до 9-го мая. Ход их продолжается не долее десяти дней, но самое горячее время, когда и производится главный лов весеннего снетка, длится не более трех ночей в каждом месте. В эти же реки, но преимущественно в Ковжу, идут также лещи и судаки. Они поднимаются и по реке Шале, главному притоку Ковжи. В некоторых местах озера, а именно с кирилловской сто­роны, в дачах Киснемской волости и близь села Ухтомы, а с белозерской — у Кустова и в дачах Крохинского посада, тянутся каменистые гряды, около которых приходят тереться и метать икру судаки, язи и сороги. Эти каменистые гряды суть ни что иное, как скопления валунов. Стерлядь идет весной вниз по Шексне, но эта рыба хотя и попадается довольно часто в озере, но скорее речная и в самой Шексне и зимует.

Породы рыб, населяющие озеро. Породы рыб, живущие в Белоозере и имеющие промышлен­ное значение, суть, в приблизительном порядке их промышленного значения: снеток, который славится как своими природными качествами, именно белизной и хорошим вкусом, так тщательностью приготовления сушеного, судак, лещ, стерлядь, язь, щука, сорога, ряпушка, чехонь, назы­ваемая здесь чешой, сопа, называемая шаматрой, в небольшом количестве налимы. Есть, по словам рыбаков, и породы сигов, которые не славятся, и которых мне не удалось видеть, так как они попадаются редко. Иногда заходит и белуга. Рыбаки в Киснемской волости упоминают о двух белугах, которых случилось им поймать: одну в 7 пудов, а другую маленькую. В нижних частях Шексны белуга попадается уже гораздо чаще, и мне самому известен случай, когда в пятидесятом году была поймана недалеко от станции Любской белуга в 18 пудов. Карасей в озере очень мало, и те, по словам рыбаков, стали попадаться лишь недавно, а года три, че­тыре тому назад их вовсе не было. В некоторых прибрежных деревнях и теперь утверж­дают, что рыба эта в Белоозере не водится, Вероятно, что по незначительности их количества на них не обращали внимания. От рыбаков можно еще услышать названия юрков и шиги; под первыми разумеют мелкого судака, а под вторыми мелкого ерша.

Ограничения в свободе озерного лова. От всех значительных озер северной России Белоозеро и еще Чарандское отличаются тем, что лов в них не считается вольным. В Чарандском, о котором будем говорить после, он составляет оброчную статью удельного ведомства, а в Белоозере лов считается принадлежностью того, кому принадлежит берег. Но так как в летнее время разделение озера на участки, соответствующие береговым, было бы слишком затру­днительно и рыболовство не очень значительно, и так как притом все рыбопромышленники чувствуют одинаковую необходимость переезжать с места на место, то во все время, когда озеро не покрыто льдом, лов остается на деле повсеместно свободным для всех вообще прибрежных жителей. Только в участке, считающемся принадлежностью города Белозерска и который отдается думой в арендное содержание, иной арендатор вздумает настаивать на своем исключительном праве на лов в снятых им водах, даже и летом. Обыкновенно же не запрещается летом ловить даже и посторонним, но мало кто этим пользуется, потому что не прибрежным жителям трудно держать свои лодки и сети. Только за один из способов летнего или, точнее сказать, весеннего лова всегда взимается плата прибрежными владельцами, потому, без сомнения, что он считается очень выгодным, именно за лов так называемыми рюсами по каменным грядам, около которых весной нерестится рыба. Этот лов производится преимущественно в дачах Киснемской волости, Кирилловского уезда, приезжающими с противоположного берега, из села Мегры, рыбаками, которые составляют из себя артель, имеющую своего доверенного, заключающего на свое имя кон­тракты с помещиками-владельцами берега Киснемской волости, которых 24 человека. В 1870 году за право производить лов 25-ю лодками платила эта артель 110 руб., так что на каждого владельца пришлось всего с небольшим по 4 руб. 50 коп., которые и собирает, по доверенности владельцев, Киснемское волостное правление,

Разделение озера на участки зимой. В зимнее время все озеро разделяется на участки следующим образом. Как только крепко станет лед, вывозят от думы города Белозерска столб и выставляется среди озера в 17 верстах от берега в том месте, где уездная граница, разделяющая озеро на Кирилловский (северо-восточный) и Белозерский (юго-западный) участки, делает тупой угол, обращенный вогнутостью к северо-востоку. От того столба верстах в трех к юго-юго-востоку, в направлении уездной грани, выставляется другой столб от Киснемской волости. От этих двух столбов провешивают граничные линии участков — еловыми ветками. Для сего выбирают ясный тихий день и на границах береговых участков зажигают кучи сырого хворо­ста, на которые подбрасывают еще снегу, чтобы больше дымилось. Дым от них поднимается вертикально вверх и виден с самой середины озера, и на этот-то дым ведутся участковый грани. Вокруг озера находятся следующие участки, начиная от южной границы Кирилловского уезда, идя на север, потом на запад, на юг и наконец на восток вокруг всего озера: 1) Ухтомский, отграничиваемый от Крохинского уездной границей — он имеет около 8 верст вдоль по берегу; 2) Муньгский, 3) Боро-липинский, 4) Вошкинский, 5) Слободской, 6) Киуйский. Эти участки разделяются гранями, лучеобразно расходящимися от второго столба, выставляемого Киснемской волостью. 7) Киснемский — это самый большой участок, он идет около 20 верст вдоль берега и оканчи­вается не в одну точку, как предыдущие, а имеет в вершине своей гранью трехверстную линию между обоими столбами. Следующий 8) Кяндский участок ведет свою грань уже от белоозерского столба, ровно как и все участки Белозерского уезда, первый из которых 9) Орловский; затем идут 10) Ковжинский, 11) Мегрский, 12) Кустовский, 13) Челеский, 14) Куностьский, 15) Маякский (Маякса), 16) Городской, имеющий около 15 верст вдоль по берегу, 17) Верегонецский и 18) Крохинский, в котором лежит и исток Шексны.

Взимание пошлин за зимний лов. Там, где участки эти принадлежат бывшим государственным крестьянам, за них не взносится никакой платы, но они все-таки считаются исключитель­ной собственностью жителей прибрежной волости или деревни; там же, где берега принадлежат или принадлежали помещикам, а также городу Белозерску и Крохинскому посаду, платится за право лова. Так, например, белозерская дума сдает свой участок рублей за 500; Крохинский посад, жители которого, также как и городские, сами мало ловят, сдает свои воды рублей за 150. За Муньгский участок платят ловцы, состоящие из самих жителей этого села, одному из владельцев помещику Багракову 50 руб.; а другому Попову три пая из улова. В Киснеме платят 24 владельцам 70 руб. Плату эту там, где лов не отдается в аренду, взносят сами ловцы, со­стоящие из жителей прибрежных деревень, раскладывающие ее на паи, по которым делят свои уловы. Арендаторы, снимающие воды Белозерска и Крохина, выбирают свои деньги, взимая известную плату со всякого, пускаемого в снимаемых ими водах, зимнего невода и ставной сетки, или же, зная всех ловцов, которые суть жители близь лежащих деревень, преимущественно из воло­сти Лозки, они берут с каждого ловца-домохозяина рублей по пяти, или около того. Крохинские воды долгое время держал на аренде известный поставщик шекснинских стерлядей в Петер­бург — Осенный, получая от них убыток, чтобы только иметь в своих руках исток Шексны. Когда же аренда перешла в другие руки, он стал брать этот исток за 25 руб. в год, для того чтобы никто в нем не ловил. Хотя из представленных примеров видно, что взимае­мая за зимний лов плата и незначительна, за исключением, впрочем, собираемой в городских водах, тем не менее, однако, она тяготит ловцов, особливо в неуловистые годы, когда из ничтожного, приходящегося на жребий пая, надо еще уплачивать эту картому. Но — главное — этими поборами нарушается общий принцип свободы, предоставляемой нашим законодательством не только морскому, но и озерному лову, во всех озерах, не включенных в дачу одного прибрежного владельца.

Возражения против свободы озерного лова. Два возражения, которые можно сделать против допущения свободы лова в Белоозере, по примеру прочих озер, и которые действительно и делаются, заключаются в следующем: 1) Что с допущением вольного лова уничтожится разделение озера на зимние участки, которого прежде не было и которое, с умножением прибрежного населения, и ввелось именно для прекращения господствовавших прежде беспорядков. 2) Что, с объявлением вольного лова, нахлынет со стороны множество охотников участвовать в озерном лове которые стесняют нынешних прибрежных жителей, так что эти последние потеряют гораздо больше, нежели сколько выиграют, избавивших от платежа, в пользу береговых владельцев ничтожных сумм, которые ныне сходят с каждого пая. Последнее опасение совершенно напрасно, потому что и теперь, несмотря на то, что все прибрежные жители участвуют в рыболовстве их не хватает почти ни в одной прибрежной деревне для тяги зимних неводов, и они сами приглашают посторонних, как увидим ниже, при описании зимнего лова, и часто принуждены уменьшать число неводов, которое можно бы держать, судя по пространству участка, за недостатком рабочих. Так в Кустове (на белозерском берегу) действует обыкновенно всего только один невод, потому именно, что не хватает работников, и два невода снаряжаются только в те годы, когда приходит народ верст за пятнадцать, как здесь выражаются — из лесу, по случаю недостатка работы, по поставке леса на заводы, или по заготовке так называемых плашек в Петербург.* В Городской и Крохинской дачах и теперь ловят почти одни посторонние, которые только должны платить арендаторам этих вод за право лова. Во всяком случае из не прибрежных деревень пойдут только одни рабочие, самостоятельных же неводов не будет, потому что заводить свои невода на одну только зиму было бы слишком убыточно, а в летнее время и теперь могли бы ловить посторонние, если бы хотели, но не делают этого, и по причине не слишком значительных заловов в это время, и потому, что заняты домашними работами, которых не станут же бросать, чтобы издалека приходить ловить. Наконец, пример других озер той же местности, как например Кубенского, Лачинского, Чарандского, показывает, что посторонние никогда не приходят ловить в них, как самостоятельные ловцы, потому что это сопряжено с множеством издержек на заведение и исправление снастей и лодок, на хранение их в чужом месте, для чего всегда надо иметь помещение, и на проживание в чужом месте. Вообще лов своими средствами (не в качестве работников, за заработную плату или пай из улова) в водах, отдаленных от места жительства, производится у нас только на Каспийском море промышленниками со средней Волги, но там и уловы изобильны, и путь совершают они на своих судах, которые служат им и жилищами, и магазинами. Являются ловцы с Волги и на Азовском море, но они и остаются там жить на берегу его на многие годы. И на Мурман­ский берег промышленники приходят издалека — с Поморья; но у них здесь есть все заведения, дома, лодки, снасти, так что все эти примеры не имеют ничего общего с озерным ловом. Но если бы, наконец, и явились на Белоозере самостоятельные артели зимних ловцов, не из прибрежных жителей, ничто не помешало бы им участвовать в лове в тех дачах, где, при обширности их, не много неводов, как например в Киснемской, в Кустовской.

Что касается до первого возражения, то оно, в сущности, не имеет никакой связи с установлением вольного лова, потому что ныне употребительное разделение озера могло бы и тогда оста­ваться неизменным, как в видах порядка, так и потому, что жителям прибрежных деревень выгоднее ловить у себя дома.

Описание зимнего лова. Мы теперь перейдем к описанию белозерского лова, приготовления и сбыта его продуктов, начиная с зимнего, как наиболее важного. Зимний лов производится почти исключительно подледными неводами; описывать производство нет надобности, так как он ничем не отличается от такого же лова в других местностях, и был уже не раз описан в его различных видоизменениях, в напечатанных уже трудах экспедиций исследовавших рыболов­ство в России. Невода имеют около 100 сажень маховых в крыле и большую мелкоячейную мотню, потому что они предназначаются для лова снетка. В куте мотни, так называемом притоне, бывает от 8 до 9 ячей на вершок, следовательно, столько же, как и в самом частом мутнике, в остальной же ее части по 6 ячей на вершок. В крыле идет столь же частая сеть сажень на 10 или на 12, иногда же эту часть крыла делают и из самого частого притона. Затем следует так называемая полевая сеть, по 4 ячеи на вершок, и, наконец, редкая мережа, по 8 ячей на 5 вершков. Такая мелкость ячей вредна даже для снетков, потому что вылавливают даже тех, которые еще только прошлой весной вывелись, и у которых, по словам самых рыбаков, «только глазки видны, а сам как червячок».

Лов слишком мелкого снетка. Вылов такой мелюзги составляет без сомнения одну из причин уменьшения снетков в озере, на которое сильно жалуются рыбаки, ибо ни одной рыбы не должно ловить, пока она не способна еще к размножению своей породы, а и снетку, чтобы вырасти до этого, нужно не менее двух или трех лет. Такую частую сеть считают нужной рыбаки потому, что иначе 1) снеток будет застревать в ячеи и его трудно выбирать; 2) самый мелкий снеток уйдет, а крупного стало мало; наконец 3) потому, что частый притон представляет большее сопротивление воде, так что при тяге вытягиваются крупные ячеи крыла, и, ста­новясь узкими, также точно не дают проходить мелкой рыбе, как и более частая сеть. Две последние причины не только не составляют оправдания мелкоячейных неводов, но напротив того могут служить основанием для запрещения слишком частых ячей, ибо без них крупный снеток и был бы изобильнее. Что касается до первой причины, то и она имеет некоторую основа­тельность опять таки только потому, что ловится слишком мелкий снеток. Я полагал бы поэтому, что как в Белом озере, так и вообще во всех тех озерах, где производится лов снетка, ячеи ни в каком случае не должны быть меньше шести ячей на вершок, считая, как и всегда, от узла до узла по стороне нитки, а не через узел, по диагонали вытянутой ячеи, как то делают рыбаки.*

Зимний лов ставными сетями и крючьями. Кроме неводов ловят зимой еще ставными сетями, называемыми здесь мережами. Они имеют 17 сажень в длину и 1 ⅓ в ширину. Их утверждают на кольях, вбиваемых в дно через проруби и выставляют рядами иногда сетей в 100 и в 150 длиной, если дозволит место. Эти сети крупноячейные, ибо предназначены для лова судаков, лещей и вообще крупной рыбы. Сетяным ловом занимаются обыкновенно только богатые крестьяне, имеющие большое число сетей.

Наконец в Белозерском уезде выставляют еще крючную наживную снасть или поддонники, на которую ловят преимущественно судаков. В Кирилловском уезде такой снасти не употребля­ют, а ловят только отдельными крючьями на веревке подо льдом налимов.

Устройство неводных артелей, — тугасов и распределение добычи. Неводной лов произво­дится артелями, называемыми здесь, как и самые зимние невода, тугасами. Состав этих артелей и способ дележа добычи между их членами везде одинаковы в главных чертах, несколько видоизменяются однако же в каждом участке, на которые разделяется озеро. Тугас всегда состоит из 40 человек и в том числе бывает два хозяина. Каждый хозяин выставляет по половине мотни, которая вся стоит от 40 до 45 руб. Эти хозяева — богатые мужики — платят за членов своей артели рублей около ста или более податей вперед, и о Пасхе дают им каж­дый по обеду. Каждый член артели должен выставить по куску неводного крыла, или точнее по два куска — по одному частому ближе к мотне, и по одному редкому ближе к концу. Если, как обыкновенно бывает, в крыле до 100 сажень, то каждому придется выставить по 2 ½ са­жени частой и постольку же редкой сети. Там, где употребляют в начале крыла самую частую сеть — притон, как например в Муньге, это принимается в расчет, ибо, чем чаще сеть, тем она дороже. Здесь каждый выставляет по ½ сажени этого притона, по 1 ½ сажени палевой и по 3 сажени редкой сети или мережи. Хозяева кроме половины мотни выставляют по такой же доле крыльев, как и прочие члены артели. Перед началом зимнего лова эти куски сошворывают, а по окончании расшворывают, и каждый берет свой кусок. В течение зимы также раза два расшворывают невод для просушки. Каждый пайщик получает по паю за свой участок невода и по паю на себя за свой труд; хозяева же еще по паю за их пол мотни. Так как своих ловцов не хватает в прибрежных деревнях, ни на один тугас, то берут в работники посторонних, причем нанимающий должен выставить другой кусок невода и следовательно получает уже три пая (два за две доли невода и один за свою работу), четвертый же пай получает уже его работник, не имеющий участия в постановке части невода. Почти все члены артели имеют по такому двойному участию в составе невода, так что собственно их только человек около двадцати, или с небольшим двадцать; прочие же работники — однопайщики. Каждый из этих, примерно двадцати, полноправных членов тугасной артели должен иметь еще по лошади с санями, на которые наваливают, при возвращении домой, как невод, так и наловленную рыбу, не более трех или четырех пудов однако на сани, так как приходится большей частью везти не по проложенной дороге, а прямиком по снегу. В числе 40 человек, участвующих в лове зимним неводом, кроме тяги его, 6 или 8 человек (смотря по величине тугаса и по толщине льда) так называемых пешальников, пропешивают проруби, а жердники прогоняют веревку — ужище и крылья невода, из проруби в прорубь, посредством прогонного шеста. Работа эта счи­тается самой трудной и требует много опытности и ловкости, особливо когда лед снизу не ровно замерз, что всегда бывает, если после первого замерзания его ломало. Из-за неловкости жердника, всем тянущим невод приходится терять время, ничего не делая, и следовательно невод меньшее число раз может быть закидываем. Об жердниках существует поговорка: жерднику первая палка и первый кусок. Поэтому жердникам идет по три пая: по два, за их особо ценимую работу, и по одному, за выставляемую ими долю невода. Пешальники, при разделе добычи, ничем не отличаются от прочих рабочих, но только в некоторых местах, как например в Киснеме, одни они должны выставлять притон крыльев по 3 сажени на брата, что составляет от 9 до 12 сажень на крыло; в таком случае остальные члены артели выставляют уже только более редкие части крыльев по 3 ½ сажени палевой и по 3 редкой сети. Кроме этой особенности, в Киснеме жердники вовсе не кладут сети, а должны лишь доставить, привязываемые к прогонным жердям, веревки, сажень по 30, и получают, поэтому не три, а только два жеребья. Хозяева кладут здесь (сверх половины мотни, конечно) только по 3 сажени редкой сети в крыло.

В некоторых местах хозяева и вовсе не участвуют в составлении крыла, но все же получают по три пая, т. е. уже по два пая, за половину мотни. В Белозерском уезде существуют еще гораздо более значительные особенности. Так в Мегре хозяева берут еще, при дележе добычи, один пай на избу, пол пая на амбар, где хранятся снасти, и имеют не по одному, а по пяти и по шести однопайщиков. т. е. посторонних работников, не выставляющих своей доли снастей. Кроме всех этих паев, обыкновенно полагают несколько на церковь, например в Ухтоме откладывается с этой целью семь паев, так что вместо 80 паев, на которые должна бы разделиться добыча, при назначении двух паев на каждого человека — один за его долю снасти, а другой за личный труд в некоторых деревнях приходится без малого по 100 паев на тугас.

Для неводной тяги надо еще иметь длинное ужище, т. е. веревку, прикрепляемую к каждому крылу, для тяги. Ужище это доставляется обыкновенно в долг прасолами, т. е. скупщиками рыбы, и цена его взыскивается, при первом же дележе денег за проданную рыбу, с каждого из пайщиков, имеющих участие в постановке снастей. Если ужище продержится зиму, что не всегда бывает, то оно разделяется по кускам на каждую лошадь, возившую рыбу и невода.

Избы, устраиваемые на льду для ночлега. Когда ловят еще в небольшом расстоянии от берегов, откуда лов начинают, то всякий день возвращаются ночевать домой; когда же зайдут вверх, т. е. к середине озера, верст за 15 и за 20 от берега, то уже живут подолгу на льду. Для этого устраивают особого рода избушки, известные под именем «ондреянов», они низки, ибо состоят не более как из семи венцов, а для скорости, а также, я думаю, во избежание угара, они остаются не мшонными. В одном из углов настилают пол, называемый «тулпово», на кото­рый насыпают в ладонь земли, и здесь разводят огонь. Ондреяны прикрывают тесом, на кото­рый наваливают солому. Над огнем оставляют отверстие. На ночь огонь тушат. При большом числе народа, в них тепло, несмотря на то, что они не мшоны. В ондреянах же на льду живут и те ловцы, которые приходят ловить в городские и крохинские воды, жители которых не составляют своих тугасов.

Дележ рыбы натурой для пищи. Кроме дележа по паям денег, выручаемых за продажу наловленной рыбы, происходит еще дележ ее натурой для пищи. Так как цена рыбы довольно высока, рыбный промысел составляет главное средство заработков в прибрежных деревнях, артели велики, а рыба не слишком изобильна; то и не позволяется здесь каждому есть сколько угодно рыбы. В некоторых местах, как например в Ухтоме, при всяком улове полагается по полу-ковшу снетков на каждого пайщика, хозяевам же по целому ковшу. В ковше около 5 фунтов. В других местах поступают еще экономнее, или, лучше сказать, хозяева имеют более произвола. Здесь получают на уху только те из пайщиков, которым достается очередь везти на своих лошадях с озера рыбу, хозяева же берут себе рыбы сколько угодно. В этом заклю­чается даже едва ли не главный их барыш, так как рыба у них в амбарах хранится до продажи, и они могут брать себе сколько угодно. Только, когда лов производится среди озера и ловцы живут в ондреянах, не возвращаясь на берег, то едят уже каждый день уху. Такие точные определения об употреблении в пищу пойманной рыбы показывают, как здесь ею дорожат, и как напряжен лов. Это не то, что, например, в низовьях Волги, где не только каж­дый ест сколько угодно рыбы, но где даром, мало сказать дают, а валят рыбу всяким, проезжающим мимо тони лодкам, которых наберется не мало, так как в дельте Волги нет иного пути сообщения, кроме водяного.

Подразделение главных участков на округи. Зимний лов начинается, как только озеро по­кроется льдом, т. е. ранее, нежели успеют выставить столбы и провешить грани. Но этот лов производится невдалеке от берега, где участки так широки, что нельзя сбиться и зайти в чужие воды. Когда проведут грани, то в тех участках, где ловом занимается более одного тугаса, производят еще внутреннее разделение участков, по числу тугасов или неводных артелей, на так называемые круги. Это делается также со всевозможной уравнительностью, и в этом отношении замечаются некоторые отличия в разных прибрежных селениях. В Ухтоме, например, где четыре тугаса, это делается так. Место от берега до увала оставляют, так как по мел­кости оно неудобно для лова. Затем, начиная от увала, отделяется участок или круг поперек всей дачи от крохинской до муньгской грани, в две версты вдоль, т. е. по направлению от берега к столбу. Затем выделяют четыре участка также поперек всей дачи, каждый в версту длиной, и на эти четыре круга мечут тугасы жеребьи, которые и остаются у них на всю зиму. Это делается часто еще до вбитья центральных столбов, потому что в стороны, при ширине участков, нельзя сбиться. Когда вобьют столб, то остающийся треугольник разбивают, луче­образно от столба, на четыре более острых треугольника, на которые также мечутся жеребьи; так что каждый тугас получает по два участка: один поперечный — береговой, другой продоль­ный — к середине озера, в которых ловят по желанию попеременно, то в том, то в другом. Что касается до первого двухверстного поперечного участка, начинающегося от увала, то в нем ловят тугасы понедельно по очереди, ибо в этом участке появление рыбы не постоянно. Иногда скопляется здесь большое количество ее, иногда же ничего нет. Этот береговой участок или круг называется местным. Он выделяется не во всех дачах. Так нет его в Муньгской даче, где ходят два тугаса и которая делится так: от увала отмеривают две версты, а затем четыре версты, и в этих расстояниях провешивают поперечные грани. Каждый из этих участ­ков подразделяется еще на два: правый и левый продольной гранью. Далее вглубь озера участки разделяются только поперечно, так как при небольшом береговом протяжении дачи здесь ста­новится уже узко. Жребий мечется отдельно на два первые двухверстные и на два четырехверстные участка, а затем и на остальные поперечные участки, так что каждый тугас получает по кругу в различных расстояниях от берега.

Перечисление зимних участков. Число неводов по всему озеру каждый год не совершенно одинаково, но доходит обыкновенно до пятидесяти, так что не менее двух тысяч человек зани­мается белозерским зимним неводным ловом. Вот как распределяется это число по окружающим озеро участкам:

 

В Ухтоме 4 тугаса
В Муньге 2 »
В Бору 2 »
В Вашке 3 прежде было 4
В Слободке 2 »
В Киуе 3 »
В Киснеме 7 »
В Кянде 1 »
В Орлове 1 тугас, иногда совсем не ловят
В Ковже 2 »
В Мегре 4 »
В Кустове 2 »
В Челексе 1 или 2
В Куности 1 или 2
В Маяксе 1 или 2
В Городской даче от 10 до 15 тугасов
В Верегонецкой 1 »
В Крохине 2 »
Итого от 48 до 58 тугасов

 

Способ выставки зимних ставных сетей. Кроме неводного лова, единственный значительный зимний лов производится только мережами, т. е. ставными сетями, о которых было говорено выше. Они должны выставляться так, чтобы не мешать тяги неводами, и потому утвердилось правило выста­влять их только вдоль по участковым граням. По тем из них, которые отделяют дачу от дачи, это делается, так сказать, по праву, без всякого спроса; на выставку же мереж по внутренним граням, отделяющим круги, или тугасовые участки, требуется позволение тугасовых артелей, в котором, впрочем, никогда не отказывают. Число ловящих мережами не велико: так например в Муньге всего три или четыре хозяина занимаются этой ловлей, и у них в распоряжении две грани, верст по 17 длиной. При таком большом количестве выставляемых сетей, лов этот бывает иногда очень выгоден. Эти грани делят по верстам, распределяемым по жеребью, чтобы и тут доставались каждому участки в различных расстояниях от берега. На порядок мереж нужно только двух работников, для пропешиванья прорубей, прочистки их и пропуска или прогона мереж под льдом из проруби в прорубь. Их осматривают через четыре или пять дней, и вынимают застрявшую в ячеи рыбу. Недели через две мережи вынимают и дают просохнуть, без чего они скоро бы сгнили, и выставляют другую смену.

3имний снеток. Зимой ловится главнейшим образом снеток, который никогда, впрочем, не бывает чистым, а всегда с примесью сорожки, ряпушки, ершиков и мальков других рыб. Сортировкой снетка занимаются уже скупающие его прасолы, и конечно тем дороже дают, чем чище снеток. Примесь других рыб доходит иногда до трети и даже до половины его веса.

Ятвы. Изредка попадает в зимние невода и крупная рыба; именно судак и лещ, но не отдельными штуками, а целыми стаями. Рыбы эти, по словам рыбаков, с осени гуляют по озеру вразброд, ища себе пищи, но, с замерзанием озера, они скучиваются в стаи или косяки, судак и лещ вместе, и такая куча — называемая здесь ятвой — стоит обыкновенно на месте. Название это очевидно однозначуще с уральской ятвой, под которой разумеется яма или глубокое место реки, куда собирается рыба проводить зиму, в некоторого рода сне или оцепенении. По мнению белозерских рыбаков, это скучивание рыбы происходит от пугающего ее треска и грома, бываю­щего при растрескивании льда от морозов, длинными, иногда через все озеро идущими трещи­нами. Не отвергая, что звук этот, не уступающий силой пушечному залпу, или громовому удару, может пугать рыбу и заставлять ее бросаться из стороны в сторону, я полагаю однако же, что он не может составлять причины скучивания рыбы, которое без сомнения происходит от тех же причин, что и на Урале, т. е. от инстинктивной потребности ее собираться в стаи, которые остаются в неподвижности, и как бы в оцепенении, от холода и ослабления дыхания в воде, отделенной от воздуха слоем льда. Замечательно, что здесь, так же, как и на Урале, рыба соби­рается в стаи не отдельно по породам, а различные крупные рыбы вместе, как то: судаки, лещи, а иногда и стерляди. Наткнуться на такую ятву считается величайшим счастьем, все равно что клад найти, ибо тот тугас, которому она попадет, выбирает за нее от 300 до 1000 руб. Ятвы попадают не на одни невода, но и на мережи.

Весенний лов снетка. К весне, когда лед становится не прочным, прекращается подледное рыболовство и начинается лов в реках, которые расходятся ранее озера и куда идут некоторые рыбы метать икру. Самый замечательный из весенних ловов — лов снетка в реках Кеме и Ковже, но главным образом в первой. Ловом этим занимаются преимущественно близь лежащие селения Покровской волости, а также жители Кянды, Ковжи и других деревень. Лов производится нево­дами, как в самых реках, так и перед устьями их, и саками в реке. Невода эти такие же точно, как и зимние, но короче, ибо реки имеют всего от 20 до 40 сажень в ширину. Около 30 неводов занимаются этим ловом в Кеме, причем закидывают разом по десяти неводов один сзади другого, через всю реку, и едва успев выбрать, закидывают вновь. В невод попадает сразу до десяти мер, т. е. от 3 до 4 пудов. Но гораздо значительнее еще лов саками. Это — простой сетяной мешок или мотня, около сажени в диаметре и от 1 ½ до 2 сажень длиной, надетый на обруч, прикрепленный к палке. Его опускают с берега и, захватив, густой стаей идущего, снетка вытаскивают на берег. Мелко ячейные саки иногда совсем залепляются икрой, так что их трудно бывает вытащить. Чтобы вода лучше протекала, делают их из самой тонкой, но крепкой льняной пряжи, которая притом и не так разбухает в воде. Лов этот производится от устья Кеми до села Покровского, лежащего верстах в тридцати вверх по реке — по ночам и на утренней заре, когда снеток теснится к берегам метать икру, не только мужчинами, но и женщинами, и продолжается в каждом месте не более трех суток, хотя весь ход снетка длится от десяти дней до двух недель. При саке всегда есть лодка, куда вываливают снетков, но иногда лов бывает столь значителен, что лодка перепол­няется и рыбу вываливают из нее кучами на землю. Их сушат, как суш, в печах, или в особо устроенных для сего избах, или у себя по домам. Говорят, что в уловистые годы случается на семью двумя, тремя саками добыть этим ловом рублей по 150, для чего нужно поймать не менее 400 пудов снетка, так как из 4 пудов свежего выходит не более пуда сушеного, а цена ему не выше 1 руб. 50 коп., потому что весенний снеток несравненно хуже осеннего и он не лежит долго, тогда как осенний может храниться года три.

Несмотря на выгоду, которую доставляет этот весенний лов снетка жителям селений, расположенных вблизи устьев и вдоль нижней части течения рек Кеми и Ковжи, его к сожалению, необходимо совершенно запретить, для сохранения и для увеличения запаса снетков в Белоозере, который давно уже начинает заметно оскудевать, так что, по выражению ловцов, конечно преувеличенному, стало так мало рыбы, что ловить не стоит. В иной год это даже и совершенно справедливо, так, например, за первую половину зимы с 1870 на 1871 год почти решительно ничего не поймали.

К предложению столь строгой и радикальной меры побуждают меня следующие соображения. Обыкновенно экспедиции, исследовавшие рыболовство в России, ограничивались, в видах охранения рыбного запаса, предложениями мер, клонящихся к устранению преград, препятствующих рыбе достигать мест метания икры, и к запрещению лова лишь в течение некоторого времени, рассчитанного так, чтобы последние из поднимающихся в реки косяков могли уже без всякой помехи размножать свою породу. При огромной плодовитости рыб, считалось, как в Каспийском, так и Азовском морях, достаточным для охранения пород от огромного вылова, если хотя некоторая, сравнительно небольшая доля, из вошедших в реки для метания икры рыб, успеет беспрепятственно совершить это действие. Но зато выведшиеся рыбки могут в остальное время года спокойно жить и расти, ибо их не только не ловят там в виде малька, но и вообще, вне времени весеннего и осеннего хода рыбы, лов вовсе не производится, или он сравнительно не велик, ибо рыба расходится по обширным и глубоким водоемам, где ее трудно бывает захватить массами. Посему запрещение лова, во время метания икры в этих местностях, равнялось бы почти совершенному запрещению его вообще. Рыба, которую не успели захватить здесь во время ее хода в реки, пользуется относительной безопасностью во все остальное время. Совершенно иное представляет нам Белоозеро. Круглый год происходит здесь лов, в бассейне сравнительно небольшом и мелководном, всем довольно густым населением, окружающим его берега, и не только вылавливается в продолжение года значительная часть рыбы, преимущественно снетков, воротившейся из рек после метания икры, но и большое количество вновь народив­шихся мальков.

Очевидно, что если допускается лов во время хода рыбы для метания икры; то по крайней мере та доля ее, которая успела ускользнуть от выставленных против нее ловушек и вернуться в свое обыкновенное место жительства, должна иметь возможность скрываться от направленных против нее преследований, а выведшиеся из выметанной ею икры мальки должны иметь возмож­ность вырастать до половой зрелости. Если же, напротив того, лов рыбы усиленно производится в течение целого года, притом в местности, не представляющей никаких удобств для укрытия от этих постоянных преследований; то необходимо давать ей, по крайней мере, возможность совершенно беспрепятственно выметывать икру. Но очевидно, что в Белом озере надо непременно избирать именно этот последний способ охранения рыбного запаса, ибо рыболовством в озере занимается, как мы видели, в течение целого года не менее 2000 ловцов, что соответствует населению в 5000 или 6000 душ, тогда как весенним ловом в реках Кеми и Ковже пользуется много если сотня, другая, ловцов, в течение каких-нибудь двух недель. Кроме этого, добываемый весенним ловом продукт самого худого качества, ибо пуд свежего снетка продается не дороже от 30 до 40 коп., между тем, как зимой он стоит от 1 руб. 50  коп. до 2 руб. пуд, а осенью от 1 руб. до 1 руб. 22 коп., потому что осенний сушеный снеток продается до 5 руб., а пуд сушеного выходит из 4 или из 5 пудов свежего, смотря по величине его и степени сушки. Следовательно, весенний снеток от трех до семи раз дешевле осеннего и зимнего. Население, пользовавшееся доселе этим весенним ловом в реках, могло бы быть отчасти вознаграж­дено тем, что с объявлением свободы белозерского лова, оно могло бы участвовать в зимнем озерном лове наравне с приозерными жителями.

 Весенний лов в озере рюсами. Довольно значительный весенний лов производится еще в самом озере рядами рюс, вдоль каменистых гряд, проходящих по озерному дну, как об этом было уже упомянуто выше. Эти рюсы, т. е. небольшие винтеря или рюжи, сажени в полторы дли­ной и до 1 ½ аршина вышиной, состоят из шести круглых обручей и седьмой дуги у входа, обтянутых не слишком частой сетью и снабженных двумя горлами. Особенность употребления этой снасти на Белоозере состоит в том, что их соединяют между собой, обыкновенно по девяти пар, в длинные ряды следующим образом. Крыло или простенок, в две сажени длиной, соединяет две рюсы, прикрепляясь к их устьям или входам, имеющим форму полу­круга, так что он разделяет это устье на две половины, правую и левую, вертикальной сетяной перегородкой. Девять таких пар рюс связываются между собой кутами. К этим кутам при­вязываются камни, которыми вся линия или ряд удерживается на дне. В лодке рюсы лежат не связанными, а их соединяют вместе и привязывают к ним камни по мере опускания в воду. Выставленный ряд, соединенных таким образом рюс, имеет от 40 до 50 сажень в длину. Каждая лодка выставляет от 20 до 40 таких рядов, в параллельном друг к другу направ­лении; так что все 23 лодки, приезжающие из селения Мегры для этого лова в киснемские. воды, выставляют около 12,000 рюс. Киснемские каменистые гряды потому считаются особенно вы­годными для этого лова, что они состоят из груд мелкого и гладкого камня сажени в полторы вышиной. Они не рвут снастей, так что даже неводами можно около них ловить. Между тем как в других местах, особенно в Кустове, камни, составляющие гряды, очень неровны, угло­ваты и рвут снасти. Рыба также находит киснемские гряды более удобными, чтобы около них тереться и метать икру, и собирается на них в `большем числе, нежели на других грядах. В эти рюсы ловятся преимущественно язи и сорога, собирающиеся сюда метать икру.

Лов себрами. Кроме этих способов лова, употребляемых только весной и основанных на метании рыбой икры, начинают уже, как только очистится озеро ото льда, ловить себрами, со­ставляющими главное орудие здешнего лова на талой воде, подобно тому, как невод есть главное орудие подледного лова. Себра, ни что иное, как двойной невод, или — лучше сказать — это два невода вместе закидываемые, которые помогают друг другу и которыми ловят за одно. Невода эти редкоячейные, так как ими ловят не снетков, а крупную рыбу, и имеют по 50 сажень в крыле. Этот сложный способ лова двумя и даже четырьмя неводами составляет исключитель­ную особенность нашего северного озерного лова и не встречается ни в морях, ни в реках наших. Другую особенность озерного неводного лова составляет то, что здесь лишь в редких случаях тянут невод на берег, большей же частью вытягивают его на лодки подобно тому, как и волжские распорные невода, с той однако существенной разницей, что распорным неводом обметывают косяки рыб уже предварительно найденные, тогда как здешними, вытягиваемыми на лодки, неводами ловят на удачу, как и обыкновенном береговым неводом.

Лов себрами производится следующим образом. Каждый невод забрасывают с двух лодок, на которых по два человека. Лодки разъезжаются, и выметанные невода становятся друг против друга, один против ветра, а другой по ветру, саженях в ста или более друг от друга. К каждому крылу прикрепляется по длинному гужу или тяглой веревке, которые также выбрасываются. Затем две левые и две правые лодки между собой съезжаются, счаливаются и начинают тянуть. Тяга производится посредством утвержденных на лодках маленьких воротов. Вытянув гужи, т. е. сведя крылья каждой стороны обоих неводов и образовав из них круг, сажень в двести в окружности, лодки расчаливаются и снова выбрасывают собранные в лодки гужи, после чего обе пары лодок, правая и левая, начинают съезжаться к центру этого круга. Когда они уже съедутся, то крылья неводов все еще остаются там, где их тянули в первый раз. Лодки сцепляются посредством перекладин и начинают притягивать к себе крылья, ко­торые, сойдясь в центре первого круга, обведенного обоими неводами, образуют уже два отдельных соприкасающихся круга, из коих каждый состоит из одного невода. Круги эти постепенно уменьшаются дальнейшим вытягиванием, пока не подойдут к лодкам самые мотни, из которых и высыпают рыбу в лодки. Выгоды таких двойных неводов состоят, во-первых, в том, что каждый из них можно делать меньше, что значительно облегчает выбрасывание и вытягивание их, особливо во время волнения, и дозволяет употреблять лодки меньшей величины; во-вторых же, и это главное, рыба, пугающаяся невода и бегущая от него прочь, не спасается, а попадает в противоположный невод. При этом лове замечают, что в мотню одного из двух неводов всегда попадает гораздо больше рыбы, чем в другую. Для лова себрами хозяева каждого не­вода (их собственно бывает два, как и при зимних неводах) подыскивают себе товарищей, но ежели соглашение, почему-либо, не состоится, то ловят и отдельно одним неводом, но такой лов бывает почти всегда гораздо менее удачен. При дележе добычи разделяют рыбу на 12 паев, по 3 пая на лодки, причем хозяину на лодку и снасть полагается 2 пая и один пай работнику.

Летний и осенний лов снетка. В Белом озере лов производится круглый год, не прекра­щаясь совершенно и в рабочую пору, но только он тогда незначителен, потому что все-таки большинство оставляет занятие рыболовством для полевых работ. Кроме себр употребляют в летнее время еще рюсы, ставные сети и мутники, а осенью, т. е. с половины августа и сентября, продолжая ловить всеми этими снастями, ловят еще зимним тугасом снетков в мелком пространстве между берегом и увалом, куда в это время и вообще летом преимущественно соби­раются снетки. Но этот лов не повсеместный, а в тех только дачах, где нет каменистых гряд, которых избегают. Поэтому этот лов производится в Кирилловском уезде только в так называемых средних участках: в Вашкинском и особенно в Слободском и Киуйском. В Муньгском и Ухтомском он не производится вовсе, и весьма мало в части Киснемского участка. Тугас выметывают, при этом лове, с двух лодок, на которые его и вытягивают, ибо берег слишком отмел. Осенний сушеный снеток есть самый лучший, и продается до пяти и более рублей пуд.

Лов малька мутниками. Сушка снетка, как осеннего, так и весеннего, производится точно таким же образом, как и сушка мальков, или так называемого суща, в Кубенском озере, описанная в напечатанном уже исследовании этого озера. К сожалению, не ограничиваются и в Белом озере сушением одних снетков, а занимаются также специальным ловом мальков мутниками и сушкой их, также как и в других озерах, особенно же в Лаче и Чаранде. Лов этот, который в последнее время стал распространяться по губам Онежского озера и в соседних с ним озерах Обонежского края, как увидим при описании тамошнего лова, при­надлежит к числу наиболее вредных и, запрещенный уже в Кубенском озере, должен быть запрещен повсеместно. Он основан на том, что ершовые мальки, на которых он преиму­щественно направлен, держатся близь дна на илистом грунте, но боятся мути и стараются ее избегать. Мутник состоит из большой мотни с столь мелкими ячеями, что их приходится от 8 до 10 на вершок; притом самая пряжа, из которой связана эта сеть, очень толста и еще разбухает в воде. Крылья у этой мотни очень короткие, не более 3 или 4 сажень, и сделаны из сети довольно редкой. К каждому крылу привязывается по очень толстой веревке, или скорее тонкому канату, который ложится на дно. К нему иногда привязывают еще обрывки старых сетей и к этим канатам привязываются уже собственные тяглые веревки. Сам мутник не касается дна, а при тяге его воздымает напором воды на частую сеть, мутят же воду только канаты. Таким образом, при лове этим орудием, образуются в воде две полосы мути, расходя­щиеся от мотни довольно пологой дугой; там же, где идет сама мотня, остается сначала широкое пространство чистой воды. При тяге, по мере сближения гужей, сближаются постепенно, и расширяющиеся полосы мути, а ершик, спасаясь от них на чистую воду, подхватывается мотней. В таком свойстве ершового малька убедились мало-помалу и стали постепенно уменьшать длину крыльев, и заменять их идущими по дну канатами, и чрез это собственно обратился обыкно­венный мелкоячейный невод в настоящий мутник. Так в описании озера Селигера академиком Озерецковским, посетившим его в 1814 году, в числе употребляемых там орудий лова, не упоминается еще о мутнике, а говорится о небольших неводах, называемых одиноками,* устрой­ство которых различно, смотря по рыбе, для лова которой они употреблялись, и ершовый одинок имел, по его словам, до 20 сажень в длину и ходил понизу, также как и снетковый одинок, тогда как окуневый ходил поверху и был вчетверо длиннее. Хотя мутников и не знали еще в то время, по крайней мере, в Селигере, но лов мальков уже существовал, ибо они сушились в печах и продавались под именем гарюги. Мутники составляют следовательно в мальковом лове усовершенствование, прогресс — весьма, впрочем, прискорбный.

Мутники успели и в Белом озере, как и везде, выказать свое вредное влияние самыми ясными признаками. Прежде, в начале этого лова, залавливали на мутник в сутки от 40 до 60 четвериков сырого малька, т. е. от 12 до 18 пудов, так как на четверик приходится около 12 фунтов; теперь же в день поймают не более как от 5 до 15 и лишь в редких случаях до 20 четвериков. Так как нет данных об общем улове мальков в озере теперь и в прежнее время, то хотя из этого еще и нельзя заключить, чтобы количество уловов уменьшилось вчетверо, ибо может быть теперь увеличилось число мутников, но можно по крайней мере безоши­бочно вывести, что плотность населения озера мальками уменьшилась в очень сильной пропорции. А как с другой стороны уменьшилось в значительной степени и количество снетков; то из одного этого мы должны бы уже были необходимо заключить и об уменьшении крупной рыбы, для которой эта мелкая составляет главную пищу, если бы даже не имели об этом непосредственных свидетельств.

Предлагая совершенное запрещение лова мальков мелкоячейными мутниками и приготовления суща, составляющего пищу, к которой привыкло все крестьянское население в значительной части Олонецкой, Вологодской и Новгородской губерний, в особенности же судорабочие, я должен опро­вергнуть те возражения, которые делаются самими заинтересованными в этом деле рыбаками, тем более что, при недостаточном вникновении в сущность дела, они могут показаться довольно основательными,

Говорят, что мутниками ловятся только ершики, и так как это малоценная рыба, то уменьшение ее не может принести существенного ущерба рыболовству, в особенности же не может уменьшить количества более крупных пород. Крестьяне, конечно, не проводят своего доказатель­ства далее, ибо не входят в рассуждение о том, как и чем питается рыба. Но и для прини­мающего в соображение средства пропитания рыбы, вылов мутниками одних ершей может, с первого взгляда, показаться достаточным оправданием этого лова. В самом деле, если, с одной стороны, вылов огромного количества молодых ершей и лишает более крупную рыбу значитель­ной доли ее пропитания; то с другой этим выловом необходимо увеличивается количество тех крошечных животных, которые шли бы в пищу выловленным ершовым малькам. Следовательно, этот, остающийся неизрасходованным, корм мог бы, по-видимому, непосредственно идти в пищу другим рыбам, и таким образом, при всех прочих равных обстоятельствах, произошло бы не уменьшение рыбы вообще, а только замещение одних пород, а именно ершей, другими рыбами. Это дальнейшее развитие, делаемого некоторыми ловцами, возражения против запрещения мутников, имеющее вид совершенной основательности, оказывается, однако же, несостоятельным, при ближайшем знакомстве с делом. Мелкие ракообразные (entomostraceae), личинки насекомых, червячки служат пищей лишь для рыбьих мальков, крупным же рыбам попадаются они лишь как случайная незначительная примесь к их корму. Но рыбьи мальки еще в большей степени, нежели взрослая рыба, держатся определенных свойственных каждой породе местностей. Всем рыбакам, например, хорошо известно, что мальки сороги, плотвы, уклейки держатся ближе к поверхности воды; ершики же, также впрочем, как и взрослые ерши, живут вблизи илистого дна; окуньки придерживаются также близости дна, но на твердых песчаных местах; снетки, как взрослые, так и мальки их, проводят лето и начало осени на прибрежных уступах, как Белого озера, так и Псковского и Ильменя. Относительно ершей в этом достаточно убеждает то обстоятельство, что добываемый мутниками сущ действительно состоит, большей частью, из одних ершиков, да и взрослые ерши ловятся в изобилии лишь этой снастью. Следовательно с уничтожением, или даже только с уменьшением ершей, в каком-либо водоеме, те мелкие животные, которыми питались мальки их, т. е. живущие на дне и вблизи дна, будут понапрасну размножаться и кишать, большей частью, почти без пользы для других пород рыб, мальки которых не изменят своего образа жизни и не займут места ершовых, у илистого дна. Таким образом, хотя масса питательного вещества действительно и не уменьшится в озере, через вылов ершовых мальков, однако же через это перервется одно из звеньев, в общей цепи гармонического сосуществования разных рыбьих пород, и значительная масса питательных веществ, которая, при посредстве ершовых мальков, шла в пищу крупным рыбам и подросткам их, будет оставаться без пользы и для рыб и для человека. Посему кроме уменьшения, а со временем даже уничтожения ершей, вылов их мальками необходимо влечет за собой уменьшение и всех прочих пород рыб, за исключением лишь немногих питающихся растительными веще­ствами, каковы сазаны, караси, лини, которые в Белом озере, да и в прочих озерах исследуемого края или вовсе не живут, или (караси только) в самом небольшом количестве. Итак, если бы мутниками ловили и в самом деле один только ершовый малек и если бы ерш был в самом деле малоценной рыбой; то и в таком случае мелкоячейные мутники должны бы быть совершенно запрещены, как неминуемо ведущие к уменьшению рыбы, чему мы увидим многие несомненные примеры, при описании рыболовства в других озерах. Но во-первых не верно, чтобы сущ исключительно состоял из ершиков; в нем всегда попадаются и притом в достаточном количестве окуньки (как это можно видеть и на рисунке таблицы, изображающей мутниковый лов на Кубенском озере. См. атлас к исследованию беломорского рыболовства. Табл. под лит. III, а. 2), а в меньшем даже сорожки и щучки. В белозерском суще особенно много судачков — юрков, по-здешнему. Иногда попадаются здесь в мутники даже маленькие стерлядки. Следовательно, мальковый лов мутниками служит не только посредственно, но и непосредственно к уменьшению рыбного запаса в наших озерах. Во-вторых, самый ерш можно считать малоценной рыбой только там, где, как заграницей, едят лишь рыбу, а не уху; а не у нас, где свежая и мороженая рыба всего более употребляется именно в виде ухи, ибо известно, что, для приготовления этого кушанья, ерш считается одной из самых лучших рыб. Наконец, должно заметить, что если вылов мальков везде крайне вреден, то вред этот еще гораздо значительнее в тех озерах, где водятся снетки, потому что, при лове этой маленькой рыбки, некоторый вылов мальков совершенно неизбежен, как при осеннем, так и при зимнем снетковом лове, ибо мы видели, что к снеткам всегда примешивается около четверти, трети, а иногда даже и до половины их веса, мальков разных пород. Мы увидим, как значительно это количество, при определении величины белозерских уловов. Возможно ли, следовательно, допускать, сверх этого неизбежного вылова мальков, еще особый лов специально на них направленный.

Приготовление, сбыт и цена белозерской рыбы. Большая часть рыбы, добываемой в Белоозере, продается в свежем виде. Зимой, как само собой разумеется, она замораживается, или лучше сказать сама мерзнет, тотчас по вынутии из воды; летняя же сажается в садки, устраиваемые в устьях впадающих в озеро речек. Из садков покупают ее прасолы и везут нередко до Петербурга, в живорыбных лодках. Солятся только щуки, которых в садки никогда не сажают, мелкая малоценная рыба, как-то: сорога, чехон, сопа, которую не стоит возить живой, и те более ценные рыбы, которые уснут в садках. Сушат снетков весеннего, летнего и осеннего уловов, и собственно так называемый сущ.

Первая по цене рыба конечно стерлядь; она, как говорится, из цены вон, но в озере ее мало добывают. Зимой ее морозят, а летом сажают на куканы, т. е. оставляют гулять в озере, на веревке, продетой через жабры, как это делается на Волге и в Каспийском море, когда хотят сохранить живой какую-либо рыбу из осетровых пород, не имея обширного и прочно устроенного для этого садка. Белуг, осетров, шипов, собрюг и стерлядей на куканах привязывают там за лодками, а на короткие расстояния даже за пароходами. О стерляди, как ловимой преимущественно в Шексне, а не в озере, будет говориться особо. За стерлядью следует по цене судак и лещ, которых продают от 2 руб. 50 коп. до 3 руб. 50 коп. пуд. Юрков или молодых судачков оценивают против взрослых в половину. Зимний снеток, смотря по чистоте его, стоит от 1 руб. 50 коп. до 2 руб. 50 коп. пуд; ряпушка, которой очень мало, в одной с ним цене. За сим следуют язь, щука и окунь, стоящие в одной цене, обыкновенно по 1pуб. 50 коп. пуд. Осенний сушеный снеток, как было уже упомянуто, продается около 5 руб. пуд, что составляет для свежего от 1 руб. до 1 руб. 25 коп. пуд, смотря по его величине и степени просушки. Чешка (чехонь), шига, т. е. молодой ерш самый крупный, из идущего на приготовление суща, и шаматра (сопа) идут от 1 руб. до 1 руб. 25 коп. пуд. Наконец самой дешевой рыбой считается сорога, от 40 до 50 коп. пуд; дешевле ее будет только весенний снеток, так как в свежем виде он продается от 30 до 40 коп. пуд. Налим, которого здесь вообще ловится мало, в продажу нейдет, а по здешнему обычаю составляет собственность хозяев, — для еды.

Сравнение прежних цен с нынешними. Сведения, собранные Озерецковским в упомянутом уже сочинении его об озере Селигере,* дают нам возможность сравнить, по крайней мере, отчасти, теперешние цены с теми, которые существовали в начале нынешнего столетия, ибо селигерские цены не должны много разниться от белозерских, так как оба озера находятся почти в одинаково выгодных условиях, для сбыта своих произведений, и так как и в Онежском и в Кубенском озерах цены приблизительно теже, что и в Белом озере. В Ильмене и Ладожском озере цены конечно гораздо выше, по причине близости Петербурга. Осенние сушеные снетки продавались тогда от 11 до 12 руб., весенние от 8 до 9 руб., а зимние от 10 до 11 руб. ассигнациями пуд, что составит для первых от 2 руб. 75 коп. до 3 руб., для вторых от 2 руб. до 2 руб. 25 коп., а для последних от 2 руб. 50 коп. до 2 руб. 75 коп. серебром пуд.** Из этого видно, что в течение 55 лет весенние и зимние снетки не только не подорожали, но еще подешевели, осенние же хотя и подорожали, но не более как от 33 до 66 процентов своей цены. Впрочем, так как белозерские снетки считались всегда лучшими, то весьма вероятно, что и относительно их не произошло действительно вздорожания. Но зато крупная рыба вздорожала чрезвычайно. По тогдашнему обычаю крупная рыба, как-то: судаки, лещи, щука, окуни и язи, солилась в двухпудовые бочки, которые покупались на месте от 2 руб. 50 коп. до 3 руб. асс. бочка, или от 31 ¼ до 37 ½ коп. сер. пуд, между тем как теперь средняя цена этих сортов рыбы на Белоозере составляет от 2 руб. до 2 руб. 50 коп. сер. пуд, так что они вздорожали вшестеро или всемеро. Из этого можно, кажется, заключить, что уловы крупной рыбы стали менее изобильны, ибо хотя с того времени увеличилось и требование на рыбу, но едва ли в такой мере, да притом же в удовлетворение этой усилившейся потребности увеличилась и до­ставка рыбы с Каспийского и Азовского морей, где лов, так называемой частиковой рыбы, зна­чительно усилился с того времени. Что касается до снетков, то малое изменение в цене, при сильном вздорожании всех остальных предметов, не позволяет еще, кажется мне, заключать об увеличении уловов этой рыбы, а объясняется следующим образом. На зимние снетки произошло без сомнения значительное уменьшение спроса. Рыба эта употреблялась всегда более достаточными классами общества, именно дворянством и купечеством, но в течение 50 лет много уменьшилась между первыми строгость соблюдения постов, а, кроме того, значительно изменился и вкус, ибо тогда как, еще на моей памяти, мороженые снетки считались лакомым кушаньем, теперь они почти совершенно потеряли свою прежнюю славу и в мало-мальски достаточных дворянских семействах, даже из числа соблюдающих посты, их редко можно встретить. Что касается до снетков сушенных, которые в небольшом объеме представляют значительное количество питательного вещества, и потому употребляются простым народом, то потребление их конечно не уменьшилось, но они встретили сильную конкуренцию, не позволившую им возвыситься в цене, в простом суще, приготовляемом из мальков, лов которых в начале нынешнего столетия был еще мало распространен. Так, например, его еще не было ни в Кубенском озере, ни в Онежском с соседними с ними озерами, куда мутники стали доходить только в последние годы, да и в самом Селигере, если он и производился, то не столь хорошо приспособленными к нему орудиями, как мутники.

Количество и ценность белозерских уловов. Определить количество рыбы вообще и снетков в особенности, добываемое из Белого озера, можно только весьма приблизительно, потому что никем не ведется каких-либо записок о количестве пойманной или проданной рыбы. Един­ственное средство приблизительно узнать количество здешних уловов состоит в определении среднего заработка, приходящегося на пай. Паи в зимнем рыболовстве можно определить кругом в 15 руб., что, по словам опытных рыбаков, довольно близко подходит к истине. Число паев в тугасе изменяется от 80 до 100. Вокруг озера считается около 60 тугасов. По этим данным, средняя ценность зимнего белозерского улова составила бы 81,000 руб. сер. Хотя 15 руб. на пай и довольно высокий заработок, я не думаю однако, чтобы в этот расчет вкралось преувеличение, потому что мы вовсе не принимаем в соображение ни довольно значительных уловов мережами, ни той доли, которая предоставляется на харчи хозяевам, часть которой без сомнения поступает в продажу. Так как ловцы принимают, что около ⅔ ценности зимних уловов приходится на снетков, то одной этой рыбы наберется на 54,000 руб., а так как пуд зимнего снетка стоит кругом около 1 руб. 50 коп., то среднее количество, ежегодно добываемых, зимних белозерских снетков определится в 36,000 пудов. Но это будет еще снеток не чистый, а смешанный с мальками разных пород, которых, при сортировке, отделяется от ⅓ до ½ общего веса. Таким образом, зимний улов чистых снетков нельзя считать выше 20,000 или 25,000 пудов. Но так как еще много снетков ловится весной и осенью; то общий улов их в свежем виде можно положить от 30,000 до 40,000 пудов. Весенний, летний и осенний ловы не составят вместе столько, сколько один зимний. Полагая их в ¾ зимнего улова и присоединяя сюда еще ценность стерляжьего лова в Шексне, о котором будем сейчас говорить, мы приблизительно определим ценность годового улова в Белозере в 150,000 руб. сер., что довольно много, для сравнительно небольшого озера. Бывают годы, как например 1866 г., когда на зимний пай приходится кругом по 25 руб.; но зато бывают и такие, когда не выручают и издержек, употребленных на снаряжение неводов. Так, например, в 1867 году, на осеннем лове снетков, в средних кирилловских участках: Вашке, слободке Киуе, пришлось на пай не более 50  коп., ибо редкая лодка с двумя ловцами добыла по пуду сушеных снетков, а то и по 30 и даже по 20 фунтов.

Лов стерляди в Шексне. В озере, как мы видели, ловится стерлядь случайно между про­чими рыбами; специальный же лов ее производится в Шексне и, главным образом, в верхней ее части, от истока до селения Иванова Бора, верстах на сорока пяти. Эта стерлядь считается лучшей даже между шекснинской, вообще отличающейся, кроме превосходного вкуса, особенно светлым цветом верхней половины тела и желтым брюхом. Этим светлым цветом, который в продаже очень ценится, потому ли что ему действительно всегда соответствует лучший вкус, или только по более красивому виду, отличается вообще вся белозерская рыба, как например снетки, судаки и проч. На этом 45-тиверстном пространстве, уже много лет, откупает лов, у всех прибрежных владельцев, крестьянин Осенный, живущий близь стоящего на берегу Шексны, в 7 верстах от Кирилова, знаменитого женского Горицкого монастыря. Здесь устроены у него и садки. На всем этом откупаемом пространстве лед расходится незаметно и ранее чем в других местах, вероятно от влияния озера, ибо тоже замечается и близь истока Сухоны из Кубенского, Свири из Онежского, Невы из Ладожского озер; даже и зимой лед тут поздно и непрочно замерзает. В это время стерляди еще рано метать икру, но с открытием льда она выходит из оцепенения, в котором проводила зиму, скучившись по ямам, и начинает расходиться, и тут-то начинается лов ее, так называемой погоней. Подряженные откупщиком ловцы собираются для этого в Крохино (к истоку Шексны) и отсюда постепенно спускаются вниз по реке. Лов производится особого рода ставными сетями, называемыми погонными мережами. Это сети из чрезвычайно тонкой пряжи, в 20 маховых сажень длиной и в сажень вышиной, с грузилами и с поплавками. С обоих концов сети верхняя и нижняя тетивы связаны между собой тонкой бечевкой, так, чтобы вся сеть не стояла стеной, а представляла несколько вогнутую поверхность. Эти сети выставляются по очереди, по удобным местам, известным рыбакам как наиболее уловистые, в некотором расстоянии друг от друга, большей частью от берега. Когда выставят все сети, которых собирается штук до 30 и до 40, то, отдохнув немного, начинают вынимать их также по очереди в порядке выставки, и затем спускаются далее вниз. Стерлядь запуты­вается в эти тонкие сети. Погоня продолжается до тех пор, пока впадающие в Шексну ручьи и потоки, разлившись от тающих снегов, не смутят чистой зимней воды, и этим временем ограничивается главный лов стерляди в Шексне. В летнее и осеннее время ловят уже не много, частью неводом, частью рюсами. Как весной, так летом и осенью, вместе со стерлядью, попадается и другая рыба, как-то: судаки, лещи, известная под общим названием белой рыбы. Зимой лова стерляди вовсе не производят, и только случайно попадает она иногда в ятвах, между судаками и лещами в белозерские тугасы.

В погоне попадается почти вся молочная стерлядь, икряной очень мало. Это объясняется тем, что лов производится гораздо ранее времени метания икры этой рыбой; поэтому же стерляди, с выбитой уже икрой, вовсе не попадается. Это обстоятельство имело без сомнения влияние на сосредоточение главного лова в столь раннее время года, ибо стерлядь со зрелой икрой не пере­носит перевозки в живорыбных лодках. О метании стерлядью икры здешние рыбаки ничего не могли мне сказать, но весьма вероятно, что и здесь молодые стерляди, выведшиеся из икры, со­бираются в озеро, где и проводят время до половой зрелости, потому что в мутники попадаются, как мы видели, маленькие стерлядочки. В Шексну заходит стерлядь и с Волги, но ее легко отличают по наружному виду, преимущественно по темному цвету спины и не столь желтому брюху. Она гораздо менее ценится. Впрочем, ее более попадает в нижних частях Шексны, где вообще лов стерляди меньше, но и оттуда отвозят ее в Петербург.

Вся пойманная стерлядь сажается сначала в устроенные для сего в реке садки, а потом доставляется живой в Петербург в прорезах, т. е. в лодках с прорезанными боками, чтобы вода могла в них беспрепятственно переменяться. Прорези поддерживаются на воде, не имеющими прорезных стенок, кормовой и носовой частями, плотно отгороженными от середины лодки. Прорези тянутся лошадьми и людьми по рекам и каналам мариинской системы. Их не причаливают никогда к пароходам, потому что слишком быстрое движение скоро утомляет рыбу. Стерлядей отвозят, так только окончат погоню. Если в иной год, во время летнего и осеннего лова, скопится довольно стерляди, то ее отправляют во второй раз осенью. Обыкновенно везет ее сам откупщик и продает в Петербурге содержателям садков. Иногда сами содержатели садков приезжают покупать стерлядь на месте и уже сами везут ее в Петербург. Случается также, что ее скупают по дороге, везущие сухонскую стерлядь.* Продажа — будет ли то на месте, или в Петербурге — производится всегда на вес, причем принимается во внимание коли­чество крупных стерлядей: чем их больше, тем дороже дается за пуд. Так, когда много крупной стерляди, цена доходит до 60 и 65 руб. пуд, при меньшем же количестве крупной стерляди, она упадает до 40 и 45 рублей, а иногда, когда ее очень мало, как в 1870 году, спускается и до 30 руб. Точных сведений о количестве уловов стерлядей на месте получить трудно, потому что откупщик делает из этого секрет. Весной 1870 года, говорят, продали не более 30 пудов стерляди, и между ней не было крупнее 14-тивершковых; в 1869 году свезли 105 пудов, ценой по 45 руб. пуд; в лучшие годы весенний улов доходил до 150 пудов, так что откупщик выручал до 7,000 руб. Хотя эти числа, вероятно, несколько уменьшены, но судя по чрезвычайной дороговизне стерляди в Петербурге, особенно шекснинской, или как ее на месте называют шехонской, нельзя полагать, чтобы уловы были многим больше, и едва ли ценность их превосходит 10,000 руб. Сведения, собранные мной от содержателей петербургских садков, через руки которых проходит почти вся живая рыба, привозимая в Петербург, вполне подтверждают этот расчет. По их словам шехонской стерляди, считаемой, как известно, самой дорогой, привозится круглым счетом на 10,000 руб. в год, астраханской на 15,000, ярославской на 3,000, всего же больше двинской и сухонской на 50,000 руб., так что всей стерляди свозится в Петер­бург на сумму на 75,000 до 80,000 руб.

Самая большая стерлядь, пойманная в Шексне на памяти теперешнего откупщика, имела 22 вершка в длину, считая, по общей рыбацкой методе измерения рыб осетровой породы, от середины глаза до начала красного пера (заднепроходного плавника), что составит не менее 1 ¾ арш. для полной длины рыбы, если считать от оконечности рыла до начала средних лучей хвостового плавника. Она весила 29 ф., но так как была икряной, то не могла быть доставлена в Петер­бург живой и была съедена на месте.** Но это был случай исключительный; обыкновенно самыми крупными и ценными стерлядями считают 16-тивершковых, которые, смотря по жиру, весят от 15 до 20 фунтов.

Работники на стерляжий лов нанимаются или за определенную плату, или, гораздо чаще, из доли в улове, причем производится следующий расчет. Ловцам отдается вся белая рыба, попав­шаяся вместе с стерлядью, и половина стерляди. Как ту, так и другую скупает у них хозяин по определенной цене: за белую рыбу (судак и лещ) по 2 руб. пуд, т. е. от 50 коп. до 1 руб. 50 коп. дешевле существующей на эти сорта рыбы торговой цены. За стерлядь же платится, за костянку, т. е.: имеющую менее 6 вершков от половины глаза до красного пера, за штуку по 5 коп.

за шести – вершковую по              10 коп.

за семи-               »            »             20 коп.

за восьми-           »             »            40 коп.

за девяти-            »             »             80 коп.

за десяти-             »            »   1руб. 25 коп.

за одиннадцати-  »            »   2руб. 50 коп.

за двенадцати-     »            »  4 руб. 50 коп.

за тринадцати-     »            »  6 руб. 50 коп.

за четырнадцати- »           »  9 руб. 00 коп.

Стерлядь высшей меры уже редко попадается, а за нее сходятся в цене по взаимному уговору.

О снятии запрещения с употребления крючной снасти. Все снаряжавшиеся доселе экспедиции, для исследования рыболовства в морях и реках Европейской России, в числе прочих мер пред­лагали всегда и отмену запрещения лова крючной самоловной снастью, потому что, как доказано г. академиком Бэром, причина, которая выставлена в наказе Петра Великого (9 января 1704 года, пункт 73) управителю рыбных промыслов Епанчину, что будто бы «в пользу ловца едва ли остается одна из ста зацепивших рыб, ибо они с крючков срываются, и, быв ранены, в скором времени пропадают в воде, не принося никакой пользы», совершенно неосновательна. Столь же неосновательно и то, что эта снасть более препятствует проходу рыбы, нежели другие орудия лова, и лучшим доказательством несправедливости этого мнения служит то, что когда новыми правилами бакенного лова, перед устьями Волги, предполагалось дозволить лов, как ставными сетями, так и крючьями, лица наиболее заинтересованные в проходе рыбы, как в ближайшие к берегу места бакенных полос,. так и в самые реки, более всего восстали против употребления ставных сетей, которые поэтому и были дозволены, только начиная с односаженной глубины. По просьбе речных ловцов глубина эта была увеличена до двух сажень, а теперь те же лица просят о совершенном их запрещении. Из этого очевидно, что ставные сети считаются этими опытными в рыболовстве людьми более вредящими беспрепятственному проходу рыбы, нежели само­ловная крючная снасть. Между тем запрещение крючной снасти предписывается с особенной стро­гостью в Шексне и Белоозере, так как, кроме общего закона 1704 года, оно было подтверждено, специально для этой местности, особым Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета, от 8 октября 1828 г. (III том, второй серии Полного Собрания Законов, ст. 2330), по которому нарушители этого постановления облагались за первый раз штрафом в 100 руб., за второй в 200 руб., за третий в 300 руб. (ассигнациями), а за четвертый отсылались на год в рабочий дом. Несмотря на эти строгие предписания закона, тайный лов крючной снастью все-таки производится, как в Шексне, так и в Белом озере, и запрещение служит только в пользу скупщиков рыбы, которые принимают за самую ничтожную цену добычу запрещенного лова. Можно было думать, что строгое запрещение крючного лова в Шексне оправдывается тем соображением, хотя оно и не выражено в приведенном мной законе, что шекснинская стерлядь везется преимущественно в Петербург и потому должна быть способна выдержать дальний путь, не засыпая в дороге. Но опыт показал, что рана, наносимая крючком, почти всегда заживает в холодной воде, как в садках, так и в живорыбных лодках или водяниках, в которых их везут. Жители Крохинского посада, которым это запрещение всего тягостнее, ибо в их участке наиболее собирается стерляди, ловить же в озере другими орудиями лова, кроме крючной снасти, почти невозможно, — в просьбе своей об отмене этого запрещения объясняют следующим образом то строгое подтверждение запрещения крючного лова, которое вышло в 1828 году. Указ Петра Великого пришел в совершенное забвение и как в озере, так и в Шексне производился всеми невозбранно крючной лов стерляди, которую отправляли в живорыбных лодках в Петербург. Однажды такая прорезь замерзла в Ладожском канале и крохинский торговец, везший стерлядь, продал ее в долг другому купцу, который пересадил ее на зиму в садок, а на весну повез в Петербург в живорыбнице, сде­ланной из соймы, в которой возили прежде деготь и купорос, отчего всю стерлядь привезли в Петербург сонной. Во избежание платежа денег за пропавшую рыбу, этот купец начал процесс, доказывая, что рыба поснула от ран, нанесенных ей при лове крючной снастью. Так как это орудие лова было уже запрещено петровским законом, то свою тяжбу он выиграл, и было сделано строгое подтверждение запрещения крючного лова в Шексне и в Белом озере, как таких местностей, откуда стерлядь преимущественно, доставлялась к Высочайшему двору и вообще в Петербург. Весьма вероятно, что объяснение это справедливо и сохранилось как предание среди населения, сильно заинтересованного этим вопросом. В Петербурге я наводил справки у хозяев садков, которые откровенно объявили, что всегда принимают крючную рыбу, не замечая в ней большей смертности, чем у стерляди сетяного улова и никакой разницы в цене за нее не полагают. Поэтому я полагал бы отменить для Шексны и для Белого озера запрещение крючной снасти, подобно тому, как это уже сделано для низовьев Волги и для Северной Двины, сохранив лишь для них общее для всех ставных орудий правило, чтобы средняя треть реки всегда оставалась свободной от выставки этого рода снастей, под страхом тех же взысканий, которые определены для лова на реке Двине. Только штраф мог бы здесь быть увеличен по причине большей цен­ности здешней рыбы. Под строгими наказаниями должна быть также запрещена выставка крючной снасти против истока Шексны на версту в каждую сторону от него и на две версты вглубь озера. Это пространство должно быть обозначено береговыми знаками и продолжающимися от них в озеро вехами. Лучшим доказательством безвредности крючной снасти может служить размножение стерляди в системе реки Двины. Рыба эта, вскоре после своего появления в Двине, стала ловиться крючной снастью, заимствованной с Камы. Хотя эту снасть временно и преследовала полиция, но преследование это никогда не только не прекращало, но даже и не стесняло значительно, ее употребления. По исследовании же северного рыболовства бывшей Беломорской экспедицией, запрещение с этой снасти было совершенно снято. Несмотря на это, однако же, встретив благоприятные для себя условия, стерлядь так размножилась в Двине, что в настоящее время из системы этой реки привозится около трех четвертей всей живой стерляди, доставляемой в петербургские садки.

 

Лача и Чаранда

Очерк естественных условий Лачи и Чаранды и различья между ними. К северо-востоку от Белоозера лежат два озера: Чаранда и Лача, которые по своему характеру принадлежат к тому же разряду озер, как и Белоозеро. Подобно ему составляют они мелкие котловины, лежащие среди плоской равнины и затопленные разлитием протекающих по ним рек, воды которых, так ска­зать, не умещаются в те реки, которым эти разливы или расширения русл служат истоками. Сравнивая, однако же, значительность рек, впадающих в эти озера, с вытекающими из них, и принимая в соображение то испарение, которое должно происходить с их поверхности, на первый взгляд трудно иногда понять, откуда берется тот излишек воды, который образуют эти озера. Так, например, Чарандское озеро принимает в себя только две сколько-нибудь значительные речки: с восточной стороны реку Вожу, которая дает ему и имя, употребительное, впрочем, только на картах и в географиях, на месте же вовсе неизвестное, и Сользу, впадающую в его южную оконечность, между тем как из него вытекает довольно большая река Свидь, имеющая до 100 сажень ширины. Эта несоответственность между видимыми притоком и истоком воды попол­няется незаметным, но повсеместным просачиванием ее с берегов, которые состоят из обширного, почти со всех сторон окружающего это озеро, болота, по которому в летнее время нет никакого проезда. Поэтому и все лежащие около озера селения, за единственным исключением Чаранды, отстоят от него на несколько верст и сообщение между ними, как и вообще по всем окрестностям озера, производится не иначе, как на лодках. Озеро Лача принимает в себя гораздо больше рек, ибо, кроме соединяющей его с Чарандским озером Свиди, в него впадают порядочные реки, имеющие по 100 и более верст в длину: Кинема, Ковжа, Ухта, Тихманьга и в особенности Лекшма, вытекающая из довольно значительного Лекшмозера, о котором мы будем говорить ниже, так как оно заслуживает внимания по своей рыбности и некоторым особенностям лова. Из Лача вытекает большая река Онега, имеющая от 80 до 130 сажень в ширину. Берега озера Лачи далеко не так болотисты, как берега Чаранды. Восточный берег здесь даже несколько возвышен и селения, на нем построенные, стоят на самом берегу. Да и по западному берегу, хотя и низменному, проходит в недальнем расстоянии от озера большая почтовая дорога из Петербурга в Архангельск. Некоторые селения, как например, Тихманьга, также находятся у самого озера.

Кроме этого различия в образовании берегов, есть и другие довольно существенные различия между обоими озерами, имеющие влияние на производимое в них рыболовство. Озеро Чаранда гораздо мельче Лачи. Глубина его большей частью не превышает сажени и только у истока Свиди, да у Спасского острова, лежащего в самом широком месте, в северной трети его длины, есть ямы, где глубина доходит до 3 маховых сажень. Средняя глубина Лачи от 1 ½ до 2 ½ сажень, а по средине его идет канал от устья Свиди к истоку Онеги, шириной около версты с небольшим, где глубина доходит слишком до 4 маховых сажень. Дно Лачи почти везде мягкое, илистое, вблизи которого всего более любит держаться ерш. Только у восточного берега проходит полоса с версту шириной, где дно песчаное и твердое. Прибрежные места почти вокруг всего озера, а местами и середина его поросли травой, которая составляет привольное место для метания икры многими породами рыб. Кроме сего эти места доставляют рыбе убежище от направленного против них летнего лова. Только зимой, когда трава завянет, можно ловить по всему озеру. Устья многочисленных рек, впадающих в Лачу, в особенности же устье Лекшмы, образуют бухты, которые представляют также чрезвычайные удобства для размножения рыбы. По обе стороны впадения реки Лекшмы есть вдавшиеся в берег заливчики, называемые здесь лахтами, отделяемые от самой реки на версту вдающимися в озеро узкими косами, в несколько десятков или какую-нибудь сотню сажень шириной, происшедшими от наносов реки, осаждающихся по обе стороны ее там, где с впадением ее в озеро прекращается течение. Косы понимаются весной водой и через них идет рыба, преимущественно язи и лещи, на свежую речную воду метать икру. Замечательно, однако же, что обе эти породы рыб, поднимающиеся по реке Лекшме для метания икры, не восходят по ней до озера, из которого она вытекает, так что этих двух пород вовсе нет в изобильном рыбой Лекшмозере.

Из сказанного видно, что озеро Лача соединяет в себе: выгодные условия для размножения рыбы, убежища, в которые она может спасаться от слишком сильного преследования, по крайней мере в летнее время, а также изобильное питание, потому что травы, которыми оно зарастает, указывают уже на значительное количество собирающихся в него органических веществ, сносимых водой из лесов, болот и полей. И действительно, только эти выгодные естественные условия, в которых находится Лача, дозволяют рыбному запасу его до сих пор противостоять в неко­торой степени хищническому лову, в нем производимому, о котором сейчас будем говорить.

Хотя Чарандское озеро не пользуется столь выгодными условиями, как Лача, однако же, и оно имеет свои особенности, которые служат до известной степени охраной рыбе от чрезмерного вылова. Именно оно пересечено во многих местах каменистыми грядами того же происхождения, как и белозерские, которые идут широкими параллельными полосами вдоль озера. Эти луды, о которые столь бы непрестанно задевал зимний невод, препятствуют подледному лову, которого здесь почти не бывает, ибо хотя в озере есть и чистые места, но рыба зимой держится преиму­щественно около этих каменистых гряд. Зимой иногда ловят лишь в селениях Чаранде, лежащем на средине западного берега озера, и в Пунеме у юго-восточного его края.

Чаранда — оброчная статья удельного ведомства. К этим природным отличиям присоеди­няется еще и то, что в Лаче лов совершенно вольный, так, что не обращается даже никакого внимания на принадлежность его двум разным губерниям и трем уездам: Каргопольскаму, Вытегорскому и Кирилловскому; между тем как Чаранда составляет оброчную статью удельного ведомства, которое в различных волостях отдает лов в аренду за ничтожные впрочем суммы, а арендаторы собирают по нескольку копеек с души. Всего собрало удельное ведомство в 1870 году 210 руб. 87коп. Хотя сумма эта незначительна и не может существенным образом стеснять крестьян, однако же сбор этот все-таки не согласен с духом нашего рыболовного законодатель­ства, по которому те только озера могут составлять чью-либо собственность, которые лежат внутри одной дачи. Но Чарандское озеро не заключено в дачах одного удельного ведомства, ибо в Пунемской волости, в юго-восточной части озера, земля до самого берега помещичья. Несмотря на сбор за право лова в Чарандском озере, оно, однако же, не разграничено, и жители прибрежных волостей могут ловить, где кому угодно, как летом, так и зимой.

Возникновение и развитие лова мутниками в Лаче. Озеро Лача заслуживает особого внимания тем, что оно составляет классическую местность малькового лова мутниками. Здесь была придумана эта снасть, здесь постепенно усовершенствовалась и отсюда повсеместно распространилась. Мы видели уже из описанного академиком Озерецковским лова в озере Селигере, что в начале нынешнего столетия настоящий мутник там не был еще известен, хотя лов мальков и производился в небольших, конечно, размерах. Про Кубенское озеро мы имеем известие, что этот лов начался там едва ли более 50 лет тому назад и что он был туда занесен со стороны. Также точно и в Белом озере мутниковый лов распространился не очень давно, да и теперь еще не очень развит. Что же касается до Онега и озер, его окружающих, то там все еще помнят, когда появились первые мутники; в некоторых местах это случилось, как увидим ниже не более двух, трех лет тому назад. В озере Лаче лов этот начался уже более трех четвертей столетия тому назад. Мы имеем так мало положительных данных об истории нашего рыболов­ства, что я считаю полезным привести здесь вполне тот документ, в котором сохранилось это интересное известие. Это письмо одного иеромонаха Каргопольского монастыря к Императору Алек­сандру Павловичу, в котором он жалуется на вред, приносимый мутниковым ловом рыбному богатству его родного озера. Копия с этого письма, писанная рукой самого составителя, досталась одному каргопольскому мещанину по наследству и хранится у него, как семейный памятник и была напечатана в «Олонецких Губернских Ведомостях» за 1862 год.

 

Ваше Императорское Величество

Всемилостивейший Монарх, Отец!

Уроженец я города Каргополя. Назад тому тридцать лет в 1794 году из города выбыл в монастырь и нахожусь монахом. Во время жития моего в Каргополе и прежде того рыбная ловля там была в великом изобилии и как городовые, так и ближайших селений жители весьма рыбой изобиловали, потому что тогда рыбу ловили обыкновенными везде неводами, в которые попа­дает рыба крупная и средняя, а мелкая остается в водах до большого возраста и чрез то умно­жается. Прилежащее городу Каргополю озеро Лаче можно почесть, ради размножения в нем рыбы, рыбным муравейником: оно довольно велико и имеет берега травяные, на коих рыба кидает икру свою, которая тут удобно оплодотворяется, ибо новооживших малюток в траве ни погодой не бьет, ни хищные рыбы не поглощают. Перед тем 1794 годом один из рыболовов, приметя, что мелкой рыбы находится множество, вздумал сделать неслыханную до того ловушку самой частой сети, из коей бы рыбки и в вершок и менее величины уйти не могли и, назвав оную ловушку мутник, начал оной ловить и, наловив довольно, высушил, продал и получил себе не малую корысть. Другие рыболовы, увидя таковую его удачу, не рассуждая о последствии — всеобщем здесь истреблении рыбы, сделали для себя таковые же ловушки и начали мелкую рыбу из озера Лача, как из садка, таскать, как бы подумали, что оная мелочь в озеро из облаков падает. А между тем постоянные рыболовы не переставали ловить крупную рыбу, пускающую икру, неводами.

И так в прошедшие тридцать лет озеро Лаче и исходящую из него реку Онегу весьма малорыбными соделали. Да и ныне еще, к несчастию здешних жителей, употребляют те пагубные ради размножения рыбы мутники, хотя с меньшей уже противу прежнего выгодой. А если сия ловитва рыбы мутниками удержана не будет, то наконец дойдет до того, что истребят рыбу вовсе и худой нынешний промысел худшим сделают. Сего лета, во время нахождения моего здесь в Спасокаргопольском монастыре, увидел я нечаемое умаление рыбы и узнал о том выше писанное обстоятельство. О! когда бы милосердый Бог благословил, а Ваше Императорское Величество Высочайше повелеть соизволили, исследовав о сем, означенные ловушки-мутники уничтожить, дозволив только по-прежнему ловить рыбу неводами; тогда со временем из нынешних остатков расплодится рыба и может быть прежнее оной изобилие, как в Каргополе, так и в окрестных селениях. Ныне при уничтожении оных мутников поропщут десятки рыболовов о разрушении сего вредного для людей и самих себя промысла, а в то время тысячи народа, увидевши первое изобилие в водах у себя рыбы, будут благословлять Бога и Ваше Императорское Величество, который народ ныне, смотря на таковой недостаток, о том воздохнет. Всякое же печальное воздыхание детей должно быть известно отцу. Того ради я нижайший, из сердоболия к жителям страны сея, а особливо небогатых, взирая на множество щедрот Вашего Величества, осмелился написать сие, за что Всемилостивейшего прошу прощения.

Вашего Императорского Величества верноподданный иеромонах Иероним.

24-ого дня августа 1825 года.

Спасский монастырь г. Каргополь.

 

Приблизительное количество вылавливаемого в Лаче и Чаранде малька. Необходимость повсеместного запрещения этого лова. Желание почтенного иеромонаха до сих пор еще не исполнилось и гибельный лов малька до сих пор продолжается, к величайшему вреду рыболовства, в одном из самых богатых рыбой наших озер. Сохранилось предание, что лет около тридцати тому назад мутниковый лов был запрещен на три года и что после этого в день налавливали по целому баркасу. В 1861 году были собираемы официальным путем сведения о мутниковом лове, и это дает возможность представить более точные сведения о размерах этого лова в озере Лаче. Именно в то время действовало до 300 мутников, на каждый из которых налавливалось от 30 до 50 пудов, что составит около 12,000 пудов малька. В собранных сведениях не означено: разумеется ли здесь свежий или сушеный малек; но так как свежим никто его не весит, то по всем вероятиям разумеется здесь уже сущ. По моему счету, на фунт средней величины суща приходится 830 рыбок, в более мелком суще насчитывается их до 1650 штук; но есть сущ еще гораздо мельче этого, по совершенно верному выражению самих ловцов, с овсяное зернышко или с червячка, у которого только глазки видны. Сосчитать, сколько приходится на фунт такого суща очень трудно, потому что по высушке он очень скоро перетирается почти в порошок. Если принять, что 12,000 пудов ежегодного улова относятся не к сухому, а к свежему мальку, из которого выходит четверть по весу сушеного, и взять для расчета сущ средней величины, то все же получим мы, что ежегодно вылавливается около 100,000,000 крошечных рыбок. Но гораздо вероятнее, что для определения количества вылова мальков надо принять гораздо более мелкий сущ и тогда, число это должно, по крайней мере, удвоиться. Оно еще учетверится, если принять, что эти 12,000 пудов относятся к приготовленному уже сущу.

По сведениям, собранным мной о Чарандском озере, в котором уловы уменьшились в более значительной степени, чем в Лаче, нельзя положить средним числом менее 5 пудов свежего малька на пуд сушеного, так как здешний малек еще мельче лачинского. Полагая 30 пудов свежего малька на мутник, которых в озере не менее 150 штук, улов мальков определится в 900 пудов суща, что соответствует 75,000,000 мальков. В уловистые годы коли­чество это значительно увеличивается. Так особливо благоприятными годами считаются здесь 1869 и 1870 гг., в особенности же первый. В этом году в Ольгинской волости на восточном берегу Лача не могли сбыть 700 пудов суща, который остался у них на руках до следующего года. Так как трудно предположить, чтобы непроданное количество составляло более трети всего улова, то можно определить без преувеличения ольгинский улов в 2,000 пудов. В Нокульской волости, также правого берега, лов не уступает ольгинскому. Если принять улов западного берега, где менее занимаются мутниковым ловом, в половину улова восточного берега, то все же будет 6,000 пудов суща для улова этого года. В восточной части озера, где ловят Нокульское и Ольгинское общество, случаются и теперь иногда уловы, напоминающие старое время; сразу наполняют карбас, в который входит от 40 до 50 пудов. Такие удачные ловы мальков зависят от удачи метания икры ершами и вывода из них мальков, т. е. от благоприятности весны. Но такими случайными удачами не должно обольщаться. В рыбе вообще так много икры, что и при значительном уменьшении ее, в благоприятный год, все же может вывестись чрезвычайно много маль­ков, которые большей частью и вылавливаются в течение того же лета, или следующей весны, не успев еще содействовать, с своей стороны, размножению породы. Счастливый вывод остается, таким образом, без большей пользы, ибо ерш, из которого преимущественно состоит сущ, требует, по замечанию здешних рыбаков, не менее трех лет, для достижения половой зрелости и уменьшение идет постепенно своим чередом. Эти случайные удачи, становящаяся впрочем все реже и реже, только объясняют, как может сравнительно небольшой водоем так долго выдер­живать самый усиленный и напряженный лов, если выгодны естественные условия, в которых он находится, и потому могут служить ручательством, что изобилие рыбы может быть в нем скоро восстановлено, если еще своевременно будут приняты к тому меры. Меры эти состоят в строгом запрещении мелкоячейных мутников и продажи сушеных мальков, длина которых не дости­гает по меньшей мере 1 ½ вершка. Для сего необходимо, чтобы мальковый лов был запрещен повсеместно. Запрещение в одном каком-либо озере не достигнет своей цели, как показывает пример Кубенского озера, где лов все продолжается, несмотря на запрещение, потому что нельзя взыскивать за продажу суща, так как продающие всегда отговариваются тем, что у них привоз­ный сущ.

Хотя нельзя сомневаться, что если последует это запрещение, то и на Лаче, как и в других местах, поднимутся со стороны многих жалобы на разорение, однако же теперь все благо­разумные люди из ловцов не только соглашаются в пользе и необходимости запретительных мер, но даже утверждают, что меры эти не будут особенно чувствительны для рыболовов, потому что и теперь, в неудачные годы, бросают же они мутники и обращаются к неводам и другим орудиям лова. Надо только заметить, что чем строже будет соблюдаться запрещение лова мальков, тем скорее перестанет быть чувствуема стеснительность этой меры, ибо размножение крупной рыбы в скором времени с избытком вознаградит ловцов. Если бы прекращение лова мальков и не имело влияния на увеличение количества крупной рыбы вообще, что однако же непременно должно произойти, как было показано выше, по поводу белозерского лова, а заменило бы только мелкий ерш крупным, то и это составило бы немаловажную пользу для рыболовного населения, ибо между тем как чарандский сущ, например, продавался в 1870 году от 1 руб. 50 коп. до 2 пуд, цена же сушеного, но крупного ерша была 2 руб. 50 коп. Следовательно, только для двух озер Лачи и Чаранды это составило бы уже около 4,000 руб. лишнего дохода, при всех равных обстоятельствах. Но выгода эта будет без сомнения в несколько раз значительнее.

Способ производства мутникового лова. Самый мутниковый лов, в озерах Лаче и Чарданде, не представляет никаких особенностей, кроме того, что именно здесь не только были первона­чально заведены мутники, но и уменьшены крылья его, и взамен их увеличен до ста сажень мутящий дно канат, так что малек сгоняется в мутник с гораздо большего пространства. Это только и объясняет, что добыча мальков бывает и теперь еще так значительна; — но тем быстрее должно начаться и истощение озер. И теперь уже, лет с пятнадцать, хорошие уловы полу­чаются лишь в виде редких исключений. К мутящим канатам — завивам, обмотанным ста­рыми кусками сетей, привешивают и камни, чтобы завивы более врезывались в дно, с концов же завивов прикрепляется по более тяжелому камню, фунтов в пять.

Мальковый лов разделяется на два периода, на весенний и летний. Весной ловится ершик, называемый лоншачком — это годовалые рыбки длиной с вершок, летом же ловится и так называемая сеголетка, которой к Петрову дню, когда начинается этот лов, едва минуло шесть недель. Летний лов производится на самых глубоких местах озер, на мягком илистом дне, куда собирается в это время малек. Но осенью и зимой он расходится по всему озеру и потому ловится в то время и обыкновенными неводами, мотня которых, как увидим, также очень часта. Количество таким образом ловимого малька незначительно, именно потому, что он не скучивается, а живет вразброд.

Породы ловимых рыб в Лаче и Чаранде. Породы рыб, живущие в Лаче и Чаранде, почти одинаковы. В промышленном отношении заслуживают внимания: лещ, язь, сороги, окунь, ерш, щука, налим, ряпушка, снеток и порода сига, заплывающего сюда из реки Онеги. В Чарандском озере его находят почти исключительно близь истока Свиди, а также и в самой Свиди. В озеро Лача заплывает и нельма, но попадается также больше в реке Онеге, чем в самом озере. По сведениям, мне сообщенным, лосось, не говоря уже о Чаранде, и до озера Лача никогда не доходит. Однако же в статье, напечатанной в «Олонецких Губернских Ведомостях» 1870 года, говориться, что и лосось изрядно ловится в Лаче. В реке Онеге попадается и хариус,* но в озеро он не заходит. Снеток появился в Лаче только недавно, перейдя по Свиди из Чаранды, и количество его незначительно, притом он темного цвета — это так называемый черный снеток, который мало ценится. Особого лова на него не производится. Он попадается весной, осенью и зимой в невода и другие мелкоячейные снасти вместе с мальками. Только летом, во время главного мутникового лова, производимого на глуби, он не попадается вместе с ершиками, потому что избирает в это время мелкие места. Судака нет в этих озерах, как и вообще во всех водах бассейна Белого моря и Северного океана.

Орудия и способы лова в озере Лаче. В озере Лаче лов производится круглый год, как и в Белом озере; и здесь также зимний лов самый важный, за исключением, впрочем, малькового лова, производимого, как мы видели, с весны до поздней осени. Кроме зимних и летних неводов, здесь встречаются уже однокрылые невода, называемые кереводами или керегодами, о ко­торых буду говорить при описании рыболовства в Онежском и соседних с ним озерах, где он составляет одно из главных орудий лова.

Неводной лов имеет и здесь несколько особенностей. Именно здешний летний невод имеет около 80 маховых сажень в крыле и до 3 сажень в вышину. Кут мотни состоит из сети столь же частой, как и в мутниках, что делается для того, чтобы невод при тяге представлял сильное сопротивление и отверстие ячей уменьшалось от вытягивания, так как в остальной части невода они довольно редки, именно при входе в мотню по 3 ячеи на вершок, а в концах крыльев на 3 вершка приходится 4 ячеи, причем, как и всегда, величина ячей увеличивается постепенно. Выбрасывается невод, начиная с мотни, с двух лодок, которые после того разъезжаются. Выметав весь невод, выбрасывают с каждого конца около ста сажень веревок — гужей, в направлении перпендикулярном к положению невода в воде. С лодок тянут за эти гужи воротами и невод, закруглившись, подвигается вперед. Перед тягой — лодки или привязываются к вбитому в дно колу, или, где грунт твердый, как у правого берега, выбрасывают железные якоря. Дотянув гужи до крыльев, лодки снова отъезжают, выбрасывая гужи, и опять тянут. Это повторяется раза два, три; после сего лодки съезжаются, и на них вытягивается невод. Тяга с берегов, по отмелости их, и здесь совершенно не употребительна. В хорошую тихую погоду, когда тянуть легче и нет надобности спешить, пришпоривают с каждой стороны невода еще по крылу от другого невода, мотню которого оставляют в карбасе. При этом соединяются и работ­ники обоих неводов, так что в карбасе бывает уже не по два, а по четыре человека. Зимой всегда соединяются для лова два невода, которые выкидываются друг против друга в большие проруби, называемые запусками или корытами, а вытаскиваются в общую прорубь, называемую ма­тицей или выволочкой. Вилы, которыми пропускают прогонный шест под льдом от проруби к проруби, называются здесь сварами. Обязанность жердников исполняется всеми рабочими по очереди. Зимний неводной лов начинают здесь, совершенно напротив того, что мы видели на Белоозере, — с средины озера, имея преимущественно в виду крупную рыбу, а оттуда постепенно подвигаются к берегу, где в это время более всего держатся ерши, которые здесь довольно крупны, Таким образом вылавливают все озеро, ибо зимой и трава, в которой летом спасается много рыбы, не составляет препятствия. Как в летние, так и в зимние невода попадаются не только крупная рыба, но и мелочь, снетки и мальки.

При зимнем неводе бывает 12 рабочих, из которых каждый получает по паю за свою работу и по паю за принадлежащую ему часть невода. Сверх этих 24-х паев двадцать пятый всегда отделяется на церковь. Такие соединенные два зимних невода носят общее название — цепа. Невод от невода закидывается на расстоянии около полуверсты, а крыло от крыла в самом широком месте отстоит, при прогоне подо льдом, на 150 сажень. В начале зимы по тонкому льду успевают вытягивать цеп до четырех раз в день; при толстом же льде не более двух раз: так замедляется работа прорубкой прорубей и пропихиванием неводных крыльев подо льдом.

Кроме больших неводов употребительны на Лаче и особые мелкоячейные невода, называемые бродниками или бродцами, специально предназначенные для мелкой рыбы. Они бывают с мотней и без мотни. Первые бывают до 20 сажень, а вторые не более 8 сажень длиной. Этими последними ловят без лодок по мелким местам.

Выставляют еще в озере ряды ставных сетей, которые называются самоловками, и, смотря по величине ячей, разделяются на частики, употребляемые для лова окуней, плотвы и крупных ершей, и на редыши, которыми преимущественно ловятся язи, достигающие здесь 6 фунтов веса. Сети эти бывают от 15-ти до 20-ти сажень в длину и около полусажени в вышину. Их укрепляют на кольях, от пяти до десяти штук в ряд, весной ближе к берегам, к которым теснится рыба икру метать, а осенью и среди озера.

Кроме этих обыкновенных ставных сетей, употребляются еще так называемые торбальные сети. Это трехстенная ставная сеть, у которой оба наружные полотна очень редки, с ячеями вершков по семи от узла до узла; внутреннее же полотно имеет ячеи в полвершка в стороне. Сеть длиной не более 3 сажень и около маховой сажени в вышину. Они выставляются штук по двадцати в ряд, параллельно берегу. Рыбу загоняют в эти сети шумом, стуча по воде, начи­ная от берега, насаженными на палки, выдолбленными из дерева, стаканчиками, так называе­мыми турбышками. Рыба пугается, бросается и застревает в среднем полотне сети. Наружные стены помогают тем только, что запутывают ее, — мешают высвободиться и придают проч­ность всей снасти. Лов этот производится летом от того времени, когда весенние воды уже спадут, до самого замерзания. Так как в это время рыба не мечет икры, то и лов этот нельзя считать вредным, хотя он и пугает рыбу.

Весьма употребительны также в Лаче мережи и курмы, т. е. вентери и верши различной величины. Собственно мережи делаются из сетей, натягиваемых на обручи, и бывают обыкновенно с двумя горлами; курмы же состоят из ивовых прутьев. Их выставляют большей частью устьем против устья, соединяя стеной или крылом, вертикально перегораживающим устье, как и в Белоозере. В некоторых местах мережи или курмы употребляются предпочтительно пред всякой другой снастью, как например в Лавзанском обществе, а в Лекшморецком неводов даже и вовсе не употребляют.

Наконец ловят еще крючьями, которые делаются из медной проволоки, и ловят ими, не соединяя в подольники или яруса, а отдельными двухсторонними удами, прикрепленными к бечевке, которую свешивают зимой в проруби, а летом привязывают к кольям, вбитым в дно. На них ловят щуку, часто очень крупную.

Орудия и способы в Чаранде. В озере Чаранде живут те же породы рыб, что и в Лаче, с той лишь разницей, что нельма уже здесь вовсе не попадается, а снетков гораздо больше, но и тут снеток черный, а потому малоценный. Ряпушки также больше, хотя и далеко не в таком изобилии, как в Онеге и соседних с ним озерах. Сиг живет более в Свиди, а в озере лишь у самого истока ее. Орудия лова те же, что и на Лаче, но летний неводной лов здесь совершенно особенный и, сколько мне известно, нигде более не встречаемый.

Мы видели, что на Белоозере соединяют по два невода, для совокупного лова; здесь же ло­вят разом четырьмя неводами, следующим образом. Невода эти такие же точно, как и лачинские, только покороче — от 50 до 70 маховых сажень в крыле. Каждый невод помещается на особой лодке, с двумя работниками. Лодки эти глазомерно располагаются по углам квадрата, каждая сторона которого равняется длине растянутого невода, и начинают выкидывать свои невода не с мотни, а с конца одного из крыльев, выбросив сначала фуньгу, т. е. большой, сделанный из доски, поплавок, прикрепленный к концу этого крыла. Выметывая невод, каждая лодка едет к тому месту, откуда начал выкидываться другой невод и где плавает его фуньга. Если глазомерное расстояние было взято слишком велико, и лодка выкинула весь свой невод, не доехав еще до фуньги другого невода, то дотягивают его за гуж, так чтобы все невода образовали собой правильный квадрат, каждая сторона которого состоит из одного невода с мотней посередине. В углах сходящихся неводов, крылья связываются между собой. Таким образом обметывается пространство, заключающее в себе от 1½ до 2 десятин (при длине невода в 60 или 70 печатных сажень), из которого уже не может ускользнуть ни одна рыба. Связав крылья сошедшихся в углах квадрата неводов каждая лодка опять начинает выметывать свой гуж, и едет к следующему углу квадрата, где, бросив якорь, начинает тянуть с места, которое приходится как раз на другом конце диагонали, проведенной от того угла, с которого она начала выметывать свой невод и бросила свою фуньгу. Так как каждая лодка тянет угол квадрата, в котором соединены крылья двух неводов, то углы эти должны, очевидно, постепенно втягиваться внутрь первоначального квадрата, мотни же хотя также подвинутся внутрь квадрата, но они останутся ближе к местам, которые они первоначально занимали, нежели углы. Таким образом, квадрат превратится в фигуру, похожую на лист клевера, но только не с тремя, а с четырьмя листочками. Мало-помалу углы все более и более втягиваются внутрь и сближаются к центру первоначального ква­драта, так что все довольно близко подходит к форме трефового очка. Тогда каждая лодка отправляется в середину квадрата к своему неводу и вытягивает его за оба крыла в лодку.

Кроме этих больших неводов, предназначаемых для лова крупной рыбы среди озера, упо­требительны на Чаранде еще береговые невода для ряпушки и снетка. Ряпушечий невод имеет до 50 маховых сажень в длину, и ячеи по трети вершка от узла до узла. Главный лов этой рыбы бывает в половине августа около Фролова дня, как здесь говорят. Рыба эта, по замечанию ловцов, собирается всегда на подтишье, т. е. при том береге, с которого дует ветер. Снетковый невод отличается от ряпушечьего только большей мелкостью ячей.

Зимой, как мы видели, в Чаранде нет неводного лова, по причине неудобного, для зимней тяги, образования озерного дна. Болотистость берегов представляет другого рода неудобство для летнего лова. Именно жители, занимающиеся им, не могут оставаться в своих домах, куда слишком затруднительно было бы привозить по болоту снасти и рыбу. Поэтому на самом берегу построены избушки, где и живут во время лова.

Вследствие развития мутникового лова, ершовый малек составляет уже давно главный пред­мет здешнего рыболовства; однако же, и теперь случаются еще иногда большие заловы крупной рыбы. Но сама молва, разносящаяся о таких удачах, по всем окрестностям озера, и долго живущая в памяти рыбаков, достаточно уже доказывает, что это лишь редкое, удивляющее всех, исключение. Так, во время посещения мной озера, в конце ноября 1870 года, везде рассказывали о чудесном лове, случившемся близь селения Чаранды о Вздвиженьи, т. е. за два с половиной месяца назад. Четырьмя неводами, только что описанным способом, захватили тогда, кроме небольшого количества мелкой рыбы, 1800 лещей. Сотня этих лещей тянула 7 пудов (без малого по 3 фунта штука), так что всего было заловлено 126 пудов рыбы, которую тут же продали прасолам за 400 рублей.

Сбыт и цена рыбы Лачи и Чаранды. Зимой, как лачинская, так и чарандская рыба, кроме местного употребления, развозится по окрестностям на две, на три сотни верст, преимущественно же в Вологду. Цена ее находится в самой тесной зависимости от улова сороцких сельдей, ко­торых развозят мороженными по Олонецкой, Вологодской и восточной части Новгородской губерний. Много сельдей — дешева и здешняя рыба, при не улове же первых, как в 1870 году, когда в Вологодской губернии их всю зиму не видали, последняя дорожает. Так свежие ерши, окуньки и плотва, продаваемые обыкновенно копеек по восьмидесяти пуд, шли зимой, с 1870 на 1871 год, 1 руб. 20 коп., а на выбор и по 2 руб.

Хотя озера Лача и Чаранда, и по сортам живущей в них рыбы, которая не довольно ценна для отвоза в даль, и по отсутствию водяного сообщения с местами большого потребления рыбы,— не находятся в столь выгодных условиях сбыта летней рыбы, как озера Ладожское, Онежское и даже Белое; однако же значительное количество рыбы из Лачи сбывается и в летнее время в свежем виде. Это зависит от того, что в здешнем, вообще мало населенном крае народонаселение скучено весьма неравномерно, и между тем как местами на десятки верст, во все сто­роны, тянутся безлюдные болота и леса, местами оно весьма густо. Одно из таких скучений находится вокруг озера Лачи, в особенности же вдоль левого, западного его берега. В сельских обществах, окружающих озеро, — считается до 6,000 душ мужского пола, что с городом Каргополем составит от 14,000 до 15,000 душ обоего пола. Вниз по реке Онеге также все идет густое население, которое в здешнем крае привыкло к употреблению рыбы, почему в покупателях не бываете недостатка. Они покупают рыбу на месте свежей, сейчас же по привозе на берег. Покупают не весом и не счетом, а на глазомер, что привезено в карбасе. На западном берегу Лача, не говоря уже о прочей рыбе, не сушат даже и крупного ерша, а одну лишь мелочь. В Чарандском озере сбыт свежей рыбы не столь обеспечен, потому что не только окрестности озера слабо населены, но и мало доступны. Поэтому здесь принуждены сохранять рыбу до приезда скупщиков или прасолов, в садках, которые устраиваются из досок, в реках, вли­вающихся в озеро. В волостях восточного берега Лачи, Ольгинской и Нокульской, более зани­маются сушением, как малька, так и крупного ерша, который продается дороже мелкого суща, не говоря уже о том, что он не столько усыхает. Сушат мелкую рыбу в особо для сего устроенных избушках, описанных и изображенных в VI томе исследований рыболовства, по случаю описания малькового лова в Кубенском озере, или по домам в обыкновенных русских печах. В Ольгинском селении считается 42 печи, в Нокульском две, в прочих деревнях сушат по домам. Из пуда свежей рыбы выходит 10 фунтов крупного суща, мелкого не более восьми, а из сеголетки и того меньше. Сущ сбивается в Вытегру, Белозерск и Кирилов, для рабочих по Мариинскому водному пути сообщения. Со времени запрещения лова мальков в Кубенском озере, стали привозить здешний сущ и в Вологодскую губернию, в небольшом впрочем количестве, так как он служит главнейше для маскировки запрещенного лова.

Количество уловов в Лаче и Чаранде. Для продажи зимней рыбы на озере Лаче существуют особые обычаи. Именно, свозимую с озера, в окружающие его деревни, рыбу имеют право поку­пать только съехавшиеся ловцы между собой, но не посторонние. Налимы никогда в продажу не идут, а делятся между всеми ловцами, а не одними хозяевами, как на Белоозере. Вообще видно, что на Лаче далеко не так дорожат рыбой, как на Белоозере, и сами ловцы вдоволь едят ее, отделяя себе нередко самую лучшую. По сведениям, собранным Олонецким губернским лесничим, основанным на числе действующих на Лаче орудий лова и на приблизительном определении средних уловов, приходящихся кругом на каждую снасть, — ценность ежегодного улова прости­рается до 60,000 руб. Я имею причины полагать, что исчисление это немало не преувеличено, потому, что один зимний неводной лов в селении Тихменге приносит от 3,750 до 7,500 руб., так как 1/23 доля, отделяемая на церковь, дает от 150 до 300 руб. в зиму, а население Тихменгской или Петровской волости составляет 1,300 душ, т. е. немногим более одной шестой всего приозерного населения. Предполагая, что выгоды от рыболовства равномерно распределены между всем прибрежным населением — зимний неводной улов определится от 22,500 до 45,000 руб., или средним числом в 33,750 руб. Весьма вероятно, что летний составит немного меньше этого, так как к летнему лову относится весь здешний сущ, ценность которого нельзя поло­жить менее чем в 9,000 или в 10,000 руб., причем на все остальное летнее рыболовство придется не более 16,000 руб., для того чтобы общая ценность улова достигла до 60,000 рублей; следовательно, сумма эта нисколько не преувеличена. Улов Чарандского озера, где зимнего лова не существует, нельзя определить выше половины Лачинского, так что в этих двух озерах, с присоединением к ним небольшого, но чрезвычайно изобильного рыбой Лекшмозера, к краткому описанию которого сейчас перехожу, ловится в год рыбы приблизительно на 100,000 руб.

Рыболовство в Лекшмозере. В соединении с озером Лачей, посредством реки Лекшмы, находится Лекшморское озеро. Так как озеро это не велико, имея не более 10 верст в длину и до шести в ширину, я не стал бы упоминать о нем, несмотря на его рыбность, если бы оно не представляло замечательного примера соединения столь выгодных естественных условий, что, несмотря на значительный и постоянный лов в водоеме столь небольшого пространства, в нем, по словам самих рыбаков, не замечается убыли в рыбе, или, по крайней мере, убыль эта незначи­тельна. Хотя, поэтому, в Каргопольском уезде есть озера, многим превосходящие его величиной, как например Кенозеро, имеющее до двадцати верст в длину и до пятнадцати в ширину, — Лекшмозеро однако же, после Лачи, всех более доставляет рыбы на продажу. Озеро это нахо­дится на самом водоразделе, отделяющем реки, текущие в Лачу и в реку Онегу, от вливаю­щихся в Онежское озеро и в реку Водлу, и занимает по характеру своему средину между обо­ими разрядами, на которые разделили мы все наши северные озера. Глубина его, на большей части его протяжения, не превышает пяти печатных сажень, но по середине и вдоль его проходит глу­бокая ложбина, не более полуверсты в ширину, имеющая от 12 до 15 сажень глубины. В мелкой части озера дно крепкое, песчаное, в глубокой же ложбине илистое и вязкое.

Главный предмет здешнего лова составляет ряпушка, кроме того, ловятся: окунь, ерш, щука, плотва или сорога, в небольшом количестве сиги; лещей и язей, как было уже упомянуто выше, в этом озере нет. Зимой ловят большими неводами сажень в 300 маховых длиной, с боль­шей мотней, имеющей до 20 сажень в окружности и до 5 сажень в длину. При неводе 20 человек рабочих. Этими неводами ловят только днем, преимущественно ряпушку; по ночам же употребляют более короткие невода сажень в 100 длиной, с которыми справляется от 8 до 10 человек, и ловят ершей, окуней, сигов, а частью также и ряпушку. Начинают зимний лов с глубины и постепенно приближаются к берегу, на более мелкие места. Приозерные рыбаки разде­ляются на шесть артелей, и на озере ходят шесть больших и шесть малых неводов. Лов про­должается с половины ноября до половины и до конца апреля, т. е. в течение пяти месяцев. Исключив праздники, а именно воскресенья, только два дня Рождества, четыре на Святой и дни сильных метелей, можно принять сто дней лова. На все шесть неводов в день налавливают кругом не менее 50 пудов, следовательно, до 5,000 пудов в зиму. Этот расчет подтверж­дается и другим способом вычисления. На пай каждого из 120 участников в лове приходится, по словам рыбаков, не менее 40 руб. в зиму, а так как цена рыбы изменяется от 1 руб. 20 коп. до 80 коп. за пуд, то и этот доход с зимнего рыболовства соответствует 5,000 пудам рыбы.

Кроме зимы значительный лов ряпушки же бывает осенью — в октябре, ставными сетями, располагаемыми по лудам. Сети эти имеют до 70 сажень в длину, сажень в ширину, с ячеями в ⅓ вершка от узла до узла. В 1870 году добыли этими сетями 160 пудов икры и вчетверо рыбы. Цена икры была 5 руб. 50 коп. пуд, рыб же 1 руб., так что лов этот доставил до 1,500 руб.

Весной ловят и здесь мутниками. Но эти мутники не слишком вредны, потому что не мелкоячейны. Они имеют до 15 сажень в длину. В крыльях приходится на вершок по 2½ ячеи, и в самом дне матицы они не мельче пяти ячей на вершок, т. е. такого же размера как и в больших неводах, почему этими мутнями, которые употребляются на глубоком канале, пересекающем озеро вдоль, ловится только крупный ерш в два и три вершка, а изредка и в четверть длиной. На мутник нужны три человека, и их в озере ходит до 20 штук. Из этого видно, как нужно быть осторожным, при установлении правил рыболовства, и что ни одного орудия лова нельзя запрещать, основываясь на одном его названии. Запрещение мутников вообще привело бы к уничтожению совершенно безвредного лова ершей, которых не добыть другой снастью из той глубокой борозды, в которой они здесь преимущественно держатся. Но как бы взамен безвредных лекшмозерских мутников, здесь употребительны весьма вредные небольшие невода, которыми ловят, в летнее время, по мелким местам, где твердый грунт. Это небольшие невода до 40 печатных сажень длиной. В мотне этих неводов до десяти ячей в вершке, так что ими также ловится малек, но не ершовый, как в других озерах, а преимущественно окуневый, который живет в местах с твердым песчаным дном. Из него приготовляется, посредством сушки в печах, особого рода сущ, который считается вкуснее ершового, продается же обыкновенно по 2 руб. пуд. Этот вредный лов производится в июне и июле месяцах. Лов этот довольно значителен. На каждый невод, по словам самих жителей, поймают в лето до 500 пудов сырого малька, а на все шесть неводов около 3,000 пудов сырого или 750 пудов сушеного, ценой на 1,500 руб. Таким образом, небольшое Лекшмозеро доставляет в год не менее как на 7,000 или на 8,000 руб.

Причина изобилия рыбы и неоскудевания ее, в этом небольшом водоеме, заключается, по моему мнению, в стечении следующих, в высшей степени благоприятных обстоятельств: 1) в соединении в том же озере мелких мест, представляющих изобильное питание для рыбы, а вместе с тем и удобные места для лова ее с значительной глубиной, где рыба может нахо­дить себе убежище, особенно в зимнее время, так что вылов ее в той же степени, как это бывает в тех озерах, которые на всем своем протяжении доступны зимнему неводному лову, становится невозможным; 2) в меньших размерах здешнего малькового лова, которому подвер­гаются лишь мелкие места; и, наконец, 3) в соединении этого озера, посредством реки Лекшмы, с водоемом озера Лачи, в десять раз обширнейшим, откуда без сомнения часть рыбы прохо­дит весной в Лекшмозеро и остается в нем.

Окончив описание рыболовства в мелких и рыбных озерах, лежащих в восточной части озерного пространства, которые очень сходны между собой, как по их естественным условиям и породам населяющих их рыб, так и по употребительным в них способам лова, — я пере­хожу к обширному водоему Онеги, представляющему во всех этих отношениях гораздо более разнообразия, но не могущему сравняться с ними, по относительному богатству рыбного запаса, ибо, как увидим ниже, количество добываемой из него рыбы едва ли многим превосходит уловы с одного Белоозера.

 

 

 

Онежское озеро

Характер Онежского рыболовства. Было замечено выше, что рыболовство в озерном бас­сейне, за небольшими исключениями, вообще отличается разъединенностью и отдельностью, как самого производства лова, так и сбыта рыбы. Самым полным и резким образом выражен характер этот в Онежском озере, каждая местность которого занимается своим промыслом совер­шенным особняком. Кроме общих причин, выше изложенных, этой особенности содействует топография озера. Многочисленные заливы, отделяемые друг от друга, далеко вдавшимися в озеро мысами и узкими длинными полуостровами, составляют как бы отдельные самостоятельные бассейны, расстояние между которыми водой очень велико, а сухим путем большей частью не до­ступно для проезда. Малочисленность народонаселения и неудобство местности для поселений у берегов самого озера имели своим последствием редкость прибрежных деревень, в особенности по восточному берегу, так что расстояние между ближайшими селениями доходит здесь до пяти­десяти слишком верст. Понятно, что каждое из таких разъединенных поселений составляет и в рыболовном отношении совершенно самостоятельную местность. Поэтому, при описании Онеж­ское рыболовство не может быть представлено как нечто цельное, отличающееся своим особым самостоятельным характером, а необходимо будет переходить последовательно от одной рыбо­ловной местности к другой. Главнейшие пункты здешней рыбной промышленности суть: Челмужская губа, на северо-востоке озера; река Суна и Сунская губа, верстах в сорока к северу от Петрозаводска; острова, лежащие в узкой части озера, к северу от Толвуйского погоста, и ниж­няя часть реки Водлы. Кроме этих главных мест рыбной промышленности, в меньших размерах производится лов везде вдоль берегов озера и в губах его. Из этих мест особого упоминовения заслуживают: лов вдоль южной части западного берега, от истока Свири до Петро­заводска, и в некоторых местах восточного берега, как-то: у устья реки Андомы, у Муромского монастыря и у Бесова мыса. Всего менее занимаются рыболовством вдоль южной его окраины, от устья Вытегры до истока Свири, где берег низменный и все значительные селения, как-то: Ошта, Мегры удалены на большое расстояние от вод озера. Северо-западный берег озера на всем пространстве, ограниченном дугой, проведенной от северной оконечности озера к Петрозаводску, наполнен кроме многочисленных узких губ, имеющих всем им общее направление от северо-востока к юго-западу, такими же озерами, составляющими как бы их продолжение и только отделенными от них неширокими перешейками. В этих озерах, из которых самое обширное Сандал-озеро, отличающееся изобилием ряпушки, производится лов подобный Онежскому как по породам ловимой рыбы, так и по употребляемым для сего орудиям. О лове в этих озерах будем мы упоминать при случае.

Очерк физических и топографических условий Онежского озера. Из только что изложенного видно, что об Онежском озере можно очень мало сказать общего в рыболовном отношении. Это общее ограничивается некоторыми чертами физического характера озера, имеющего влияние на сте­пень его рыбности и на породы населяющих его рыб. Онежское озеро, простирающееся слишком на 200 верст в длину, до 80 верст в ширину, и занимающее площадь до 225 квадратных миль, подразделяется на три довольно резко отличающиеся друг от друга части. Южная, широкая и наибольшая половина озера составляет обширную водную поверхность, с берегами округленного очертания, без сколько-нибудь значительных заливов и углублений и почти без островов, на всем своем обширном пространстве. В северную половину озера вдается гористый полуостров — Заонежье и разделяет ее на две части: восточную и западную. Восточная имеет около 100 верст в длину и загнута неправильной дугой, обращенной выпуклостью к северо-востоку. Очертание восточного берега ее также довольно правильно, но с запада врезываются из нее две фиордообразные губы в Заонежье, с юга Великая губа, а с севера Святуха, идущие навстречу друг друга и почти сталкивающиеся между собой. Этот восточный отрог Онеги называется иногда Повенецкой Онегой. В самом узком месте, против Челмужской губы, ширина ее не превосходит 15 верст. В ней много островов, тянущихся рядами от юго-востока к северо-западу. Западная половина, начинаясь широким основанием, разделяется на несколько узких и длинных губ, имеющих характер настоящих фиордов. Главные из них: Сунская или Кандопожская, Чорга и Унская губы. Онежское озеро отличается значительной глубиной на всем своем протяжении. Хотя точные измерения, сделанные по распоряжению адмирала Посьета, во время поездки на север Его Императорского Высочества Великого Князя Алексея Александровича, и опровергают те понятия, которые имели прежде о чрезвычайной глубине Онежского озера, так как лот нигде не показала более 45 сажень глуби, однако же цифры этой нельзя принять за крайний предел наибольшей глу­бины озера. Показания рыбаков указывают на многие места, где глубина эта достигает 70 и даже 100 сажень. Это или отдельные ямы, на которые легко могли не попасть производившие измерения, по распоряжению адмирала Посьета, или места лежащие совершенно вне пути, которым следуют плавающие по озеру суда, как например губа Чорга, где, по словам рыбаков, глубина превосходит 100 сажень. Не верить им в этом отношении невозможно, потому что при лове масельгами, т. е. наживленными крючьями, опускаемыми на дно, им беспрестанно приходится опускать и поднимать бечевку, к которой привязана эта снасть. Ошибка от неточности измерения может простираться лишь на несколько сажень. Берега озера большей частью высокие, каменистые. Только при устьях некоторых рек, как например Суны, Шуи и в некоторых губах, каковы Челмужская, Логмозерская, замечаются мелководные, поросшие водяными травами, местности.

Степень рыбности озера. Все эти обстоятельства, при холодной воде озера, не благоприятствуют развитию в нем большого количества органических веществ, которыми посредственно или непосредственно могли бы питаться рыбы. Самые реки или быстрые или порожистые, протекающие по каменистому дну, или по болотам, не много вносят органических веществ, способных к поддержанию животной жизни, ибо и болотистые речки, с водой чернобурого цвета, содержат в себе большей частью только раствор торфяных вытяжек, т. е. продукт дезорганизации растений совершенно не питательный. Рыбными могут назваться только те местности озера — некоторые губы устья рек, которые по своим физическим условиям составляют исключение из общего характера его, т. е. где вода мелка и поросла водяными растениями. Поэтому Онежское озеро, которое массой заключающейся в нем воды значительно превосходит Азовское море, так как меньшее пространство его с избытком вознаграждается в несколько раз большей глубиной, — едва ли доставляет сороковую часть количества рыбы, добываемого из этого последнего. В самом деле, ценность уловов азовских достигает 3 или даже 4 миллионов рублей, тогда как ценность уловов онежских, как увидим впоследствии, не может быть принята выше 150,000 руб. Но надо принять еще во внимание, что рыба на Онежском озере продается несравненно дороже, чем на Доне или на Кубани, так что, несмотря на высокую цену осетровых пород и выделяемых из них продуктов: клея, икры, балыков, все же средняя цена азовской рыбы будет значительно ниже онежской.

Породы рыб, имеющих промысловое значение. Сообразно северному положению озера, его холодной воде и быстроте течения большей части впадающих в него рек, оно преимущественно населено рыбами семожьего семейства, именно: сигами, лососями и корюшкой. Так по исчислению и профессора Кесслера, исследовавшего фауну Онежского озера, из слишком 40 видов, живущих в нем рыб, 13 принадлежат к семожьему и только 10 к семейству сазановидных, к которому принадлежат большинство пресноводных рыб в более южных местностях. Из общего числа онежских рыб, только с небольшим, двадцать пород могут считаться составляющими предмет народного пропитания, и из них не более тринадцати имеют действительное промысловое значение. Это суть: окунь, ерш, налим, лещ, ряпушка, четыре породы сигов (килец, лудога, песочный и проходной сиг), корюшка, палья, лосось и щука. Прочие рыбы или по их мелкости и негодности к употреблению, как колюшка и бычки, или по небольшому количеству, в котором они водятся в Онеге, как судак, стерлядь и даже челмужский сиг, или по народному предрассудку против них существующему, как, например, относительно угря и миноги, не составляют предмета промысла.

Особенности в употребляемых орудиях лова. Глубина озера, характер берегов его, частью крутых и обрывистых, частью усеянных валунами, заставили прибегнуть здесь к совершенно особенному, вне северного озерного края, неизвестному орудию лова, называемому кереводом или воротницей. Это в сущности распорный невод, но меньших размеров и с одним только крылом, так что с ним может управляться одна лодка, с которой выкидывают сначала неболь­шой открылок, имеющий всего сажени две, три, с грузилом и поплавками (иногда не бывает и этого маленького крыла), затем мотню, и большое крыло, которым окружают некоторое место, где рассчитывают на скучение рыбы. Дойдя свободным концом большого крыла до места выкидки, вытягивают его и вгоняют этим окруженную рыбу в мотню, которую вслед за тем выбирают из воды, вместе с открылком, если он имеется. В недавнее время, — года два, три стали на Онеге вводить еще снасть, также примененную к глубине. Это большие мережи, сажени по три в вышину, с двумя крылами, из коих одно идет стеной от берега, другое выставляется разными зигзагами, а вместе образуют так называемый двор — пространство, из которого зашедшей в него рыбе трудно найти другой выход, кроме входа в самую мережу. Эта последняя снасть заим­ствована с Ладожского озера, где эти огромные мережи в большом употреблении, под именем маток, преимущественно в южной его половине. Эти дворы стали во многих местах вытеснять кереводы, и между ловцами обеими этими снастями возникли даже враждебные отношения, как уви­дим выше. Прочие употребительные на Онежском озере снасти имеют более местный характер и будут описаны в своем месте; теперь же мы перейдем к описанию рыболовства в тех отдельных местностях, где оно представляет наибольшее развитие.

Челмужская губа. Прежде всего, обратим внимание на Челмужскую губу, лежащую в 60 верстах от города Повенца, по северо-восточному берегу узкого северного залива Онега, против того места, где оно суживается — верст до пятнадцати. Губа эта составляет как бы совер­шенно самостоятельное озеро, соединенное с Онегом нешироким проливом. Она имеет верст до семи в наибольшем поперечнике, с юго-запада на северо-восток, и верст около пяти в перекрещивающем это направление.

Берега губы низменны, болотисты и лесисты, только с юго-запада ограничена она незначи­тельной возвышенностью, составляющей длинный и узкий полуостров, не более полуверсты шириной, разделяющий на протяжении нескольких верст губу от озера. Такие образования, имеющие в их очертании всю форму кос, но более возвышенные, носят местное название сельг. Сравнительно с озером Челмужскую губу можно назвать мелкой, так как глубина ее не превосходит 5 сажень, да и этого редко где достигает. Вода губы в массе представляется буро-красноватого цвета как во всех водовместилищах, принимающих значительный приток с торфянистых болотистых местностей; поэтому некоторые из онежских рыб, как например челмужский сиг, и не идут на эту воду: но с другой стороны значительное число небольших речек, впадающих в губу, из которых главная Немена, сносят большое количество органических остатков, которые, не распределяясь в огромной массе воды озера, сообщают воде губы гораздо больше питательных свойств. Кроме того, мелкие места губы зарастают травами. Все это служит приманкой для многих озерных рыб, которые стремятся сюда, и для отыскивания себе более изобильного корма, и для метания икры — одними породами в затишьях губы, а другими в быстро текущих каменистых реках в нее вливающихся. К этим последним принадлежат самые дорогие рыбы: лососи, таймени и некоторые породы сигов.

В проливе, соединяющем губу с озером, существует почти постоянно довольно сильное течение, то из губы в озеро, то из озера в губу, смотря по уровню воды. Весной и при боль­ших дождях вода в губе возвышается; тоже бывает и при нагонных южных ветрах. Это возвышение воды достигает до полу-аршина над средним уровнем, который еще сильнее этого упадает при выгонных северных ветрах. В этих случаях течение в проливе бывает, по словам местных жителей, так сильно, как на пороге. В этом проливе есть отмель, или по-здешнему луда, на которой не более двух сажень воды, и здесь-то мечет икру, не входящий в самую губу, знаменитый челмужский сиг, о котором будет говорено ниже.

Сверх этого естественного соединения между губой и озером посредством пролива, в недав­нее время был еще прокопан купцом Захаровым канал через сельгу, для сокращения пути в озеро. Не знаю, на каком основании г. профессор Кесслер полагает, что надобно опасаться дурного влияния канала на рыбность Челмужской губы, и в особенности, на уменьшение в ней количества проходных рыб. Как бы широк и глубок ни был этот канал, он все-таки оста­вался бы ничтожным, в сравнении с природным проливом, а следовательно таким, во всякому случае, ничтожным расширением сообщения озера с губой не могли бы чувствительным образом измениться свойства воды в этой последней, так что все причины, заставляющие рыбу идти в губу, до прорытия канала, сохранили бы свою полную силу и по прорытии его, хотя бы он вполне заслуживал название даже судоходного канала. В том виде, как он теперь существует — я проезжал через него в начале июля 1870 года, а в конце мая он только что был совершенно окончен, канал этот представляет ров шириной сажени в полторы и уже столь мелкий, что в некоторых местах с трудом протаскивают через него пустую лодку, высадив всех сидящих в ней. Это происходит, как от обсыпа его песчаных краев, укрепленных, впрочем, внизу бревнами, так еще более от наносов с озера. Труд прокопки канала был, впрочем, не малый, так как при длине сажень в пятьдесят или более, стены его имеют несколько сажень в вышину.

Ход рыбы в Челмужскую губу и основанный на нем порядок лова. Выгодные для жизни рыбы условия Челмужской губы имеют своим необходимым последствием, что кроме постоянного ее рыбного населения, она почти в течение круглого года посещается различными породами про­ходных рыб, и потому производится в ней почти непрерывно довольно значительное рыболовство, что весьма редко встречается по берегам Онежского озера, где большей частью происходит лишь временный лов. С весны идут щука, окунь, плотва, лещ и в особенно большом количестве корюшка. Ход судака начинается несколько позже и продолжается до конца июня до Петрова дня, после чего он идет обратно из губы в озеро, так что лов его мог бы продолжаться до самого августа месяца; но с Петрова дня ловом его уже не занимаются, так как весной судак вкусен и жирен, возвращающийся же в Онегу, после метания икры, худ и тощ. В тоже время идут в губу, а за тем в реку Немену, лосось, таймень. В начале июля икра у них, впрочем, далеко еще не достигла своего полного развития. Ход этих рыб продолжается до осени, и тогда только икра у них вполне созревает. В это время таймень называется торной — имя, под которым здесь известна также речная форель (Salmo Farius L). Лосось и таймень проводят зиму в реке, и только весной, т. е. не ранее мая, возвращаются в губу, по выметании икры, совершенно облошалые, т. е. с развитым крючком нижней челюсти, исхудалые и с белесоватым цветом мяса, почти негодного к употреблению. Ранее следующего года они конечно в реку подниматься не могут, следовательно, мечут икру раз в два года, точно также как это было замечено мной относительно беломорской семги. После обратного хода судака в августе, идет в губу речной сиг, который еще позднее в сентябре поднимается в Немену большими стаями, и составляет тогда предмет значительного лова. С Покрова лов в Челмужской губе становится на короткое время незначительным, и это не столько по недостатку рыбы в губе в это время, сколько потому, что тут начинается знаменитый лов ряпушки с островов, тянущихся грядой на северо-запад до самой почти деревни Пигматки и разделяющих в этом месте Повенецкую губу на два отделения: юго-западное и северо-восточное. С конца октября и в продолжение почти всего ноября идет в проливе лов знаменитого челмужского сига. Это совершенно особая, здесь только встречающаяся, порода сига, которая по своей величине, — так как сиг этот достигает до 25 и даже до 27 фунтов веса, соперничает с белорыбицей или нельмой. Редкость этой рыбы, которую и из онежских рыбаков других местностей не многим случалось видать, дорогая цена, превос­ходный вкус и совершенно белый серебристый цвет чешуи, породили рассказы о мнимом происхождении челмужского сига от белорыбицы, — рассказы, приведенные в не раз уже упомянутом мной сочинении г. профессора Кесслера. Говорят, что будто бы лет слишком за двадцать, разбило в озере живорыбную сойму, где между прочим находились и белорыбицы, которые и обратились в челмужских сигов, о которых прежде будто бы ничего не было слышно. Весьма вероятно, что это происшествие действительно случилось и случалось даже не один раз; но весьма трудно, чтобы вообще этим путем могли развестись новые породы рыб в таком огромном озере как Онежское, ибо весьма невероятно, чтобы разойдясь по его обширному пространству, в числе нескольких десят­ков, а, пожалуй, хоть и сотен штук, самцы могли встретиться, ко времени метания икры, в удобном для сего месте. Поэтому-то, хотя часто случались разбития живорыбных лодок с стер­лядями в озерах, лежащих на пути в Петербург из Волги и из Двины, нигде до сих пор они еще не размножались.* Что же касается в частности до челмужских сигов, то с белорыбицей имеют они общего только принадлежность к сиговому роду и огромную для сига вели­чину. Белорыбицы, как известно, принадлежат к тому малочисленному разряду сигов, у которых нижняя челюсть значительно выдается перед верхней, у челмужского же сига, как у всех соб­ственно так называемых сигов, верхняя челюсть выдается перед нижней, и он составляет совер­шенно особый, доселе не описанный еще, вид.** Лов этих сигов, по словам челмужских старожилов — обельных крестьян-вотчинников — Ключаревых, между которыми есть старики за 60 лет, производился исстари отцами и дедами их, но всегда в небольшом количестве, и поэтому не удивительно, что рыба эта мало была известна рыболовам других местностей Онеж­ского озера. За осень 1870 года их было поймано не более 15 пудов, в самые уловистые годы налавливают теперь не более 60 пудов, а в прежние времена едва ли лов этот когда-либо достигал 200 пудов. Лов этой рыбы производится только в двух проливах, в Челмужском и Выр-Саломе, лежащим между Челмужской сельгой и Заяцким островом, первым в той гряде, которая, начинаясь от сельги, тянется с северо-запада на юго-восток. Из того, что сиг, дабы попасть в Челмужский пролив, должен проходить сначала Выр-Саломе, надо заключить, что он идет из той части Повенецкого залива, которая лежит к западу от упомянутой гряды островов. Лов Челмужского сига, начинаясь на талой воде, продолжается и под льдом, если он станет ровно.

С наступлением зимы производится лов налимов, корюшки, окуня, щуки. Главный лов налима начинается в губе и в реках с нового года, когда рыба идет в реки метать икру.

Права челмужских обельных вотчинников Ключаревых и спор с крестьянами. Таким образом, круглый год идет непрерывный лов, но прежде чем перейти к описанию главнейших из этих промыслов, мы должны сказать об особых условиях владения, как реками, впадаю­щими в губу, из коих главная Немена, так и некоторыми другими, уже вне губы вливающи­мися в озеро, особенно рекой Пяльмой. Эти реки числом 12, а именно: Пяльма, Немена, Аржема, Озрица, Нелекса, Шойвалица, Куржа, Лундужма, Тамбица, Филина, Кадача и Будокса, и обширное пространство земли около Челмуги были пожалованы царем Михаилом Федоровичем, в вечное и потомственное владение, толвуйскому священнику Ермолаю Ключареву, за то, что как сказано в грамоте 1614 года «при Борисе Годунове, при ево самохотной державе, злокозненным его умыслом, мать наша Великая Государыня старица инока Марфа Иоанновна была сослана в Новгородский уезд, в Обонежскую пятину, в Егорьевский погост, в заточение, и тот поп Ермолай, памятуя Бога и свою душу и житие православного христианина, Матери нашей Великой Государыне иноке Марфе Иоанновне непоколебимым своим умом и твердостью разума служил и прямил и доброхотствовал во всем, и про Отца нашего здоровье проведывал, и матери нашей Великой Государыне старице Марфе Иоанновне обвещал и втаких великих скорбях внапрасном заточении во всем спомогал». Эти земли и воды оказались впоследствии в общем владении крестьян Хутынского монастыря, игумена и братии Пальостровского монастыря и наследников попа Ермолая, но в большем против прежнего размере,. всего на 30 верст в длину и на 16 в ширину, и про рыбные ловли сказано (в новой грамоте Петра Великого 1696 года): «а ловят в тех рыбных ловлях, в реках сиги и всякую мелкую рыбу сетьми частыми, а в заколе лососи и пальи,* а владеют теми рыбными ловлями Палеостровского монастыря игумен збратьею, да подъячий Исак (сын попа Ермолая), вопче Хутыня монастыря со крестьяны, переменяясь по годам». Земли, впоследствии, были размежеваны, а владение реками осталось в том же виде, с той разницей, что место крестьян Хутынского монастыря заняла казна, и теперь этими рыбными ловлями пользуются год казна, год вотчинники Ключаревы совместно с Пальостровским монастырем. Как казна, так и монастырь с вотчинниками отдают эти воды на откуп. По контракту с 1861 по 1873 год казна получает через год по 250  руб. В год вотчинников, кто-нибудь из них же берет эти реки на откуп. На главных из этих рек Пяльме и Немене устроены заколы, которые на основании слов грамоты, вотчинники считали себя вправе делать сплошными. Между тем государственные крестьяне деревни Пяльмы считали себя обиженными тем, что сплошные заколы не пропускали рыбы вверх, где они считали себя вправе ловить. Олонец­кая палата государственных имуществ, распоряжением своим от 30 ноября 1862 года, запре­тила устройство сплошных заборов, и в контракте, заключенном с арендатором реки Пяльмы и остальных рек 23 февраля 1861г., было оговорено, что он имеет право производить лов только теми снастями, которые для сего законом дозволяются. На этих основаниях, крестьяне считали себя вправе не допускать вотчинников до постройки сплошного забора на реке Пяльме. По жалобе вотчинников, местные полицейские власти, на основании решения уездного суда, обвинившего пялемских крестьян в самоуправстве, требовали, чтобы они не стесняли обельных вот­чинников Ключаревых в постройке сплошных заколов через реку Пяльму. Но Олонецкая па­лата уголовного и гражданского суда отменила решение уездного суда, а крестьян совершенно оправдала и освободила от обвинения в самоуправстве, тем более что, как сказано в решении палаты, крестьяне ни разу не разрушали всего закола, а разбирали по средине реки, на пространстве 1½ сажени. Однако и палата государственных имуществ, и палата гражданского и уголов­ного суда совершенно неосновательно требовали, чтобы в заколах были оставляемы промежутки, основываясь на ст. 567, 2 ч. XII т. Св. Зак. Эта статья запрещает не сплошные только заколы, а, безусловно, всякого рода заколы, относя их к числу самоловных снастей. Следовательно, можно было бы требовать, или совершенного уничтожения этих заколов на общем основании, или при­нимая во внимание грамоту Ключаревых, в которой говорится, что в означенных реках лов производится между прочим и заколами, когда они принадлежали казне, и что эти воды переданы им без всяких ограничений в способе лова, признать в пользу их исключение, дозволяющее им устройство заколов вообще, ибо единственное находящееся пока в законах правило об этом предмете требует оставления в заколах отверстия в 1/3 или 1/б ширины реки только для рек системы Белого моря и Ледовитого океана. Конечно, впредь правило это должно будет вполне применяться и к тем заколам, которые останутся допущенными в реках озерного бассейна; но до того времени его, во всяком случае, не существует. Причина всех этих препирательств между вотчинниками и крестьянами, заключается в том, что эти последние полагают, что только одни заколы составляют собственность вотчинников, а что выше их они имеют полное право на лов и посему-то заботятся о пропуске рыбы вверх. Обстоятельство это весьма счастливое, для сохранения запаса рыб, идущих сюда метать икру; но, тем не менее, очевидно, что такое понятие крестьян совершенно несправедливо, и что реки эти, как в заколах, так и выше и ниже их, составляют собственность казны, Пальостровского монастыря и вотчинников Ключаревых. Следовательно, совершенно независимо от того, будут ли оставляемы проходы в заколах устраиваемых через Пяльму, Немену и остальные десять рек, или нет, — никто кроме казны, мона­стыря и Ключаревых не имеет права производить в них рыболовства.

Заколы на Пяльме и Немене и лов в них лососей и сигов. Эти заколы на Пяльме и Немене устраиваются самым простым образом, на летнее только время. Косо против течения вбиваются в дно, приблизительно на расстоянии сажени, заостренные сваи, поддерживаемые каждая двумя ногами, т. е. нетолстыми шестами, одним концом вделанными в сваю, а другим вбитыми в дно и направленными косо по течению, так что свая и обе ноги вместе образуют козлы. К сваям прикрепляют в несколько рядов вичами, т. е. гибкими можжевеловыми ветвями, продольные горизонтальные жерди, к которым прислоняются решетчатые щиты из кольев. Эти колья толстыми нижними концами кладутся друг около друга вплотную и в двух местах; в самом низу и посередине, переплетаются веревками. Эти щиты опускаются в воду и только прислоняются к горизонтальным жердям, к которым их пригнетает течением, здесь очень быстрым; в двух местах закола, эти щиты вместо того чтобы быть направленными поперек реки, заворачиваются вверх по течению и образуют в заколе двое ворот, в которые вставляются тайники, т. е. мережи четырехугольной формы при входе, с двумя шестами по бокам, служащими рукоятками, посредством которых мережи вынимают и вставляют в тайник. Для прохода ловцов по заколу к тайнику служат доски — слеги, продетые сквозь вичевые кольца, прикрепленные к жердям закола. В Пяльме, впадающей непосредственно в озеро, ловятся преимущественно лососи, в Немене же, теку­щей в губу, — сиги. В уловистые годы попадает в пялемском заколе до 800 лососей за лето, что составляет около 150 пудов; в неменском же до 30 пудов лососей и до 400 пудов сигов в осень, торпы (т. е. тайменя) и другой рыбы попадает еще рублей на 300, так что, считая пуд лосося по 3 руб. 50 коп., а сигов по 1 руб. 50 коп., доход, доставляемый заколами на обеих реках достигает лишь до 1500 руб. в лучшие годы.

Относительно лова сигов в Немене надо сделать одно замечание. В прежнее время их ловили единственно в мережи закола. Так как перед заколом есть порожистые места, то зна­чительная часть сигов успевала выметывать на них икру и попадала в мережи, уже выбив ее. Лет около двадцати тому назад стали, вместо того чтобы выжидать сигов у закола, выставлять в разных местах по порогу мережи, приделывая к ним как бы крылья из кольев. Этим не допускают множество сигов до выметания икры, и их стало добываться гораздо более прежнего. Не говоря уже о том, что это вредит размножению рыбы, такой лов преимущественно икряных сигов невыгоден даже и с чисто торговой точки зрения. Икряные сиги не живут в садках, в которые прежде сажали, в ожидании морозов, выметавших уже икру сигов, и потому их принуждены солить. По приблизительному расчету на 10 пудов сигов приходится пуд икры. Пуд мороженых сигов продается по 2  руб. 25  коп.; пуд же соленых по 1  руб. 50  коп., пуд икры стоит 5  руб., следовательно, 10 пудов мороженых сигов дали бы 22 руб. 50  коп., 9 же пудов соленых 13  руб. 50  коп., да пуд икры из них 5  руб., итого 18  руб. 50  коп. Но из этого надо еще вычесть 75  коп. за 30 фунтов соли и всю потерю веса, которая происходит от действия соли на рыбу, так что 10 пудов свежих сигов, будучи посолены, едва ли дадут, вместе с вынутой из них икрой, более 15 руб., т. е. не более двух третей того, что можно бы было выручить за тоже количество мороженых без икры. Поэтому с пользой для дела можно бы дозволить устраивать неменский закол без всякого прохода, с тем лишь, чтобы не производилось лова при­колами на пороге перед заколом. Такое условие могло бы быть вносимо в контракты на арендное содержание Немены; но, конечно, предварительно должно быть утверждено исключительное право собственности на всю эту реку, а не на один только закол, казны, Пальостровского монастыря и обельных вотчинников Ключаревых. Что касается до Пяльмы, в которой ловятся преимущественно не сиги, а лососи, поднимающиеся высоко по рекам и проводящие в ней долгое время, прежде чем начнут метать икру, то применительно к правилам, установленным для рек, текущих в Белое море и Ледовитый океан, в заколе, ее перегораживающем, должны быть оставляемы ворота, для свободного прохода рыбы, в 1/6 ширины реки.

Из прочих рек, принадлежащих казне, Пальостровскому монастырю и Ключаревым, важнее других Возрица (или Озрица) и Аржема, в которых ловится форель, ценимая дороже самого лосося, по 4  руб. 50 коп. пуд. Ее добывают от 6 до 10 пуд., не более. В этих же речках ловятся сиги. В них устраивают садки, в которые сажают до морозов, как форель, торпу, так и сигов. Весьма желательно, чтобы, по запрещение лова перед заколом, этот обычай возобновился и для Немены.

Лов налимов зимой. В Немене и в других реках ловят зимой преимущественно налимов, но также и другую рыбу, посредством особого рода приколов, состоящих из дранок, в двух местах переплетенных веревками. Эти щиты опускаются в узкую продольную прорубь, идущую поперек всей ширины реки и потом в нее вмерзают. В неменском заколе оставляют два отверстия, в которые вставляют по большой мережке, сажени в три длиной, в которые заходит рыба. Над входом каждой мережи делается прорубь. Мережки совершенно плотно вставляются в закол, и для этого к переднему их обручу пришивается сеть, называемая двором, которая, начинаясь от круглого обруча, образует спереди четырехугольное отверстие. Верхний край двора идет под самой поверхностью льда, нижний по дну, а два боковые нанизываются посредством петлей на шесты или оглобли, которыми мережки вставляются в закол и которые вбиваются в дно. Кроме неменского лова налима, он производится зимой и в губе. С самого замерзания губы начинается лов крючьями. К тонкой веревке, длина которой определяется глубиной воды, привя­зывается камешек, доходящий до дна. Несколько повыше привязывается к этой веревке другая, с железным на конце крючком, наживленным какой-нибудь рыбой, так чтобы крючок немного не доходил до дна. Такую уду опускают в маленькую прорубь, привязав к верхнему концу веревки ветку с рогулькой. Конец ветки, к которому прикреплена веревка, не доходящая до поверхности льда, опускается в воду, а рогулька упирается в лед. Таких уд ставят по 40 и по 50 в ряд, на расстоянии 4 или 5 сажень одну от другой. Уды осматривают каждое утро. Этим ловом занимаются до 25 человек, которые налавливают с начала зимы пудов по десяти на брата. Кроме уд, ловят налимов еще подледными неводами, неправильно называемыми здесь кереводами. Эти невода больше летних и имеют до 100 сажень в каждом крыле, с мотней в 6 сажень длиной и до 7 шириной. В губе ходят до 8 таких неводов, в которые попа­дает в уловистые годы, как, например, в зиму с 1869 на 1870 год, пудов до 700 налима и до 2,000 пудов прочей рыбы, как-то: окуней, щук, корюшки. Но самый значительный лов налима производится мережами, устанавливаемыми рядами в губе. Этот лов начинают с нового года, когда налим уже совершенно готов выметывать икру. Ряды эти составляются из мережек о шести обручах и двух горлах, имеющих около 1½ сажени в длину и около 1 аршина в вышину, у переднего горла. У них по три крыла, два боковых коротких, не более как в маховую сажень, и одно среднее, называемое стеной, вертикально разделяющее вход в мережу на две половины и имеющее от 5 до 6 сажень в длину. Длинное крыло первой мережи выставляют от берега или от мелкого места, вход мережи обращен, следовательно, также к берегу, а оба боковые крыла ее расходятся под острым углом, так чтобы расстояние между свободными кон­цами их, прикрепленными к кольям, вбиваемым в дно, не превышало сажени. К свободному концу одного из этих крыльев приставляют стену второй мережи, которая располагается в том же направлении и параллельно стене первого крыла. Таким же образом стена третьей мережи примыкает к боковому крылу второй мережи и т. д. идут мережи, все углубляясь в губу и отступая в ту же сторону — правую или левую, смотря по удобствам. Эти ряды мереж выстав­ляют не только зимой, но и летом. Чтобы стена каждой мережи доходила вплоть до дна, нижнюю тетиву ее пришпиливают к нему двумя расщепленными колами, называемыми щипцами, а верхнюю надевают на зарубку кола, дабы она выставлялась несколько из воды. Само собой разумеется, что это относится только к летним мережам. Зимнего налима продают по большой части в Вытегру, а частью и в Петрозаводск копеек по 80 и по рублю пуд.

Весенний лов корюшки и судака в губе. Весной происходит довольно обширный лов корюшки. Он производится перед устьями рек главнейше Немены, куда она идет нароститься. По сведениям, сообщенным г. профессору Кесслеру, корюшка имеет большого врага в песчаном сиге, который в некоторых местах даже прозывается корюшным сигом, или корюшником, потому что он любит кормиться корюховой икрой. В Челмужской губе, по словам тамошних рыбаков, этого не замечается, ибо вслед за корюшкой, говорят они, не идет никакого сига, без сомнения от того, что ранней весной вообще никакой сиг не заходит из озера в губу. Это составляет, вероятно, одну из причин изобилия корюшки в Челмужской губе.

Употребляемый для лова корюшки, как и вообще для всех летних ловов, невод в поло­вину короче зимнего, имея не более 50 маховых сажень в крыле. Мотня его также меньше, не более 4 сажень в длину и в ширину. Таких неводов собирается к устью Немены до 50, и в хороший год, как например 1870, налавливают мер по сто на невод. Так как в меру входит около 12 фунтов, то это составит около 1,500 пудов корюшки, добываемой у одного устья Немены, где главный, но не единственный ее лов. К Петрову дню или немного ранее, съезжаются в Челмугу скупщики корюшки и развозят ее верст на 100 и более, по берегу озера, в Пудожский уезд. Зимняя челмужская корюшка также славится, и мелкую иногда продают за белозерского снетка, по причине ее белизны. Весенних судаков ловят также неводами. Так как эта рыба очень ценна и в Онежском озере вообще ее очень немного, то ее отправляют даже из этого отдаленного места в Петербург. Для этого укладывают судаков в лед в лодки и везут в Петрозаводск, где перекладывают в ящики также в лед и на пароходах отправляют в Петербург. По причине дальнего провоза, за пуд свежего судака получают не более рубля серебром, и хотя не дешевле продают и соленого, но при этом выигрывают на весе рыбы, которую к тому же не потрошат, и не расходуются на соль. Хотя этот судак недели три пробывает во льду, до прибытия в Петербург, его там все-таки продают от 5 до 6  руб. пуд.

Лов челмужского сига. Из собственно челмужских ловов, т. е. производимых в самой губе, или, по крайней мере, при входе в нее, надо еще сказать о лове челмужского сига. Лов начинается в конце октября, еще на полой воде, особого рода ставными сетями, называемыми белосиговыми. Сеть эта, не нанизанная еще на тетиву, имеет слишком 60 сажень в длину, но на саду она уменьшается до 30 сажень. Для сего сеть нанизывается непосредственно своими ячеями не на тетиву, а на особую веревку, называемую поджилкой, и при том весьма слабо. Поджилка же прикрепляется к тетиве фестонами через 8 вер. На каждом саду на тетиву навивается по поплавку, состоящему из свитка коры, называемой киборкой. На нижнюю тетиву через 7 аршин привязывается по грузилу из камня, называемому опокой, которое висит на веревке — колбице вершков в 6 длиной. Вышина сети в 18 ячей—5 аршин. Ячеи очень крупны по 1 ⅔ вершка в стороне, считая вдоль по нитке от узла до узла. Главное правило для удачи лова, как этими, так и вообще всеми ставными сетями, на глубокой воде, где они не могут хватать от дна до поверхности воды, состоит в том, чтобы выпускать сеть бухтами не в натяжку, так чтобы ряд их представлял в воде волнистую неправильную поверхность, а не вытянутую в струнку вертикальную плоскость или стену. Правило это столь важно, что, не соблюдая его можно в течение нескольких недель ничего не поймать при изобилии рыбы. Объяснявший мне это рыбак однажды отлично ловил выставленным им рядом из восьми только сетей; он прибавил к ним девять новых; но растянул сети, чтобы занять ими большое пространство, и в три недели ничего не поймал, хотя у других лов удачно продолжался. Белосиговые сети отличаются от всех прочих ставных сетей еще тониной пряжи. Кроме сетей, ловят челмужских сигов и неводами, как летними, так и зимними, неправильно называемыми здесь кереводами. Лов летними неводами, на полой воде, производится только при входе в пролив со стороны озера и в Выр-Саломе, когда успеют рано возвратиться с толвуйского лова ряпушки, так что застанут еще сигов во время хода их в губу; в самой же губе перед проливом и в проливе ловят лишь сетками. Зимними неводами ловят подо льдом в те только годы, когда губа и пролив станут ровно. Поэтому весьма часто случается, что челмужского сига добывают исключительно сетками, как например в 1870 году. Тогда конечно его и меньше налавливают. Сиг этот самая дорогая рыба из всех онежских рыб — дороже самого лосося, потому что продается обыкновенно на месте по 6  руб. и более за пуд. Относительно цены сигов заметим здесь вообще, что она не столько определяется различием их пород, на которое почти вовсе внимания не обращают, сколько их величиной и белизной, — серебристостью их цвета. Поэтому-то челмужский сиг так высоко и ценится, что соединяет в себе эти два качества в высшей степени. На этом же основании славятся сиги некоторых озер Заонежья. Из них имеют особую славу сиги из Турастом-озера, — небольшого озера, лежащего между Вонзозером и Лодмозером,* имеющего не более 6 сажень глубины и тинистое иловатое дно. Эти сиги достигают до 12 фунтов веса и отличаются своей белизной. Не видав их, я не могу сказать к какому собственно виду они принадлежат, но вероятно это песочный сиг (Coregonus maraena). В этом озере рыба вообще отличается крупностью, также как в Пудкозере. Ряпушка бывает здесь по фунту. В Пудкозере также ловят 12-фунтовых сигов. Чтобы сохранить в полном блеске серебристость чешуи, опытные челмужские рыбаки кладут их всегда на снег и снегом перекладывают. Если их положить на землю, то столь ценимая белизна их пропадает. Чтобы восстановить ее, оттаивают, трут снегом и снова замораживают, предпочитая испортить оттаиванием вкус, но сохранить красивый вид. Это относится не к одним только челмужским сигам, но ко всем рыбам, величина и белизна которых заслуживают особенного внимания торговцев.

Ценность челмужского улова. Принимая в соображение отдельные показания о степени значи­тельности некоторых из челмужских ловов, мы можем составить себе некоторое приблизительное понятие об общей ценности челмужских уловов. Реки Пяльма и Немена доставляют, как мы видели рыбы, приблизительно на 1,500  руб. Лов налима крючьями и подледными неводами достав­ляет около 1,000 пудов рыбы, которые можно оценить в 900 рублей. 2,000 пудов прочей рыбы зимнего улова нельзя положить дороже 1,600 рублей. 1,500 пудов весенней корюшки доставят не более 900  руб. К этому должно прибавить пудов 50 челмужского сига на 300  руб. Так как лов налима рядами мереж в губе и приколами во впадающих в нее реках считается несколько значительнее неводного и крючного улова, то можем принять его в 1,000  руб. с небольшим. Прибавив, наконец, к этому ценность судака, отправляемого в Петрозаводск и сигов, ловимых в реках, где есть садки, — мы определим всю ценность челмужского улова никак не выше 7,000  руб., и то только в хорошие уловистые годы. Конечно, к этому нужно присоединить то, что местное народонаселение имеет всегда достаточно рыбы для собственного пропитания.

Лов песчаного и лудожного сига в Повенецком Онеге. Челмужские рыбаки не ограничиваются, впрочем, производством рыбной ловли в своей губе, а принимают участие во всем рыболовстве, производимом в северной части Повенецкого Онега, к северу от Вырозерского погоста. Главный из этих промыслов есть осенний лов ряпушки, о котором будем говорить ниже. Но кроме его производится в то же время года довольно значительный лов сигов песчаного и лудожного, которого здешние рыбаки не отличают от зобатого, полагая, что характеризующее его надутие передней части брюха происходит от того, что он наедается ряпушечьей икрой. Лов песчаного сига производится по мелям, поросшим тростником, в северной части Повенецкого Онега. Хотя сиг этот принадлежит вообще к числу самых крупных, но здесь он редко достигает 5 фунтов, а больше ловятся фунтовик и двухфунтовик. Вероятно, что на этих местах соби­раются молодые экземпляры. Лов лудожного сига гораздо важнее. Он достигает здесь значитель­ной величины — весом до 7 и даже до 10 фунтов — и отличается темным цветом спины.

Вдоль Повенецкого Онега приблизительно посредине его идет полоса значительной глубины, верст в 6 шириной, называемая ручей, края которого, называемые кряжем, довольно круто поднимаются, после чего к обоим берегам глубина становится равномерной, почти везде от 2 до 7 сажень, за исключением некоторых луд и мелей. Лов лудожного сига начинается с конца сентября, или начала октября, немного ранее того времени, когда ряпушка начинает икру метать вдоль берегов и по лудам, где он в это время сам икру мечет. Лов этот произ­водится так называемыми кердягами, преимущественно вдоль берегов челмужской сельги и далее к северу. Кердяга такая же ставная сеть, как и белосиговая, только имеет около 100 сажень длины и ячеи более частые, чем даже у обыкновенной сиговой сети. Для лова кердягой, отыскивают выдавшийся от берега наволок (мыс) и, обозначив кольями, по ту и по другую стороны мыса, места начала и конца выставки сети, обметывают его кердягой, так чтобы оконечность наволоки пришлась приблизительно в середине дуги, образуемой кердягой. Тогда въезжают в пространство окруженное сетью и стучат о камни шестом, обитым железом, от чего испуганный сиг бросается в сторону и попадает в кердягу, ячеи которой для того и делаются мельче, чем у обыкновенных ставных сиговых сетей, чтобы застревающие сиги не могли слишком далеко в них залезать, так как их тогда было бы трудно высвобождать. Кердягами ловят не только у берегов, но и на подводных лудах. Разница лова заключается здесь лишь в том, что, обозна­чив вбиваемым в дно колом место начала выметки сети, к этому же колу, как само собой разумеется, приводят и конец сети, обметывая таким образом полный круг. Хотя лов рыбы, при посредстве шума и стука, во время метания икры, справедливо считается вредным, потому что это пугает рыбу, и не дает ей выметывать икру, но приняв в соображение, что при лове кертягой пугается не вообще рыба, мечущая икру, а та только, которая уже обметана сетью, мы уви­дим, что он ничего вредного в себе не заключает. Не все ли равно, в самом деле, будет ли стая сигов, собравшаяся на луду метать икру, обметана кереводом и вытянута в его мотне, или окружена кердягой и, испуганная шумом, застрянет в ее ячеи. Невыгодная сторона, обоих способов лова заключается в том, что они производятся на самих местах метания икры, но, по крайней мере, часть обметанной на луде рыбы успевает уже выметать икру прежде чем ее поймают, а этого уже достаточно для размножения породы.

По окончанию метания икры, лудожный сиг направляется в ручей — кормиться икрой ряпушки, нарост которой, на второй неделе после Покрова, в полном разгаре. За ним следуют и ловцы, которые выставляют свои сиговые сетки штук по 20 в линию. Эти сетки всем устройством подобны белосиговым, но ячеи их вместо 1 ⅔ вершка в стороне от узла до узла, имеют только 1 ⅓ вершка, в вышину сеть состоит из 19 ячей и имеет 4 ½ аршина. Длина их также слишком в 60 сажень и уменьшается на саду до 30 саженей. Начинают выставлять эти сети саженях на семи, т. е. у самого кряжа, а другой конец ряда доходит до 12 и до 13 сажень глубины. Вместе с зобатым сигом попадает в эти сети и палья, также преследующая ряпушку, но гораздо реже. Вообще палья ловится более по западному берегу. При метании икры палья избирает луды, состоящие из мелких камешков; лудожный сиг не столько разборчив и наростует на всякого рода лудах. О лове пальи в этой местности упоминает уже Озерецковский, который говорит, что жители Торвуйского погоста занимаются осенью ловом пальи, под которую забирают у скупщиков деньги, по 70  коп. пуд, т. е. слишком в четыре раза дешевле нынешнего, когда она продается рубля по три пуд. Сети пересматривают через каждые два или три дня, смотря по изобилию лова и погоде. Хотя лов этот производится и далеко вверх, т. е. к северу по Повенецкому Онегу, но главное поприще его бывает против селения Вырозера. Этими же сетями ловят и судаков в губе.

Мутниковый лов в Челмужской губе и в Онеге вообще. К сожалению, и в Челмужской губе стали появляться в последнее время мутники. Их еще очень мало и всего года два как их завели. Лов ими производится тем же способом, как на озере Лаче, и потому описывать его здесь не будем. Как всегда бывает при начале мутникового лова, уловы, добываемые этой снастью очень изобильны. Налавливают целые лодки мальков, состоящих из ершиков, окуньков, щучек, плотички и судачков. Не попадает только сижков, которые живут в другого рода местностях. Пока запас этой молоди еще не истощился, довольствуются крупным мальком, и потому ячеи в куте клеи не чаще пяти ячей на вершок, вдоль нитки от узла до узла, вместо девяти и десяти ячей, как в других местах. Продают сушеного малька здесь мерами, вмещающими от 10 до 11 фунтов, копеек по 50 меру, т. е. по 2  руб. пуд. Он идет преимущест­венно в Вытегру для рабочих по Мариинской системе сообщений. Скорое запрещение этого орудия лова тем необходимее, что вредное действие его на уменьшение рыбных запасов очень быстро, прекращение же малькового лова будет тем менее чувствительно, для занимающихся рыболовством, чем менее он успеет распространиться и войти в народный обычай.

Вообще как в самом Онежском озере и губах его, так и в прилежащих к нему озерах введение мутников очень недавнее. Указывают на одного рыбака, еще теперь живущего близь Горского погоста, в деревне Чоболокше, лежащей на берегу Горской губы; — южного отрога Чорги, который первый ввел в употребление это орудие лова, лет около 25 тому назад. Всего сильнее и с наиболее выгодными для ловцов результатами принялась эта снасть в Виктозере, лежащем почти посередине промежутка между оконечностью Унецкой губы и Лижмозером, почти на границе Петрозаводского и Повенецкого уездов. Здесь добывают мер до 500 сушеного малька и продают от 50 до 60  коп. мерку, что составит до 2  руб. 50  коп. пуд; в Петрозаводск же продают и до 75  коп. мерку. Мне удалось собрать еще довольно подробные сведения о введении мутников и о действии их на запас рыбы в Путкозере. Рыбак из села Шунги, лежащего на берегу Путкозеро — некто Алексей Щепин, отличающийся предприимчивостью и введший недавно в употребление особого рода ставную сеть, о которой будет говорено ниже, первый начал ловить мутниками в Путкозере, по его собственным словам (в 1870 году), не более 6 или 7 лет тому назад. Теперь развелось их на Путкозере до 46 штук.* В начале мутникового лова налавливали в сутки на мутник пудов до 15 довольно крупного малька, который и тут, как и в Челмуге, состоит главнейше из ершиков и окуньков, с значительной примесью налимчиков, щучек, плотвы и ряпушки. Теперь же много если в сутки поймают пуд или полтора самого крошечного малька. Путкозеро славилось прежде своими превосходными ершами, достигавшими необыкновенной для этой рыбы величины, так как их приходилось три на фунт.** Теперь в нескольких пудах ершей едва попадет два или три таких великана, и то только в весеннее и осеннее время. Здесь, следовательно, очевидно быстрое влияние мутников на уменьшение, как уловов, так и размеров ловимой рыбы. Поэтому и мутники приходится делать из сетей все более и более частых. В Челмужской губе, где они только заводятся, ячеи мутника не мельче пяти на вершок, в Путкозере их приходится уже 7 на вершок; там, где мутниковый лов издавна производится как на Лаче, Чаранде или на Кубенском озере, величина ячей уменьшена уже до 1/9 и 1/10 вершка. Глубина места, на котором производится здесь мутниковый лов, заставила сделать в устройстве их некоторые изменения. Именно крылья достигаются здесь до 4 ½ сажень в вышину при 4 саженях длины. В этих глубоких местах дно очень илисто, и чтобы кнея не забирала грязи на верху ее привязывают, вместо поплавка, длинную и толстую палку, которая не столько должна поднимать кнею, чтобы нижний гуж ее не шел по дну.

Толвуйский лов ряпушки. В этой же местности Онежского озера, между Челмугой и Толвуйским погостом, производится знаменитый лов ряпушки, во время метания ею икры в первые две недели октября. Во время путешествия академика Озерецковского, в 1785 году, собиралось уже сюда до 300 лодок, из коих каждая имела свой керевод. На керевод нужно три человека работников, и к ним присоединялись по две и по три женщины чистильщицы, для чистки рыбы, вынимания из нее икры, соления и укладки в бочки. Следовательно, к этому времени собиралось сюда более 1,500 человек, что чрезвычайно много, если принять во внимание малонаселенность и пустынность здешнего края. Впоследствии число лодок доходило даже до пятисот. Это, единственное, сколько-нибудь значительное скопление ловцов, во всем озерном крае, во время которого съезжаются промышленники со всего Повенецкого Онега, потому что для многих местностей западного берега его это единственная прибыльная рыбная ловля, на которой они запасали для себя бочки по две соленой ряпушки, а остальную и всю икру продавали. Для помещения такого большого количества людей, построены на островах, около которых производится главнейший лов, множество избушек, составляющих целые деревни, стоящие большую часть года совершенно пустыми, подобно тому, как на восточном берегу Белого моря, при урочище Кедах, где временно живут тюленебойщики.

Вот уже несколько лет как лов этот пришел в совершенный упадок. По словам челмужских рыбаков, постоянно участвующих в этом лове, с 1867 году не было уловистого года, хотя эти неуловы не всегда происходят от недостатка рыбы, а нередко и от состояния погоды в кратковременный срок метания ряпушкой икры, не превышающий двух недель. Так в 1869 году, говорят, рыбы было много, но во все время можно было выехать не более трех раз на лов. В 1870 году рыбы совершенно не было, и как Петрозаводск, так и южная часть западного берега, которые всегда запасаются толвуйской ряпушкой, должны были довольство­ваться ряпушкой с Сандал-озера, где лов ее был изобилен. Эти постоянные и продолжительные неуловы охладили у многих даже охоту собираться на этот осенний ряпушечий лов, и в последние годы более 200 или много что 300 кереводов на него уже не собиралось. Трудно решить случаются ли эти неуловы периодически, от времени до времени, или же указывают на постоянное ухудшение этого важного промысла. За неимением каких бы то ни было письменных документов, ничего не остается, как основывать свои заключения на изустных рассказах ловцов; а при общей склон­ности видеть прошедшее в лучшем свете, — время хороших уловов, предшествовавшее настоящим неудачам, сливается в памяти их в одно счастливое целое, в котором они уже не различают отдельных неудач. Может быть также, что неудачи эти были слишком давно тому назад, так что и память об них исчезла. Но, не говоря уже о невероятности столь быстрого уменьшения улова ряпушки, в водоеме столь обширном как Онежское озеро, — из некоторых замечаний, сообщенных мне рыбаками, можно, кажется, заключить о периодичности уловов ряпушки. Именно, они замечают, что не только в последние годы, отличавшиеся совершенным неуловом, но и перед этим самая местность лова стала изменяться. Прежде главный лов происходил, говорят они, далее к северу — в глубь Повенецкого залива, затем лов перешел в Сало-салме и Мяг-острову, куда перенесли и избушки, а теперь спускается еще ниже, причем и глубина мест лова, а, следовательно, и метания икры ряпушкой все увеличиваются. Прежде происходили они саженях на 7, а теперь на 14 и 17. Если это так, то весьма естественно, что лов кереводами не может быть столь удачен, на вдвое большей глубине, даже при том же изобилии рыбы. Сопо­ставляя этот рассказ рыбаков со словами академика Озерецковского,* что в его время соби­ралось для лова ряпушки до 300 неводов на Паль-остров и Воблак-остров, лежащие в глубь губы, к северу от настоящих мест лова, мы приходим к заключению, что оба эти показания взаимно подтверждают друг друга, и что следовательно нет необходимости считать неточным показание Озерецковского, потому что оно не согласно с положением дела в настоящее время, и с тем, что было до него, во время путешествия Лаксмана.** Оба становятся правыми, при объ­яснении их противоречий, показаниями опытных рыбаков об изменении местности лова и метания икры ряпушкой, — изменении, которое могло повторяться и в прежние времена.

Исключительное орудие лова, которым производится осенний лов ряпушки, есть керевод. Выше дано уже понятие об его устройстве и о способе производства им лова, а подробное описание его, равно как и некоторых других орудий лова, замечательных своими особенностями, будет представлено в особых приложениях. Здесь заметим только, что ряпушечий керевод отличается от сигового своей мелкоячейностью и большей величиной, ибо единственное крыло его имеет до 150 маховых сажень в длину, 5 сажень в вышину у мотни и 4 у свободного конца крыла, кнея же имеет до 8 и 9 сажень в длину и слишком 25 саж. в окружности, между тем как у сиго­вого керевода крыло не более 100 саж. в длину, от 2 до 3 сажень в вышину, а мотня до 4 ½ саж. в длину. В последние годы нельзя считать средний улов на керевод более 10 пудов рыбы и пуда икры, т. е. всего на каких-нибудь 14 или 15  руб. добычи, что совершенно не окупает издержек на снаряжение, не говоря уже о вознаграждении за труд. Следовательно, в эти годы ряпушечий лов доставлял не более 200 или 300 бочек рыбы и столько же пудов икры, так как на бочку рыбы, в 12 пудов весом, считается пуд икры.

Замечают еще, что когда ряпушка ловится трудно, т. е. скучивается в косяки, то добывается больше икры, если же она ловится вразброд, то икры меньше, тогда попадает более яловой рыбы. Замечание это конечно справедливо, ибо скучение рыбы и происходит тогда, когда она соби­рается метать икру. Так как пуд соленой ряпушки ценится в 1  руб., а икры в 4  руб., в дорогие же годы в 5  руб., то уловы за последние годы нельзя оценить выше, чем от 3,000 до 4,500  руб. По словам рыбопромышленников, в прежние уловистые годы, скупщики, приезжавшие на место лова, разом нагружали сойм по шести, т. е. целый теперешний улов, так как сойма подымает 35 бочек, — и не заметно было, взято ли что, или нет из груды бочек наваленных около ловецких избушек на островах. Тогда добывали в каких-нибудь две недели ряпушечьего лова рублей по 70 и 80 на керевод, что приблизительно соответствует пудам 50 или 60 рыбы и 4 или 5 пудов икры. На основании этих приблизительных данных, количество тогдашних уловов можно определить от 12,000 до 15,000 пудов рыбы и от 1,000 до 1,200 пудов икры, на сумму от 15,000 до 20,000 руб. серебром.

Лов ряпушки в других частях озера. Кроме этого главного лова ряпушки, он производится в то же самое время, т. е. в первую половину ноября, и по другим местам Онежского озера, но в небольшом количестве, для местного только потребления. В небольшом количестве ловится она в Шоклеинской губе (к югу от Петрозаводска по западному берегу озера). Здесь, по словам Озерецковского, производился в течение целого лета лов ряпушки по ночам. Впрочем, и тогда не составляла она предмета торговли, а служила главной пищей местных жителей, в течение целого года, как свежей, так и сушеной. И ныне сушение ряпушки, добываемой в весеннее время, а также и осенней яловой, весьма употребительно в Выг-озере, Сум-озере и в других озерах на севере Олонецкой губернии, но в Онежском озере весенний лов этой рыбы производится только по южной части западного берега, в незначительном количестве, а ряпушку осеннего улова, как выпоротую икряную, так и цельную яловую, всегда солят. В конце прошедшего столетия лов ряпушки был столь изобилен в Онежском озере, даже и вне местности ее осеннего лова у Толвуйских островов, что она попадала целыми возами в керевод и, за недостатком сбыта, сушилась и вялилась на солнце в запас на зиму. Такое уменьшение ряпушки приписывает г. Кесслер размножению колюшки, которая поедает ее икру, и советует для уменьшения этой вред­ной рыбки употреблять ее на жиротопление, на удобрение полей, или в корм скоту, в виде по­рошка, приготовляемого из сушеной колюшки. Нет сомнения, что это было бы вдвойне полезно, но чрезвычайно трудно заставить крестьян, производящих свой лов не редко в 20 и 30 верстах от берега, нагружать свои суда добычей, считаемой ими совершенно бесполезной. В этом отно­шении одно только земство могло бы содействовать этому постоянными внушениями крестьянам не бросать обратно колюшки в воду, а делать из нее одно из трех вышеуказанных употреблений. Правительство со своей стороны могло бы помочь в этом деле установлением премий за устрой­ство заведений для топления жира из колюшки, или за сушения ее и приготовление порошка, кото­рый мог бы идти в корм скоту и употребляться как сильное удобрительное вещество. Но кроме вредного влияния колюшки на размножение ряпушки, невыгодно действуют еще без сомнения излиш­няя мелкость ячей в кереводах, которыми она ловится, доходящими до ¼ и до 1/5 вершка от узла до узла вдоль по нитке. Поэтому в числе ловимой ряпушки попадается чрезвычайно много мелкой, вершка в полутора и даже в вершок длиной.

Лов по западному берегу Повенецкого Онега и в широкой части озера масельгами. Вдоль за­падного берега Повенецкого Онега нет значительного лова рыбы. Жители этой местности, кроме участия в описанных осенних ловах ряпушки и сигов, занимаются еще, как и в других приозерных местах, крючным ловом самых крупных пород, как-то: лососей, налимов, щук, судаков. Лов этот производится отчасти отдельными удами, подобными употребляющимся в Чел­мужской губе, но более порядками крючьев, или ярусами, называемыми здесь масельгами. Масельга состоит из тонкой веревки, на которую навязаны в расстоянии обыкновенно 3 или 4 сажени (иногда, впрочем, и чаще), на еще более тонких бечевках, камбицах, крючки, в вершок длиной, сделанные из проволоки, толщиной в воронье перо. Эти крючки наживляются осенью ряпушкой, летом же и весной преимущественно корюшкой. Когда много этой рыбы, надевают ее на крючок целиком, а то разрезают на звенья. Длина всей веревки бывает до 1,000 и более махо­вых сажень. С обоих концов ее, чрез 100 уд, навязывают на масельгу по тяжелому камню фунтов в 30 или в пуд. При непогодах привязывают в промежутках (т. е. через 50 уд) еще небольшие камни, фунтов в 5, называемые отстойками. К концам привязывают на длинных веревках, идущих от дна до поверхности, кубасы, т. е. торчмя стоящие в воде шесты, с грузилом на нижнем конце — для означения места. Сверх сего, обыкновенно через 10 крючьев, навязывают на коротких камбицах плавки, состоящие просто из палок в пол аршина длиной, для того, чтобы крючья несколько приподнимались от дна. При этом замечают, на какие крючья более ловится рыба, на те ли, которые вблизи плавков и следовательно более приподняты, или на промежуточные, отпускающиеся на дно. В первом случае увеличивают число плавков, во втором уменьшают. Масельги употребляют более на глубоких местах, особенно осенью. Их выпускают подобно ставным сетям бухтами, не вытягивая в прямую линию. В числе рыб, попадающихся на эти уды, встречаются и угри, которых на Онежском озере не едят, а топят из них жир, считаемый первым лекарством для скота от всяких болезней. Для этого наливают его в немного разбитую яичную скорлупу, которую и спускают в гортань животному. За неимением угревого жира употребляют для сего и тюленью ворвань.

Лов в губах, отделяющих Заонежский полуостров от материка. Распространение лова дворами. Гораздо значительнее лов в той части Онега, которая, врезываясь в материк, образует Заонежский полуостров, и разделяется на губы: Унецкую, Чоргу и Кондопожскую. Во всех этих губах стал, с недавнего времени, вводиться лов большими мережами. Они заимствованы из Ладожского озера и из юго-западного угла Онежского и истоков Свири, где они уже давно в употреблении, но им дано совершенно иное расположение, называемое двором, — имя, которое пере­шло и на самую снасть. Дворы эти были введены сначала, именно в 1854 году, в реке Суне, где они заменили бывший на реке закол. Как орудие озерного лова стали они употребляться года четыре или лет пять тому назад (до 1870 года) и с этого времени, постепенно распространяясь, они мало помалу стали вытеснять прочие способы лова, как например кереводы, и таким обра­зом изменять весь характер здешнего рыболовства. Так в Ялгубе, где лет пять тому назад еще не существовало дворов, их уже теперь не менее ста. По свидетельству г. Гульельми, кото­рому было специально поручено мной ознакомиться с рыболовством по западному берегу Онеж­ского озера к югу от Петрозаводска, осенью 1870 года в селении Деревянном был только один двор; в июне 1871 года было их уже восемь, а кереводы почти вышли из употребления. Подобно сему по всем прочим деревням этого берега везде уже начали заводить дворы. В гу­бах: Унецкой, Чорге, Кондопожской стали их вводить только с весны 1870 года, когда я посетил эти местности, и везде не могли нахвалиться, получаемыми при посредстве их, уловами. Такое возрастание употребления дворов, подавшее уже повод к жалобам со стороны кереводников и к административному вмешательству, заставляет обратить подробное внимание на эту снасть, чтобы определить, в чем может заключаться ее полезное или вредное влияние на рыбную промыш­ленность.

К берегу приставляется сетяное крыло иногда сажень до 90 длиной, утверждаемое на кольях, на которые она надевается посредством деревянных колец, и отпускается на дно каменным грузом. Поплавков нет, а верхняя тетива крыла привязывается к кольям. Крыло должно хватать во всю глубину воды, не будучи сильно натянутым. Поэтому, если например глубина воды сажень в пять, то крыло делается в 6 сажень вышиной. Ячеи его крупны. Колья, на которых он утверждается, располагаются всегда не прямой линией, а слабо выгнутой дугой, обращенной выпукло­стью то в одну, то в другую сторону — к устью или к глухому углу губы, смотря по удоб­ствам. Собственно мережа, располагаемая между двумя входными колами, к одному из которых представляется и только что описанное большое береговое крыло, — имеет до 4 маховых сажень в вышину и до 12 и даже до 14 маховых сажень в длину. К другому входному колу пристав­ляется второе короткое крыло сажень в 12 длиной. Оно сначала направлено к берегу и идет прямо, или пологой дугой, затем загибается под тупым углом косвенно к береговому крылу; пройдя несколько сажень в этом направлении, опять загибается под очень острым углом внутрь двора, направляясь перпендикулярно к входу в большую мережу, т. е. к линии, соединяющей оба входные кола. Таким образом, из второго крыла образуется как бы другая мережка, обращенная своим входом к входу настоящей мережки, и отделяется от нее той частью второго (малого) крыла, которая заключается между входным колом и первым поворотом под тупым углом. Таким образом, идущая вдоль берега, рыба натыкается сначала на береговое крыло, идет вдоль него и попадает в большую мережу; если же минует вход в нее, то натыкается на короткое крыло, и, идя вдоль него, попадает в образуемый им угол, выход из которого прямо ведет опять в устье мережи. Это расположение, впрочем, нередко различным образом изменяется, но всегда таким образом, чтобы рыба, не попадая непосредственно в устье мережи, после того как прошла вдоль большого крыла, принуждена была зайти в устье, обогнув его с внутренней стороны малого крыла. Сеть, как мережи, так и крыльев, крупноячейная, и потому в эту снасть попадает только крупная рыба: сиги, щука, окунь, палья, а иногда и лосось.

Успешность лова этой новой снастью возбудила, как это обыкновенно бывает, неудовольствие, ловящих другими орудиями лова, именно неводами и кереводами; и в Ялгубе, где эти дворы осо­бенно размножились, некоторые крестьяне подали в сентябре 1870 года жалобу в Петрозаводское Полицейское Управление, что этот лов мережами стесняет лов кереводами и неводами, так как вдоль берега губы, и сажень на сто от берега в глубь ее, вбито до 1,500 кольев, которые делают сверх сего опасным проезд для лодок. На этом основании Полицейское Управление рас­порядилось запрещением этой снасти, и запрещение это было подтверждено в апреле 1871 года Губернским Правлением, на основании 569 ст. II части XII тома Св. Зак., несмотря на просьбу занимающихся этим ловом, доказывавших: 1) что при всяком лове мережами утверждаются они на кольях, и что следовательно всякий лов мережами должен бы быть запрещен, чего однако же нет в законе; 2) что колья вбиты не сплошь, а лишь по нескольку кольев для каждой мережи, расстоянием 5 до 10 и более сажень один от другого; 3) что губа имеет до 8 верст ширины, и что, следовательно, за береговой полосой, сажень во сто шириной, остается еще довольно места для лова прочими орудиями лова. Со своей стороны я нахожу все эти доводы ловцов мере­жами вполне справедливыми и не вижу никакой основательной причины, по которой они могли бы быть запрещаемы. В самом деле, в рыболовном отношении должно отдать полное преимущество этим дворам перед кереводами, во-первых потому, что ими ловится только крупная рыба, тогда как между кереводами есть так называемые мякотные, состоящие из весьма мелкоячейной сети, налавливающие мелочь; во-вторых потому, что кереводами стараются, между прочим, обметывать косяки рыбы мечущей икру, тогда как во дворы ловится та только рыба, которая сама в них зайдет. О преграждении рыбе пути не может быть и речи, так как дворами занимается самая малая часть ширины губы, в которой они ставятся. Что касается до препятствия судоходству, то вбиваемые в дно колья точно могли бы быть опасными, если бы они были подводными, но так как они высоко торчат над поверхностью воды и не толще руки, то большое судно, столкнув­шись с ними, сломит, малое же отклонится в сторону. Вообще препятствие судоходству, ока­зываемое дворами, есть только предлог для запрещения этого орудия лова, придуманный его против­никами, так как даже ими не приводится в подтверждение их жалоб ни одного несчастного случая, происшедшего от кольев, на которых устанавливаются дворы. Нет надобности упоминать, что статья 569, на основании которой произошло запрещение этой снасти в Ялгубе, сюда не относится, так как в ней говорится о лове в судоходных реках, а не в больших озерах, имеющих почти морской характер, как Онежское; да и в реках никогда не запрещается вби­вать у берегов необходимые для рыболовства колья. Посему экспедиция полагает, что дворы, или — правильнее — расположенные дворами большие мережи, должны быть повсеместно дозволены, с теми лишь условиями, чтобы они нигде не занимали более трети ширины губ или проливов, и чтобы по окончании лова колья, на которых утверждаются мережи и крылья их, непременно вынимались из воды, дабы прибрежная полоса напрасно не заграждалась ими. Распространение этих мереж тем желательнее, что ими хорошо ловится на местах, где глубина от берега быстро прибывает и где неводами и кереводами лов плохой, как например в Чорге, в Унецкой губе, и, вообще, в губах, врезывающихся в полуостров Заонежье.

Лов в нижней части реки Суны и в Сунской губе. Спор разных деревень о праве лова в Суне. Из всех местностей западной половины Онежского озера, самый значительный лов про­изводится в устье реки Суны и перед ним в Сунской губе, составляющей отрог большой Кондопожской губы. Вообще во всем озере превосходит его разве только лов в низовьях реки Водлы. Лов в Суне производится круглый год. На полой воде идут сюда лососи и сиги, т. е. рыбы, любящие порожистые быстро текущие реки, зимой же налимы. Главная здешняя рыба — сиг, которого, по свидетельству г. Кесслера и по сведениям мне сообщенным, отправлялось еще в недавнее время до 100 возов в Петербург только за зиму, что составит слишком 2,000 пудов или 40,000 рыб, то есть по теперешним ценам более чем на 10,000 руб. Утверждают, что прежде отправлялось еще вдвое против этого, но вот уже пять лет, как нет и таких уловов, а в последние годы более 50 возов сигов в зиму не отправляли. Такое уменьшение в улове сигов объясняется до крайности напряженным в этой местности ловом.

Лов этот находится в руках трех групп деревень, поселенных, начиная от знаменитого водопада Кивача, находящегося 20 в верстах от устья Суны, вдоль этой реки и по берегам Сунской губы. Первая группа принадлежит к Вороновскому обществу и имеет в своем владении верхнюю часть течения Суны, на протяжении 13 верст от Кивача; вторая и третья принадле­жат к одному и тому же Сунскому обществу, но из них шесть деревень: Яниш-поле, Канцевая, Андреев-наволок, Чупа, Часовенская и Катчалы, с 274 душами, примыкают дачами своими к реке Суне; а три деревни: Кодогуба, Код-остров и Тулгуба, с 221 душами, прилежат своими дачами только к Сунской губе. Между этими тремя группами деревень идет долгий спор, теперь только отчасти оконченный, и который в малом виде представляет ту противоположность интересов, которая везде существует, где какая-либо река вливается в пресную часть моря или в озеро, с одной стороны между жителями приречной части моря или озера и теми, которые живут по реке, а с другой между низовым и верховым приречным населением. Эта противоположность интересов устраняется сама собой только там, где вся река с соседней частью моря составляет общее владение всего населения омываемой ими страны, как, например, на Урале или на Кубани. Где этого нет, там необходимо беспристрастное вмешательство закона, который должен иметь в виду не только справедливое удовлетворение разноречивых притязаний, но и интерес самого рыбного промысла, который, при соперничестве сталкивающихся интересов, всегда достигает особенной напряженности производства. В миниатюре здесь происходит совершенно тоже, что при устьях Дона, где жители привилегированной своим низовым местоположением Елизаветинской станицы завладели почти всей донской рыбной промышленностью в ущерб и выше живущим по Дону, и ниже по берегам соседней части Таганрогского залива. Это привилегированное место занимают на Суне приречные шесть деревень Сунского общества с 274 душами населения. Впро­чем здесь с верховыми деревнями Вороновского общества спор давно уже решен вполне безобидно и справедливо, но не получали еще удовлетворения пригубские деревни. Из дел об этих спорах видно, что рыбная промышленность на реке Суне началась лет шестьдесят тому назад. Рыбо­ловство производилось, конечно, и до этого времени, но, при малом требовании на рыбу и трудностях сбыта, только для местного употребления. Около этого времени был устроен закол жителями приречных деревень, которые таким образом не пропускали рыбы вверх, с низовыми же пригубскими деревнями сделана была поладка, по которой эти последние пользовались восьмой долей улова, которая выдавалась им не натурой, а деньгами. Спор начался с 1814 года, т. е. около времени устройства закола, с вороновскими крестьянами, жаловавшимися, на недопущение к ним рыбы, Олонецкому Горному Правлению, которому оба общества, Сунское и Вороновское, в то время были подчинены. Дело это восходило до Департамента Горных и Соляных Дел, и в 1854 году было разрешено им в том смысле, чтобы крестьянам прибрежных деревень, как Сунского как и Вороновского обществ, пользоваться ловом рыбы в реке Суне в равной степени, а река оставалась свободной, и отнюдь не дозволялось бы ни тем, ни другим каких-либо противозаконных устройств в реке, могущих стеснять рыбный промысел, вследствие чего закол был уничтожен. Тогда вороновские и сунские приречные крестьяне стали ловить безразлично по всей реке, и ссорам между ними не было конца, почему, наконец, в ноябре 1858 года крестьяне обоих обществ составили общественный приговор, в котором положили ловить каждому обществу только в своих дачах; но сунским приречным деревням производить лов только в течении пяти дней в неделю, именно с понедельника до субботы, с 9 же часов утра субботы до 9 часов утра понедельника, все снасти, на пространстве принадлежащих им семи верст реки, должен быть вынуты из воды. Вороновским крестьянам, как живущим выше по реке, предоставлено право, производить лов без ограничения во всякое время.

Во время этого спора сунских приречных деревень с вороновскими, крестьяне пригубских деревень, не довольствуясь получаемыми ими на восьмую долю 20 коп. с души, в 1850 году начали сами производить лов мережами в Суне, вследствие чего плата в счет их восьмой доли была увеличена до 50  коп. с души, на что большинство согласилось. Через несколько лет некоторые крестьяне пригубских деревень, основываясь на решении Министра финансов 1854 года по случаю спора сунских крестьян с вороновскими, в котором сказано, чтобы «предоставить кре­стьянам как сунским и вороновским, так и других прибрежных селений, свободный и беспрепятственный лов рыбы в реке Суне», сочли себя в праве пользоваться этим ловом наравне с приречными сунскими деревнями и снова начали ловить мережками, утверждая, что ежели они до сих пор не пользовались сами ловом в Суне, и довольствовались 1/8 долей ценности уловов, то потому лишь, что не имели своих снастей. Лов этот производили они беспрепятственно в течение некоторого времени, но вскоре приречные жители снова не стали допускать их до лова, согласившись однако увеличить плату за их восьмую долю до 1  руб. 50  коп. с души, что в действительности соответствует той сумме, которую получают сами приреченские крестьяне, не зани­мающееся ловом, с тех, которым они продают свое право, как об этом будет сказано ниже. Многие пригубские крестьяне, не считая себя, однако удовлетворенными этим увеличением, приходя­щейся на их восьмую долю, платы, и не допускаемые до лова в реке, стали осенью 1865 года производить усиленный лов в губе, преграждая ход рыбы в реку. Это послужило поводом к ссорам и дракам, прекращенным только личным присутствием Губернатора. Тогда пригубские крестьяне, уже перешедшие с прочими заводскими крестьянами в ведение общих учреждений, подали прошение мировому посреднику, и в феврале 1866 года Мировой Съезд решил это дело в их пользу, постановив, основываясь на упомянутом уже предписании Департамента Горных и Соляных Дел, от 16 августа 1854 года, что крестьяне деревень Толгубы, Кода-губы и Кодострова имеют право производить лов в реке Суне в равной степени с крестьянами других деревень Сунского общества. Это решение было обжаловано приреченскими деревнями Олонецкому Губернско­му по крестьянским делам Присутствию, которое в июне месяце того же года постановило решение диаметрально противоположное первому, не только не допускающее пригубских деревень до участия в лове в реке Суне, в равной степени с прибрежными деревнями, но лишающее их даже и той восьмой доли, которую они искони получали по сознанию самих крестьян приреченских деревень. На это решение пригубские крестьяне, в свою очередь, подали жалобу в земский отдел Министерства Внутренних Дел, который нашел, что предписания Министерства Финансов не могут служить основанием для решения спора о рыболовстве в реке Суне, между разными селениями Сунского общества, как имевшие в виду спор не между ними, а между обществами Сунским и Вороновским, а что крестьяне должны по общему правилу положений оставаться при прежнем порядке пользования, впредь до введения уставных грамот; в уставной же грамоте права крестьян на рыбную ловлю в реке Суне должны быть в точности определены. Это поста­новление Министерства Внутренних Дел состоялось в 1869 году и до сих пор служит основанием для производства рыбной ловли в реке Суне. Так как уставные грамоты еще не вве­дены, то экспедиция считает обязанностью представить свое мнение касательно установления прав пользования рыболовством в реке Суне.

Если считать за основание прав пользования рекой Суной предписания Министерства Финан­сов, то хотя, по справедливому замечанию Министерства Внутренних Дел, предписания эти состоялись вследствие спора между Сунским и Вороновским обществами, а не между селениями одного и того же Сунского общества, нельзя, однако же не признать, что, при постановлении своего решения, Министерство Финансов имело в виду все селения Сунского общества, и что истолкование, данное ему Мировым Съездом, совершенно правильно. Именно в предписании Министерства Финансов, от 16 августа 1854 года, сказано: «Оставить реку Суну свободной и предоставить крестьянам как сунским и вороновским, так и других прибрежных селений свободный и беспрепятственный лов рыбы в означенной реке». Если под именем сунских крестьян разуметь крестьян, живущих в шести деревнях: Яниш-поле, Канцевая, Андреев-наволок, Чупа, Часовенская и Катчалы, пользующих ловом в низовьях Суны, называемых нами для сокращения приреченскими, то оче­видно, что под словами: «других прибрежных селений» нельзя понимать никаких других, кроме трех селений: Кодогубы, Кодострова и Тулгубы, названных мной пригубскими. Ежели бы было селение Сунское в числе приреченских, то конечно под другими прибрежными селениями можно бы разуметь и остальные пять деревень той же группы, но такового нет. Решение Министер­ства Финансов, как места административного, не может иметь такой же обязательной силы, как решение судебное, и по сему, при введении уставных грамот, должно быть обращено внимание на самое существо дела. Но и этот взгляд приведет нас, в сущности, к тому же самому заключению. Олонецкое по крестьянским делам Присутствие отвергло все права на рыболовство в реке Суне деревень: Кодострова, Кодогубы и Тулгубы, на том основании, что крестьяне шести прибреж­ных к реке Суне селений состоят на праве владельцев этой реки, и это было бы совершенно основательно, если бы берега Суны принадлежали частным владельцам. Но такие угодья, как рыбные ловли в крестьянских дачах, составляют всегда общественную собственность. Например, принадлежащие крестьянским обществам реки, впадающие в Белое море, нередко составляют собственность многих деревень одного общества, причем деревни, отдаленные на десятки верст от реки, пользуются одинаковыми правами с приречными. Так деревни Пялица и Оленица, состав­ляющие одно общество с деревнями, лежащими по реке Варзухе, отстоят от нее не менее ста верст и, однако же, пользуются теми же правами на лов в этой реке, как и приречные селения. Этого мало, если считать, что только те селения имеют право на рыболовство в реке, которые прилежат к ней своими дачами, то из шести деревень, пользующихся ловом в реке Суне, многие также не прилежат к реке, например Канцевое не ближе от реки, чем Кодостров. Наконец неоспоримым доказательством тому, что три пригубские деревни имеют право на лов в реке Суне, наравне с шестью остальными деревнями, служит то обстоятельство, что они искони получали восьмую долю ценности уловов, чего, конечно, им не давали бы, если бы они не имели права участвовать в речном лове. Меньшая доля ими получаемая вполне объясняется тем, что они не участвовали в лове ни капиталом, ни трудом; получаемый ими доход составлял в полном смысле одну только ренту за их право владения. Кроме этих соображений в пользу общей принадлеж­ности лова, в низовьях Суны, всем девяти деревням Сунского общества, к этому же взгляду приводит нас еще и то обстоятельство, что иначе невозможно уладить этого дела, соответственно обоюдной выгоде спорящих и обеспечению размножения рыбы при соблюдении, однако же, полной спра­ведливости. Когда крестьян трех деревень не допускали до лова в реке, они перегородили своими снастями вход в устье ее, пользуясь своим правом лова в губе. Конечно, совершенно перего­раживать вход в устье они не имели права, но ограничение этого права простирается лишь настолько, чтобы не преграждался рыбе путь к местам метания икры, и чтобы живущие выше имели возможность пользоваться, в известной мере, выгодами от рыболовства; но нет никакого основа­ния требовать, чтобы ниже живущие уступали большую часть своих выгод выше живущим, так чтобы приречные ловцы извлекали более выгод из лова, нежели живущие при море, озере или губе. Совершенно напротив, по самой природе вещей, низовые жители находятся в положении более привилегированном. Так и сунские жители уступают в пользу вороновских только два дня в неделю из семи. Посему крестьяне трех пригубских деревень обязаны соблюдать, в пользу приречных, только общее правило, получившее уже силу закона, на всех водах, исследованных снаряженными от Министерства Государственных Имуществ экспедициями, по которому треть всякого прохода должна оставаться свободной для прохода рыбы вверх. С введением упо­требления больших мереж или дворов, пригубские крестьяне получают полную возможность вос­пользоваться этим правом, и тогда уловы в реке Суне должны значительно уменьшиться; во избежание этого сунские крестьяне будут готовы на всякие уступки. Но с другой стороны уменьшение входа рыбы в Суну весьма нежелательно, ибо с этим вместе необходимо уменьшится и та доля ее, которая успевает выметывать икру. Поэтому самый безобидный для всех способ уладить это дело будет состоять в признании одинакового права на лов как в реке Суне, так и в губе, за всем Сунским обществом, и при этом определить широкий фарватер для пропуска рыбы в реку, свободный от всякого рода снастей. Повинность эта будет тогда равномерно падать на всех рыбопромышленников и не составит привилегии в пользу одних и ко вреду других. Эта вполне справедливая мера будет совершенно подобна той, которую в 1854 году употребило Министерство Финансов для разрешения бесконечной ссоры между сунскими и вороновскими крестьянами. Оно признало одинаковое право на лов, как тех, так и других, на всем двадцативерстном протяжении  р. Суны, и хотя от этого и произошли временные беспорядки, но вскоре дело окончилось вза­имной поладкой. Такая же поладка без сомнения произойдет и между спорящими деревнями, коль скоро будет признано одинаковое право их на лов, как в реке, так и в губе. Или все полу­чили бы право на участие в речном лове, и тогда лов в губе совершенно бы прекратился, для пропуска большого количества рыбы, или, в видах большого количества рыбы и большого про­стора речного лова, желающие могли бы выставлять свои снасти, или тянуть невода в губе на расстоянии от 100 до 160 сажень от берега, чего теперь приреченские ловцы не хотят дозво­лить ловцам пригубских деревень. Между тем без признания за всеми равного права на лов, нельзя в ущерб справедливости отказать пригубским деревням в праве лова и на гораздо большее расстояние от берега, именно на одну треть ширины губы с каждого берега.

Правила для обеспечения размножения сигов в реке Суне. Уложением спора между селениями Сунского общества обеспечивается проход сига в реку, но не обеспечивается еще его размножение. Для сего необходимо, во-первых, оградить Сунскую губу от посторонних обловов; во-вторых, доставить некоторой части, вошедших уже в реку, сигов возможность беспрепятственно выметывать икру на удобных для сего местах. Лов в Онеге вольный, и эта свобода лова про­стирается на все его губы и заливы, и, следовательно, все правила, установленные для определения взаимных отношений сунских крестьян между собой, принесли бы очень мало пользы, если бы сами сунские или посторонние ловцы вздумали перехватывать рыбу в губе. Поэтому необходимо установить границу между вольным озерным ловом и ловом внутри губы, в котором могут при­нимать участие лишь крестьяне Сунского общества. Этой границей должна служить, на основании собранных на месте сведений, линия, идущая от Сокольего острова на остров Кольяк, через группу лежащих здесь мелких островов до Нагиш-острова, и оттуда до Мереж-Наволока. Этой мерой налагается так сказать некоторая повинность на всех вообще озерных ловцов, в пользу присунских жителей, — повинность на деле весьма мало чувствительная, потому что, до настоящего времени, никто из посторонних не занимался ловом внутри отгораживаемого этой линией про­странства. Но, при развитии лова большими мережами, такой облов был бы весьма возможен. С другой стороны, уже теперь оказывается настоятельная необходимость дать большему числу сигов возможность выметывать икру в  р. Суне. Правда, что, в течение двух дней в неделю, рыбе предо­ставляется полная свобода подниматься вверх по реке, на протяжении последних 7 верст ее течения, но во владениях Вороновского общества лов производится беспрерывный, так что огра­ничение, наложенное на Сунское общество, служит единственно к выгоде вороновских крестьян и лишь в весьма слабой степени содействует размножению главной здешней рыбы — сига. По замечанию всех онежских рыбаков, проходной сиг начинает приближаться к берегам, с тем, чтобы подниматься в реки, около начала августа, и они различают новинских сигов, идущих около времени созревания хлеба, спасских, ловящихся около 6-го августа, семенских — около 1-го сентября. Самый же изобильный ход бывает во время самого метания икры, около половины октября. Временем самого значительного лова считают во многих местах так называемые назарьевские ночи от дня Св. Назария и Гервасия 14-го октября. Хотя конечно в действительности и не бывает этой правильности в появлении сигов, но, во всяком случае, октябрь месяц составляет время их главного и вместе с тем последнего хода в реки, и к этому времени созревает только вполне их икра. Поэтому следовало бы в течение этого месяца запретить и вороновским крестьянам производство всякого лова также в течение двух дней, как это запре­щено сунским ловцам. Для этой цели лучше бы избрать не те самые дни, как в сунском обществе, а воскресенье и понедельник, чтобы дать время рыбе, вошедшей в реку в субботу и в воскресенье, подняться вверх до дач Вороновского общества.

Я изложил довольно пространно весь ход спора между тремя группами поселений, в руках которых находится сунский лов, один из важнейших на Онежском озере, чтобы показать, какого рода повинности должны быть наложены на каждую из них как для справедливого обеспечения выгод двух остальных, так еще более для охранения размножения сигов — важнейшей из идущих в  р. Суну пород. Три пригубские деревни ограничиваются в их праве лова в губе на том пространстве, которое на основании общих правил должно бы быть им предоставлено, жители шести приречных селений не должны производить лова в течение двух дней недели, а вороновские крестьяне, выше которых уже нет ловцов, также не должны ловить два дня в неделю в течение октября месяца. Противоположность интересов этих трех групп рыболовных селений служит ручательством, что меры эти, отчасти уже существующие, отчасти вновь предполагаемые, будут в точности исполняться. Перейдем теперь к описанию самых способов производства здешнего лова.

Лов рядами мереж в реке Суне. По уничтожение заколов, которыми производился прежде лов в низовьях  р. Суны, здесь были введены те самые мережки, расположенные двором, которые в последнее время стали распространяться по губам: Унецской, Чорге, Кондопожской и вообще по всему западному берегу озера. Крылья этих мереж растягиваются на кольях, вбитых в дно. Самая мережа располагается также между двумя колами, обозначающими вход в нее и называе­мыми посему входными. Первый обруч мережи так велик, что значительная часть его выходит из воды, и начинающееся от него, растягиваемое на кольях крыло также гораздо выше поверх­ности воды. От берега начинается весьма длинное крыло первой мережи, занимающее всю отмелую часть реки, по которой не идет рыба; к нему приставляется первая мережа, обращенная входом вниз по течению. От другого входного кола этой мережи начинается малое крыло. Оба крыла, большое и малое в их близкой к мереже части, расположены так, что они составляют как бы продолжение самой, имеющей коническую форму, мережи, т. е. расходятся под довольно острым углом, и образуют перед входом в мережу пространство, называемое двором. Малое крыло при­слоняется другим краем своим к входному колу малой, боковой мережи, которая обращена устьем своим к устью или входу большой мережи. К другому входному колу малой мережи приставляется большое крыло второй мережи и т. д. Это большое крыло приставляется к малой мереже не самым краем, но продолжается косо внутрь двора первой большой мережи, и этим самым образует с малым крылом ее двор малой мережи. От большого крыла первой большой мережи, начинаю­щегося от берега, именно от кола соседнего с входным, идет навстречу этому продолжению большого крыла второй мережи еще особый открылок. Оба вместе они суживают вход в двор первой большой мережи, составляя как бы горло, пройдя через которое и продолжая плыть в прежнем своем направлении, рыба должна попасть в большую мережу, если же обратится назад, то попадает в малую мережу. Так как большое крыло всякой последующей пары мереж начи­нается от входного кола малой мережи предыдущей пары и, наконец, большое крыло последней пары опять доходит до берега, то эти соединенные мережи составляют совершенно сплошную пере­городку, не хуже любого закола, что конечно должно бы было быть запрещено, если бы достаточный проход рыбе вверх не доставлялся иным способом, весьма строго соблюдаемым именно прекращением всякого лова и вынутием снастей из воды, в течение двух дней в неделю. Таких сетяных заборов в низовьях  р. Суны два: один у самого моста, а другой в 3 верстах выше его.

Участие, как в выгодах лова этими мережами, так и в издержках его, установлено точ­ными и довольно сложными правилами. Основным правилом служит то, что каждый крестьянин, из числа 274 душ шести деревень, названных мной для краткости приречными, имеет право на занятие своими снастями 1/274 части ширины  р. Суны, в обеих линиях мереж. Но так как каждый своей особой снасти выставлять не может, а также места в реке слишком различны по своей уловности, и наконец не все имеют средства и желание ловить; то, во-первых, многие продают свое право лова, а во-вторых, — действительно занимающиеся ловом соединяются между собой в артели и так называемый трети. Покупают места самые богатые крестьяне. Настоящая покупка бывает весной, перед началом лова, и не нуждающиеся в деньгах, но почему-либо сами не желающие ловить, продают свое право, в настоящее время по 12  руб. за душу, что и считается нормальной ценой, восьмую часть которой с каждого из 274 человек получают пригубские крестьяне. Но бедные и нерадивые большей частью продают свое право гораздо дешевле, рубля за 3, за 4 и на несколько лет вперед. Как ни желательно бы было прекращение такого рода кабалы, но всякие административные меры окажутся для этого не действительными, и противодействовать может лишь учреждение сельских банков. Есть покупатели, которые скупают права на лов душ у шестидесяти и более, всего рублей на 800. Действительные ловцы, кто со своими лишь семейными душами, кто с покупными, распределяются по числу душ на три равные части — трети, между коими распределяется река на три части: правую, левую и среднюю. Прежде река делилась только на две половины. При этом принимается конечно в расчет прибрежная отмель неудобная для лова, но всякая неравномерность, которая могла бы за всем этим остаться, уничтожается тем, что трети понедельно между собой чередуются, так что каждому придется ловить и в правой, и в левой, и в средней частях реки. В видах этого чередования собственно и установлено это разделение на трети. На границах между третьими, с низовой стороны линии мереж, выставляют особые мережи с крыльями, направленными перпендикулярно к главной линии и приставляемыми к ней. Мережки, которыми оканчиваются эти приставки, обращены против течения и назначаются для того, чтобы в них попадала рыба, бросившаяся в сторону, и, зашедши раз в область одной трети, уже не могла переходить в другую. Сверх этого деления на трети существует еще деление на артели. Большей частью артель совпадает с третью, но иногда один большемочный ловец выделяется и ловит на себя особо, тогда отводят ему в трети такое пространство, какое ему при­ходится по числу душ, коими он располагает, и в этом случае вся связь его с третью огра­ничивается единственно тем, что он вместе с ней чередуется местом в реке; артельные же ловцы делят между собой добычу на разные части, по числу душ.

Совершенно тот же порядок установлен и для второго забора, находящегося в трех верстах выше по реке Суне. Участие в выставке мереж также соображено с числом пайщиков; но так как на каждую душу приходилась бы лишь небольшая часть мережи или крыла, то при­нять такой порядок, что имеющие много душ (своих семейных, или скупленных) постоянно выставляют свою мережу с крыльями в обеих линиях; у кого меньше душ, те чередуют вы­ставкой снастей то в нижнем, то в верхнем сетяном заборах; у которых еще меньше паев, у тех мережи стоят только часть времени в воде, например через неделю или через две, а остальное время они сохнут на берегу, не портясь от употребления; доля же улова все продолжает идти с обеих линий мереж и тем, снасти которых не стоят в воде.

Неводный лов в Вороновском обществе. В Вороновском обществе, на 13 верстах от Ки­вача до сунских дач, летний лов с начала июня до заморозков производится главнейше неболь­шими неводами сажень в 80 длиной. Невода эти отличаются от обыкновенных отсутствием мотни, которая заменяется тем, что середина сетяного полотна на пол сажени шире, нежели у обоих концов крыльев. От этого при тяге, средняя часть невода отдувается мешком, или точнее желобом. Тяга его имеет также свою особенность, состоящую в том, что, выметав невод поперек реки, рабочие выходят из лодки и в продолжение некоторого времени тянут его вместе с оставшимися на противоположном берегу вниз по течению; после чего опять садятся на лодку и, возвратясь назад, на тот берег, с которого начали его выметывать, вытягивают как обы­кновенный невод. Так как ловимая рыба — сиги, лососи — крупная, то ячеи невода редки, имея около вершка в стороне, от узла до узла. Всех рабочих при неводе 8 человек. На пространстве всех 13 верст до тридцати тоней, т. е. удобных мест для неводной тяги, но все никогда не бывают заняты, так как во всем обществе не более 20 неводов, да и на те не хватает рабочих.

Устройство садков и сбыт осенних и летних сигов. Для выгоднейшей продажи ловимого осенью сига, сажают его, начиная со Спасова дня (6-го августа) в садки, которых очень много в Сунской губе и которые каждая артель делает для себя особо. Садки эти состоят из вбитых в дно в некотором расстоянии друг от друга свай или толстых кольев, промежутки между которыми забраны нетолстыми дранками, также укрепленными в дно. Таких садков очень много не у Суны только, но и в губах Кондопожской, Чорге, Унецкой. В первой из них я видел садок, имевший 7 сажень в длину, 4 в ширину и 1 ½ сажени в глубину. Делаются и другого рода садки, из бревен, срубом в виде ящиков, с досчатым дном и с крышкой, которая может запираться замком. Это единственное их преимущество, во всех же прочих отношениях они хуже первых. Сиги вынимаются из садков после морозов, укладываются в воза, полагая на воз по 22 пуда рыбы и по 3 пуда снега, для перекладки, и везутся в Петербург. В пуде считают круглым числом по 20 штук сигов. Их обыкновенно продают по 5  руб. пуд, с обязательством доставки до Олонца; в Петербурге эти сиги продаются обыкновенно по 6  руб. и 6  руб. 50  коп., редко по 7 и 8  руб. Сигов летнего улова в садки не сажают, как потому, что их труднее сохранить, так и для удовлетворения летней потребности в них. Их кладут в корзины или ящики, вперемежку с битым льдом и мохом, и везут сухим путем в Петрозаводск, а оттуда отправляют в Петербург на пароходе.

Зимний лов в  р. Суне. В  р. Суне производится также довольно изобильный лов зимой, преиму­щественно налима. Крупный налим идет с осени, когда замерзнут реки и губы; во время же главного лова его, в январе и в начале февраля, когда он наростует, крупного уже не попа­дает, а все более средний от 2 до 5 фунтов весом. Главный зимний лов производится посред­ством заколов, которые устраиваются подобно челмужским приколам. Именно в пробитую узкую и длинную прорубь опускаются вбиваемые в дно щиты из дранок, переплетенных лыковой веревкой. Множество камней, наполняющих русло  р. Суны, заставляет при этом часто уклоняться от прямой линии. В заколе делаются небольшие отверстия, в которые вставляется род небольших мережек, называемых вершами. Остов этих верш состоит из двух полуобручей или дуг и пяти довольно толстых и гибких прутьев, соединяющих эти обручи и сходящихся сзади в одну точку, образуя конус. На этот остов натягивается крупноячейная сеть. Верши эти очень похожи на кубенские отыкушки, которые изображены в атласе рисунков беломорского рыболовства, таблица А. III с. 5. Fig. 3. В. Они обращены отверстием к устью реки и ставятся всегда в мелких местах, иногда даже на подводных камнях, потому, что они не бывают более 2 аршин в вышину. Иногда выставляют их по две и по нескольку штук рядом одну вплоть около другой. В промежутках между вершами ставят обыкновенно мережи, вход в которые перегораживается коротким крылом — стеной (не более аршина длиной), которая и приставляется к заколу. Мережи, следовательно, обращены входом своим к истоку реки и к забору, не имеющему в этом месте отверстия. Таким образом, рыба или попадает в верши, вставленные в отверстия забора, или, если минует их и ищет себе прохода через закол, — натыкается на сетяную стенку, и, заво­рачивая вдоль ее, попадает в мережу. Таких заборов устраивается два, один у моста, — с начала зимы, как только лед может выдерживать тяжесть человека, и который стоит лишь до начала января, когда устраивают другой забор ниже его, где река имеет до 150 сажень в ширину. Оба эти забора сплошные, перегораживающие реку с берега на берег. Право устройства их принадлежит тем же шести деревням, которые ловят в нижней части реки Суны летом, и потому место в заборе рассчитывается по числу душ, что на 274 души составит только с небольшим по полу-сажени. Места раздаются перед постройкой забора по жеребью, и каждый должен устраивать свою часть; но и тут право на лов откупается несколькими рыбопромышленни­ками, которые устраивают забор на свой счет. Так зимой с 1870 на 1871 год весь забор скупили 12 крестьян Сунского общества. Кто устраивает этот забор, тот имеет право и на устройство верхнего временного забора у моста. Но кроме этих двух общественных заборов, идущих через всю реку, устраивается множество небольших заборов, в несколько сажень дли­ной, отдельными ловцами, где кто пожелает, саженях в 20 или 30 один от другого. Эти ма­ленькие заколы, или прислоняются одним концом к берегу, или становятся и посреди реки. В первом случае свободный конец их загибается вниз по течению на несколько сажень, чтобы рыба не уходила в бок, во втором же случае такие загибы делаются с обоих концов. Иногда к заколу пристраивается тем же самым или другим ловцом продолжение его, которое в свою очередь оканчивается таким же загибом, так что один и тот же закол как бы разгоражи­вается на участки этими открылками или загибами. Делается это большей частью потому, что пер­вую часть начинают устраивать, как только лед держит человека, и, по мере промерзания реки, удлиняют закол. К Великому посту, когда окончится ход налима, заколы уже совершенно оставляют. На зимний лов этими заколами, в низовьях  р. Суны, имеет большое влияние температура. Во время морозов лед примерзает к подводным камням, в большом количестве рассеянным по низовью Суны; на отмелях вода промерзает до самого дна; водяные травы, местами густо растущие, смерзаются. От всего этого стесняется место свободного протока воды, и она поднимается иногда на аршин слишком. На самые верши и мережи намерзает в это время большое количе­ство сносимого рекой сору, так что их трудно бывает поднимать. Напротив того при оттепелях, поверхностный лед отмерзает от камней и отмелей, и подводные травы оттаивают, место для стока воды увеличивается и в пол суток весь излишек ее стекает. Понятно, что при высо­кой воде верши и мережи не хватают от дна до поверхности воды, в прорубаемых около них прорубях, и рыба имеет возможность проскользнуть через закол. Поэтому в морозное время лов, бывает, гораздо хуже. Всего лучше ловится рыба после того, как вода сбудет, и уровень ее на некоторое время установится.

Зимний лов в Сунской губе. В Сунской губе, ниже впадения реки, также производится зимний лов, посредством мереж, устанавливаемых рядами, но другим способом, чем в Челмужской губе, и сходно с тем, как это делается в Белом озере, по каменистым местам. Именно две больших мережи, имеющих до 2 маховых сажень в вышину, соединяются между собой верти­кальной сетяной стеной, сажень в 5 длиной, которая разделяет вход в каждую мережу на две поло­вины: правую и левую; три таких пары соединяются вместе кутами. Для опускания и осматривания каждой из этих мереж прорубаются проруби в следующем порядке. В первую прорубь опускают первую мережу первой пары, во вторую прорубь вторую мережу этой же пары и первую мережу второй пары, кут которой утверждается посредством кола у третьего (считая от входа) обруча второй мережи первой пары. Для второй мережи второй пары, которая соединена с первой мережей точно такой же стеной, как и мережи первой пары между собой, прорубают третью прорубь, в которую опускается кроме ее и первая мережа третьей пары. Для второй же мережи третьей пары прорубается четвертая прорубь, в которую, как и в первую прорубь, опускается только по одной мереже. Более трех пар в эти ряды не ставят, и, следовательно, прорубают для них всего четыре проруби, из которых в двух крайних стоит по одной мережи, а в двух средних по две, куты которых заходят друг за друга до третьего от входа обруча. Обе проруби для первой пары мереж лежат в одной линии, третья же и четвертая проруби отклоняются каждая немного вправо или влево, как удобнее.

Количество сунских уловов. Для приблизительной оценки количества, вылавливаемой в реке Суне и в Сунской губе, рыбы, всего вернее обратиться к нормальной цене, установившейся для покупки мест в линиях летних сунских мереж. Цена эта, как мы видели, составляет 12  руб., следовательно, на 274 души 3,288  руб. Покупатели мест должны не только выручить эти деньги, но еще нести издержки на снасти и получить довольно значительный барыш, так что ценность улова едва ли может быть принята менее чем вдвое, т. е. 6,500  руб. Верность этого расчета подтверждается и тем, что с  р. Суны отправляется, в настоящее время зимой, только до 50 возов сигов по 22 пуда в весе, что, считая по пяти рублей пуд, составит 5,500  руб. Но кроме зимней отправки сигов мы видели, что часть их отвозится и летом, и кроме сигов ловятся еще и лососи. Если прибавить к этому лов Вороновского общества и зимний лов, то общую ценность сунских улов нельзя будет положить менее чем в 10,000  руб. Сумма, которая должна быть значительно увеличена для тех годов, когда отправлялось в зиму до 100 возов (2,200 пудов) сигов.

Лов по южной части западного берега и по южному берегу Онега. Начиная от Суны по всему западному берегу широкой части озера, а также и по южному берегу от истока  р. Свири до впадения  р. Вытегры, рыболовство вообще незначительно, за единственным исключением окрестностей Петрозаводска, где ряд Ивановских островов, а еще более озеровидная мелководная губа — Логмозеро, в которую вливается река Шуя, представляют более удобств, как для жизни рыб, так и для производства рыбного промысла.

Впрочем, и петрозаводский лов нельзя считать значительным, так как его не достает даже для изобильного довольствования рыбой такого незначительного города как Петрозаводск. Уже в конце прошедшего столетия, когда население города не достигало и 3,000 душ, академик Озерецковский писал, что жители Петрозаводска «в рассуждении собственного своего содержания весьма нуждаются и ниже в рыбе избытка не имеют, хотя и живут близь озера».*

Этот путешественник видел, как в Успенский пост привозили на пристань только ряпушку и соленую палью, которая испускала противный запах, и, однако же, ее раскупали нарасхват, хорошей же свежей рыбы даже и в пост не было. Г. профессор Кесслер, слишком 80 лет после Озерецковского посетивший Петрозаводск также говорит, что в последнее время стали жаловаться на уменьшение рыбы в Петрозаводском заливе, и приписывает это усиленному развитию рыбного промысла. Не отвергая, что и это обстоятельство имеет свою долю влияния, я заключаю, однако же, из слов Озерецковского, что очень рыбной местность эта не была и в прежние времена. На недостаточность и дороговизну рыбы в Петрозаводск, где в 1870 году фунт сига стоил от 10 до 12  коп., а крупный даже до 14 коп. (от 4  руб. до 5  руб. 60  коп. пуд), имеет, конечно, большое влияние отправление лучшей рыбы, как местного улова, так и привозной, в Петербург.

По западному берегу рыболовство производится в небольших размерах во всех прибреж­ных деревнях, как то: Деревянном, Шокше, Шелтозере, Рыборецкой, Коскоручье, Гимреке и Шелейке, но более для собственного пропитания, чем на продажу. Зимнего лова здесь почти не существует, за исключением незначительного лова налима мережками, около берегов; да еще по южному берегу ранней весной, перед таянием льда, ловят палью наживленными мелкой рыбой крючьями, опускаемыми на веревке в проруби. Весной производится, в настоящее время, только незначительный лов ряпушки, преимущественно в Шокшенской губе, как об этом было сказано уже выше. По другим местам западного берега весной также ловят ряпушку неводами, вытяги­ваемыми на берег, единственно для домашнего употребления. Вообще весенний и летний лов рыбы, вдоль западного и южного берегов широкой части озера, сравнительно с прежними временами значительно уменьшился, не столько вследствие уменьшения рыбы, сколько потому, что для населения открылись более выгодные промыслы по судоходству, доставлению леса на лесопильные заводы и теске камня. Оставление рыбного промысла для этих занятий показывает впрочем, что и в прежние времена он не был очень выгоден. Сколько-нибудь заслуживающее внимание рыболовство про­изводится, на всем этом пространстве, — осенью и имеет предметом своим сига лудожного и кильца, палью и лосося. Кильца ловят вблизи берегов, для прочей же рыбы отправляются от 15 до 30 верст вглубь озера. Относительно кильца, который после ряпушки составляет самую мелкую породу сигов, рыбаки замечают, как и относительно ряпушки, что в последние годы количество его чрезвычайно уменьшилось, тогда, как прежде он составлял здесь главную рыбу для местного продовольствия. Причину этого уменьшения приписывают они необыкновенному размножению колышки, поедающей его икру. Пальи начинают ловиться с 15 августа, и лов продол­жается до начала октября; с октября же до морозов ловят лудожного сига. Озерный лов лосося, начинающийся также с половины августа, продолжается до самых морозов. Сиг и палья мечут в это время икры на лудах.

Способы, которыми производится этот лов, различны в разных прибрежных деревнях. Так в Гимреке ловят преимущественно кереводами палью и лудожного сига, в отстоящем от него только на 6 верст. Коскоручье ловят тех же рыб сетками, в Рыборецком и Шелтозере — лосося гарвами, по южному берегу сигов — ставными сетками, выставляемыми длинными рядами.

Гимрецкие кереводы сшиваются по мере надобности из сетей в 2 ½ маховых сажень в вышину и сажень 12 в длину, которых берется пять для лова пальи и только четыре для лова сигов, поэтому по окончании лова первой рыбы их снова перешивают. Для составления керевода собираются обыкновенно два или три хозяина, один дает мотню, а другой сети, или сети ставят двое, и, смотря поэтому, делят пойманную рыбу на две или на три части, всякий раз по приезде с озера домой. Лов пальи производится днем, а сиговый ночью. Более богатые крестьяне имеют каждый свой керевод, и в таком случае ловят или своим семейством, или нанимают рабочих, за определенную плату, а не из паев, В 1870 году лов считался хорошим, и на кере­вод поймали в Гимреке от 100 до 500 штук сигов и по нескольку штук пальи. Это различие в уловах, кроме счастья, зависит много от опытности и искусства ловцов. Главное правило заключается в том, чтобы закидывать керевод непременно над самой лудой, где сиги и пальи мечут икру, а никак не над глубоким местом, окружающим мель. В Гимреке считается до 30 кереводов.

Сетки, употребляемые в Каскоручье, имеют до 40 сажень в длину и не более 1 сажени в вышину; они с поплавками и грузилами и выставляются так, чтобы нижняя тетива на аршин не хватала до дна. Расставляют их линиями по 10 сетей в ряд, не параллельно между собой, а в разных направлениях, как считают удобнее. У иных крестьян есть сетей по сто, и некоторые ловят сигов, только не лудожных, а песочных, и в летнее время, около Петрова дня. Для этого опускают сети сажень на 40 маховых. Этот сиг жировой, т. е. с недозрелой икрой, и гораздо лучше икряного. Лудожского сига, по словам здешних ловцов, в летнее время поймать нельзя, он, вероятно, удаляется из этой местности, так как и на глубине его никогда не видно.

Ставные сети, употребляемые по южному берегу озера, вяжутся из самой тонкой льняной пряжи, длиной в 10 и вышиной в 5 маховых сажень; их выставляют линиями по 50, по 100 и по 150 штук на 8 и 10-саженной глубине, верстах в 15 и 20 от берега, Сиг застревает жабрами в крупные ячеи этой сети, имеющие 1 ½ вершка в стороне от узла, и запутывается в сеть. Этот лов весьма бы выгодно было продолжать и в ноябре, если бы ледяной припой у берегов не препятствовал выезжать на лов. Вообще весь этот осенний лов, по западному и южному берегам, находится в большой зависимости от погоды; так, при ранней зиме, когда уже в половине октября образуются ледяные закраины, на сиговый лов вовсе не выезжают, что конечно очень полезно, для размножения этой рыбы, лов которой производится на самых местах метания икры. Некоторые, однако же, несмотря на начавшиеся уже морозы, рискуют выезжать на лов, и часто теряют свои сети, потому что, выметав их, не могут, при образовавшихся закраинах, съездить за ними в озеро.

Гарвы, которыми ловят лососей в Шелт-озере и Рыборецкой, суть также ставные сети сажень в 40 длиной, очень крупноячейные и в 3 маховые сажени вышиной. Их ставят не вблизи дна, а у самой поверхности воды, так что верхняя тетива прикрыта водой не более как на 1 сажень. Ими ловят с сойм, артелями, состоящими из 11 человек, из коих каждый имеет от 5 до 8 сетей, выставляемых не вместе, а в разных местах. Добычу делят по паям деньгами, по продаже рыбы, которую сажают в садки, устроенные в небольших губах, находящихся около этих селений, и продают скупщикам для отвоза в Петербург во льду. У здешних ловцов странный обычай никогда не сказывать, даже своему семейству, сколько кто поймал рыбы, до окончания лова. Они боятся, что кто расскажет, у того водяной сети перепутает. Лосося, как доро­гую рыбу, конечно, всегда продают, но сигов и палью, во многих карельских деревнях, как-то в Гимреке, Каскоручье, большей частью солят для собственного употребления зимой; продают только разве самые бедные, или у кого излишек рыбы. По южному берегу, где редкоячейными сетями ловится более крупный сиг, от 2 до 5 фунтов, он идет на продажу и отправляется в Петербург в живорыбных лодках, а заснувшего и, в случае недостатка лодок, солят. Сиг, ловимый на лудах, по западному берегу мельче; на пуд идет его 25 и 26 штук. Те, которые продают свою рыбу, отдают ее скупщикам, объезжающим рыболовные деревни, по наперед условленной цене. Соленый сиг ценится обыкновенно рубля 3 и 3  руб. 50  коп. пуд, палья также около 3  руб., а лосось 6  руб. и 6  руб. 50  коп. пуд. Солят рыбу в еловых бочках, вмещающих в себя до 15 пудов. Крупную рыбу разрезают по спине, потрошат, обмывают и кладут внутрь ее несколько соли, затем кладут рядами и пересыпают солью. Соли употребляют не более 4 фун­тов на пуд, что в осеннее время вполне достаточно, но слишком мало для рыбы летнего улова, который впрочем, как мы видели, совершенно незначителен.

Лов у истоков Свири. Совершенно особенным образом производится лов при истоке Свири, большими мережами или матками, которые, как уже было сказано, послужили образцами для лова так называемыми дворами. У истоков Свири мережи эти употребляются совершенно таким же образом, как на Ладожском озере, откуда они сюда и введены, и лов этот будет описан ниже. Для выставки этой снасти выбирают место с ровным горизонтальным дном, глубиной от 3 до 4 сажень. Матки оставляют по неделе и более в воде, не вынимая на берег для сушки, но осматривают их каждый день и выбирают попавшуюся рыбу. Матками ловится исклю­чительно крупная рыба, потому что сеть ее очень редка, преимущественно сиги, но также и пальи, щуки, налимы и изредка лосось. Главный лов этой снастью производится осенью, после Алексан­дрова дня. До окончания судоходства строго наблюдается, чтобы ни матки, ни другая какая снасть не заставляли фарватера; но с окончанием судоходства начинают ловить повсеместно, где кто вздумает. В летнее время у истока Свири производится только переводный лов. Вся ловимая в этой местности рыба отправляется в живорыбных лодках в Петербург. Так как рыба большей частью поднимается в реки, а не спускается по ним, то сообразно этому и лов гораздо изобильнее вблизи устьев Свири в Ладожское озеро, нежели при истоке ее из Онежского; но способ лова, именно выставка маток, и там совершенно тот же. Рыболовством занимаются и в самой реке, но и тут в больших размерах ближе к устью. Так у Лодейного-Поля река берется на откуп, и лов производится круглый год. Зимой ловят подводными неводами. Но вообще лов нельзя назвать значительным.

Лов вдоль южной части восточного берега. Гораздо важнее, чем вдоль западного и южного берегов, лов по южной части восточного берега, где есть несколько уловистых пунктов, на которые сходится довольно много ловцов из соседних с озером деревень; всего же изобильнее рыболовство в реке Водле, которая составляет едва ли не самую богатую рыболовную местность на всем Онежском озере, не исключая даже Суны и тех островов, где производится осенний лов ряпушки. Этот последний подвержен частым неудачам, тогда как лов в Водле, будучи почти столь же значителен, гораздо более постоянен. Так как, впрочем, и эти острова лежат близь восточного же берега озера, в который вдается и Челмужская губа, то восточный берег составляет без сомнения самую уловистую часть прибрежья Онежского озера. Только на трети протяжения его от реки Пяльмы до Водлы не производится никакого сколько-нибудь значительного рыболовства.

В реке Вытегре несмотря на то, что она одна из самых значительных притоков озера, рыболовство самое ничтожное, что без сомнения зависит в значительной мере от того, что она совершенно перегорожена шлюзами и что по этой узкой реке в течение всего навигационного вре­мени непрестанно идут суда, совершенно ее заграждающие. Такое непрерывное движение судов, которые тянутся людьми и лошадьми, неразлучно с беспрестанным шумом, который должен пугать рыбу.

В небольшом расстоянии за устьем Вытегры лежит губа, соединяющаяся узким проливом с Онежским озером и известная под именем Туд-озера, которая и по размерам своим и образу соединения с Онегом чрезвычайно похожа на Челмужскую губу, но далеко не отличается такой же рыбностью. В ней ловятся судак, лещ, ерш, корюшка; идут также лосось и сиг, так как в губу вливаются несколько речек, удобных для нарастания этих рыб. Рыболовство в Туд-озере служит только для удовлетворения местной потребности, как города Вытегры, так и многочисленных вокруг него лежащих деревень. В Туд-озере ловят и зимой, но только мере­жами, а не подводными неводами.

При устье реки Андомы, в которую поднимается лосось и довольно много хариуса, произво­дится небольшой лов сигов в осеннее время. В самой же реке делают зимой заколы из дранок, подобные устраиваемым в реке Немене. Закол делают по нескольку человек вместе и делят наловленную рыбу по паям, сообразно участию каждого в постройке.

Первая значительная рыболовная местность на юго-восточном берегу озера есть Муромский монастырь, лежащий верстах в 30 к северу от устья Андомы. Между этими двумя местностями нет вовсе и прибрежных деревень. К Муромскому монастырю собирается осенью до 100 человек ловцов. Почти исключительный предмет лова составляет лудожный сиг, которого обкидывают кереводами, на самих лудах, также как у юго-западного берега, немного тянут и по берегам неводами. Кереводов собирается от 20 до 30 и 3 или 4 невода. Лов начинают спустя неделю или полторы после Покрова и продолжают до заговенья, или точнее до тех пор, пока береговые припаи льда не позволят уже ловить. Под здешние уловы скупщики, частью из местных крестьян, частью из Вытегры, дают вперед задатки. Сначала лова сига солят, а позднее морозят. Прасолы дают за сотню сигов, которая весит кругом 3 ½ пуда, от 7 до 8  руб., следовательно, по большей удаленности места, цена здесь гораздо ниже, чем на западном берегу. Пуд приходится не дороже 2  руб. 30  коп. Между тем посол рыбы здесь производится очень тща­тельно. Правда, что на пуд рыбы кладут не более 3 фунтов соли, но по позднему времени года этого вполне достаточно. Сигов укладывают слоями в бочки, сбив с них предварительно верхние обручи, нагнетают каменьями, и уже затем вставляют верхнее дно и набивают все обручи. Вес лудожного сига несколько меньше, чем проходного или речного, именно средний вес его около 1 ½ фунта, речной же сиг весит кругом около 2 фунтов. Сигов продают частью на месте, по окрестным деревням и в Вытегре, копеек по 15 штуку, главным же образом везут через Вытегру в Тихвин и Ладогу и только если не распродадут по дороге, довозят до Петербурга. В 1870 году здешний лов, как и вообще лов лудожного сига по всему озеру был весьма удачный, поймали до 15,000 штук. На каждый воз кладут от 600 до 700 сигов; 14 возов, из коих 8 мороженых и 6 соленых, провезли по дороге в Петербург, следовательно, около трети улова разошлось на местах.

Почти столь же значителен, как у Муромского монастыря, осенний лов сигов у урочища Бесов-Нос. За осень 1870 года поймали и здесь от 10,000 до 15,000 сигов. Но на Бесовом-Носу лов не ограничивается одним осенним временем, а производится в еще больших размерах весной. Так как здесь нет луд, которые можно бы обматывать кереводами во время метания икры лудожными сигами, то лов производится ставными сетями, которые в последнее время получили здесь некоторые усовершенствования, о которых я уже вкратце упоминал, — усовершен­ствования, по-видимому незначительные, но сделавшие эти орудия гораздо более уловистыми. Поэтому эти сети начали распространяться отсюда и в другие приозерные местности, и я видел их в Шунге, где завел их тамошний крестьянин Димитрий Васильев Щепин и начал употреблять с весны 1870 года с большой выгодой. Существенные особенности этих сетей состоят, во-первых, в том, что они делаются из самой тонкой пряжи, которая стоит 25  руб. пуд и из 50 фунтов которой выходит 85 сетей. Сети дубятся в ольховой коре, что придает им не только крепость, но и делает их менее заметными для рыб; во-вторых, их чрезвычайно слабо садят на тетиву. Именно ячеи сети не надеваются непосредственно на тетиву, а к особой веревочке, называемой поджилкой, которая прикрепляется к тетиве фестонами. При этом принимается за правило, чтобы часть тетивы между двумя точками прикрепления поджилки, называемая путегой, составляла половину длины поджилки, отвисшей в виде фестона. Такое нанизывание сети не непо­средственно на тетиву, а на поджилки, подвешиваемые к ней, не составляет какого-либо нововведения и весьма часто употребляется как для плавных, так и для ставных сетей, и об этом уже было говорено по случаю бело-сиговых сетей; но обыкновенно поджилки висят на тетиве весьма пологими дугами, тогда как здесь, по их особой длине, они очень отвисают и это-то составляет главное достоинство ставных сетей, употребляемых на Бесовом-Носу. Этим приспособлением всего лучше достигается то, чтобы сеть висела в воде свободно, а не была натянута как стена, что, как мы видели, составляет, по мнению опытных челмужских рыбаков, самое существенное условие успешности лова этой снастью на глубоких местах. Расположение ставных сетей стеной пригодно только в тех случаях, когда они хватают от самого дна до поверхности воды. Ячеи описываемых сетей довольно крупны, на 5 вершков приходится только 4 ячеи, считая длину ячей вдоль по нитке, от узла до узла. Длина путяг или сада от 7 до 8 вершков. Через путягу надет на тетиву кусок свитой коры, называемой кибриком, вместо поплавка. К нижней тетиве прикреплены грузила из нетяжелых камней на веревочках — кобелках. Употребляющие эти сети ловцы ездят верст за 20 от берегов вглубь озера, где отыскивают ложбины сажень в 25 глу­биной, по обоим краям которых поднимаются кряжи, т. е. как бы подводные берега. У этих-то кряжей всего изобильнее ловятся сиги. Местности эти, следовательно, совершенно подобны так называемому ручью в Повенецком Онеге, где также производится изобильный лов сигов став­ными сетями.

Лов в низовьях реки Водлы. Самый изобильный лов, как сигов, так и прочей рыбы, по всему восточному берегу, а вероятно и на всем озере, производится в реке Водле ниже лежащего на ней города Пудожа. Реку эту называют иногда Шалой, но это совершенно несправедливо. Собственно река другого имени как Водла на месте не имеет; Шалой же называется волость, расположенная по реке Водле, ниже Пудожа, где на 8 верст идут деревня за деревней, составляющие почти непрерывное жилье. Такое же сплошное население продолжается и по реке Шалице, впадающей в Водлу недалеко от ее устья, которое поэтому также называется Шаловским устьем. Это густое население занимается круглый год рыболовством, так как в течение почти целого года то одна, то другая рыба поднимается по Водле, самой значительной из всех рек, вливаю­щихся в Онежское озеро. С конца или с половины апреля, смотря по году, начинают подни­маться щука и лосось. Этот последний продолжает идти все лето, а с Июня начинает уже идти сиг, ход которого продолжается до октября и до этого времени бывает он с икрой, в октябре же он возвращается назад в озеро уже без икры. Этот покатный сиг составляет также пред­мет лова, да и вообще здесь много ловится возвращающихся пород рыб, которые носят здесь название бегуна, тогда как поднимающаяся вверх рыба называется ставуном. С октября же начинает ловиться налим, главный лов которого в ноябре, но ход его продолжается за новый год, обыкновенно до половины февраля, так что собственно только два месяца: половина февраля, март и часть апреля составляют безрыбное время года, когда лов прекращается, и пред взломом льда разбирают заколы.

Лов в Водле производится тремя главными способами: приколами, сетками и неводами. Лучшим местом для установки прикола, да и вообще самым уловистым местом в реке считается урочище, называемое Подпорожье, верстах в 8 от города, откуда беспрерывные пороги препятствуют уже плаванию судов и лодок далее вверх по реке. Место это, не более 200 сажень вдоль по реке, принадлежит архиерейскому дому. Прежде распоряжались здесь ловом хозяйственно, но несколько лет тому назад отдали его в аренду сначала на один год, а потом на 12 лет за 190 руб. в год. Река в этом месте имеет до 80 сажень ширины, и на быстрине, у самого порога, устроен прикол, или лучше сказать два прикола, начинающиеся от обоих берегов, но не сходящиеся между собой, а оставляющие промежуток, по общепринятому здесь правилу в 12 са­жень, что составит около 1/6 ширины реки. Только один этот архиерейский прикол крепко устраи­вается и служит, как для летнего, так и для зимнего лова. Он разбирается только к весне, на время ледохода и водополья. Все прочие приколы, принадлежащие крестьянам, устраиваются только на зиму, где кто пожелает, но все же с условием оставления 12-тисаженного промежутка среди реки. Число этих крестьянских заборов очень велико. Устройство приколов немного отли­чается от сумских и челмужских. Они также строятся из вбиваемых в дно кольев и вста­вляются в них верши, называемые здесь мордами, и мережи. Морды ставятся ближе к берегу по мелким местам в промежутки, оставляемые в приколе, и обращаются входом вверх по течению. Отличие этих приколов заключается в способе установки этих мереж. Именно колья прикола, по причине большой быстроты течения, вбиваются не столь плотно друг к другу, и потому сетная стенка или крыло мережи идет по приколу, чтобы рыба не могла проскользнуть сквозь про­межутки его, и только у самой уже мережи заворачивает под прямым углом к своему прежнему направлению и составляет короткую стенку, перпендикулярную к приколу, и вертикально перегора­живающую вход в мережу на две половинки — правую и левую. Мережи эти длинны и узки.

В части с арендатором архиерейского прикола еще два крестьянина, которые не платят доли в аренде, но принимают равное участие в устройстве прикола, морд и мереж, а также сторожат его, осматривают и выбирают рыбу. За это получают они по одному паю с улова, а десять паев идет арендатору. Архиерейский прикол в Подпорожье, с промежутком в 12 сажень, уловы которого, по здешним размерам лова, должны считаться очень значительными, может слу­жить доказательством, как несправедливы уверения тех, которые утверждают, что заколы, заборы и т. п. перегородки должны быть непременно сплошные, для того чтобы можно было с выгодой ими ловить.

Летом в Подпорожье крестьяне тянут еще неводами на двух тонях, причем подневно чередуются ловом, то на верхней, то на нижней тоне, и сверх сего, выставляют ставные сети. Эти сетки устанавливаются на кольях, вбиваемых в дно, расстоянием в сажень один от другого. Сеть оттопыривается течением в этих промежутках в виде мешков и в них-то застревает рыба. Сети эти никогда не перегораживают всей реки, но выставляются то, от правого, то от левого берега, то по середине реки, всегда по отмелым местам, глубокие же места оста­вляются от них свободными. На выставку их нет правил и всякий выставляет их, где желает.

Собственно в Шале, т. е. в волости, селения которой непрерывно тянутся на 8 верст по реке, значительности числа ловцов заставила установить более точные правила, для распределения ловцов, по местам лова. Жители этих деревень разбиваются на сотни, которые погодно чере­дуются местами, где им устраивать приколы, и тонями, где тянут неводами. В шальских приколах также должны оставаться промежутки той же 12-саженной ширины, но часто тайно загораживают их подводными сетями. Только одна выставка ставных сетей производится совершенно свободно, где кто пожелает, кроме конечно тоней, на которых производится неводная тяга.

Если принять в соображение значительное число приколов, устраиваемых на Водле, в близких друг от друга расстояниях, правда, не сплошных, но с промежутками, которые нередко перетягиваются сетями; множество ставных сеток, хотя и никогда не занимающих собой всей ширины реки, но зато ставимых вразброд, то там, то здесь, так что рыбе, дабы просколь­знуть между ними, надо идти весьма извилистым путем на значительном расстоянии, ибо от города до устья считается 33 версты; наконец неводную тягу, производимую на многих тонях неводами, хватающими с берега на берег; то нельзя не удивляться тому, как лов в Водле все продолжает быть значительным, каким образом удается достаточному числу рыб выметывать икру, для поддержания столь напряженного лова. Это было бы совершенно необъяснимо, если бы одно обстоятельство не помогало проходу рыбы. По Водле гонят очень много лесу, как для лесопильного завода Русанова, находящегося при ее устье, так и для отправки через озера на заводы западного берега. Этот прогон лесу должен считаться в Водле весьма действительным охрани­тельным средством, для доставления рыбе возможности проходить вверх, минуя направленные против нее орудия лова. При гонке леса нельзя ни тянуть неводами, ни выставлять ставных сетей по фарватеру. Гонка лесу производится, конечно, главным образом весной, но часто не успевают с ним справиться, и много бревен разбрасывают по наволокам, т. е. низменным мысам и косам, составляющим один из береговых ее излучин. Этот лес крестьяне дозволяют стаски­вать, не ранее окончания сенокосов, потому что иначе стаскивание бревен в воду помяло бы всю траву, которой здесь очень дорожат, так как мало расчищенных лугов. Посему лесную гонку оканчивают не раньше осени, так что даже сиги отчасти пользуются ее охранительным влиянием. Нельзя, однако же, предоставить охранение рыбного запаса одной случайности, тем более что спра­ведливые интересы живущих выше по реке также требуют пропуска к ним рыбы в большем количестве, ибо уже к городу она почти не доходит. Поэтому нет никакого основания делать для Водлы изъятие из общего правила, по которому средняя треть ширины реки должна быть свободной от всяких перегородок, как от приколов, так и от ставных сетей.

Кроме сего для обеспечения входа рыбы из озера в реку надо запретить лов на версту в каждую сторону от устья и на две версты вглубь озера. Это правило должно бы вообще применяться к устьям значительных рек. Но из рек, впадающих в Онежское озеро, это может относиться лишь до Водлы, так как особые условия, в которых находится Суна, заставляют при­нять для нее другие меры, вышеизложенные. Что касается до более мелких рек, каковы например: Пяльма, Немена, то для них будет достаточно, если запретное пространство ограничится одной квадратной верстой, т. е. на полверсты в обе стороны от устья и на версту вглубь озера. Для обозначения границ этого пространства, вдоль берега должны быть вбиты на берегу клей­меные столбы, у всех тех рек, в которых производится сколько-нибудь значительное рыболовство.

Главные рыбы, составляющие предмет рыболовства в Водле, суть сиг и налим. Здешний сиг такой же величины как сунский, т. е. кругом приходится его по 25 штук на пуд. Летом сажают его в садки, но лишь на короткое время, потому что он скоро худеет. В небольшом количестве отправляют его в это время года, во льду, возами в Вытегу, причем перекладывают каждый слой сигов мелким льдом и крапивой, и отделяют от следующего досками, чтобы не помялась рыба. Таким образом, укладывается в воз не более 200 сигов; большую же часть летнего сига солят и отправляют на лодках в Вознесенье и далее, вниз по Свири. На лодках же, только во льду, возят лососей до самого Петербурга, куда они доходят еще свежими. Рыбу скупают, как и в прочих местах, местные богачи или приезжие прасолы, впрочем, здешние неводчики и сетчики редко законтрактовываются поставлять рыбу по условной цене за уплату вперед податей и т. п. Штуку сига продают кругом по 10  коп., или 2  руб. 50  коп. пуд; уговорная же цена не выше чем от 6 до 8  коп. штука, т. е. около 1  руб. 80 коп. пуд. Определить количе­ство ловимого сига можно только приблизительно. По словам опытных промышленников, отправ­ляют зимой через Вытегру не менее 100 возов мороженых сигов, да не менее этого летнего соленого и свежего. Принимая кругом в весе только 400 сигов, все же получим до 80,000 сигов, или слишком 3,000 пудов — вдвое больше, нежели отправляется из Суны, ценой на 8,000 руб., если принять настоящую цену рыбы, а не уменьшенную — уговорную. При неводном лове случается затягивать по сто сигов за один раз, что по здешним ловам составляет предмет изумления. Это случается, конечно, только, когда нападут на носок, т. е. косяк поднимающихся сигов, кото­рые всегда идут не равномерно, а небольшими стаями.

Впрочем, главное богатство Водлы, если не по ценности, то по количеству уловов, состав­ляет налим, так что в этой реке производится, без всякого сомнения, самый обширный лов налима в России. Жаль только, что эта рыба, в значительной степени, теряет свои превосходные качества в мороженом виде и потому недорого ценится, от 80  коп. до 1  руб. 20  коп. пуд. Замороженной продается здесь и налимья икра, которая, будучи легко посолена, уступает во вкусе только икре осетровых пород и много превосходит ряпушечью и сиговую, которые, однако же, дороже ее ценятся. Водлский налим издавна славится своей величиной; уже Озерецковский говорит о пудовых налимах в этой реке. По собранным мной сведениям на месте, самый боль­шой налим, пойманный на памяти здешних рыбаков, весил один пуд с фунтом, а пудовые налимы вообще очень редки, но несколько налимов от 30 до 35 фунтов попадаются каждый год, а 25-фунтовые, во время хода крупного налима, почти каждый день. Крупный налим с икрой и молоками идет раньше, в ноябре и декабре; в январе же и феврале идет уже только мелкий налим, хотя тоже икряной. Главный лов бывает в ноябре, когда на одном архиерейском приколе добывают ежедневно не менее 20 пудов; всего же поймают на этом приколе за зиму более 1,000 пудов. Вообще считают, что на подпорожских заколах налавливаются за зиму до 100 возов налима, считая в возу 20 пудов рыбы и вдвое или втрое против этого на шальских промыслах, всего от 6,000 до 8,000 пудов, ценой настолько же рублей.

Кроме этих двух главных пород, в Водле поймается в год не менее 400 пудов лосо­сей, приблизительно на 1,500 руб. Присоединяя к сигам, налимам и лососям еще улов щук, лещей, судаков, которые также попадаются в Водле, и разной мелкой рыбы, которая, кроме местного употребления самими прибрежными жителями, идет в продажу в соленом и сушеном виде, ценность уловов в реке Водле не может быть определена менее чем в 25,000 рублей.

Общая ценность онежских уловов. Описанием лова в реке Водле оканчивается наш обзор рыболовства, производимого вдоль берегов Онежского озера. Весьма желательно бы было присоеди­нять к нему статистические данные о количестве и ценности уловов; но в этом отношении мы должны ограничиться лишь некоторыми приближениями, не могущими иметь больших притязаний на точность. Лов так разбросан по разным местностям, и раздроблен между мелкими промыш­ленниками, частью продающими продукты своего лова сами, для местного потребления, частью сбы­вающими их мелким скупщикам и прасолам, везущим их или в Петербург или в некоторые места Олонецкой и Новгородской губернии, что собрать и соединить в одно целое все дан­ные о статистике онежского рыболовства совершенно невозможно, тем более, что и продавцы и скупщики ведут свою торговлю без всяких письменных документов. Улов в тех местностях, где существует самый обильный и сосредоточенный лов, еще подлежит некоторому учету, потому что большая часть рыбы идет из них в дальнюю отправку, и рыбаки помнят, сколько круглым числом отправлено возов; там же, где лов незначителен и производится отдельно в каждом поселке, и где большая часть его расходится по окрестностям, определить его даже прибли­зительно нет никакой возможности, хотя по обширности пространства, на котором производятся эти мелкие ловы, их нельзя считать в общей сложности незначительными. К этому разряду промыслов принадлежит и лов в Логмозере, несмотря на его относительную важность между онеж­скими промыслами, потому что большая часть рыбы, добываемой здесь, расходится по мелочам на продовольствие Петрозаводска. Сосчитывая вместе вышеприведенные оценки годичных уловов в главных центрах онежской рыбной промышленности: в реках Водле и Суне, в Челмужской губе, у островов, где производится осенний лов ряпушки, и, присоединяя к ним менее значи­тельные ловы у Муромского монастыря и у Бесова Носа, мы получим сумму в 60,000 или 66,000 рублей. Принимая, что логмозерский лов и все мелкие промыслы вдоль берегов Онежского озера, также как и рыба, идущая на продовольствие самих ловцов, на что употребляют за небольшими исключениями, самые малоценные породы, доставят такую же сумму, мы не можем оценить онежских уловов более чем в 120,000  руб., так что уловы сравнительно небольшого Белоозера превосходят онежские. Онежское озеро могло бы, конечно, доставить более рыбы, если бы лов в нем был несколько напряженнее. Так, например, мы видели, что на всем пространстве его почти нигде не производится подледной неводной тяги, для которой значительная глубина озера не может служить безусловным препятствием, так как такая тяга производится вдоль всего восточного бе­рега Ладожского озера на глубине до 20 сажень. Правда, что уловы эти весьма незначительны, но, состоя исключительно из сигов, они вознаграждают труд ценностью добычи. Большая отдален­ность Онежского озера от Петербурга не многим уменьшила бы цену этой рыбы при легкости зимней доставки. Мы видели, что уже несколько нововведений вошли в последнее время в употребление в Онежском озере, весьма вероятно, что с возрастанием потребности в рыбе и с увеличением на нее цены, станут и на Онежском озере заниматься подледным ловом. Но и это немногим увеличит количество добываемой из него рыбы.

Общий взгляд на меры, могущие служить к охранению рыбного запаса в озере. Но если есте­ственные условия Онежского озера таковы, что не благоприятствуют чрезвычайному размножению в нем рыбы, они зато и предохраняют запас ее от оскудения. Собственно на Онежском озере мало слышно жалоб на уменьшение рыбы, и что оно в прежние времена не было рыбнее нынешнего, доказательством тому служит, что в прошедшем столетии онежские рыбаки отправлялись с своими снастями на лов в Финский залив. Если и слышатся в этом отношении некоторые жалобы, то они относятся, лишь к некоторым исключительным местностям, или рекам, или к мелководным губам, как Логмозеро и Челмужская губа, или же только к некоторым породам рыб, как например ряпушке. Что касается до первых, то некоторые ограничения в речном лове, предложенные выше, будут достаточны для поддержания их рыбности. Относительно же уменьшения лова ряпушки, которое стало замечаться лишь с недавнего времени, то только положительные данные об уловах за длинный ряд годов могли бы дать ответ, есть ли это случайное явление, повторяющееся от времени до времени, или же должно приписать его какой-нибудь особой причине, препятствующей размножению этой рыбы, как например, распложение колюшки, противодействовать которому было бы чрезвычайно трудно. Впрочем, и в последние годы, как например в 1869, было много ряпушки в главной местности ее осеннего лова, которому препятствовала только дурная погода, не позволявшая выезжать на лов. Но такая неудача составляет весьма благоприятное обстоятельство для размножения рыбы, и можно надеяться, что выгодные следствия ее ока­жутся года через два или три. Во всяком случае, необходимо обратить внимание Олонецкого зем­ства на то, чтобы оно старалось внушить рыбакам, чтобы они не выбрасывали обратно в воду попавшуюся колюшку, а, согласно совету г. профессора Кесслера, употребляли ее на удобрение полей, или сушили и обращали в порошок, для прибавления в корма скоту. Этот последний способ употребления должен быть чрезвычайно выгоден, так как приготовляемое на Лофоденских островах искусственное гуано из тресковых голов и оказавшееся слишком дорогим как удобрение, идет, однако же, в Германию именно для приправы корма скоту. Правительство могло бы содействовать этому только установлением премий, как было замечено выше. Относительно прочих озерных рыб, мечущих икру в самом озере, как то: сигов лудожного и песочного, не замечают никакого уменьшения, и осенью 1870 года, по южному и восточному берегам широкой части озера, не могли нахвалиться удачными уловами сигов, а раннее замерзание береговых окраин составляет в иные годы, как мы видели, естественную и весьма действительную охрану для рыб, мечущих икру в позднее время года.

Рыболовство в некоторых из главнейших озер Олонецкой губернии. Совершенно одинаковый характер с Онежским озером, как по породам ловимых рыб, так и по способам и орудиям лова, имеет рыболовство в многочисленных озерах, наполняющих Олонецкую губернию и принадлежащих частью к бассейну Онега, частью же бассейну Белого моря. Описать рыбный промысел даже в главнейших из этих озер, которых в одном Повенецком уезде насчиты­вается более 300, было бы с одной стороны невозможно, с другой же составило бы напрасное повторение одного и того же. Поэтому мы представим с некоторой подробностью описание рыбного промысла лишь в одном Выг-озере, как в самом рыбном, и сделаем лишь краткие замечания о немногих других озерах, представляющих какие-нибудь особенности.

Выг-озеро. Из всех многочисленных озер Олонецкой губернии Выг-озеро, составляющее отчасти границу Повенецкого уезда Олонецкой с Кемским уездом Архангельской губернии, усту­пает в величине (не считая, конечно, Онега) только одному Сегозеру,* но много превосходит его своим рыбным богатством. Глубина озера редко где достигает 10 сажень. Форма его весьма неправильна и представляет разветвления со множеством бухт, так что простираясь в длину верст до 70, оно суживается местами до 5, в другом же расширяется до 25 верст. Сверх этого Выг-озеро наполнено множеством островов, которые дают возможность всегда скрываться за ними, во время бурь и сильных ветров, что весьма много содействует успешности рыболов­ства, которое и производится вдоль извилистых берегов и у островов. Чрезвычайное множество островов на Выг-озере подало даже повод к поговорке: «на Выг-озере островов — сколько дней в году и три лишних». Поэтому, несмотря на свою значительную величину, Выг-озера счи­тается менее опасным для плавания, чем гораздо меньшее Сум-озеро. Из Выг-озера вытекает река Выг, впадающая в Белое море, при деревне Сороке. Этой рекой поднимается изредка в Выг-озеро семга. Главная здешняя рыба, как вообще во всех сколько-нибудь значительных озе­рах Олонецкой губернии, есть ряпушка. Кроме ее ловятся в довольно большом количестве сиги и налимы, а также щуки, окуни, язи, лещи, ерши, но уже совершенно нет, ни судаков, ни пальи, так как озеро принадлежит к водам беломорской системы.

Рыбной ловлей в озере занимаются все деревни, вокруг него лежащие, которые составляют два общества: Выгозерское и Кайкинское, между которыми и разделено озеро на две части, так что ловцов одного общества не пускают в воды, считающиеся принадлежностью ловцов другого. Воды каждого общества разделены в свою очередь на части, называемые третьими, хотя их бывает и более, нежели, три. Так в Кайкинском обществе считается пять третей: Корельские острова, Тиханпы, Ловище, Сегожа (по имени реки, соединяющей Выг-озеро с Сегозером) и Верогуба. Места эти называются также ловищами, которые неодинакового достоинства, и потому трети должны по ним чередоваться погодно. Разделение жителей Кайкинского общества по третям возобновляется, или, по крайней мере, возобновлялось прежде, после каждой ревизии. Внутри каждой трети удобные места, для неводной тяги, называемые тонями, распределяются между хозяевами, по числу душ, и не желающие ловить, или не имеющие снастей получают от тех, которым уступают свои права. Случалось и так, что те, которым очередь давала право на лов в хороших местах, менялись ими на худшие, доставшиеся другим, и за это также получали приплату.

Такой же обычай разделения мест между прибрежными жителями и чередованье, по так называемым третям, существует и на соседнем Сум-озере, которое лежит уже в Кемском уезде Архангельской губернии. Но здесь это деление соблюдается только весной, во время наростования рыб, в прочее же время на полой воде лов, который впрочем, незначителен, вольный. Ловимую здесь мелкую рыбу: ряпушку и корюшку сушат в печах, для собственного употребления; более же крупную, как-то: сигов, щук, окуней носят свежей продавать в Сумский посад в плетеных из бересты кошелях за спиной, потому что тут нет тележного пути. Мужчины наклады­вают себе пуда по два, а женщины по 1 ½ пуда; часть же рыбы солится и также продают в Суму в то время, когда туда наезжает много народу, проездом в Сороку за сельдями. При единственном сбыте в Суме, здешняя рыба очень дешева, щука от 60 до 80  коп. пуд, а крупный сиг 1  руб. 20  коп. В зимнее время не только Выг-озеро и Сум-озеро разделяются по третям, но к ним же приписываются и все мелкие местные озера, или так называемые ламбины, в которых также тянут неводами.

Понятие, что выгодами, доставляемыми каждой местностью, все должны пользоваться равномерно, распространяется не на одно рыболовство, но и на другие местные источники доходов. Так, например, по озерам Выг-озеру и Сум-озеру идет путь, которым следует большое число богомольцев на поклонение Соловецким угодникам. Путь этот простирается от города Повенца на Онежском озере, до посада Сумы, на Белом море, на 187 верст, из коих 65 верст прихо­дятся на сухопутные тропинки, проложенные через волоки между реками и озерами, а остальные 122 версты идут этими озерами и реками. Перевоз по ним богомольцев составляет немало­важную доходную статью редкого населения, живущего вдоль этого пути. Но доход этот не предоставлен добровольному обоюдному соглашению перевозчиков и пассажиров и не составляет про­мысла некоторых хозяев лодок, а подчинен точно определенным правилам и составляет общую собственность лежащих на пути деревень. Хотя это собственно и не относится к предмету настоя­щего отчета, однако я считаю не лишним изложить здесь порядок, которому подчинено пользование этими доходами, потому что, в сущности, он совершенно подходит под те обычаи, кото­рые управляют разделением выгод от рыболовства, как здесь, так и в Беломорском поморье. Право возить богомольцев водой, от одной деревни до непосредственно за ней следующей, счи­тается принадлежащим всему обществу деревни, так что каждый пользуется им, во-первых, как участник в правах своей деревни, во-вторых, как работник, в вознаграждение за свой действительный труд и за свою лодку, ибо на деле возят не все, а те лишь, кто хочет этим зани­маться, причем гораздо меньшая доля приходится на вознаграждение труда, который очень не велик, ибо гребут сами же богомольцы, Расчет делают следующим образом. По окончании проезда богомольцев высчитывается общее число перевезенных и число верст, которое каждый проехал. Такса за перевоз определена по 2 коп. с богомольца за каждые 5 верст. Таким образом, определяется, по сколько должно придтись на душу. Но так как в действительности возили не все и не поровну, то недовозившим — среднего, приходящегося на душу, числа бого­мольцев, или и вовсе не возившим приплачивается перевозившими более этого среднего числа по 5 коп. с каждых шести ими полученных, шестая же копейка оставляется этим последним за их труд. Обыкновенно возившие богомольцев до ближайшей деревни, отвозят из нее обратно партию, возвращающуюся назад, чтобы им не ехать с пустыми руками, но за это они получают также только по шестой копейки, пять копеек идут в доход той деревни, которая имеет право на перевоз, ибо всякая деревня, подобно почтовой станции, должна возить каждый раз только в одну сторону, а не обратно. Этот провоз богомольцев доставил в 1870 году деревне Сум-остров, которой приходится возить в одну сторону 5 верст, а в другую 15, по 2 руб. 40  коп. на душу. В годы самого сильного прохода богомольцев, как, например, после крымской войны, когда соби­ралось в Соловецкий монастырь до 12,000 человек в лето, в Сум-острове, зарабатывают на душу не менее чем по 5 руб.

Возвращаясь к Выгозерскому рыболовству, я должен заметить, что деление места лова по третям и чередование ими в последнее время перестали соблюдаться во всей своей строгости, по­тому что деревни, лежащие вблизи лучших мест, как например около Ловища и Корельских островов, отказываются уходить на худшие, как например в Вено-губу, когда приходит очередь их трети там ловить. Хотя жители деревень менее выгодно расположенных терпят от этого стеснение и равномерность выгод от озерного лова нарушается, однако же, нет никакого законного основания восстановлять теряющий свою силу обычай административными мерами, тем более что жители этих деревень не препятствуют другим ловить у своих берегов, а только имея воз­можность всегда занимать лучшие места отбивают этим у других охоту ловить совместно с ними. Совершенно иное дело разделение озера между двумя обществами Выгозерским и Койкинским, причем, первое вовсе не допускает второго до лова в своей половине. Это противоречит свободе озерного лова, установленного в нашем законодательстве, и потому не должно быть терпимо. Всякому должно иметь право лова на всем пространстве озера, но установление очереди или иного какого-либо порядка лова должны быть предоставлены взаимному соглашению жителей прибрежных деревень.

В Выг-озере ловят осенью, зимой и весной; только во время лета жители прибрежных деревень почти оставляют рыболовство, будучи заняты полевыми работами и перевозкой богомоль­цев. Самый значительный лов осенний. Он начинается с Ивана Постного (29-го августа) и длится до замерзанья озера. Главное орудие лова составляют здесь невода, которые бывают до­вольно длинны, до 80 сажень в крыле, а зимние даже до 150 сажень в длину и до З ½ в вы­шину. Крыло у мотни 2 ½ сажени, а у кляча 1 ½ в вышину. Ячеи у носка мотни мелки, по пяти, а иногда и по шести на вершок, считая от узла по стороне. В начале крыла идет сажени на три сеть, называемая рындой, с ячеями такой же величины, далее сажень на 6 или на 7 идет сеть с ячеями в ⅓ вершка, затем сажень на 10 так называемое частое с ячеями в ⅔ вершка, затем первое редкое сажень на 20 с ячеями в 5/6 вершка, и наконец до конца крыла идет второе редкое с ячеями в вершок с небольшими (на 10 вершков приходится только 9 ячей). Впрочем не всегда невод столь аккуратно сделан; вместо частого и двух редких иногда прямо начинается крупноячейная сеть с ячеями в ¾ вершка в стороне. Невода, которыми ловят в Сум-озере, гораздо меньше Выгозерских, не более 40 сажень в крыле, вышиной в 1 ¾ сажени у кнеи, которая сама не выше 2 ¼ сажени. Грузила этих неводов состоят из оплетенных лыком каменьев, а поплавки, называемые кибаксами, из небольших деревянных дощечек. Невода тянут особенным образом. Заезжают версты за две и более от берега, с двумя лод­ками, потому что одна не может поднять столь большого невода. Выметав мотню, обе лодки разъезжаются, выбрасывая каждая свое крыло. Растянув невод и привязанные к крыльям гужи или веревки, приблизительно в прямую линию, обе лодки начинают приближаться на веслах к берегу, конечно, немного закругляясь. Проплыв некоторое расстояние, таким образом, лодки начинают между собой сближаться, выбирая гужи. Несколько укоротив их, таким образом, опять прибли­жаются к берегу и снова съезжаются, еще выбрав часть гужей в лодки. Сближаются лодки не греблей, а вытягиванием гужей посредством маленьких воротов, прикрепленных к бортам лодок. Это повторяется до тех пор, пока не выберут в лодки всех гужей и не доедут до самых крыльев, которые начинают тянуть не раньше, чем доедут до берега, и тогда продолжают тягу, как обыкновенно. Кроме неводной тяги выметывают на полой воде ставные сетки, сделанные из тонкой пряжи, с довольно крупными ячеями, которых прихо­дится по пяти на 4 вершка. Длиной сеть 10 сажень, а вышиной в сажень. Зимой тянут боль­шими подледными неводами и ставят мережи, преимущественно на налимов в виде заколов, устроенных почти так же, как и употребляемые в Челмужской губе, с некоторыми, впрочем, отличиями. Этот лов начинается лишь с февраля после Сретенья. Начиная от какого-нибудь вдающегося в озеро мыска, на мелком месте, делают узкую прорубь, через которую вбивают в дно пластинки драни, называемые ластягами, сажени в 3 длиной. К такой стенке пристав­ляют первую мережку, вход в которую разделяется стенкой на две половинки; к ней пристав­ляют в виде коротких крыльев такие же заколы не более как из шести, семи ластяг, в направлении перпендикулярном к стенке. К концу одного из крыльев приставляют вторую стенку, оканчивающуюся второй мережкой и т. д. Мережки, употребляемые для этого, очень малы, именно аршина в 2 длиной, 9 вершков в диаметре при входе, с двумя обручами, называемыми лучками, и двумя горлами — языками. Мережки эти лежат на дне и, по малости их, между верхней по­ловинкой первого лучка и нижней поверхностью льда остается промежуток, через который налим легко мог бы уйти. В предупреждение этого устраивают так называемую надмережницу, состоящую также из ластяг, которые нижним концом своим не доходят до дна, а только до переднего лучка, так что надмережница соединяет собой оба крыла мережи в одну сплошную перегородку, в которой остается одно лишь круглое отверстие, составляющее вход в самую мережу. Все ластяги стенок, крыльев и надмережниц вмерзают в узкие проруби, через которые встав­ляются, и тем плотно удерживаются в своем положении. Главный лов налима на Выг-озере производится в Сегоже, где их налавливают пудов до 150 и продают копеек по 80 пуд. Также ловят налимов и на Сум-озере и продают в Суму, или извозчикам, которые приезжают в Поморье за сельдями и соленой рыбой. Весенний лов производится теми же способами, как и осенний. Мутников по счастью здесь еще не знают; главный предмет здешнего лова, как весеннего, так и осеннего, составляет ряпушка. Весной ряпушку сушат в печах, не соливши, осеннюю же икряную солят, вынув из нее икру, а яловую также сушат. Весной ряпушка не­сравненно жирнее и лучше, так что сушеную продают пуд по 2 руб. 50  коп. и даже по 3 руб.; осеннюю же сушеную не дороже 1  руб., а осеннюю соленую не дороже 40, 50 и редко 60  коп. пуд, Вместе с весенней ряпушкой сушат небольших щук и окуней, крупных же иногда вялят. Для этого, выпотрошив рыбу, немного просаливают, кладя на пуд рыбы 3 фунта соли, после чего провешивают дня два или три на солнце и затем раскладывают на соломе в печки. Но большую часть весенней рыбы (кроме ряпушки) солят, причем крупную рыбу посыпают солью и внутри и снаружи, а мелкую только снаружи.

В Кореле, т. е. в части Повенецкого уезда, смежной с Финляндией, солят рыбу еще особым образом, называемым силак, заимствованным из Финляндии. Этот улучшенный способ соления состоит в двойном посоле. В первый раз солят вычищенную рыбу в бочки, не укла­дывая ее слоями, и оставляют в соли несколько суток; затем вынимают из соли и развешивают на жерди, чтобы дать стечь рассолу, после чего провявшую рыбу снова укладывают в те же бочки, из которых выливают дочиста прежний рассол, — укладывают тщательно рядами, пересыпая их солью. При этом идет до 8 фунтов соли на пуд рыбы. Рыбу эту продают в Финляндию и едят просолевшую сырой. Она очень долго держится не портясь, тогда как посоленная обыкновенным способом, при малом количестве соли, более года не сохраняется. В более долгом хранении, впрочем, не бывает и надобности.

Осенью в хороший год налавливают в Выг-озере до 30 двенадцатипудовых бочек ряпушьей икры, что соответствует 3,600 пудам рыбы, считая на 10 пудов рыбы по пуду икры. Икра продается от 5 до 6 руб. пуд; в Петербурге же, куда она главным образом везется, идет по 8  руб. пуд. Считая пуд ряпушки кругом в 60  коп. (ибо часть ее сушится и продается по 1 руб. пуд), ценность осеннего улова ряпушки определится без малого в 4,000 руб. Весной сушеной ряпушки приготовляют до 300 пудов, а не редко и более. Так в 1870 году, когда я посетил Выг-озеро к Петрову дню скупщики увезли ее до 300 пудов, да ранее того еще было продано пудов до 150. Кроме того, весной насаливают до 120 бочек, т. е. около 1,500 пудов щук, язей, окуней и разной мелкой рыбы. Считая пуд 80  коп., весенний улов определится не менее чем в 2,000 руб. Полагая на зимний лов, который, как и вообще в Олонецкой губернии, мало развит, только 1,000  руб., мы определим ценность выг-озерских уловов в 7,000  руб. Если принять что 30 бочек ряпушечьей икры налавливается только в исключительно благоприятные годы, и если принять за средний улов только 20 бочек, то все же выгозерские уловы нельзя оценить менее чем в 5,500  руб. Это был бы довольно значительный доход, для немногочисленного прибрежного населения, но хотя уловы и равномерно распределяются подушно, они к сожалению не все идут в пользу большинства крестьян, а в значительной степени сосредоточиваются в руках немногих скупщиков, преимущественно у шунжан, у которых большая часть жителей забирает вперед деньги, на уплату податей, покупку пеньки для вязания рыболовных снастей и другие надобности, и уплачивает долг свой рыбой, по уговорной цене, которая бывает почти вдвое ниже настоящей.

Водлозеро и Сандал. Из бесчисленных озер Олонецкой губернии, кроме уже более или менее подробно описанных в рыболовном отношении: Лача, Выгозера и Локмозера, самые замечательные: Водлозеро Пудожского уезда и озеро Сандал Петрозаводска, из которых первое принадлежит к неглубоким озерам с сильно развитым мутниковым ловом малька, преимуще­ственно окуневого, а второе замечательно изобильным ловом ряпушки, которая служит продовольствием жителей окрестностей Петрозаводска и юго-западной окраины Онежского озера, в годы неудачного лова у островов Повенецкого Онега. Рыболовство в них не представляет никаких особенностей, так как в озере Сандал оно производится совершенно также как в глубоких губах Онежского озера, врезывающихся в полуостров Заоонежье, а в Водлоозере — как в озере Лаче.

Свят-озеро. По некоторым особенностям, в рыболовном отношении, стоит сказать несколько слов о небольшом по здешней местности Свят-озере, лежащем в Петрозаводском уезде, верстах в 60 к западу от Онега. Оно узко и имеет 15 верст в длину, и в середине до 20 сажень в глубину, которая, однако же, значительно уменьшается к берегам, в которые вдается много совершенно мелководных бухт. Из него вытекает речка, впадающая в приток Онега — Шую. Озеро это отличается не только по количеству ловимой в нем рыбы, сколько по ее величине и превосходному вкусу. Так святозерские ерши, достигающие весом до трети фунта, славятся наравне с путкорозскими и сургубскими. Окуни попадают в два и в три фунта, лещи полупудовые, а щуки достигают до 50 фунтов. В особенности славятся здешние лещи, которых также трудно поймать, как и в Туткозере, ибо они выходят на мелкие места, в заливы, вдавшиеся в берега, только во время метания икры, которое для этой породы продолжается весьма малое время, и вскоре опять скрываются в глубину. Поэтому с величайшей бдительностью наблюдают, когда лещ бьется и играет в мелких заливчиках, и немедленно окружают эти места ставными сетями. Эти сети, имеющие до 70 сажень в длину, сокращаются при посадке наполовину. Они не выше 1 маховой сажени, ибо ставятся на очень мелких местах, где иногда не более полуаршина воды. Ячеи их очень крупны, не менее 2 вершков в стороне по нитке. Крупный лещ, на которого они соб­ственно и выставляются, в них застревает. Он бывает очень жирен. Его распластывают по спине, вычищают, пересыпают солью, и, оставив с полдня в соли, сушат в вольном духу, раскладывая в печах на соломе. Этих крупных лещей попадает немного, пудов от 50 до 100 в весну. Продают их по 15  коп. фунт, но более богатые крестьяне оставляют для себя. Лов крупных ершей, продаваемых по рублю сотня в Петрозаводск, производится еще по льду, но уже к самой весне, когда лед становится очень плох, так что при неводной тяге раскладывают по льду длинные жерди, чтобы можно было ходить, не опасаясь провалиться. Осенью ловится в Свят-озере довольно много ряпушки, из которой набирают пудов до 50 икры, продаваемой по 6  руб. пуд, а самую ряпушку, которую солят, по 1  руб. пуд, следовательно, на одной этой рыбе добывают рублей до 600 в осень. Мутники здесь еще не известны, но в кнеях неводов употребляется к носку чрезвычайно мелкая сеть, так что и летом и зимой попадает в них малек. Но так как этот лов малька только случайный, когда нападут на его скучение, то он не очень значителен и не приносит значительного вреда рыбному запасу озера. Этих мальков, однако же, сушат, и продают по 50  коп. малевку, т. е. четверик; вмещающий в себе 12 фунтов суща. Всех неводов, которыми ловят в Свят-озере, десять. Они принадлежат не отдельным хозяевам, а целым артелям, состоящим из 8 человек, из коих каждый доставляет по части крыла и кнеи. Ар­тель сама тянет без помощи посторонних рабочих и делит добычу поровну между своими чле­нами. Крылья неводов имеют по 50 сажень в длину. Кроме неводов и сетей ловят еще ме­режами и вершами, в которые весной преимущественно попадаются щуки и лещи. Случалось, говорят, что в одну мережу набивалось до 8 пудов лещей.

Общая ценность уловов озер Олонецкой губернии. Если так трудно определить количество уловов в одном большом озере, каково Онежское, то еще затруднительнее получить сколько-ни­будь точные сведения об уловах в бесчисленных озерах, рассеянных по Олонецкой губернии. Управлением государственных имуществ были собираемы такие сведения в уездах, населенных преимущественно государственными крестьянами и изобильных рыболовными озерами и реками. По этим сведениям в Повенецком уезде, где насчитывается 318 озер и 99 сколько-нибудь зна­чительных речек, улов в них составляет, за исключением ловимого в части Онежского озера, омывающей Повенецкий уезд, около 13,500 пудов рыбы, на 10,000  руб. серебром. Данные эти очевидно значительно ниже действительности, как об этом можно заключить из того, что в этих сведениях полагается на Выг-озеро только 1,250 пудов рыбы, на 735 руб., тогда как, по собранным мной приблизительным данным, улов этот можно считать от 7 до 10 раз значительнее. Судя по этим данным, можно предположить с некоторой вероятностью, что во всех озе­рах Олонецкой губернии, с включением Онега, но, не считая Лача и Локмозера, ценность уловов может доходить до 200,000 руб. серебром. Если при этой оценке на долю малых озер приходится срав­нительно с Онежским водоемом относительно большая пропорция уловов, то это весьма естест­венно. При всех прочих равных условиях уловы будут пропорциональны отношению между ве­личиной поверхности водоема и протяжением ограничивающей его береговой линии, которое, конечно, гораздо значительнее во многих мелких озерах, чем в одном огромном озере такого же про­странства. Чем значительнее береговая линия, тем, так сказать, более точек, с которых орудия лова могут быть направляемы против рыбного населения озера, ибо лов в большинстве случаев бывает прибрежный, а середина морей или больших озер, особливо при значительной глубине, весьма мало доступна для рыболовства. Исключение из этого составляют только отмели или банки, на которые собираются некоторые породы рыб.

 

Ладожское озеро

Общий характер Ладожского рыболовства. Отличительное свойство рыболовства в Онежском озере заключается, как мы видели, в отсутствии всякого общего характера. Каждая местность представляет там нечто особенное, имеющее весьма мало связи с другими местностями, как отно­сительно пород ловимых рыб и орудий лова, так и относительно способов сбыта рыба. Эта разъединенность и обособленность зависят, как мы видели, главным образом от очертания Онега, расчлененного на множество вдающихся в материк больших заливов, из которых каждый со­ставляет как бы самостоятельное целое, имеющее лишь слабую связь с прочими частями озера и запечатленное довольно резкими физическими особенностями. Взгляд на карту показывает уже, что Ладожское озеро нисколько не похоже в этом отношении на Онежское. Оно образует обшир­ную водную поверхность с простыми закругленными очертаниями. Только северный берег от Кексгольма до Сердоболя всего на протяжении каких-нибудь 90 верст, изрезан фиордами, но весьма узкими, короткими и вообще весьма мало развитыми. Самый обширный из них едва ли имеет верст 15 в длину, при 3 или 4 верстах ширины. На всем остальном протяжении береговой линии вдоль западного, южного и восточного берегов, нет ни одного залива, сколько-нибудь глу­боко вдающегося в материк, который представлял бы собой отдельный бассейн, вроде губ, на которые расчленяется Онежское озеро. Взамен всего этого разнообразия, весь бассейн Ладожского озера разделяется только на две, существенно различные между собой части — южную мелководную и северную глубокую, которые однако же не разграничены резкой чертой, а посте­пенно переходят одна в другую. Наибольшей глубины достигает озеро в окрестностях группы Валаамских островов, где она превосходит 100 сажень. Вследствие этой значительной глубины озеро покрывается сплошным льдом только в самые суровые зимы, как например, зимой с 1870 на 1871 год. Обыкновенно же среди озера остается обширная полынья, а льдом покры­ваются только окраины, верст на 20 или на 30 от берегов. Только южная часть озера замерзает на гораздо более значительное расстояние. Во время подледной неводной тяги рыбаки очень хорошо узнают, замерзла ли середина озера; или нет, потому, замечается ли в прорубях течение, соответствующее направлению ветра, ибо, когда все озеро покрыто льдом, то уже никакого течения не бывает. Это различие в глубине озера кладет довольно резкую печать на весь характер рыбной промышленности, в глубокой и мелкой частях озера выражающийся как в породах ловимой рыбы, так и в употребляемых орудиях лова. Хотя таких рыб, которые бы исключи­тельно принадлежали глубокой северной или мелкой южной части озера, очень немного, именно: только в первой попадаются: палья, валаамский сиг, а только во второй сиг сиголовный и сырть, но южная часть отличается изобилием улова судаков, лещей, корюшки, язя, плотвы, тогда как в северной в значительном количестве ловятся лишь сиги. И на Ладожском озере оправдывается уже несколько раз сделанное нами замечание, что мелководные водовместилища рыбнее глубоких, так как количество рыбы, вылавливаемое вдоль южного берега, а также в юго-восточном и в юго-западном углах его, гораздо значительнее добываемого в более глубокой северной части озера. Этому большему изобилию рыбы в южной части озера содействует, конечно, главным образом, значительное число впадающих тут в озеро рек, между которыми Свирь и Волхов суть наиболее важные, как во всех других, так и в рыболовном отношении.

Мелкость озера позволяет употреблять во всей южной части его главным образом один рыбо­ловный снаряд, известный под именем маток и которым здесь почти вытеснены все прочие орудия лова. Это вентеря или мережи громадных размеров, имеющие до 3 сажень в длину. Матки пере­шли из Ладожского озера в Онежское, и я уже упоминал об них при описании тамошнего лова. Ниже будут описаны устройство и способ установки их более подробным образом. Несмотря на повсеместное употребление маток в южной части Ладожского озера, они и здесь сравнительно недавнего употребления, ибо Озерецковский, в путешествии своем вокруг Ладожского озера, совершенном в 1785 году, говоря во многих местах о рыболовстве, ни разу не упоминает о матках, которые, по одной уже значительности своих размеров, не могли бы ускользнуть от его внимания. В северной части озера орудия лова гораздо разнообразнее. Это невода летние и зимние, кереводы, порядки ставных сетей и крючьев, и ни одно из них не получило такого преобладания как на южном берегу матки, которые впрочем употребляются тоже и здесь, но в небольшом числе.

Такое однообразие в характере ладожского рыболовства нисколько, однако же, не противоречит той разъединенности промыслов, которая, по сделанному нами выше замечанию, составляет одну из характеристических черт всего озерного рыболовства. И здесь каждая местность ловит и сбы­вает свою рыбу отдельно; но это однообразие позволяет избрать немногие рыболовные местности для подробного описания, производимого в них промысла, и распространить замеченное в них на весьма обширное пространство. Собственно говоря, для того, чтобы составить себе точное и ясное понятие о рыбной промышленности в Ладожском озере, достаточно взять для примера только две местности: одну вдоль южного берега, другую в северной части озера, на восточном или западном берегу его, и при описании производимого в них промысла отмечать те немногие особенно­сти, которые встречаются в некоторых других местах. Такой типической местностью для северной части озера был избран мной Тулоцкий погост, лежащий на восточном берегу, приблизи­тельно на границе северной трети озера. Я должен здесь заметить, что на восточный берег было обращено мной вообще большее внимание, чем на западный, как по большей его доступности для исследования, ибо он весь заселен народом, понимающим и говорящим по-русски, даже в пределах Великого Княжества Финляндского, так и потому, что он гораздо меньшей частью своего протяжения принадлежит к Финляндии.

Рыболовство вдоль северной части восточного берега. На протяжении всего восточного берега, за исключением самой южной части его, господствуют одни и те же способы и орудия лова, и годовой порядок рыбного промысла представляет следующий кругооборот. Зимний лов начинается после нового года и производится подледными неводами в расстоянии верст 15 или 20 от берега. В это время преимущественно ловятся сиг и только изредка попадаются судаки и корюшка. Но в очень теплые зимы замерзает лишь у берегов и тогда, зимнего лова вовсе не бывает. Такие зимы конечно очень редки, но на памяти жителей сохранился такой случай, бывший в начале шестидесятых, или в конце пятидесятых годов. Еще хуже, если озеро покрывается не толстым льдом на довольно значительное расстояние от берега, так что можно бывает выехать на лов, а потом, при ветрах и теплой погоде, лед разламывает и разносит, причем нередко пропадают невода. В обыкновенные зимы середина озера, как мы видели, уже также не замерзает; но это полое про­странство не так велико, и прибрежный лед, простирающийся на несколько десятков верст от берега, так прочен, что его не разламывает при временных оттепелях и ветрах. Все озеро сплошь замерзает редко, только в самые морозные зимы, но на середину озера для зимнего лова никогда не ездят. К концу марта или к началу апреля лед начинает трухнуть, но очень долго не расходится, стоит у берегов и тем препятствует лову; поэтому собственно весеннего рыбо­ловства здесь не существует. Лов возобновляется не ранее половины июня, недели за две до Петрова дня. Он производится также неводами, но других размеров и устройства, нежели зимние. Этими летними неводами тянут с берега, и, смотря по породам рыб, для лова которых предназначаются; они бывают двух родов: крупноячейные — сиговые и мелкоячейные — корюховые, которыми ловится и ряпушка. Кроме сего происходит летом лов сигов ставными сетками, которые связываются в длинные ряды, помногу штук вместе. Местами выставляют летом и длин­ные порядки крючной снасти. Около половины октября начинается лов кереводами лудожного сига, мечущего тогда на лудах икру. Лов этот кратковременен, продолжаясь только до начала ноября. В ноябре отправляются со всех местностей северной части восточного, а также и западного берегов, на самые глубокие места озера, в окрестностях Валаамских островов, ловить валаамского сига, который на Онежском озере известен под именем сига зобатого и достигает не более двух или трех фунтов веса. На этот лов ходят на больших лодках, называемых соймами. Лов этот производится рядами ставных сетей и продолжается до Николина дня. С валаамского лова рыбаки возвращаются на восточный берег обыкновенно уже сухим путем, оставив лодки у островов или у северного берега, под надзором финляндцев, которые пригоняют их потом рубля за два. В другие годы успевают воротиться водой до Манецкого острова,* где лодки всегда уже оставляются. В этом осеннем рыболовстве принимает участие и Валаамский монастырь. Именно монахи дают на соймы своих работников с харчем и свои сети и получают за это соответственную долю в добыче. За пристанище же на берегу и за право лова в водах, окружающих монастырь, не собирают никаких поборов; а берут лишь за дрова и за устроенные на берегу избушки. По возвращении с валаамского лова до нового года пока лед не установится, в рыболовстве бывает другой перерыв, подобный весеннему, но менее продолжи­тельный. Все эти ловы мы опишем теперь подробнее, обращая внимание на орудия и способы произ­водства лова, устройство рыболовных артелей, дележа добычи, пути и способы сбыта.

Подледный неводный лов. Зимний неводной лов начался не очень давно тому назад; по словам местных крестьян, всегда, впрочем, плохо помнящих и не верно считающих время, лет 35 или 40 тому назад. До этого же времени, как еще и теперь на Онежском озере, занима­лись исключительно ловом на талой воде, который был тогда гораздо изобильнее нынешнего. Только уменьшение летних уловов, а, главное, увеличение спроса на рыбу в Петербург и вздорожание ее, побудили прибрежных жителей восточного берега озера обратиться к затруднитель­ному зимнему рыболовству. Употребляемые для зимнего лова невода имеют по 80 сажень длины в каждом крыле и снабжены большей мотней, сажень в 15 и более длиной. Высота крыльев 4 печатных сажени. Так как невода должны доходить до дна, а ловят ими на глубине от 15 до 20 сажень, то они захватывают не более четвертой или пятой доли всей глубины. Следовательно, рыба может свободно уходить выше невода, и лов этим орудием возможен только потому, что в зимнее время, как сиги, так и судаки, составляющее вместе с большим количеством ко­рюшки, идущей только на домашнее употребление, исключительный предмет зимнего неводного лова, держатся у самого дна. Ячеи крыльев имеют по вершку, а в мотне по ⅔ вершка в стороне от узла до узла. Хотя летом и употребляются более частые невода для лова корюшки и ряпушки, но вообще в Ладожском озере, в противоположность всем прочим нашим северным озерам, столь вредные мелкоячейные сети вовсе не употребительны. О мутниках здесь до сих пор никто и понятия не имеет.

При тяге зимнего невода находятся 12 рабочих, и особенность здешней рыболовной артели заключается в том, что у невода нет одного хозяина, а принадлежит он всем членам ее, так что каждый рабочий выставляет и свою часть невода. Невода и вообще сети всякого рода делают здесь сами ловцы. Они покупают только пеньку, сами выпрядают из нее пряжу, вяжут в сети и сшивают их в разные сетяные орудия лова. Конечно, это обходится гораздо дешевле покупки готовых сетей и дает работу мужчинам и женщинам в то время, когда не занимаются ни рыболовством, ни земледелием. За личную работу и лошадь, для ежедневного привоза невода на место лова и отвоза его, вместе с пойманной рыбой, в деревню, полагается два пая, а за часть сети для невода один пай. Которые победнее ставят иногда только ½ части невода, и при этом лично работают, то получают только 2 ½, а не три пая. Некоторые рыбаки, побогаче, сами не участвуют в неводной тяге, а выставляют вместо себя работника, которому идет один пай, хозяину же два пая, один за лошадь, другой за его долю сети.

Хотя зимний лов тягой подледных неводов весьма распространен как по озерам северной России, так и в других рыболовных местностях, но везде производится он по мелким местам, где полотно сети хватает от дна до нижней поверхности льда; употребление же зимнего невода, на глубине от 15 до 20 сажень, составляет, сколько мне известно, особенность Ладожского озера. Так как добываемое при этом количество рыбы весьма незначительно, работа же очень тягостна, то лов этот становится возможным только вследствие дорогой цены, по которой продают здесь мороженую рыбу — в особенности же сига. Поэтому-то подледная тяга так не­давно началась в Ладожском озере и до сих пор не прививается на Онежском, где цены на рыбу значительно дешевле. Так как подледный лов неводами на значительной глубине нигде более не встречается, то я опишу его с некоторой подробностью, тем более что он представляет разные особенности, не встречающиеся при обыкновенной подводной тяге на мелких местах. Особенности эти состоят, главнейшим образом, в приспособлениях к тому, чтобы под­ледная тяга, по самой сущности своей медленная, производилась со всей доступной для нее бы­стротой, так как, при незначительности вытягиваемого каждый раз количества рыбы, труд может окупиться в том только случае, если невод будет забрасываться как можно чаще. Так как главное замедление при зимней неводной тяге состоит в прорубливании прорубей, то здесь прорубают их заранее и ловят все на тех же самых уже готовых прорубях, которые остается только прочищать. В расстоянии от 15 до 20 верст от берега, где глубина доходит до 25 маховых сажень, прорубают еще перед началом лова проруби, в следующем порядке. Сна­чала пропешивают в одном направлении до 9 и 10 больших прорубей, имеющих фигуру прямоугольников, сажени в полторы длиной и около сажени шириной, расстоянием одна от другой на 500 шагов. Эти большие проруби предназначаются для опускания и вытягивания невода. Каждая пара таких прорубей соединяется между собой двумя рядами маленьких круглых прорубей, от 2 до 3 чет­вертей в диаметре, в 24 шагах расстояния одна от другой. Ряды этих прорубей расположены так, что заключают между собой пространство, имеющее форму овала, или точнее удлиненного шести- или восьмиугольника, наибольшая ширина которого, посередине длины его, имеет 250 шагов. В целом ряду, следовательно, будет от 8 до 9 таких, очерченных маленькими прору­бями овалов, соприкасающихся между собой большими прямоугольными прорубями, овалов, ко­торые вместе занимают до 3 верст в длину. Таких рядов прорубается несколько, примерно в расстоянии версты ряд от ряда, для того, чтобы при неудаче лова в одном месте можно было немедленно перейти в другое. Каждая артель рубит свои проруби одна ближе к берегу, другая дальше, но всегда в довольно значительном расстоянии друг от друга. Всего, от устья реки Олонки до финляндской границы, ходит зимой более 20 неводов: именно от села Ильинского, лежащего близь устья Олонки, один невод, от Тулоцкого погоста четыре, от Видлицы двенадцать, от Кондужского, на границе Финляндии, пять. Так как все эти невода располагаются на пространстве верст 35 или 40 вдоль берега, то можно сказать, что они следуют непрерывным рядом один за другим. К югу от Олонки озеро становится значительно мельче; зимние невода подобные описанным, не употребительны. У устья реки Обжи и в Гумборицах (на границе Олонецкого и Лодейнопольского уездов) еще происходит зимний лов, но другого рода неводами, на­зываемыми раегами, с гораздо более частыми ячеями и вышиной не более 2½ маховых сажень. Раегами ловят не в большом расстоянии от берега, саженях на двух глубины, не сигов, а разную мелкую рыбу, а также в довольно значительном количестве сырть. Еще более употреби­тельны они, как увидим после, в южной части озера. Далее к Свири и за Свирью до южного берега озера зимнего лова вовсе не производится. Напротив того в Финляндии по восточному и по северному берегам ловят совершенно таким же образом, как в Тулоцком, и уже у Майнецкого острова ходит много зимних неводов; но так как тут озеро становится все глубже и глубже, то тяга зимних неводов производится уже не в 15 или 20 верстах от берега, а не далее 3 или 4 верст. Глубина, избираемая ловцами для зимнего неводного лова, зависит от свойств дна. Где оно становится глинистым и иловатым, там только попадаются сиги. Ближе к берегу, на меньшей глубине, дно озера песчаное и сиг тут уже не живет, а попадается больше судак, которого, однако же, вообще в глубокой части озера мало, и настоящий лов его на южном берегу.

После того как проруби пропешаны, ловцы отправляются на санях каждое утро из своих деревень на лов, исключая дней метельных и чересчур дурной погоды. Вечером всегда воз­вращаются домой. Приехав на места, сшивают части невода и забрасывают его в одну из больших прорубей, начиная с обоих крыльев разом и кончая мотней. К каждому крылу при­вязано по длинной веревке в 160 сажень, для пропускания невода подо льдом. Концы этих веревок привязаны к длинным шестам, которые также опускаются под лед. Шесты эти проталкивают вдоль линий малых прорубей посредством железных вил, насаженных на толстое древко, вышиной в рост человека. Вилами упирают в шест и толкают его вперед. Это требует довольно большего усилия, особливо, когда приходится повернуть прогонный шест, уклонив­шихся от должного направления вдоль ряда прорубей. Переходя от проруби к проруби и протал­кивая таким образом шест, натягивают веревку, привязанную к нему и к крылу. Если шест слишком уклонится в сторону, так что его не видать в следующей проруби, его достают дуго­образной палкой с крючком. Одна рогулька вил загнута крючком для подхватывания тяглой ве­ревки, привязанной к шесту. Доведя шест с каждой стороны до первого заворота или угла, образуемого рядами мелких прорубей, ставят у них по вороту. Вороты эти утверждены на маленьких санках, привязанных к большим саням, запряженным лошадью. Чтобы ворот стоял неподвижно во время производства им тяги, к маленьким санкам привязан на веревке топор, который врубается в лед и служит как бы якорем. На ворот навивают не конец веревки, который вместе с шестом уже довольно далеко впереди, а набрасывают на нее середину ее и обматывают несколько раз. По мере того, как вертят ворот рычагами, он натягивает про­пущенную под лед веревку и связанное с ней крыло; другой же конец веревки между тем разматывается и суется под лед в ту же прорубь, чтобы не останавливать пропихивания шеста все дальше и дальше. Вороты перевозят от угла к углу, а прогонные шесты достигают, наконец, ближайшей большой прямоугольной проруби, в которую невод должен быть вытягиваем. Но ра­бота и тут не останавливается; шесты продолжают пропихиваться по следующим рядам мелких прорубей, не дожидаясь вытягивания невода. С этой целью шесты перекрещиваются в большой проруби, так что шест, шедший по правому ряду прорубей, пойдет на следующий круг по левому и наоборот. Это делается потому, что заворот шеста под острым углом вдоль ряда прорубей той же стороны, по которой шел доселе, был бы слишком затруднителен. Предпочитают, перекрестив шесты, перевязать прикрепленные к ним веревки, дабы и те не перекрестились во время дальнейшей тяги. Пока это делают в большой проруби, вороты находятся еще на ближайших к ней углах. Наконец перевозят и их к большой проруби, укрепляют неподвижно и продолжают навертывать веревку, погружая свободный конец ее в ту же прорубь, чтобы не оста­навливать прогона шестов. Когда вся веревка вытянута и дойдут до самых крыльев, вороты оставляют и начинают тянуть руками. Так как тяга эта очень тяжела, то на нее собирается весь народ, т. е. все 12 рабочих, состоящих при неводе. Во время пропуска веревок и невода подо льдом рабочие разделялись таким образом: с каждой стороны по три человека вертят во­роты, перевозимые с угла на угол, при заворотах линий малых прорубей; затем с каждой стороны один прочищает эти проруби впереди прогоняемого шеста, другой пропихивает шест, а третий на следующем впереди ворота углу или завороте, подхватив из проруби веревку, натя­гивает один ее конец, а другой опускает в прорубь. Когда все сойдутся к большой проруби и начнут вытягивать крылья на каждую сторону становится по шести человек, из коих трое тянут за верхнюю, а трое за нижнюю тетивы невода. Только что мотня вытянута на лед, шестеро остаются для выборки рыбы и вторичного опускания невода, а остальные шестеро идут вперед по своим местам прочищать проруби, проталкивать шест и подхватывать веревку, натягивать один ее конец и опускать другой. Таким образом в работе нет ни малейшего перерыва, и ловцы не отдыхают и даже не едят весь день, в течение которого успевают закинуть и вытащить невод от 4 до 5 раз в начале зимнего лова, т. е. в январе, а с увеличением дней, в феврале и марте, и до 7 раз. Разве взятый с собой кусок хлеба съедят они в целый день. Такая быстрота тяги, к которой, как мы видели, все здесь приноровлено, действительно необхо­дима, потому что в каждую тягу попадается очень немного рыбы. Я провел целый день на этом лову, и вот количество рыбы, которые были при мне вытянуты двумя посещенными мной неводами. На первом неводе, более исправном и попавшем на лучшее место, в первую тягу попало 14 крупных сигов, т. е. имеющих более фунта и отбираемых на продажу по уговорной цене, составлявшей в 1871 году 6  руб. 20  коп. пуд (в том числе два сига от 3 до 4 фунтов), с десяток мелких сигов, ценимые вдвое дешевле крупных или мерных, и большей частью идущих на домашнее употребление; два судака по ½ фунту, десятка полтора корюшки, частью довольно крупной, один ерш, и два не употребляемых в пищу бычка. Во вторую тягу вытянули 21 шт. крупного сига, в том числе один фунта в четыре, 16 мелких сигов, 3 корюшки, 2 ерша и 2 бычка. Крупных сигов было поймано в обе тони 1 пуд 30 фунтов, т. е. почти на 11 руб. Обе эти тони, в особенности же вторая, считались необыкновенно удачными. Если бы лов про­должался столь же удачно весь день, то в 6 тоней, тогда вытягивавшихся, поймали бы около 5 пудов продажных сигов, рублей на 30, что дало бы по 2  руб. 50  коп. на брата, но как я узнал на другой день, поймали только с небольшим 3 пуда, что также еще считается очень хорошим уловом. Самый большой улов, случающийся два или 3 раза в зиму, и то только в уловистый год, доходит до 15 пудов мерных сигов в день, что доставит рублей по 8 на брата. На другой тоне поймали в три первые тяги только 23 крупных сига, с десяток мелких, да несколько штук корюшки. Продажной рыбы было не более пуда, так что при таком же лове в остальную половину дня на каждого ловца пришлось бы не более 1  руб. в сутки. И это ведь еще не чистый барыш, ибо надо принять в расчет издержки на невод. Понятно после сего, как напряженно должен производиться зимний неводной лов, дабы он мог доставлять некоторую вы­году занимающимся им.

Зимний лов налима крючьями. Кроме зимнего лова неводами происходит в северной части озера по мелким местам еще лов налима крючьями. По два крючка привязывается к перевеслу, от середины которого идет веревка, за которую и опускают эту уду на глубину от 4 до 5 сажень. Налимьи уды наживляют кусочками корюшки, которую собственно для этой цели ловят в проливе или салме между берегов и Майнецким островом, и продают для местного употребления по 2 и по 3  коп. фунт.

Сбыт и цена зимней рыбы. Продажа зимой рыбы — сигов и судаков — производится следующим образом. Прасолы, большей частью из Олонца, покупают рыбу вперед по уговорной цене и дают задатки. Зимой с 1870 на 1871 год цена эта была на мерного сига, от фунта и выше, 6  руб. 20  коп., на судака же 3  руб. 10  коп.; но судаки, как уже было сказано, ловятся очень мало, так что на 53 пуда сига, отпущенного прасолам одной артелью к 1 марта 1871 г., было только 2 пуда судака. Зимой с 1869 на 1870 г. цена на сига была 5  руб. 75  коп. Сиг, не достигающий фунта, продается за половинную цену, впрочем, он мало идет в продажу, а больше употреб­ляется дома и вместе с корюшкой разделяется каждую субботу между членами артели. Севернее Майнецкого острова, к Сердоболю, цена еще выше, именно в 1871 году она была 7  руб. 50  коп. за пуд мерного сига. Это зависит от того, что, при большой глубине озера, попадающийся там сиг вообще крупнее, и мерным считается только весящий 1 ½ фунта и выше. Запродажа рыбы вперед распространяется, однако же, не на всю зиму, а на то лишь время, в которое можно рас­считывать, что продержатся морозы. Таким сроком в 1871 году было 7-е марта — начало пятой недели Великого поста. После этого срока продажа становится вольной. Если морозы продолжаются, то рыбу скупают те же прасолы и нередко дают цену выше уговорной. Если же настает тепло, то хотя иногда рыбу и скупают прасолы, но дают уже гораздо дешевейшую цену; так в 1871 г. за Майнецким островом вместо 7  руб. 50 коп. не давали и 4  руб.; большей же частью в это время продают рыбу на месте, например в городе Олонце, где расходится до 10 пудов, а при дешевой цене и до 20 пудов в день. Если после назначенного прасолами срока наберется много рыбы, а местного сбыта нет, то сами рыбаки решаются иногда везти ее прямо в Петербург кратчайшим путем через озеро. Но это сопряжено с значительными затруднениями и потому случается очень редко. Тулоцкие рыбаки рассказывали мне об одной такой поездке, случившейся около 30 лет тому назад и оставшейся у всех в памяти. При теплой погоде выехали на санях с талой рыбой. По счастью, когда они были уже на озере, стало морозить. Рыбу вынули, разложили на снег, заморозили и снова склали на воза. На озере два раза кормили, и в конце третьих суток прибыли в Петербург, потому что прямым путем тут считается не более как от 210 до 220 верст. Чтобы не сбиться с дороги, при таких поездках всегда имеют на передовых санях компас. В Петербурге пробыли довольно долго, чтобы распродать рыбу, и возвращались уже после Святой. Это обратное путешествие было гораздо затруднительнее и опаснее. Лед стало уже местами разносить, и приходилось переправляться через широкие полыньи. Для этого откалывали большую плиту льда, сажень 10 длиной, при соответствующей ширине, и несколько человек с веревкой переезжали на ней, при помощи весел и шестов, и затем, укрепив на обоих берегах полыньи веревку, переправляли уже воза и лошадей на этом ледяном пароме. Переправляться, таким образом, пришлось несколько раз.

Ценность зимнего неводного улова в пределах Олонецкой губернии. Определить количество уловов зимнего неводного лова в глубокой части озера невозможно, по причине его разбросанности; но чтобы можно было сколько-нибудь судить о степени его значительности, я представлю несколько отдельных данных из разных местностей. Лов в 1871 году считался вообще хорошим. В Тулоцком погосте на один невод поймали пудов до ста сигов, рублей на 600, что составит по 50  руб. на пай в зиму; но остальными тремя неводами этого селения было поймано меньше, так как, не надеясь на хороший лов, они поздно к нему приготовились и занялись им только, когда увидели, что первый невод хорошо ловит. В Водлице, где 12 зимних неводов, ловили хуже и добыли не более как от 20 до 40  руб. на пай; зато в Майнецком лов был еще лучше — на пай пришлось рублей по 60. В 1870 году лов был еще удачнее — тогда добыли в Тулоцком рублей по 100 на пай, несмотря на то, что рыба была несколько дешевле; но такого изобильного лова, как в том году, никто и не запомнит. Полагая кругом рублей по 40 на пай, ценности всего зимнего неводного улова, от устья реки Олонки до финляндской границы, определится тысяч в десять рублей серебром.

Летний лов у восточного берега озера. Летний лов гораздо разнообразнее зимнего и произво­дится, как мы видели, неводами сиговыми и корюховыми, кереводами, ставными сетями и крючьями Величина сигового невода определяется числом тянущих его работников, потому что на каждого человека полагается по 40 сажень невода или по 180 сажень веревки. Рабочих бывает от 8 до 10 человек, и сообразно этому длина невода изменяется от 320 до 400 маховых сажень. Ячеи в крыльях имеют по вершку в стороне, а в мотне они немногим более полувершка, имея на 4 вершка вдоль по нитке, приходится 7 ячей. Эти невода закидывают версты за две от берега на глубине 5 и 6 сажень, и тянут с берега воротом. Вытягивание невода продолжается около семи часов. В прежние времена, когда летний лов был гораздо изобильнее, захватывали до 50 пудов сига в одну тоню; теперь же считается очень хорошим ловом, если захватят от 50 до 80 штук. Но, по словам промышленников, и о таких ловах не слыхать уже лет 6 или 7. В Тулоцком погосте 5 летних сиговых неводов, в Видлице 10, в Кондожском сиговые невода совершенно бросили по причине дурных уловов в последние годы, и стали более зани­маться ловом кереводами и — по примеру южного берега — матками, которых завели до 100 штук; в Видлице также уже до 50 маток; в небольшом количестве имеются они и в Финляндии.

Корюховый невод гораздо меньше и чаще. Длина его не превышаете 120 сажень, вышина 5 аршин, длина мотни 3 сажени. Ячеи крыльев, близь свободного конца, бывают почти в вершок от узла до узла, или 8 ячей на 7 вершков по длине нитки; к мотне они уменьшаются, так что на 4 вершка приходится 14 ячей, в самой же мотне они имеют 1/8 вершка в стороне. Корюховыми неводами ловят 4 человека и закидывают не далее 300 сажень от берега. Ими ловят почти исключительно корюшку в весеннее время. В Тулоцком погосте 15 корюховых неводов, в Видлице до 30, в Кондожской 6. В Финляндии около Сердоболя и в других местах ловят небольшими неводами и ряпушку; но замечательно, что в Ладожском озере ряпушка нигде не скопляется такими массами, как в Онежском озере, между Толвуем и Челмугой, в узкой части Повенецкого Онега, и вообще здесь нет осеннего улова ряпушки, а только летний, в течение 4 или 5 недель после Петрова дня; поэтому и икры ряпушечьей добывается здесь очень мало. Это зависит, вероятно, оттого, что в глубокой части Ладожского озера нет таких отмелей, куда бы она могла собираться с обширного пространства метать икру. Посему здешний ряпушечий лов производится, так сказать, вразброд — там и сям в небольшом количестве. Лов корюшки, напротив того, очень изобилен. В Тулоцком погосте, близь устья реки Тулоцкой, и еще более у устья реки Олонки, которое глубже и куда поэтому идет больше рыбы, добывают на невод с четырьмя рабочими до 160 и более четвериков сушеной корюшки. Так как из трех пудов свежей выходит пуд сушеной, в четверике же считается 13 фунтов рыбы, то это составит от 150 до 200 пуд. свежей корюшки на невод, а на все 15 действующих в этой деревне корюховых неводов до 3,000 пуд. свежей или до 1,000 пуд. сушеной корюшки. Около четвертой доли оставляют себе в пищу, а остальное количество продают рубля по два пуд. В самые изобильные уловы случается, впрочем, налавливать до 100 четвериков на каждого работника, следовательно, слишком вдвое больше против означенного количества. На все деревни от устья реки Олонки до финляндской границы поймают, следовательно, от 10,000 до 20,000 пуд. свежей корюшки.

Ставные сети имеют 18 сажень в длину и 2 ¾ аршина (маховую сажень) в вышину. Они состоят из ячей несколько крупнее вершка в стороне от узла до узла (на 9 вершков 8 ячей). С этими сетками выезжают на больших лодках, называемых соймами, на глубокие места. В лодке бывает по 6 человек и на каждого берут по 50 сетей. Сети связываются вместе, штук по 70 и 80, которые и выставляются в одну линию, в произвольном направлении. На каждый порядок сетей полагается по 4 больших камня, служащих вместо якорей, и у каждого камня по кубасу или поплавку с шестом, для обозначения места. Кроме сего к нижней тетиве сетей привязаны небольшие камни, т. е. грузила, а к верхней поплавки, сделанные из трубкой свернутой коры. Выкинув сети, ловцы возвращаются на берег, и, пропустив ночи две или три, едут да переборку. Через 9 дней сети выбирают совсем для просушки. При лове ставными сетями, у группы Валаамских островов, куда, как мы видели, отправляются с многих мест ловцы осенью для лова валаамского сига, ставят в линию не более 30 сетей с камнем и кубасом в начале и в конце порядка. Это делается по причине значительной глубины, на которой производится лов, доходящей от 80 до 120 сажень. Вытягивать большое число сетей было бы здесь слишком затруднительно.

Летом производится еще лов пальи и лосося порядками крючьев. На сойме отправляются вглубь озера от 7 до 8 человек, из которых каждый имеет по 300 крючьев, навязанных на одну веревку на манер мурманского яруса, но гораздо реже. Крючок от крючка навязывается не ближе 2 маховых сажень друг от друга. При выметывании этих порядков, они все связы­ваются между собой, так что вся линия имеет от 2,100 до 2,400 крючьев и занимает не менее 8 верст в длину. Крючья эти наживляются корюшкой. Перед выставкой снасти каждые 300 штук крючьев, приходящиеся на долю каждого ловца, лежат в особой корзине, чтобы не спутались; также и по мере вытягивания снасти, порядок от порядка отвязываются и кладутся в эти корзины, которые делаются сами промышленниками из тонкой железной проволоки. Крючной лов стал в последние годы неудачен вдоль восточного берега и потому почти совершенно брошен; но на глубине и ближе к северному и северо-западному берегу он теперь в употреблении, в особенности же, между Валаамскими островами и Кемзолью (Кексгольм), откуда палью и лососей отправляют живьем в Петербург на прорезях. Осенью производится еще на каменистых отмелях-лудах крючной лов налима. Наконец, в большой части деревень западного берега Оло­нецкой губернии, а также и в Финляндии производится еще лов кереводами лудожного сига и ряпушки. Лов этот производится совершенно тем же способом, как и в Онежском озере — на лудах осенью, во время метания сигами икры. Около Видлицы ловят еще кереводами, вблизи берега окуней, которых продают для местного употребления копейки по три фунт. Поэтому в Видлице имеется 17 кереводов, в Кондожской —12. В этих же деревнях есть и матки, кото­рые выставляются летом по лудам и отмелям. Ни тех, ни других нет в Тулоцком, потому что вблизи вовсе нет луд. В последнее время из этих деревень восточного берега озера, а еще более из Финляндии, начиная от Майнецкого острова до Сердоболя, стали ездить с керево­дами на лодках к русскому берегу, преимущественно в окрестности Ладоги, так как против устьев Волхова всего более рыбы для лова лудожного сига. На лодке бывает по три человека. Отправляются в путь за неделю до Покрова, а недели через три к Паросковие Пятнице (14-го октября) уже возвращаются домой. Осенью 1870 года добыли на этом промысле рублей по 80 на брата.

Распределение летних уловов и сбыт летней рыбы. Распределение добычи, при лове летними неводами, происходит несколько иначе, нежели зимой, потому что при этом лове невода, равно как и лодки, принадлежат хозяину, и рыба делится пополам между ним и работниками. Кроме лова из пая в добыче бывают и наемные рабочие, которые получают от 25 до 40 руб. в год на хозяйских харчах, или от 10 до 15  руб. в лето, но эти работники нанимаются не на одно рыболовство, а и на всякую другую работу. Кроме постоянных работников, нанимают на рыбную ловлю и поденщиков: мужчин по 30 — 50  коп. в день, а женщин по 20  коп. Жен­щины употребляются более для тяги корюховых неводов, которая гораздо легче, нежели тяга больших сиговых неводов; впрочем, при недостатке рабочих, и в этой работе участвуют иногда женщины.

Летом продажную рыбу, преимущественно сигов, складывают после лова в погреба самого простого устройства, т. е. в вырытые на берегу ямы, наполненные льдом, в которых рыба сохраняется несколько дней, пока не наберется ее столько, чтобы стоило везти; но более 4-х суток она в них лежать не может. Из этих погребов укладывают рыбу в лед в соймы, поднимающие до 50 пудов рыбы, и озером везут в Петербург, где отдают на комиссию содержателям садков, которые удерживают себе 10 процентов с продажной цены. При неблагоприятных ветрах случается пробыть в озере несколько дней, тогда рыба портится, особливо, если она еще перед тем лежала несколько времени в погребах на берегу. Цена на эту рыбу значительно упадает, и случалось, что ее продавали копеек по восьми пуд. Если уловы незна­чительны, так что не собирается в несколько дней столько рыбы, чтобы стоило ехать с ней в Петербург, ее кладут на телеги и везут в Олонец, или, вообще, продают по окрестным местам. Свеже-доставленную рыбу во льду продают они в Петербурге от 2 до 3  руб. пуд. Из Тулоцкого погоста привозят в лето от 20 до 25 сойм, из Видлицы, считая по числу летних неводов, раза в два более этого. Таким же образом везут рыбу, на соймах во льду, и с финляндской части восточного берега, как, например, с Майпецкого острова и при хорошей погоде, выехав с места к ночи, утром попадают уже в Шлиссельбург. Лососей и палью доставляют живыми в прорезах с Валаама, из окрестностей Кексгольма и из ближайших к Петербургу мест западного берега.

Речной лов в пределах Олонецкой губернии. Кроме озерного лова производится прибрежными деревнями еще речной лов в нижних частях небольших речек, впадающих в озеро, как-то: в Олонецкой, в Тулоцкой или Лумбаге, в Видлице. Но уловы эти незначительны, и так как сиг, почти единственная здешняя продажная рыба, в эти реки не поднимается, то они идут исключительно на местное употребление. Исключение составляют только некоторые финляндские реки, куда в значительном количестве поднимаются и сиги. В Тулоцкую не идет даже налим, но в Олонку он поднимается в довольно значительном количестве. Осенью и зимой ловят его здесь мережами, вставленными в небольшие заколы. По окончании зимнего лова мережи вынимают, а заколы так и оставляют. Льдом их сносит или портит, и уже весной, когда река войдет в берега, их исправляют. Заколы эти невелики и расставляются то среди реки, то у одного, то у другого берега. Ни один из них не имеет в длину и десятой доли ширины реки. К тому же заколов этих нет в самой нижней части реки, верст на 10 или на 12, ибо тут река судоходна, и по ней ходят гальоты нагруженные сеном и дровами до Петербурга. Заборы ставятся не далее 11 верст от города Олонца вниз по течению. В этих маленьких заколах нет, следовательно, ничего вредного для рыболовства, ибо они играют совершенно ту же роль, как обыкновенная ставные сети.

Уменьшение летних уловов. По словам рыбопромышленников, летние уловы у восточных берегов озера чрезвычайно уменьшились в течение последних 35 или 40 лет. Рассказывают, что прежде налавливали в Тулоцком на семейство из 5 работников тысячи по две ассигнациями в лето, что по теперешним ценам составило бы тысячи четыре, или около 1,200  руб. серебром, так как тогдашняя цена сигов летнего улова была от 1 до 3  руб. серебром. В теперешние годы отправит на эту сумму в иное лето разве вся деревня с пятью неводами. По этому расчету уловы умень­шились бы вчетверо. В этих рассказах есть, конечно, значительная доля преувеличения, ибо и в теперешние годы отправляют, как мы видели, из Тулоцкого до 20 слишком сойм рыбы в Петербург, т. е. слишком 100 пудов, на сумму от 2,500 до 3,000  руб., или на 500 и 600  руб. с невода; но все-таки уменьшение несомненно и, с первого взгляда, его тем труднее объяснить, что здесь не существует тех причин, которым обыкновенно приписывают уменьшение рыбы. Главная здешняя рыба — сиг мечет икру в озере, где нельзя заколами и подобными устрой­ствами преградить ему путь к удобным для размножения местам в реках, а мелкоячейных сетей, которыми бы вылавливали молодой приплод, совершенно не употребляют. Но дело объясняется, если обратить внимание на характер прежнего рыболовства. Лет за 40 тому назад по восточному берегу больших сиговых неводов не употребляли, а зимнего подледного лова еще и вовсе не было. Весьма естественно, что в первое время после введения летних неводов, конечно еще не в большом числе, они доставляли огромные уловы, которые, как это всегда бывает, сохранились в народной памяти, как примеры изобилия прежнего счастливого времени. Число неводов стало увеличиваться, завелся зимний лов, и на долю каждого стало приходиться гораздо меньше, хотя общие итоги уловов могли не только не уменьшиться, но еще и увеличиться, вследствие большей, напряженности лова. Кроме этой общей причины есть еще и другое местное обстоя­тельство, которое если и не уменьшает количества ценной озерной рыбы, то препятствует ей подходить близко к берегам и тем в значительной мере затрудняет лов. В те времена не сплавляли еще по здешним рекам: Видлице, Тулоцкой, Олонке дров, которые идут теперь по ним в огромных количествах и, начиная с весны, лежат в воде в течение двух месяцев и более, пока их не перевезут соймами на гальоты, стоящие в озере, как здесь говорят, на рейде, в ожидании нагрузки. Эта масса еловых и сосновых дров, мокнувших по месяцам в воде, дает смолистый настой, который отучивает рыбу, столь нежную и прихотливую на воду самих рек, особенно небольших, так что в реку Тулоцкую совершенно перестала идти разная мелкая рыба, с тех пор как начался по ней сплав дров. Если поэтому и есть какой-нибудь лов в этих речках, то только зимой и весной, до приплава дров, когда ставят мережки на корюшку. Конечно, пособить этому невозможно, но дрова делают еще и другую помеху рыболов­ству, которая весьма легко может быть устранена. Они сплошь занимают собой реку и, чтобы их не унесло течением в озеро, делается запонь, препятствующую выезду из реки на лодках, которые должны останавливаться ниже, а огромные летние невода перевозиться в телегах. Если для удобств судоходства и сплава делаются разного рода ограничения в рыболовстве, то справед­ливость требует, чтобы и первое соблюдало условия, необходимые для удобства и выгод последнего, а именно, чтобы дрова не занимали собой всей реки, а оставляли свободный проезд для лодок к одному берегу, или среди реки, что могло бы еще проще достигаться тем, чтобы в запони оставлялись ворота для проезда лодок. Таким образом, та же причина — сплав леса, кото­рая служит, как мы видели, некоторой охраной для рыб в реке Водле, производит здесь противоположное действие. Это кажущееся противоречие объясняется вполне удовлетворительно различиями в местных условиях, а именно: 1) Водла — большая быстро текущая река, изливающая массу воды столь значительную, что она не может чувствительно портиться от идущего по ней леса. 2) Лес, идущий по Водле, строевой, который только проплывает по реке; мелкими же речками олонецкого берега Ладожского озера сплавляются дрова, которые в течение целых недель и месяцев лежат в слабо текущей воде их, в ожидании нагрузки на суда. Хотя, к сожалению, нет точных данных для положительного решения вопроса: уменьшилась ли рыба в глубокой части озера в течение последних 30 или 40 лет, но вышеприведенные соображения заставляют скорее предполагать, что нет действительного уменьшения в уловах, которые может быть даже и возросли, но что они распределяются между гораздо большим числом лиц и добываются более напряженным ловом.

Рыболовство в южной части озера. За устьем реки Олонки, в особенности же с устья Обжи и Гумборицы, с отмелостью берегов, переменяется и характер лова. Лов зимними под­ледными неводами на глубине прекращается. Вместо этого близь устья реки Гумборицы тянут зимой по мелкой воде особого рода неводами, называемыми раегами, которые употребительны и по всему южному берегу, для лова мелкой рыбы, но далее к Свири, как и в самой Свири, зимнего лова не производят вовсе, ибо хотя матки употребляются уже тут в значительном числе, но ими ловят только летом. Зимний лов матками снова становится употребительным, не ближе устья реки Воронеги, от которой собственно начинается южный берег — самая изобильная рыбой часть Ладожского озера.

Лов матками. На всем пространстве южной части озера, как уже было упомянуто выше, главное и даже почти исключительное орудие лова есть матка, т. е. мережа или вентер огромных размеров, с которыми могут равняться только громадные вентеря, употребляемые в некоторых гирлах Кубани, с той однако же существенной разницей, что ладожские матки, будучи выстав­ляемы в не имеющем течения озере, при всей своей величине растянуты на весьма тонких обручах, и самая сеть состоит из тонких ниток, тогда как кубанские вентеря должны быть устраиваемы чрезвычайно прочно. Впрочем, и матки бывают различных размеров. Самые большие имеют до 12 печатных сажень в длину и до 8 аршин в диаметре первого обруча, начиная от которого матка конусообразно суживается. Эти матки имеют семь обручей и три горла. Сети, которыми обтянуты обручи, бывают трех сортов. В ближайшей к первому или входному обручу части матки употребляется самая редкая сеть с ячеями в 2 вершка в стороне; в задней же части матки, к носку, ячеи уменьшаются до 4/5 вершка в стороне, считая от узла до узла по нитке. Внутренние горла делаются из таких же сетей, как и наружная, обтягивающая обручи сеть. Первым обручем эта снасть еще не оканчивается, а сеть продолжается впереди его, в виде широкой оторочки. При установке матки верхняя половина оторочки распяливается на огромную полукруглую дугу, имеющую до 10 сажень в окружности, т. е. около 3½ сажени в вышину, по низу же идет вместо обруча, как диаметр дуги, веревка, пригнетаемая к озерному дну навязан­ными на нее камнями. Во многих местах, как, например, в окрестностях устья Свири, суще­ствует обычай матки коптить как для того, чтобы нить, пропитанная пригорелыми маслами дыма, долее сопротивлялась гниению, так и для того, что в буроватой воде, вливаемой в озеро текущими в него из болот реками, черная нитка менее заметна, чем белая. Коптят сети, развешивая их, в особых курных избушках. Невода кроме этого копчения еще и смолят, для придачи им большей крепости. Матки расставляются и соединяются по нескольку штук между собой весьма различными способами. Всего употребительнее, по всему собственно южному берегу, установка заколами, которая вошла в употребление и в Онежском озере около истоков Свири. Закол состоит из связанных вместе 4 и 5 сетяных полотен, или так называемых крыльев, сажень до трех вышиной, от 10 до 12 сажень длиной с крупными ячеями, которых прихо­дится по три на 4 вершка вдоль нитки. Такой сетяной закол выставляется в озере на небольшой глубине в одну прямую линию, удерживаясь в вертикальном положении посредством камней, так называемых опок и плавков — палок. С каждой стороны стены закола ставят друг против друга по 4 или по 5 маток, обращенных отверстиями к заколу и соединенных с ним посред­ством коротких крыльев, сажени в 3 длиной, перегораживающих вход в матки на две поло­вины — правую и левую. Матка от матки стоит саженях в 10, и весь закол имеет от 40 до 50 сажень в длину. К куту или носку каждой матки, для удержания ее на месте и придачи устойчивости, привязывается на веревке по тяжелому камню пуда в 3 или 4 весом, и к той же веревке прикрепляется, для обозначения места выставки снасти, кубас, состоящий из высокого шеста сажень в 5, с навязанным на него каким-либо знаком, как-то флагом, или и просто веником. По такому же камню и кубасу находится и на каждой оконечности самого закола. Этими заколами ловят преимущественно озерного сига. Устройство закола несколько изменяется для лова сиголовного сига, который поднимается в Свирь и Волхов, в особенности же в последнюю реку, почему называется также и волховским сигом. Эта рыба держится ближе к поверхности воды — ходит по верху и потому его ловят на небольшой глубине вблизи берега, саженях на 4 и меньше, так что даже дуга матки часто выходит чуть не на треть своей вышины из воды. Посему, как закол, так и сама матка устанавливаются уже не на опоках и палках, а на вбиваемых в дно кольях. При лове этого сига носок матки не лежит на дне, а приподнимается вверх, так что вся матка получает в воде наклонное положение. Состоятельный ловец имеет маток по сто и выставляет по 10 и 12 заколов.

Менее употребителен способ выставки маток попарно отверстием друг против друга и соединенных между собой крылом. Эти пары в сильную погоду нередко опрокидывает.

У юго-западного угла близь истоков Невы и по западному берегу до самых границ Финляндии, где озеро все еще мелко, устанавливают матки так называемым двором, который во многом отличается от дворов, употребляемых на Онежском озере. Матки эти, впрочем, значи­тельно меньше употребляемых по южному берегу. Вышина дуги не превышает полутора сажени, а диаметр первого обруча доходит только до сажени. В сети, обтягивающей обручи, бывает 250 ячей, так что, по мере уменьшения диаметра обручей к носку матки, уменьшается и вели­чина ячей сети. Двор, называемый здесь, впрочем, также заколом, состоит из маток, вплотную поставленных одна возле другой в одну линию и отверстиями обращенных в туже сторону. С одного конца от крайней матки идет сетяное крыло сажень в 25 длиной, которое еще выше, нежели дуга матки. Оно выставляется кругом, так что почти доходит до крайней матки другого конца, от которой навстречу ему идет другое короткое крыло. Между ними остается небольшой промежуток или ворота сажени в две шириной. Окруженное крыльями и самими матками про­странство называется двором, и вошедшая в него рыба непременно попадает в одну из пяти маток. Крылья утверждаются на камнях и плавках, оба же конца большого крыла на якорях, состоящих из двух деревянных рогулек, между которыми привязан тяжелый камень. Эти дворы выставляют верстах в 15 или 20 от берега на глубине около 8 сажень. Матки осматривают ночи через три, в воде же оставляют их без перемены недели по 4 и по 5, после чего вынимают для просушки. Случается, что из двора вынимают разом сигов по четыреста.

И у западного берега выставляют матки парами, преимущественно на рыбу более мелкую, не­жели сиг. Эти матки еще меньше и обтягивающая их сеть чаще. Зимой выставляют у западного берега пары маток под льдом, по две в одну прорубь, так что каждая пара, состоящая из двух маток, входы в которую соединены крылом, связываются между собой хвостовищами, которые приходятся у большой проруби. Начиная от нее в обе противоположные стороны пропешиваются по 3 малых проруби, сквозь которые каждая пара пропихивается под льдом посредством прогонного шеста, также точно как это делается для подледных неводов. Этот способ выставки маток очень похож на употребляемый в Сунской губе для зимних мереж и отличается лишь тем, что здесь выставляют четыре мережи через одну большую прорубь. Матки, каким бы образом они ни были выставлены, и летом и зимой осматриваются с носка, причем выни­мают камень или ослабляют веревку, посредством которой носок привязан к вбитому в дно колу. Распустив стягивающую посок веревку, вытрясают из него рыбу.

Лов матками производится не паевыми, а нанятыми работниками, которых богатый хозяин, выставляющий по 10 и 12 заколов, держит 5 и 6 человек, платя каждому от 50 до 70 руб. в лето, потому что работа эта считается очень тяжелой, ибо приходится вытягивать 4 и 5-пудо­вые камни, служащие для утверждения маток, вместо якорей. Зимой никогда по стольку маток не выставляют, и вообще ими в это время ловят мало. Настоящий лов матками в обширных размерах начинается, правда, еще под льдом, но в то время, когда реки уже прошли, а стоит еще только озеро. Выставив матки на камнях, их не осматривают до тех пор, пока лед не разойдется, ибо в матке, и притом в холодной воде, рыба может жить очень долго, как в наилучше устроенном садке. В ставных сетях, в ячеи которых рыба застревает, она мо­жет оставаться живой гораздо меньше времени. Из Шлиссельбурга ездят на лов с матками даже на Финский залив.

Летний лов в южной части озера мережами, ставными сетями, неводами и порядками крючьев. Кроме маток, ловят в юго-западной части озера и обыкновенными небольшими мереж­ками зимой налимов, почти таким же образом как в Челмужской губе Онежского озера. Налим, как замечают здесь, идет всегда близь берегов, потому и забивают от берега ряд кольев, опутываемых еловыми ветвями, называемый колищем, который идет до глубины, доста­точной для того, чтобы поставить мережку. Здесь вплоть к колищу вбивается кол, к которому прикрепляется крыло или стенка, идущая до дуги первой мережи. У второго обруча этой мережи опять вбивается кол, от которого начинается крыло второй мережи. Иные рыбаки выставляют таким способом, в разных местах до 500 мереж.

Летом употребляют и на южном берегу ставные сети, имеющие до 20 сажень в длину и маховую сажень в вышину. Их выставляют длинными рядами, штук до 100 в линию, но для этого ездят далеко вглубь озера. Оставляют сети на ночь и на дне в воде, а в хорошую погоду остаются и сетчики все это время в озере, при дурной же уезжают на берег. Кроме этого рода ставных сетей, употребляют около устьев Свири сети с более крупными ячеями, на­зываемыми гарвами, для лова лосося, который из всех рек, впадающих в Ладожское озеро, наиболее идет в Свирь, привлекаемый быстротой ее течения и чистотой воды.

Прежде ловили промышленники южного берега много лудожного сига кереводами, и для этого лова приезжали сюда ловцы и с Онежского озера; но вот уже около 15 лет, как оставили этот лов — говорят по неуловам, но вероятно главным образом потому, что с развитием лова матками, оказавшимися самыми удобными и выгодными орудиями, стали постепенно бросать все прочие способы лова. Я полагаю это потому, что если и случалось несколько неуловистых годов в ряду, то уже лет с пять лудожный сиг снова стал прекрасно ловиться против южного берега и, как было сказано выше, на этот лов стали съезжаться ловцы с восточного берега и даже из Финляндии; но местные ловцы кереводов вновь не завели.

Наконец ловят и летними неводами, но более в юго-западном углу озера, около истоков Невы и вдоль западного берега, до самой Финляндии. При этих неводах, имеющих иногда до 300 сажень длины, занято от 10 до 12 человек рабочих, нанимаемых обыкновенно не из пая в добыче, а из постоянной платы, рублей по 60 и 70 в лето. Эти невода ходят все лето, но уловы бывают незначительны; удачнее начинает ловиться рыба только с Успеньева дня. В прежние времена тяга летними неводами была здесь гораздо употребительнее. Так Озерецковский даже и не упоминает, говоря о рыболовстве в Ладожском озере, о других орудиях лова, кроме летних неводов. Но неводная тяга очень затруднительна в большой части местностей, ибо дно близь берегов усеяно валунами. Так из слов Озерецковского видно, например, что на пространстве 30 верст от мыса Сосновца до устья реки Морьи, считается всего только пять удобных тоней; далее, до устья реки Влоги, на протяжении 25 верст нет ни одной тони, 8 верст за этой рекой есть одно удобное место для неводной тяги, которое называлось полуторной тоней, потому что тут хватало места не более как на полтора невода. Только 15 верст за этой тоней, уже за нынешней Финляндской границей, прекращаются каменья верст на 8, и песчаное дно допускает повсеместную тягу неводов. Таким образом, на протяжении 80 верст удобного места оказывалось только на 6 ½ неводов. Эти удобные места отдавались, конечно, владельцами берегов на откуп прасолам — обычай, который, несмотря на ясный смысл закона, продолжается местами и теперь, как будем подробнее об этом говорить ниже. Понятно, что при таких невыгодных для летнего неводного лова условиях, большинство промышленников обратилось к лову матками, который, не считая других преимуществ, не подлежит никаким поборам, ибо производится среди озера, и берег для него нужен только для просушки снастей. На собственно южном берегу ловят летними небольшими неводами только мелкую рыбу, вблизи берегов.

Наконец и в южной, как и в северной частях озера, производится лов порядками крючной снасти, но там он преимущественно направлен на палью и лосося, здесь же, на сигов и угрей. Для лова сигов употребляются медные крючья, для угрей же стальные, притом для угрей всегда чернят, т. е. смолят снасть. На эти же крючки попадает и хариус. Порядки крючьев того и другого сорта бывают до 500 сажень длиной, и крючок от крючка отстоит на аршин. Выставляют эти порядки уд прямолинейно, но в различных направлениях.

Зимний лов в южной части озера. Зимой лов на всем пространстве южной части озера почитается гораздо менее значительным, нежели летний; но это справедливо, если принять в ра­счет только ценность рыбы, ибо самой дорогой здешней рыбы — сигов, зимой здесь почти не ловят; по количеству же добываемой дешевой рыбы, служащей, как для пропитания самих жителей, так и для продажи, зимний лов едва ли не превосходит летний. Вдоль южного берега, на расстоянии 5 или 6 верст от него, происходит тяга подледными неводами, называемыми раегами, о которых было уже упомянуто выше. Здесь они имеют по 80 сажень в крыле и до 2 ½ маховых сажень в вышину. Так как количество захватываемой рыбы бывает очень велико, иногда по 1000 пудов разной мелкой рыбы, главным образом плотвы, окуней и щук, в один раз; то тяга раег бывает очень затруднительна, и ее тянут 40 человек рабочих и две лошади. Ко­нечно, бывают случаи, что не вытянут и двух, трех пудов рыбы, но такие неудачи случаются редко, потому что раеги закидывают не наудачу, а перед ловом смотрят, достаточно ли рыбы, чтобы стоило закидывать эту снасть. Это делается таким образом. Пробивают небольшую про­рубь там, где надеются напасть на рыбу и, закрывшись сверху, смотрят в воду. Если заметят рыбу, то бьют еще проруби в разных направлениях от первой, и в ту сторону, в которой заметят скучение рыбы, прорубают ряд прорубей, для пропуска раеги подо льдом. Такое пред­варительное удостоверение в том, есть ли рыба, возможно конечно только потому, что зимой она собирается в стаи и стоит большей частью на месте, или движется очень медленно. В юго-за­падной части озера ловят и обыкновенными зимними неводами очень больших размеров. В тяге их участвует от 20 до 40 человек, и добыча делится по паям. Основанием раздела служит и здесь, как и в других местах, что пай идет за работу и пай за долю невода. Но так как здешний зимний невод принадлежит всегда одному хозяину, а не общий, как на восточном бе­регу, то целая половина улова поступает на хозяйскую часть; остальная же половина делится между рабочими, а если сам хозяин участвует личной работой, то и он получает свой пай. Сверх сего хозяину же идет пай на кашевара, который нанимается за определенную плату, и соб­ственно в лове не участвует.

Самый обильный предмет зимнего лова составляет корюшка, которую ловят ставными сетями, мережами и крючьями. Ставные сети довольно частые, с ячеями в ⅓ вершка в стороне, ставят под льдом. Но самый значительный лов производится крючьями, близь устьев рек. Лов этот производится совершенно таким же способом, как около устьев Двины, навязывают по нескольку крючьев на одно перевесло, и на веревке опускают в прорубь. Для этого удаляются верст на 5, на 6 от берегов. При счастливом лове один человек налавливает до 300 штук в сутки. Дня три остаются на льду, не возвращаясь домой, там и ночуют. Крючки наживляются корюшкой же, изрезанной на кусочки. Лов этот начинается с первых чисел февраля и про­должается пока лед крепок. Со вскрытием рек корюшка идет в них, и тут ловят ее в большом количестве мережами, как и на восточном берегу. Но в это время она мало ценится, так как свойственный этой рыбе запах, несколько похожий на огуречный, к весне развивается в сильной степени. Поэтому продают тогда корюшку по 20, 15 и даже 10  коп. четверик, т. е. по копейке с небольшим фунт; только самая крупная идет от 30 до 40 коп. четверик. В это время сушат ее в овинах и в домашних печах. Но уловы бывают иногда так велики, что не успевают просушивать наловленного; а если оставить ее свежей в корзинах, то в сутки она слежится и протухнет. В предупреждение этого, ее раскладывают на паруса, или же складывают в бочки и наливают холодной водой. Это может предохранить корюшку от порчи на сутки и дает время с ней управиться; иногда же, когда и при этом не успевают ее своевре­менно высушить, то просаливают.

Сбыт и цена рыбы. По южному берегу, а также в окрестностях устья Свири, хотя рыба и дорога, но сами ловцы, большей частью, находятся в руках некоторых скупщиков, которыми так сказать, они закабалили себя. Главную здешнюю рыбу — сига продают они им в течение всего лета по 5  коп. штуку, какого бы весу она ни была. Не только дешевой ценой скупают местные прасолы у рыбаков ценную рыбу, но доставляют в счет будущих уловов все необхо­димое им как для домашнего обихода, так и для производства рыбной ловли, — конечно по дорогой цене. Такое положение дел, происходящее от необходимости, в которой находятся беднейшие рыбопромышленники, брать вперед задатки у богатейших односельчан, не составляет чего-либо нового, но уже давно вкоренившуюся привычку, как здесь, так и в других местах. Озерецковский рассказывает, что во время путешествия его на Ильмень, в 1805 году, рыбаки близь устья Волхова рассказывали ему, что они запродают рыбу прежде, нежели изловят. И тогда, как и теперь, рыбу ценили мерой, считая длину ее от глаза до начала хвостового плавника, но уже так приноровились к этому, что меру всегда определяли на глаз, не прибегая к действительному измерению. В уговор не идет только осетр, который попадается очень редко. Из зимней рыбы корюшка также не в уговоре; ее скупают вольной ценой как приезжающие из Петербурга, так и местные скупщики по цене, которая главнейшим образом зависит от погоды. В морозы продается она по 90  коп. и по 1 руб. сотня, при теплой же погоде не дороже 60 коп. С Свири и вообще с более отдаленных частей южного берега живую рыбу в прорезях везут в Петербург только весной и осенью, большей частью озером. Только при противных ветрах и удостоверившись наперед, что не будет задержки от скопления судов, везут и каналами лошадиной тягой, но, сколько возможно, канала избегают, для провоза нежной и чув­ствительной к качеству воды рыбы, каковы: сиг, лосось и таймень. Летом, как и с восточного берега, везут в соймах во льду. За эту во льду привозимую рыбу дают в Петербурге вдвое дешевле, чем за живую, как бы хорошо она ни была сохранена. В Петербурге живая рыба отдается на комиссию содержателям садков, зимой же нередко поставляют рыбу, преимуще­ственно корюшку, на комиссию знакомым продавцам на Сенной. Из Шлиссельбурга и ближайших к истоку Невы мест озера возят, конечно, большую часть рыбы живьем, даже и во время лета. Для сего ездят особые прасолы, имеющие по нескольку прорезных лодок, в Шлиссель­бург и поджидают, пока ловцы, свозящие к ним рыбу, не наполнят прорези. Эти прасолы доставляют рыбу садовщикам, которые берут себе, как это вообще водится, 10 процентов с продажной цены за комиссию. Богатые рыбаки сами возят в прорезях свою рыбу в Петер­бург, которую накапливают в сетяных садках, делаемых из обыкновенных маток, у которых глухо наглухо стягивают переднее горло, а рыбу впускают и вынимают через хвостовище. Привезенную живую рыбу летом садовщики большей частью даже не перекладывают к себе в садки, а стараются как можно скорее продать, чтобы она не заснула в теплой воде. Поэтому привезшие рыбу живут в Петербурге, в ожидании распродажи дня по два и по три. В это время садовщик кормит их, подчует водкой и непременно два раза в день чаем. Привезшие рыбу сами не вмешиваются в продажу ее, хотя она прямо происходит из их прорезей — это уж дело садовщиков. Главные покупщики бывают разносчики, которые забирают живую рыбу около двух часов утра и в это время при большом привозе можно купить ее очень дешево. Только осенью, когда похолодеет вода, начинают садовщики копить живую рыбу ко времени, когда начнет становиться на Неве лед, и привоз живой рыбы совершенно прекратится, а также и на зиму, когда привоз бывает весьма незначительный, именно в бочках с водой на санях, конечно из недальних мест выше по Неве. В бочках привозится отчасти сиг, но всего более налим. И этот значительный подвоз живой рыбы прекращается к весне, пока не разойдется лед. В это время живая рыба бывает всего дороже. Рыба хотя и долго может жить в садках в холодное время года, но очень тощает, потому что почти ничего не ест, Говорят, что только один язь хватает пищу, несмотря на свое заключение в садке. Кроме сбыта рыбы садовщикам в Петер­бурге есть мелкие промышленники, которые скупают летом рыбу по невским тоням, в Шлис­сельбурге и в самом озере по ближайшим местам, кладут ее в корзины со льдом и на лодках развозят по дачам вдоль Невы и Ижоры до самого Колпина.

Не совершенно строгое соблюдение свободы лова в Ладожском озере. Оканчивая обозрение рыбных промыслов собственно в Ладожском озере, я должен упомянуть, что к сожалению и здесь, несмотря на прямой и положительный закон, не только устанавливающий свободу озерного лова, но еще определяющий, чтобы береговая полоса, в 10 сажень шириной, оставалась совершенно сво­бодной для пристанища ловцов, свобода озерного лова не везде со всей строгостью соблюдается. Нарушение этих правил составляет как бы остаток прежних порядков, местами сохранив­шихся. Так в прошедшем столетии, береговые владельцы южной части западного берега налагали на крестьян, между прочими обязанностями, которые они должны были нести в пользу своих господ, так сказать некоторый оброк рыбой. Например, в даче баронессы Фредерикс, на пространстве от мыса Сосновца до устья реки Морьи, крестьяне за 5 тоней, которыми могли поль­зоваться, должны были платить 240  руб. оброку, и ежегодно доставлять 500 соленых сигов и 25 лососей. На полуторной тоне в 8 верстах за устьем реки Влоги, принадлежавшей графу Остерману, рыболовство производилось как бы барщиной. Именно, занимавшееся ловом крестьяне полу­чали пищу и рыболовную снасть от помещика и все лето жили в выстроенной для них вблизи тони избы; пойманную же рыбу доставляли счетом прямо из невода прасолу, который стоял все лето в прорези или водовике против тони и которому эта тоня была отдана на откуп. В 17 верстах далее к северу от полуторной тони, удобное для рыболовства место, за мысом называемым Иголкой, близь деревни Тайболы, также все отдавалось помещиком бароном Фредериксом на откуп прасолам, так что местные крестьяне, лишенные права лова в Ладожском озере, могли заниматься рыболовством только в соседнем Суванд-озере. В настоящее время, конечно, не существует на Ладоге ни барщинного лова, ни рыбного оброка; но многие владельцы, как бы, продолжают считать прилежащую к их берегам часть озера своей собственностью и отдают тони на откуп, или взимают денежные поборы с приезжающих ловить в водах, которые они считают своими. За мысом Сосновцем, в так называемой, Татарщине, принадлежащей графу Борху, в той же местности, в которой за пять тоней крестьяне должны были платить, в прошедшем столетии, деньгами и рыбой, взимается и теперь за тягу летних неводов 200 руб. Подобным же образом, к востоку от истока Невы, верстах в 20 от Шлиссельбурга, помещица Уч берет 60  руб. за тягу небольшими летними неводами в находящихся в ее дачах небольших бухтах, защищенных мысами и потому весьма удобных для неводной тяги. В Олонецкой губернии есть также несколько примеров такого непонимания, установленной законом, свободы озерного лова. Так вправо от устьев Свири, в Лодейно-польском уезде, значительное пространство берега снимается в аренду одним из известнейших свирских рыбопромышленников. И здесь такое присвоение себе исключительного права на лов в озере существует уже издавна, ибо Озерецковский в своем путешествии говорит, что к югу, за речкой Пельчужной, владеет берегом некто дворянин Мякинын, и на пространстве более 5 верст никому в озере рыбу ловить не позволяет, хотя, по замечанию Озерецковского, тогда уже, по всему восточному берегу озера, никому рыбная ловля не возбранялась. Эти отступления от узаконенной свободы озерного лова, которые конечно не все мной здесь перечислены, происходят оттого, что прибрежные землевладельцы не знают налагаемой на них законом повинности — предоставлять десятисаженную полосу прибрежья в общее пользование всех, занимающихся рыбной промышленностью; рыбаки же не знают предоставляемых им законом прав. Так рыбаки из окрестностей Шлиссельбурга говорили мне, что они что-то слыхали о свободе лова, но подлинно в чем дело не знают. Так как относительно озерного лова слова закона вполне определенны и ясны и не требуют никаких дальнейших дополнений или разъяснений, то следует только обратить внимание местных властей С.-Петербургской и Олонецкой губерний на не повсеместное соблюдение закона о свободе лова, в Ладожском и Онежском озерах.

Кроме озерного лова не маловажное рыболовство производится в главных притоках Ладоги: в Свири, и в особенности в Волхове, а также и в Неве.

Лов в Свири. В Свири очень мало занимаются зимним ловом, только перед самым таянием льда ставят мережи на щук. Но летом тянут неводами, хватающими через всю реку; при проходе же судов погружают верхнюю подпору (тетиву), для того чтобы суда могли пройти не зацепляясь; однако же, они часто их рвут. Ставят также поперек реки ряды мереж, навязанных на веревку. Но заграждение реки рыболовными снастями здесь решительно невозможно, вследствие обширного судоходства и строгих правил, которым подчинена рыбная ловля в Свири, в ограждение беспрепятственного хода судов. Надзор за соблюдением этих правил поручен местным смотрителям судоходства, а разрешение устройства тоней и вообще рыболовных заведений зависит от начальника округа путей сообщения. По этим правилам, между прочим, определяется, чтобы закидывание неводов происходило в свободное от судоходства время, и посему, если бы последовало неводу повреждение от плывущих судов или плотов, то ловец не имеет никакого права требовать себе вознаграждения за повреждение его снастей. Всякого рода заколы и забойки конечно совершенно запрещены, и за все могущее служить препятствием судоходству или порче бечевника хозяин рыболовного заведения подвергается всякий раз штрафу в 15 руб. Эти правила, ограждающие беспрепятственность судоходства в Свири, служат вместе с тем и полнейшим обеспечением прохода рыбы вверх по этой реке, что весьма важно, так как по ней восходят две весьма ценные породы рыб: сиголовный сиг, который впрочем, в еще большем количестве поднимается по Волхову, и лосось, любящий быструю и чистую воду, и потому идущий в Свирь, преимущественно перед всеми прочими реками, за исключением некоторых небольших финляндских речек, как например Ляскиля. В нижней части Свири рыболовство незначительно в главном из рукавов, которым она вливается в озеро, по причине значительного судоходства. Более значительный лов производится в реке Лисьей, побочном рукаве Свири, отделяющемся от нее верстах в 6 выше главного устья. Всю эту реку уставляют матками и мережами, кото­рыми преимущественно ловят разную мелкую рыбу.

Лов в Волхове. О волховском рыболовстве будем мы подробнее говорить после описания ильменского рыбного промысла; здесь же обратим внимание только на лов сиголовного сига, под­нимающегося из Ладожского озера и собственно в Ильмене не живущего. В устье Волхова главный лов производится сейчас после прохода льда, когда суда не успели еще загородить реки. В это время ловят в реке и в озере мережами, соединяя их попарно крылом, разгораживающим вход на две половины — правую и левую, и сверх того приставляя по короткому крылу с каждой стороны устья мережи. В них попадает, между прочим, и крупный сиголовный сиг фунтов по 5 и по 6, который, по мнению рыбаков, прозимовав в реке, возвращается назад. Волхов и Мста, в которую он проходит через Ильмень, суть главные места размножения этой ценной рыбы, идущей также в Свирь и в Сясь. Но в Ильмене он попадается очень редко, и только в северной части озера, между истоком Волхова и устьем Мсты, в которую он заходит, чтобы метать там икру, но перехватываемый в Волхове, достигает ее лишь в небольшом количестве. По словам Озерецковского (Путешествие на озеро Селигер) крупный сиг до 14 вершков длиной, вероятно сиголовный же, попадался в его время (в 1814 году) и в Ловати; если он и теперь там встречается, то в самом незначительном количестве. Сиг этот, как прочие виды этого рода, мечет икру осенью, в октябре, но начинает идти в реку гораздо раньше, с самого начала лета, или даже с мая месяца, хотя еще в небольшом числе. Главный лов сиго­ловного сига в Волхове производится у волховских порогов, посредством сетяных мешков, насаженных на длинные рукоятки и известных под именем саков. Рыбаки входят в реку на мелкие места и подхватывают саками сигов, старающихся преодолеть быстрину порогов. Впрочем, сигов ловят также неводами и другими орудиями. Пойманных сигов продают прасолам, получая за рыбу кругом по 42  коп. за штуку.

Г. профессор Кесслер представил в своем сочинении: «Описание рыб, которые встречаются в водах С.-Петербургской губернии», чрезвычайно интересную таблицу улова сигов у волховских порогов за 46 лет, доставленную ему одним из директоров общества пароходства по Волхову, г. Юргенсоном. Так как таблица это есть единственный мне известный положитель­ный документ о количестве улова рыбы в водах северной России, хотя и из одной только местности, то я позволил себе заимствовать ее здесь целиком, тем более что она может служить основанием для некоторых выводов, важных в практическом отношении.

 

Таблица

улова сиголовного сига в Волховских порогах с 1818 по 1863г.

 

Год Май Июнь Июль Август Сентябрь Октябрь ВСЕГО
1818 8,511 18,794 3,442 30,784
1819 4,932 54,069 24,890 4,575 88,556
1820 6,428 60,090 6,101 22,619
1821 5,363 34,003 38,779 8,803 81,948
1822 633 10,237 10,870
1823 13,419 44,582 58,001
1824 678 12,906 19,610 33,194
1825 1,348 10,257 7,343 19,340
1826 1,348 5,009 6,357
1827 575 1,190 1,458 3,223
1828 625 10,170 1,937 13,732
1829 3,239 2,275 5,514
1830 81 5,541 4,727 2,199 532 13,080
1831 1,813 2,544 1,017 259 5,633
1832 654 36,398 35,043 36,155 7,572 115,822
1833 16,739 32,837 12,193 2,329 64,098
1834 407 3,717 1,073 3,723 1,413 10,963
1835 270 8,583 3,385 475 97 17,810
1836 574 6,628 7,696 3,275 225 18,398
1837 2,727 23,927 8,719 6,015 1,864 43,252
1838 102 1,555 1,446 1,168 541 4,812
1839 1,082 1,419 20,284 12,322 1,290 36,397
1840 376 9,975 12,436 3,202 379 26,368
1841 61 8,433 4,074 2,945 181 15,754
1842 11,683 12,968 9,190 8,447 42,288
1843 1,273 12,972 8,981 3,169 5,456 31,851
1844 1,180 66,317 137,690 86,781 291,968
1845 1,616 3,074 14,741 46,197 66,258
1846 1,256 2,269 3,351 8,641 1,753 379 17,649
1847 4,819 827 3,159 6,213 5,015 2,796 22,829
1848 287 287 7,536 8,656 519 986 18,282
1849 1,492 2,404 12,314 14,195 7,285 4,378 42,065
1850 208 840 10,172 5,162 1,141 137 18,200
1851 657 1,247 11,639 16,942 438 526 31,449
1852 177 10 1,144 455 109 383 2,278
1853 28 5 1,564 4,438 277 417 6,729
1854 3 9 216 239 61 7 535
1855 43 699 3,895 2,214 64 104 7,019
1856 186 1,243 7,347 3,015 215 12,006
1857 217 1,030 2,742 1,726 442 6,157
1858 52 862 504 348 49 1,815
1859 77 23 41 49 162 352
1860 91 58 415 20 26 610
1861 31 9 40
1862 3 56 3,718 10,103 1,066 189 15,135
1863 1,039 213 2,718 3,970

 

Эта таблица показывает, что хотя в последние 12 лет, начиная с 1852 года, лов сигов чрезвычайно уменьшился, но что почти такие же недоловы случались и в прежние времена, именно в шестилетие с 1826 по 1831 год, после чего лов сильно поднялся и достиг даже своего наибольшего развития. Средним числом за все годы таблицы ловилось ежегодно по 30,128 штук. Этот средний улов составлял в первое 23-хлетие 31,767 шт., а во второе 28,488 штук, так что тут собственно незаметно значительного уменьшения. Но если каждый из этих периодов разделить на две половины по 12 и 11 лет, то увидим, что улов первого 12-тилетия (31,075 штук) почти не отличается от улова во второе 11-ти-летие (32,421 штука); между тем как во вторую половину всего периода в первое 11-ти-летие поймано кругом по 54,417 штук в год, а в последнее 12-тилетие средние уловы уменьшились почти в 12 раз — до 4,720 штук в год. Это наводит на мысль, что усиленные уловы в предпоследнее 11-тилетие могли быть главной причиной оскудения рыбы в пятидесятых и в начале шестидесятых годов. Это предположение получает еще большую степень вероятия, если разделить все 46 лет на более короткие периоды, по 7 и 6 лет, как показывает следующая таблица:

Годы Средние уловы
1-е семилетие с 1818 по 1824 46,576
2-е » 1825 » 1831 9,411
3-е » 1832 » 1838 39,271
4-е » 1839 » 1845 72,983
5-е шестилетие с 1846 » 1851 25,079
6-е » 1852 » 1857 5,787
7-е » 1858 » 1863 3,654

 

Эта таблица показывает, что после сильных уловов первого семилетия, последовал период весьма слабых уловов, в течение которого наибольший годичный улов достигал только с небольшим 19,000 штук, вместо максимума слишком в 80,000, случавшегося два раза в течение первого семилетия. За этим последовали сильные уловы во время следующих 14 лет, достигнувшее в 1844 году почти 300,000 штук, после чего опять произошел сильный упадок лова, посте­пенно увеличивавшийся до последних лет таблицы. Некоторое улучшение стало заметно лишь в самые последние годы, именно в 1862г., когда улов достиг до 15,000 штук, после того, как в три предшествовавшие годы он не превышал нескольких сот штук. Весьма жаль, что таблица не доведена до настоящего времени; но, по словам промышленников, в шестидесятых годах уловы были довольно хороши. Именно, особенно уловистым считается 1867 г., хорош был и 1868, но 1869 и 1870 годы были опять плохими годами. Что лов производился все напряженнее и напряженнее видно уже из того, что прежде приступали к лову только с июля месяца, т. е. когда ход сига становился уже довольно изобильным; но с 1830 года начали ловить с июня, а с 1846 года с мая месяца. Следующая таблица показывает распределение средних уловов по месяцам:

 

Май 533 штуки за 18 лет
Июнь 655      » за 34 года
Июль 6,738   » за все 46 лет
Август 11,907 »
Сентябрь 8,313   »
Октябрь 2,459   »

 

Из этого видно, что главные уловы падают на июль, август и сентябрь месяцы, и что они уже значительно уменьшаются в октябре, когда сиг собственно мечет икру, без сомнения потому, что главная масса сигов к этому времени уже выловлена. Это указывает на те меры, которыми может быть предупреждено уменьшение запаса этой ценной рыбы. И здесь, подобно тому, как на Волге и в других местах, где уже установлены, или предполагается установить сроки запрещения лова, они должны быть соображены так, чтобы, по крайней-мере, рыба последних входов могла уже беспрепятственно метать икру, не тревожимая ловцами. Посему я полагал бы запретить рыб­ную ловлю в реках Волхове и Мсте в течение месяца, с 15 сентября до 15 октября.

Лов в Неве. В Неве лов не очень значителен и получает некоторую важность только вследствие близости Петербурга, и возможности сбывать в него рыбу живой, почти во всякое время года за дорогую цену. В Неве нет нигде особенно сосредоточенного лова. Он производится по­всеместно и весьма разнообразными снастями. Неводной лов производится, кроме устья Невы, на так называемых, всем известных — тонях, только внутри города и на 15 верст выше его. Далее же вверх, по неудобству мест для тяги, неводом не ловят. Для лова лосося употребляют преимущественно крупноячейные ставные сети, имеющие до 20 сажень длины, которые, однако, при слабой посадке, уменьшаются вдвое. Связывают по две сетки вместе и выставляют от берега и в середине реки. Лов лосося в Неве начинается с июля; раньше же этого он попадается только на взморье и в самом устье. Эту рыбу ловят еще так называемыми волочками, т. е, сетяным мешком, устроенным наподобие волжских поездух, уральских ярыг или понойских поездов. Их тянут двумя лодками на веслах по течению, потому что лосось, да и вообще всякая рыба, отдыхает в заводях обращенная головой против течения. В Неве ловят также порядками крючьев, навязанными на длинную веревку, в расстоянии полторы маховых сажени друг от друга, чтобы их не перепутывало течением. Порядки выставляют поперек реки зигзагами, и чрез каждые 13 крючьев привязывают камушек, с пол фунта весом, по концам же перетяги более тяжелые камни, фунта по три. Крючья наживляют, и ловят ими преимущественно хариусов. Есть, однако, время, когда хариусы совсем на крючок не идут, ибо наедаются летающими в невероятном количестве над водой и массами падающими в нее насекомыми, преимущественно фриганеями и эфемерами. В это время, обыкновенно в июне, их хватает всякая рыба, не исключая даже мелкой ряпушки. Мне нередко случалось видеть, как такие мелкие рыбки из воды следят за всеми извилинами неправильного полета фриганей, порхающих над поверхностью воды, и, следя за ними, повторяют все повороты, которые те делают в воздухе, и, наконец, схватывают их, едва успевают они коснуться поверхности воды. Тогда даже мелкая ряпушка так наполняет желудок свой этими насекомыми, что принуждены бывают, при приготовлении в пищу, вычищать у ней внутренности, чего в другое время никогда не делают. Хариусы ценятся в Петербурге гораздо ниже сигов, с которыми они имеют значительное наружное сходство. Если за сиг платят 50  коп., то за хариуса, такой же величины, дают никак не более 30  коп. Некоторые садовщики и вообще продавцы, пользуясь этим, нередко продают — не умеющим их отличить — хариусов за сигов, и для увеличения сходства обрезают длинные и высокие спинные плавники хариусов, которыми они всего резче отличаются от сигов. При покупке лососей у неопытных ловцов, садовщики употребляют хитрость другого рода. Они стараются, как будто не нарочно, выдавить из них икру (конечно, если она зрелая), чтобы было меньше весу в рыбе.

Зимой ловят в Неве крючьями, прикрепленными по два к одному перевесу, опускаемому в прорубь, только налимов; но крючных порядков не употребляют, потому что они зацепля­ются за разные предметы на дне, а подо льдом отцепить их часто невозможно. Зимой делают в Неве также маленькие заколы, идущие от берегов к середине реки на небольшое расстояние, или среди реки, не более как в несколько сажень длиной. Одни из них делаются просто из кольев, вплотную вбиваемых друг около друга, обыкновенно с тремя промежутками, в которые вставляют мережи. Они служат почти исключительно для лова налимов. Другого рода заколы делаются таким образом. Прорубают узкую и длинную прорубь, через которую вбивают в дно крепкие колья на расстоянии полусажени друг от друга, затем опускают в прорубь доску так, чтобы она стала ребром на дно, и к этой доске внизу, а сверху ко льду прислоняют стоймя другие доски сколь возможно плотнее одна к другой. Позади этих досчатых заколов расставляют ставные сети. Рыба, встретив за заколом затишье, долго в нем остается, плавая взад и вперед, и потому весьма легко попадает в расставленную сеть. Наконец ставят зимой и в Неве небольшие матки, одиночками подо льдом, обращая отверстие, которое разделено на две половины крылом, против течения; у хвостовища привязывают камень.

Вообще лов в Неве незначителен. По словам скупающих рыбу садовщиков, ее вылавли­вается в год на сумму от 40,000 до 60,000  руб., преимущественно лососей. В этой сумме счи­тается, впрочем, только рыба, ловимая на взморье, в самых устьях в пределах города и в ближайшем с ним соседстве, потому что рыба, привозимая сверху, считается за одно с той, которая идет из Ладожского озера и впадающих в него рек. Но этот лов в верхней части Невы вообще незначителен. В иные годы попадает в Неве еще много мелкой ряпушки, так что ее налавливают тысяч на двадцать руб., как это, например, было в 1871 году. Таким образом, весь невский улов около Петербурга и ниже можно положить от 40 до 80,000 руб., сумма, которая достигается единственно дороговизной живой рыбы в Петербурге и которая, будучи переведена к дешевым ценам наших изобильных рыбой рек, каковы: Волга, Дон или Кубань, уменьшилась бы, по крайней мере, вдесятеро.

Бой тюленя в Ладожском озере. Кроме рыболовства, производится на Ладожском озере еще бой тюленя, так как оно представляет один из немногих пресноводных бассейнов, в ко­торых водятся эти морские животные. Главный сборный пункт тюленепромышленников есть остров Майнецкий, куда собирается с этой целью до 30 лодок. Ходят лодки и с других мест финляндского берега, но не в большом числе. Промышленники выезжают на лов в мае месяце, когда лед начнет расходиться в озере и остаются только отдельно плавающие льдины. Едут на больших лодках, поднимающих человек десять, но на них бывает только по два промышлен­ника. Тюлени лежат в это время на плавающих льдинах, довольно значительных размеров, с так называемыми рампасами, т. е. небольшими ледяными горами, образующимися при столкновении льдин, причем обломки одной надвигаются на другую и нагромождаются друг на друга. При сильных ветрах волны разбиваются об эти льдины, обдают их водой, которая, замерзая, скрепляет куски в одну массу, бывающую, по словам промышленников, величиной с избу. Такие льдины с рампасами конечно долее других не тают и носятся по озеру, когда остальной лед уже совер­шенно исчез, и потому-то собираются на них тюлени. Пристав к льдине, где предполагают и найти тюленей, один выходит на нее, а другой остается караулить лодку. Тюленей стреляют, целиком втаскивают в лодку и свежуют уже на берегу. В удачную охоту набивают за весну до 20, 30 и более штук на лодку, так что вообще добывается до 1000 штук тюленей; но в худой год не наберут и 200. Сало сдирают сами промышленники и продают скупщикам, ко­торые уже перетапливают его. Это сало идет почти все в Петербург, где продается по 5 и по 6  руб. пуд. Шкурка продается от 80  коп. до 1  руб. 20  коп., частью также в Петербург, но более в Сердоболь, где есть кожевенный завод, на котором, между прочим, и выделываются тюленьи кожи, которые идут главнейше на рукавицы. Делают из них сапоги, но они промокают.

Приблизительное определение ценности ладожских уловов. Определить количество уловов, доставляемых Ладожским озером и впадающими в него реками, на основании сведений собираемых на местах, столь же затруднительно, чтобы не сказать невозможно, как и на прочих исследованных экспедицией озерах; но по данным, сообщенным некоторыми петербургскими садовщиками, привозится рыбы на продажу в Петербург с Ладожского озера и впадающих в него рек на сумму до 600,000  руб. На местное употребление расходится не много; в другие же местности, кроме Петербурга рыба конечно никуда не отправляется. Но в эту сумму включается, конечно, и та рыба, которая идет Свирью из Онежского озера и Волховом из Ильменя, так что нельзя сказать, какая доля этой суммы приходится собственно на бассейн Ладожского озера.

Заключение о ладожском рыболовстве. Естественные условия Ладожского озера, его обширное пространство, значительная глубина и еще в большей степени совершенное отсутствие всяких вредных способов лова, как в самом озере, так и во впадающих в него реках, позволяют надеяться, что существующий в бассейне его запас рыбы не подлежит в будущем чувствитель­ному уменьшению. В главнейших притоках озера: Свири, Волхове и Сяси ход рыб не может быть преграждаем не только заколами и заборами, но даже и рядами ставных сетей или мереж, и слишком часто действующими неводами, потому что фарватер этих рек всегда остается сво­бодным для беспрепятственного прохода большого числа судов, так что обширное судоходство, по ним производимое, составляет самое действительное охранительное средство. Не менее благоприятно совершенное отсутствие в Ладожском озере лова мальков, а, следовательно, — не только мутников, но и вообще какого бы то ни было рода мелкоячейных сетей. По всем этим причинам законодательству остается весьма мало поводов к вмешательству в производство рыбного промысла на пространстве всего бассейна Ладожского озера. Но если нет надобности ограничивать здешнего рыболовства, то нет и возможности в значительной мере содействовать его развитию. Посему все меры, которые имеет предложить экспедиция относительно Ладожского озера, ограничиваются весьма немногим. Именно: 1) обращением внимания местных властей на более строгое соблюдение сво­боды озерного рыболовства; 2) запрещением лова в Волхове и Мсте в течении месяца, с 15 сен­тября по 15-е октября, и, наконец, 3) установлением правил, чтобы в реках, которыми спла­вляется лес и дрова, оставляли свободный проход для лодок, по середине реки, или у одного из берегов. О значении этих мер и поводов к установлению их было говорено в своем месте, а в конце отчета они будут должным образом формулированы вместе с другими мерами, оказавшимися необходимыми в других частях исследованного экспедицией пространства.

 

 

Озеро Ильмень

Очерк физических топографических условий Ильменя. Прямую противоположность Ладож­скому озеру в только что изложенном отношении составляет Ильмень. По своим естественным условиям озеро это предназначено к тому, чтобы быть одним из изобильнейших рыбой водовместилищ, и тем, может быть, даже содействовать увеличению рыбного запаса в самом Ладож­ском озере, а между тем самые вопиющие злоупотребления ведут к неизбежному его обезрыблению и в значительной степени достигли уже этого плачевного результата. Озеро Ильмень, не со­ставляя глубокой впадины, наполненной водой, т. е. подводной долины или котловины, принадлежит к разряду озер, составляющих расширение или постоянный разлив речных русл. Это лишь самая низменная часть довольно обширной равнины, по которой разливаются текущие с разных сторон реки и затопляют ее, не находя себе достаточного истока. Поэтому большая часть берегов озера, так сказать, не имеет вполне определенных очертаний и при половодье пространство озера значительно увеличивается, так как окружающие его низменности понимаются водой и сли­ваются на это время в одну общую с ним водяную поверхность. Низменная дельта Ловати с ее притоками Полой, Полистью и Редьей, мочевины, болота и озера влево от устья Меты, низмен­ности по истоку Волхова заливаются водой на большое расстояние. Только часть южного берега, от устья Шелони до западного края дельты Ловати, представляет резко обозначенную границу между водой и сушью. Тут берег возвышен, и обрывы его достигают 5 и 6 сажень в вышину. Глу­бина озера при самой высокой воде не превышает 3 сажень, при спаде же воды в сухие лета уменьшается до 1 ½ сажени. Дно озера, за исключением узкого кольца вдоль его берегов, шири­ной с полверсты, которое представляет твердый песчаный грунт, состоит из топкого ила, в который, по словам ловцов, шест уходит местами сажени на две. Этот мелкий водоем принимает в себя три большие реки: Мсту, Ловать и Шелонь, и десятки, а может быть и более сотни мелких речек и ручьев, между которыми есть также довольно значительные, как например Веренда и Ниша. Все эти притоки озера протекают по низменным местам, поросли водя­ными травами, разливаются по лугам и болотам и, следовательно, вносят в него огромное коли­чество органических веществ. Само озеро, разливающееся весной на обширное пространство, заливает болота и луга, которые выходят из-под воды не ранее июля или даже августа месяца. Следующий пример может служить наглядным доказательством того, как велико влияние заливаемых водой лугов и вообще покрытых растительностью мест на увеличение количества питательных веществ, содержащихся в озерах и посредственно или непосредственно идущих в пищу рыбам. В Финляндии есть озеро Симбели, мимо которого я проезжал на пути из Сердоболя в Выборг. При половодье и сильных дождях озеро это, подобно Ильменю, выходило из берегов и затопляло окрестные луга, хотя конечно далеко не на такое огромное пространство. Поэтому его спустили в 1836 году, так что уровень его вод значительно понизился, луга обсохли, и осталось под водой только постоянное дно озера. Вследствие сего не только уменьшилось в нем в зна­чительной степени количество рыбы, но было замечено, и теперь живет в памяти старожилов, как всех изумивший в свое время факт, что большие сиги и крупные окуни, в изобилии в нем ловившиеся, сделались совершенно тощими, без сомнения от уменьшившегося количества пищи. Сказанного достаточно, чтобы видеть, в каких необыкновенно выгодных условиях находится Ильмень относительно количества собирающихся в нем питательных веществ. Но этого мало; заливные места, поросшие травой, и в еще сильнейшей степени мелкие озера, в большом числе рассеянные в окрестностях Ильменя, особенно же в дельте Ловати и у устья Мсты, соединяю­щиеся во время половодья с Ильменем, представляют самые удобные места для метания икры разным породам рыб, преимущественно лещам, щукам, окуням, язям, плотве, уклейке, сопе. Такое соединение выгодных условий для жизни рыб; изобилие питательных веществ и удобства для метания икры, которыми Ильмень превосходит едва ли не все озера северной России, прибли­жаясь к тем несравненным условиям для естественного рыбоводства, которые представляют дельты Волги и Кубани, должны бы сделать из него одно из самых богатых рыбой водовместилищ, если не по ценности населяющих его пород, то по количеству уловов. И действительно, в Ильмене еще и теперь не мало рыбы, но постоянное уменьшение ее, к сожалению, не может под­лежать ни малейшему сомнению, хотя по характеру тамошнего рыболовства и невозможно предста­вить на это положительных числовых данных, ибо уловы никем не записываются, а рыба сбы­вается враздробь в свежем, в соленом и в мороженом видах.

Причины уменьшения рыбы в Ильмене. К счастью причины, которые ведут к постепенному обезрыблению Ильменя, совершенно очевидны и легко могут быть устранены самыми простыми за­конодательными мерами; с другой же стороны меры эти таковы, что и наблюдение за исполнением их также не представляет никаких затруднений. Эти причины заключаются в укоренившемся здесь, более чем где-либо, обычае запирать заколами озера и разливы, в которые весной идет рыба для метания икры, и, преградив ей обратный путь в озера и реки, совершенно перехваты­вать не только самую взрослую рыбу, зашедшую туда для своего размножения, но и весь ее приплод. Это делается следующим образом. Когда вода достигнет во время весеннего половодья своего высшего уровня и начинает спадать, и когда самые ценные рыбы, судак и лещ, вошли в реки и разливы для метания икры, что обыкновенно бывает в конце апреля или в начале мая, — спешат делать заколы в тех рукавах и протоках, которыми постоянные озера и заливные низ­менности соединяются с Ильменем или с впадающими в него реками. Смотря по ширине соединительного русла, эти заколы изменяются от нескольких десятков сажень до нескольких верст. В слишком широких разливах делают там, где нет заметного течения, даже земляные плотины, забирая заколом только самое русло. Прежде всего, вбивают в некотором расстоянии друг от друга жерди или даже нетолстые бревна вершка в 4 в поперечнике, к которым должны прислоняться щиты закола. Эти щиты делаются из сосновых дранок в ¼ вершка толщиной, которые связываются между собой в нескольких местах крепкими мочальными верев­ками, так что они отстоят одна от другой только на толщину этой веревки. В воде дранки еще разбухают, так, что в промежутки трудно проскользнуть и самой маленькой рыбке. Чем выше щиты, тем, конечно, более таких рядов перевязок. Щиты прислоняются к вбитым в землю сваям, нижними концами дранки также вбиваются в землю, что не трудно в мягком, илистом дне. Вышина щита превосходит высоту воды, при самом высоком ее уровне, на две или на три четверти, чтобы уже никакая рыба не могла через них перескочить. Предосторожность эта прини­мается преимущественно против щук. Совокупность всех щитов составляет так называемое по­лотно закола. Выше воды вдоль закола идет узкий мостик, состоящий из обтесанных бревен, прикрепленных к сваям. Мостик этот служит как для более прочного укрепления прислоненного к нему полотна, так и для хождения по нем работников, вынимающих рыбу из горла. Впрочем, мостки делаются только в самых глубоких и быстрых местах, для выборки же рыбы в длинных заколах, подъезжают к горлу на лодках. В заколах оставляются, смотря по величине их, одни или несколько ворот, к которым приставляют горла, состоящие из таких же щитов, как и остальная часть полотна закола, и имеющие вид узких треугольников с усеченной вершиной, обращенных этой вершиной кнаружи. Когда лов запертой рыбы еще не начался, ворота горл забираются досками. По окончании забора его тщательно осматривают и даже ныряют на дно, чтобы заткнуть самые малые отверстия, которые могли бы образоваться при укреплении щитов, ибо ими может выйти большая часть рыбы, из заколенного пространства. По словам священника Богославского, составившего описание рыболовства в Новгородской губернии, подтверждение которых и я слышал от рыбаков, малейшими щелями закола пользуются окуни, которые протискиваются между дранками, сдирая даже с себя чешую, раздвигают их, и дают этим воз­можность ускользнуть и прочим рыбам.

Мелкие заколы, которыми во множестве преграждаются заливные места, сообщающиеся с Волховом и с притоками Ильменя, делаются самими крестьянами; более же значительные, которыми запираются озера и обширные заливные низменности, стоят дорого, и потому забиваются богатыми людьми, которые откупают удобные для сего места у казны, крестьян и у города Старой Руссы. Дело это столь выгодно, что им занимается даже один из содержателей петербургских живорыбных садков, купец Лебедев. Самые обширные заколы устраиваются по разливам Ловати, Полы и Полисти, в особенности же при выходе из озер: Вешки и Сребра, лежащих первое в 7 верстах, а второе в 9 верстах от рыболовного селения Звада. В заливных местах, озерах и реках, отдаваемых на откуп, местные крестьяне сохраняют право лова до того времени, пока не устроены еще заколы, с тем конечно условием, чтобы всю мерную рыбу сдавать откупщику, по наперед уговорной цене. Так как цель этих загородок состоит в том, чтобы перехва­тывать всю рыбу, которая зашла в озера и разливы, метать икру, то устройство забора должно идти очень быстро, ибо некоторые рыбы весьма скоро возвращаются обратно в реки и озера. Так, например, лещ и судак остаются только несколько дней, щука же и язь гораздо долее. Поэтому приняты все меры, чтобы закол забивался как можно скорее. Сваи вбиты уже предварительно, и щиты связаны; прислоняют же их и втыкают в дно в больших заборах разом человек 100 или 150. Когда вода сбудет, около Петрова дня, бьют второй закол, параллельно первому и сзади его, в расстоянии нескольких десятков и до сотни сажень. В этом втором заколе оставляют также ворота с горлом, которым рыба может входить в промежуток между обоими заколами, называемый двором, но выйти из двора узким отверстием, обращенным внутрь его, никак уже не может. Для еще большого затруднения выхода, вбивают перед узким входом горла толстый шест. Вторую загородь делают, конечно, только при больших заколах. Этот второй закол бывает всегда гораздо короче первого, потому что вода, ко времени устройства его, уже значительно сбыла. Скоро возвращающиеся назад в реки и в Ильмень рыбы толпятся стаями у закола еще с весны, когда двор еще не устроен, прочая же рыба, в особенности молодь, собирается туда, только когда вода уже значительно сольет и похолодеет, и осенью вся запертая рыба скучивается во двор как в садок. Чтобы, однако, в этом садке хватило воды, его нередко углубляют, также как и некоторое пространство перед горлом второго закола, чтобы в самом русле, соединяющем забитое озеро с рекой, всегда было достаточно воды для прохода рыбы.

В тех забитых пространствах, которые составляют только разливы рек и которые обсыхают к июлю или к августу, начинают вылавливать рыбу, вскоре после забития закола, мере­жами и особого рода ставными сетями, известными под именем уклейных, которые будут опи­саны в своем месте, а также и неводами. Но в местах не обсыхающих, как например, в забитых озерах, при выходе из которых устраивают дворы, лова в летнее время не произво­дят, а берегут рыбу к тому времени, когда возвышается на нее цена, как например к успен­скому посту, когда весенний лов рыбы в Ильмене давно уже прекратился, а осенний еще не на­чался. Тянут тогда в дворах неводами, и крупную рыбу везут в прорезях живой в Петер­бург мелкую же распродают по окрестным местам. Но главный лов откладывают до зимы, когда вся рыба, ищущая себе выхода, собирается во двор. Ожидают, чтобы двор покрылся льдом в четверть аршина толщиной, и его запорошило снегом. В наружные горла вставляют тогда ло­вушки; прежде это были мелкоячейные мережки, теперь же, не довольствуясь ими, стали делать досчатые ящики, чтобы не могла проскользнуть и самая мелкая рыбка. Когда погода становится те­плой, рыба перестает тесниться к выходу и тогда отверстия горла снова забирают досками. Таким образом, вылавливают многие тысячи пудов щук, язей, судаков и окуней, как крупных, так и мелких — полугодовалых, выведшихся прошедшей весной. Таким образом, заколы эти ведут к тому результату, что метание икры рыбой, зашедшей в коловые озера и вообще в запираемые места, становится совершенно бесполезным для поддержания рыбного запаса Ильменя, так как и метавшая икру взрослая рыба, и выведшаяся молодь попадают в руки закольщиков. Как ни плотно устраиваются заколы, мальки могли бы конечно проскользнуть в начале лета в большом числе сквозь промежутки, остающиеся между дранками, но они не спешат выходить из теп­лой и обильной питательными веществами воды запертых пространств и устремляются к заколам только осенью, когда вода значительно похолодеет, но тогда они подрастут уже настолько, что проход делается для них затруднительным; притом же самый забор пугает их, и они попа­дают в ящики или мережи, ища себе не загороженного выхода. Заколы, которыми запирают обсыхающие к концу лета, заливные места к осени разбираются; те же, которые устроены при выходах из озер, остаются до тех пор, пока не выловят из них всей рыбы в начале зимы.

При дальнейшем описании ильменского лова, мы увидим, что есть и другие способы лова, губящие рыбу и не дающие ей размножиться до той степени рыбности, которой мог бы достигнуть Ильмень по изобилию находящихся в нем питательных веществ. Но заколы составляют, без сомнения, самую главную из этих причин, и посему должны быть в скорейшем времени, без­условно, запрещены. Эта коренная мера, для охранения рыбного запаса Ильменя, может быть тем удобнее приведена в исполнение, что не произведет даже временного ущерба, в скудном крестьянском хозяйстве, в сколько-нибудь значительной степени, потому что большие заколы забиваются, как мы видели, купцами и вообще богатыми людьми, снимающими на откуп заливные места озера. Польза же от этой меры станет немедленно ощутительна для всех, занимающихся рыболовством в озере, по которому разойдется та рыба, которая перехватывалась заколами и попадала в руки немногих закольщиков. Еще большая польза произойдет, конечно, через несколько лет, когда свободно возвращающаяся, из запираемых ныне пространств, молодь успеет подрасти и будет в свою очередь содействовать размножению общего запаса рыб.

Изложив самый существенный результат исследований экспедиции, относительно ильменского рыболовства, я перейду к подробному описанию его, которое представит нам много весьма любопытных особенностей не столько в способах самого производства рыбного промысла, сколько в укоренившихся здесь обычаях при продаже рыбы и во внутреннем устройстве рыболовных товариществ или артелей.

Главные рыболовные местности. Главный ильменский лов производится, начиная от Новго­рода, или точнее от села Спас-Пископца по всему западному берегу до устья Шелони, известному под именем Поозерья, а также по южному берегу до устьев Ловати и в самой дельте этой последней. Восточный берег от устья Ловати до устья Мсты имеет гораздо менее значения в рыболовном отношении, но не потому, чтобы там менее держалась рыба, а по неудобности приста­вать к берегу, который так низмен, что большая часть деревень отстоит верст на десять от озера. Поэтому сюда приезжают ловцы, как летом, так и зимой, из Поозерья и производят не менее значительный лов, чем и в прочих местах озера. Главные центры ильменского ры­боловства суть деревни: Спас-Пископец, лежащий верстах в 10 от Новгорода, при самом выходе из Волховской губы, сюда собираются зимние неводные ловцы, чтобы выезжать на озеро; Сергеево и Ямок недалеко от устья реки Веренды; Оспино на устье Шелони; Устьрика и Ужин на южном высоком берегу озера, и, наконец, Звад на левом берегу Ловати близь самого устья ее. В Ильмене лов происходит круглый год, за исключением не полных двух летних месяцев, от конца мая до Ильинской пятницы, когда он, если и несовершенно прекращается, то теряет промысловый характер и производится мелкими снастями, более для местного употребления. Этим промежутком отделяется весенний лов от осеннего; зимний же имеет, как само собой разумеется, совершенно особый характер.

Весенний лов в Ильмене и разливах его. Весенний лов в самом озере не может быть очень значительным, потому что вся рыба направляется в это время в реки и разливы метать икру. Главнейшие рыбы озера следуют при этом такому порядку. Первый идет ерш, за ним в начале апреля плотва, уклейка и щука; в тоже время идет в реки, преимущественно в Шелонь и Ловать, снеток, остающийся очень короткое время в реке, дня два или три, почему и не попадает в заколы; к концу апреля и к началу мая мечут икру язь и лещ, а после них судак, всех позже уже в июне идет сырть, которая, впрочем, встречается только в углу озера между истоком Волхова и устьем Мсты. Рыбу, зашедшую в разливы, особенно в те, которые обсыхают к концу лета, ловят преимущественно мережами, выставляемыми при входе в те места, куда она стремится, или там, где она собирается стаями. Эти ловушки выставляются с на­чала весны, местными крестьянами, даже и в тех озерах и разливах, которые отдаются на откуп. Свобода лова прекращается в них лишь с того времени, как установится закол. Ме­режи эти бывают различной величины, от 1 ½ аршина вышины, при входной дуге, до сажени, смотря по местам, в которых они выставляются. Иногда вставляют их в небольшие стенки или загородки из еловых ветвей, большей же частью располагают парами, обращая их устьем к устью, и соединяя друг с другом стенками; несколько таких пар связывают вместе кутами. Со спадом вод, переставляют эти ряды мереж из заливных мест в самое озеро, где конечно употребляют самые большие мережи и соединяют в один ряд пар по десяти. Этого рода ловом занимаются всего более около устья Шелони в деревнях Оспине и Голине. Ловцы ездят по озеру и стараются выставить свои ряды мереж к тому берегу, на который дует ветер. Мережи расставляются преимущественно на так называемой грани, т. е. на той черте, кото­рая отделяет узкую прибрежную часть озера, с твердым песчаным грунтом, от середины его, с топким и чистым дном. Чтобы лов этот приносил достаточную выгоду, необходимо иметь ловцу, по крайней мере, до 20 рядов мереж, расставляемых в разных местах и по очереди пересматриваемых. Эти мережи в последнее время чрезвычайно вздорожали, так что ряд вместо 15  руб. обходится до 35  руб., и это зависит не столько от вздорожания сетей, сколько от не­достатка годного леса на обручи и дуги. Эти последние делаются всегда из молодой, тонкой и вы­сокой березы, один бок ее стесывается, но другой должен непременно оставаться в своем природном состоянии, если хотят, чтобы мережа имела некоторую прочность. На обручи употреб­ляют по нужде ветлу, но лучшим для этого деревом считают черемуху, которая по окрестностям стала теперь столь же редка, как и годная на дуги береза. В мережи, особенно в те, ко­торые выставляются по разливам и протокам, которыми стремится рыба метать икру, набивается иногда так много рыбы, что они переполняются ею.

Речной и озерный лов снетков. Приготовление их. В Шени и Ловати производится весной значительный лов снетка в то время, когда он идет в реки метать икру. Доказывать вред этого промысла и приводить причины, на основании которых весенний речной лов снетка должен быть запрещен, нет надобности, потому что все это изложено с достаточной подробностью при описании рыболовства в Белоозере, которое находится, в этом отношении, совершенно в тех же условиях, как и Ильмень. Снетковый лов, как в реках, так и в озере производится так называемыми сшивами, или снетковыми неводами. Обыкновенно делаются они из старых мотней зимних неводов, причем, более редкие части идут на крылья, а самые частые на кнею, кото­рая как, однако же, ни чиста, но всегда вязаная, а не тканая. Употребляемые, для лова в реках и в мелкой прибрежной полосе озера, сшивы походят на мутники, имея не более 7 сажень в крыле, но сравнительно очень длинную мотню. Для лова снетков среди озера употребляют невода гораздо более длинные, до 50 и до 60 сажень в крыле, и крылья эти не особенно мелкоячейны, но сеть насаживается туго на тетиве и, при мелкоячейности мотни, сопротивление воды, при тяге бывает так велико, что ячеи сильно вытягиваются и тогда даже, сквозь довольно крупную ячею, не может проскользнуть и самая мелкая рыбка. Невода эти выметываются всегда попарно друг против друга и вытягиваются не на берег, а на лодки; одним словом лов ими производится совершенно таким же образом, как белозерскими себрами. Ильменский снеток причисляется к лучшим сортам этой рыбы, потому что в свежем состоянии бел, а сушеный хорошего желтого цвета. Все лето, подобно тому, как и в Пейпусе и Белом озере, держится он в прибрежной полосе, с твердым песчаным дном, и только при ветрах и дурной погоде уходит на илистые места вглубь озера, куда совершенно уже удаляется к осени. Первый осенний лов его начи­нается не ранее Ильинской пятницы. Весенний и осенний снетки сушатся в особых сушильнях, в которых бывает от пяти до семи печей, устроенных точно также как в избушках для сушки суща на Кубенском озере, (см. рисунок к исследованию рыбных и тюленьих промыслов на Белом и Ледовитом морях, таблица D. 1. 3.) Сушат очень сухо, так что из пуда свежего снетка выходит 10 фунтов сушеного, и при сушке не пересыпают солью, как это делается на Псковском озере. Свежего мороженого снетка доставляет Ильмень очень мало, потому что зи­мой попадается снеток только случайно между прочей рыбой. Осенний сушеный снеток продается от 3 до 4  руб. пуд.

Уклейная сеть, которая также употребляется для весеннего лова по заливным местам, есть ставная сеть сажень в тридцать маховых длиной, но не более 1 ½ аршина вышиной, ибо вы­ставляется по мелким местам. Ячеи ее имеют около полувершка от узла до узла. Она нани­зывается на тетивы чрезвычайно слабо, так что висит на них сборками. Сети эти выставляются спиралью, в которую заходит уклейка и застревает в ячеях.

Осенний лов баламутами. Из собственно озерных ловов, гораздо важнее всех прочих, производимый баламутами, или большими ловецкими неводами. Он производится почти также, как и лов снетковыми неводами, или белозерскими себрами, с некоторыми, однако же, довольно значи­тельными особенностями. А именно, для лова соединяются две артели, каждая с своим неводом и тремя лодками — большой, в которой лежит невод, и двумя маленькими. Всех же рабочих бывает от 20 до 24 человек, т. е. при каждом неводе по 8 или по 10 рабочих, по большаку или ватаману и по его подручнику. Из этих двух ватаманов один бывает главным, который распоряжается всем ловом и продажей рыбы. Большие лодки становятся друг против друга на некотором расстоянии, соразмерном с длиной невода, которая бывает от 200 до 240 маховых сажень. С кормы каждой большой лодки подают один конец невода подручнику, находящемуся с одним гребцом на малой лодке. Обе эти лодки разъезжаются в разные стороны, пока весь невод не вытянется в одну линию. Ватаман или большак в выметывании невода не участвует, а ездит на другой малой лодке вдоль него, наблюдая затем, чтобы все делалось в порядке и толком. Когда оба невода выметаны, лодки начинают съезжаться — большие с большими, а малые с малыми и, съехавшись, связываются, бросают якорь и начинают тянуть каждая свой гуж, пока оба невода не сойдутся крыльями и не образуют собой полного круга: после чего лодки развязы­ваются снова, выбрасывают гужи и начинают все четыре съезжаться к центру этого круга. Здесь большие лодки выбрасывают якоря с кормы и с носа так, чтобы веревки от якорей скрести­лись, и становятся каждая против мотни своего невода в расстоянии нескольких сажень друг от друга. Подручник с гребцом, дотянув свой конец до крыла невода, входит в большую лодку и все вместе начинают тянуть крылья. Ватаман же с своей лодки пригнетает нижнюю тетиву к дну особым орудием, называемым приколом, который состоит из шеста со скобкой из железного прута в виде ручки чайника, так чтобы нижняя тетива скользила во вдающемся угле, между скобкой и шестом и плотно придавливалась к топкому илистому дну. Это совер­шенно необходимо, потому что иначе рыба, в особенности лещ, плотно прижавшись ко дну, мо­гла бы легко проскользнуть под невод. Подобная же предосторожность принимается при тяге неводов в озере Палеостоме у устья Риона, где такое же вязкое и топкое дно, как в Ильмене. Рыбу вытрясают в ту из малых лодок, в которой находится ватаман, расшворив глухой конец кнеи. Этими неводами ловится преимущественно крупная рыба: судак, лещ, язь, щука и шерешпер.

Осенний лов плавными сетями. В осеннее время весьма употребителен лов плавными сетками, состоящими из трех сетяных полотен, из коих два наружных весьма крупноячейны — ячеи и по ¼ аршина в стороне и связаны из тонких бечевок, а внутренняя делается из толстой пряжи, с ячеями различной величины, смотря по рыбе, для которой сеть предназначена. Обыкновенно ячеи эти имеют около вершка в стороне, так как предназначаются, главнейше, для лова плотвы. По две сети, в 35 маховых сажень каждая, связываются вместе и при­вязываются каждым концом к лодке, которые, разъехавшись на всю длину сети и натянув паруса, быстро плывут по ветру. Лодки эти беспалубные, но довольно велики, ибо поднимают пудов по двести. В каждой из них по два ловца. От времени до времени лодки сближаются, сеть вытягивается, и из нее выбирают застрявшую рыбу, которая, пройдя сквозь крупные ячеи передней сети, попадает в ячеи средней и вдавливает ее кошелем в ячеи задней сети. Лов этим способом возможен конечно только при хорошем свежем ветре, и тогда бывает довольно прибылен, ибо в неделю добывают рублей по 6 и по 7 на брата, а в течение осени от 30 до 40  руб. Пойманную рыбу — почти исключительно плотву, солят на лодках же в бочки, вмещающие в себе от 4 до 4½ пудов рыбы. Каждую субботу возвращаются домой, где оставляют рыбу и запасаются вновь на неделю провизией. Соленую плотву продают по 1  руб. и по 1  руб. 50  коп. пуд. Гораздо затруднительнее лов сетями в безветренную погоду. Тогда отправляются к низменному восточному берегу Ильменя и на пространстве между устьями Ловати и Мсты тянут ими к берегу, как неводом. Это очень трудно, потому что тянуть приходится стоя по грудь в воде вчетвером, тяжелую трехстенную сеть. Если случится на неделе праздник, то накануне его ловцы также возвращаются домой, и уезжают снова в озеро на дру­гой день после праздника. Неводные ловцы также проводят всю неделю на озере.

Летний лов бродцами и недотками. В летнее время ловят небольшими неводками, известными под именем бродцов и недоток. Лов этот, хотя и не имеет промысловой важности, не может, однако же, не производить вредного влияния на сохранение рыбного запаса озера. Бродцы — это маленькие невода аршина в 1 ½ вышиной и сажень по 5 маховых в крыле. Они имеют мотню и делаются из столь же мелкой сети, как мотня сшивов или снетковых неводов. Со свободного конца каждого крыла, обе тетивы, верхняя и нижняя, оканчиваются петлями, в которые вставляют по шесту, за которые и тянут двое бродец, бродя в воде. Один из ловцов идет вдоль берега реки, разлива или озера, а другой удаляется от него на расстоянии длины бродца, и, вытянув его, оба подаются вперед, натягивая неводок и стараясь держать нижние концы шестов у самого дна, чтобы рыба не могла проскользнуть под невод. Пройдя некоторое пространство, оба ловца заворачивают навстречу друг другу. Сошедшись и сведя вместе оба крыла, они поворачивают к берегу, куда и вытягивают бродец. В эту снасть попадает разная мелкая рыба, преимущественно же малек. Еще вреднее бродцов — так называемая недотка, которая, собственно говоря, даже не сеть, а особого рода редкая ткань, употребляемая для лова окуневого малька. С виду она похожа на кусок грубого холста, у которого через нитку как бы выдер­нуто по нитке и в утке, и в основе; и действительно, она не вяжется, а ткется. На вершок приходится не менее 13 ячей, так что если принять в расчет толщину самых ниток, то отверстие ячеи будет иметь не более линии в стороне. Недотка имеет до 1 ½ аршина в вышину, и не более 2 сажень в длину. Делается она без мотни и употребляется совершенно таким же образом, как и бродец, т. е. тянется по мелким местам двумя ловцами за шесты, к которым прикреплены концы недотки. В недотку попадает исключительно окуневый малек, который здесь и употребляется на сущ вместо ершового, так как настоящих мутников, которыми он ло­вится в других озерах, в Ильмене не употребляют, вероятно, по причине топкого дна. Вред от вылова мальков тем значительнее, что хотя количество зародышей, из которых ежегодно вы­водится новое поколение рыб, действительно огромно, на первой взгляд даже может показаться излишним, однако же, как сами эти зародыши, так и выведшаяся из них рыбешка подвергаются стольким неотвратимым гибельным влияниям природы, что человек должен бы употреблять все зависящие от него меры для их охранения, а не содействовать и с своей стороны уничтожению их десятками и сотнями миллионов. Пример такой гибели почти целого поколения рыб случился в 1870 году на Ильмене. После метания икры окунями, которое приходится около двадцатых чисел апреля — на Егорьевской неделе, как здесь говорят, — случились сильные морозы, и большая часть икры померзла, так что в этом году совсем не было окуневых мальков. Такой, если можно сказать, неурожай рыбы всего легче может случиться именно с окунями, потому что они выметывают свою икру не на дно и не на предметы лежащие на дне, как большая часть рыб, а на тростник и на былинки покрытой водой травы, на которых, будучи связана слизью, она висит тесьмами и гирляндами. Следовательно, мороз, который не может проникнуть до дна через довольно толстый слой воды, легко достигает предметов, находящихся ближе к поверхности.

Мороз еще не единственная причина, могущая губить целыми массами зародыши рыб; подобное же действие могут произвести и многие другие неблагоприятные обстоятельства. Быстрый спад воды, причем значительное количество икры обнажается от покрывающего ее слоя воды; особенно сильное размножение животных поедающих икру, или выведшихся уже из нее мальков; условия благоприятные для развития плесеней на икринках, и многие неизвестные причины, эпидемически действующие на некоторые породы рыб, — производят подобные же опустошения. При этом не надо упускать из виду, что такие вредные естественные влияния могут приходиться именно на те годы, когда вводится какая-нибудь охранительная мера, которая поэтому, в течение довольно про­должительного времени, может не оказывать ожидаемого от нее полезного действия. Такой неуспех не может, однако же, в этом случае, служить доказательством недействительности вве­денной меры; настоящая оценка ее возможна, следовательно, не иначе, как через довольно зна­чительный промежуток времени, в течение которого она успела бы оказать свое влияние, не взирая на могущие противодействовать ей неблагоприятные обстоятельства.

Зимний неводной лов. Главный лов в Ильмене производится, как и в Белом озере, зимой, и почти исключительно большими неводами. Зимний невод имеет около 250 сажень в длину, шириной же и вышиной делается, смотря по высоте воды в озере, но всегда гораздо более этой последней, потому что крылья невода должны образовать собой в воде не вертикальную стену от дна до нижней поверхности льда, а весьма вогнутый желоб, называемый брюхом или ядром. Величина ячей изменяется от 1 вершка в стороне у свободного конца крыльев до ½ вершка у входа в кнею, самая же кнея столь мелкоячейна, что старые кнеи идут, как мы видели, на сшивы, т. е. снетковые невода. Это делается с двоякой целью: во-первых, чтобы кнея представляла, при тяге, больше противодействия воде и отдувалась мешком, а ячеи крыльев вытягивались; во-вторых, чтобы попадала и мелкая рыбка, в особенности снеток, который, хотя и не составляет здесь ни главного, ни даже особого предмета лова, как на Белоозере, однако же попадается между другой рыбой в довольно большом количестве. Особенность ильменских зимних неводов состоит в том, что нижняя тетива их делается из каната в руку толщиной, чтобы она не погружалась в топкое илистое дно. С этой же целью обвязываются грузила, называемые здесь опоками, соломенными жгутами. Мелкоячейность мотни, толщина каната, употребляемого на нижнюю тетиву, а главное значительное количество сетей, идущих на невод для того, чтобы он мог оттопыриваться желобом, делают зимний невод весьма дорогим. 10 сажень длины сети, при 8 саженях ширины, стоят 8 руб., но при высокой воде, в 3 печатных сажени глубиной, полагают не менее 12 маховых сажень в ширину невода, чтобы он мог хорошо оттопыриваться; по длине же — целая треть общей длины сети идет на посадку невода, дабы он не был слишком туго натянут. Таким образом, чтобы крыло вышло в 120 сажень, надо употребить 180 сажень сети восьми­саженной ширины, и в полтора раза больше, т. е. 270 сажень, дабы придать ему вышину в 12 маховых сажень. Таким образом, оба крыла потребуют 540 сажень сети, ценой на 432  руб. Если прибавить к этому цену мотни, которая обходится в 140  руб., да еще веревки и канаты на тетивы и гужи, то и окажется верным расчет, что на каждого ловца, которых бывает 32 человека, — приходится кругом по 20  руб. Но этим еще далеко не ограничиваются издержки зимнего лова. Чтобы отвозить ловцов и невод, конечно расшворенный, на места лова и обратно, нужно иметь на каждых двух человек по лошади, которых во все время лова надо очень хорошо кор­мить, непременно овсом, потому что скорая езда, целиком по снегу, очень тяжела. В зиму считают, круглым числом, по 100 мер на лошадь, средняя цена меры овса 40  коп., так что прокорм всех 16 лошадей обходится столько же, как и заведение невода, т. е. в 640 руб. Посему принимают круглым счетом, что все расходы на зимний лов составляют по 80  руб., на лошадь. Но это справедливо только для снаряжения невода вновь; обыкновенно же много годных частей остается от невода и на другой год, и он требует лишь некоторой поправки; даже мотня, всего скорее изнашивающаяся, может, если сделана из хорошей пеньковой пряжи, служить при поправке и другой год. Но обыкновенно, если артель довольна своим ватаманом, она дарит ему кнею, которую он продает на сшивы или снетковые невода.

В полной зимней неводной артели бывают 32 человека, из коих 28 простых ловцов работников, 2 большака или ватамана, из которых впрочем один бывает старшим, а другой его помощник, и 2 рельщика, на обязанности которых лежит протягивание, посредством прогонных шестов, гужей и самого невода под льдом из проруби в прорубь. Особенность иль­менской подледной тяги заключается в том, что здесь прорубают только одну большую прорубь, в которую и опускают и вытягивают невод. Это делается следующим образом. Мелкие про­руби пропешиваются на расстоянии 3-х сажень друг от друга, в виде круга, окружность которого равняется длине закидываемого невода, т. е. имеет от 200 до 390 сажень. Забрасывание невода начинается не с мотни, как обыкновенно, а с оконечности одного из крыльев, после чего заопускаются мотня и другое крыло, и к тому времени, когда весь невод опущен, оконечность первого крыла должна уже, описав полный круг, быть у большой проруби. Следовательно, мотня должна на­ходиться, при равенстве крыльев, на точке окружности диаметрально противоположной проруби, в которую была опущена. Тогда начинают вытягивать невод и вынимают в ту же прорубь, в которую опустили. Этот способ подледной неводной тяги употребляется, вероятно, потому, что тут нет определенных мест для зимнего лова, как по восточному берегу Ладожского озера, где, следовательно, заранее можно приготовить целый ряд прорубей; а с другой стороны озеро не разделено на участки и не вылавливается систематически, как Белоозеро. Здесь всегда много ловцов следуют за теми ватаманами, которые пользуются наибольшей репутацией знатоков местностей, и потому в одну местность скопляется много артелей, и часто меняются места. Поэтому избегают лишнего труда на пропешивание двух больших прорубей в местах, куда по всем вероятностям во всю зиму не придется вернуться.

Успех зимнего неводного лова, также как и осеннего, главнейшим образом зависит от искусства и знания местности ватаманом. Лучшие и опытнейшие в этом деле люди пользуются всеобщей извест­ностью, и их наперерыв приглашают в ватаманы артелей. По существующим правилам дележа добычи, как в летнее, так и в зимнее время, всякий ловец, в том числе и ватаман, участвуют в равной доле во всех издержках лова: в устройстве невода, в снаряжении лодок, в припасении корму лошадям и провизии для ловцов; за то и дележ добычи производится поровну между всеми; ватаману же, как мы видели, сверх этого дарится иногда кнея зимних неводов. Кроме сего, если артель им довольна, то ему же отдается излишек, остающийся от разделения паев, т. е. те копейки, которые приходятся сверх рублей на долю каждого, что может составить не более как несколько рублей. Главная же привилегия ватаманов состоит в том, что они пользуются особым почетом со стороны скупщиков рыбы и весьма часто угощаются ими. При выборе ватамана обращают однако же внимание не на одно его рыболовное искусство, а принимается в расчет и его состоятельность, ибо ловцы, для покрытия приходящихся на их долю издержек, должны большей частью входить в долги, а состоятельный ватаман, скорее всякого постороннего, может оказать им в этом деле помощь, имея всегда полную возможность получить свой долг при дележе добычи, так как все деньги за проданную рыбу находятся у него в руках. Он ведет им счет, и проданное в долг записывается в особую книжку, проданное же на чистые деньги остается без всякого записывания. В конце лова делается общий расчет, и артель поверяет своего ватамана. Исключение из этого способа устройства артелей и дележа добычи бывает только при осеннем неводном лове в деревне Звад и вообще в части озера соседей с устьями Ловати. Здесь в настоящее время не более 10 или 12 осенних неводов, которые все принадле­жат достаточным лицам, производящим лов, не артелями пайщиков, а нанятыми работниками, которым платят рублей по 25 и 30 за лето и осень. Лишь одному ватаману идет пай, но за то он уже не получает жалования. Впрочем, зимой и здесь производится лов на артельном начале. Прежде и в этой местности много занимались жители рыболовством, но во времена военных поселений должны были бросить этот промысел, потому что тогда было обращено сильное внимание на земледелие и поселенских крестьян строго наказывали за дурную пахоту и вообще за всякую нерадивость по хозяйству. Как ни тяжело это было в свое время, однако же, осталось не без пользы, потому, что старательное хозяйство вошло у многих в семейную привычку, и они до сих пор обращают большое внимание на хлебопашество. Так как нельзя было соединить тщательного земледельческого хозяйства с рыболовством, особенно в летнее и осеннее времена, то оно и было многими оставлено.

Сборы на зимний неводный лов сопряжены с разными, издавна укоренившимися, обычаями. Все ловцы Поозерья собираются в одно место — в деревню Ямок, где и выжидают время отправления на лед. Всегда есть лица, обыкновенно между ватаманами, которые пользуются славой колдунов, без знака или одобрения которых нельзя выезжать на лов, под страхом совершеннейшей неудачи. Сколько я мог судить по расспросам ловцов, у них нет серьезной веры в этих колдунов; с одной стороны этот предлог продолжит на берегу кутеж и пьянство, долее чем бы следовало, с другой же — хитрость и уловка ватаманов, будто бы верящих колдунам, имеют целью обмануть товарищей и уехать от них тайно и незаметно, для беспрепятственного занятия известных или лучших мест. Поэтому выезд почти всегда бывает ночью, в самую дурную погоду, в снег и метель. Но ватаманы, несмотря на то, что почти все из них пьяны, зорко сторожат друг за другом, и как только один, особливо пользующейся известностью хорошего ловца, пустится на озеро, все другие отправляются за ним следом и ста­раются перегнать друг друга, чтобы занять лучшие по их мнению места, в чем конечно весьма часто обманываются. В виду этого дается ватаманам самая лучшая лошадь артели, и ловцы приезжают на места лова уже после него. На льду ловцы редко ночуют, в тех лишь случаях, когда заедут слишком далеко, как например к Звадскому или к восточному берегу озера, обыкновенно же возвращаются ночевать на берег, оставив на озере свой невод; рыбу же, если только она продана, берут и привозят уже покупатели. Держат хороших лошадей и всю зиму кормят их овсом, как для того, чтобы ватаман мог перегнать своих конкурентов, так и потому, что езда бывает очень тяжела, ибо часто приходится ехать весь путь по глубокому снегу, без всяких проложенных дорог на льду, кроме тех случаев, когда остаются ночевать, пищи не варят, а ужинают по возвращении на берег; лов производится ежедневно, кроме воскресных и праздничных дней; но весьма часто присоединяют к числу их еще и понедельники, в кото­рые продолжаются воскресные попойки.

Зависимость успешности лова от высоты воды в озере. Зимний лов обыкновенно бывает довольно хорош и считается самым выгодным из ловов, но и он, как и все прочие ловы, зависит во многом от высоты воды в озере. Хорошими годами почитаются те, в которые осенью воды низки, потому, что тогда рыбе труднее избегать выставляемых против нее снастей, низкая вода представляет еще ту выгоду, что невода можно делать менее высокими, причем у ловцов остается в экономии около трети сетей, что, как мы видели, составляет для зимних неводов немаловажный расчет. За то, после таких хороших годов обыкновенно следуют незаловы, потому что слишком много выловят рыбы. Это замечается не на Ильмене только, но вообще во всех мелководных озерах, как например в Кубенском. При сильном обмелении их, рыба скучивается в ямах и в более глубоких местах, откуда ее и вылавливают в больших против обыкновенного количествах. При высоких водах рыба живет более рассеянно, ее труднее ловить, и весной большее количество ее успевает выметывать икру.

Пады. Подобно тому, как счастливые ловцы нападают в Белом озере на ятвы, случается в зимнее время и на Ильмене встречать особенно многочисленные косяки рыб, называемые здесь падами, которых ловцы ждут как клада. В ильменских падах попадает всякая рыба, но также преимущественно крупная. Так зимой 1871 года затянули в один невод слишком на 640  руб. рыбы, именно 300 пудов крупной, которую продали по 2  руб. пуд, и около 50 пудов мелкой. Так дешево продали рыбу потому, что это уже было Великим постом, после 1 марта, когда спрос на рыбу, по случаю поста, уменьшился и погода стояла уже теплая. Будь это масленицей, пад доставил бы более 1,000  руб.

Обычаи, существующие при продаже рыбы. Продажа ильменской рыбы обставлена твердо уста­новившимися и довольно сложными обычаями, которые обусловлены как значительной конкуренцией между покупателями, так и склонностью коренного русского народа распределять между собой выгоды от разных промыслов по возможности уравнительно, на общинном и артельном началах. Право покупки рыбы считается здесь как бы общим правом всех обывателей известной местности, и потом, с одной стороны, они должны иметь некоторое преимущество перед посторонними; с другой же, так как купить на деле все-таки может только один, то прочие, участвовавшие в торге, должны получить некоторое вознаграждение за свою неудачу. Эти общие правила подле­жат еще различным изменениям, зависящим от времени лова, так что весенняя, осенняя и зимняя продажи представляют довольно значительные особенности.

Прежде всего, надо заметить, что продажи бывают подрядная и вольная. Первая не представ­ляет в себе почти ничего особенного и производится, как везде, по наперед условленной цене, какому-нибудь богатому покупателю, обыкновенно из новгородских промышленников, содержащих свои садки. Зимой подрядной продажи никогда не бывает, но по счастью стала она теперь выво­диться и в летнее время, особенно в Поозерье, где даже осенью, когда она преимущественно была в употреблении, стали теперь продавать вольными ценами. Очевидно, что при подрядной продаже цены бывают всегда ниже, чем при вольной.

Различия в обычаях, при вольной продаже рыбы, в различные времена года зависят главным образом от того: сами ли ловцы приезжают на берег с добычей, как это бывает весной, летом всегда и осенью по субботам и накануне праздников, когда ловцы возвращаются с лова домой; скупщики ли, которых здесь называют рыбаками, ездят на лодках в озеро, вслед за ловцами; или же отправляются скупщики в санях на лед торговать рыбу на самом месте лова. Очевидно, что в этом последнем случае конкуренция самая большая, ибо всякий кто имеет сани и несколько рублей денег может купить мороженую рыбу. Поэтому обычаи продажи всего сложнее зимой. Напротив того осенью, чтобы покупать рыбу, надо иметь плавучий садок, т. е. прорезную лодку, и оставаться целую неделю в озере, ибо на неделе ловцы на берег не возвращаются, поэтому порядок продажи и покупки рыбы в это время всего проще, и частью существует даже подрядная поставка рыбы.

Весной и летом во всех прибрежных деревнях Поозерья, рыбаки, как здесь называют покупщиков, ожидают в большом числе прибытия ловцов с озера. Сколько бы их, однако же, ни было, они никогда не перебивают друг друга, и всегда торгуется с ловцом один. Но этот торг, так сказать, только отвлеченное определение цены, хозяин же рыбы этим еще не определяется. Все наличные покупатели мечут жребий о том, кому достанется рыба, уговорившись наперед в слазах, т. е. в отступном, которое должны получить те, которым не посчастливится купить рыбы. Величина слазов зависит от ценности и количества купленного, а также и от цены, которая за него назначена. Чем дешевле рыба куплена, чем ее больше и чем она ценнее, тем конечно и слазы больше. Обыкновенно составляют они от 20 до 50  коп. на человека. Так как покупка производится каждый день, то это доставляет не малый прибыток и для несчастливых покупщиков, так что многие между рыбаками собственно на одни слазы и рассчитывают, вовсе не имея в виду, в самом деле, покупать рыбу. Если бы по жеребью и досталась рыба такому настоятельному покупщику, он всегда имеет возможность переуступить ее другому с некоторым даже еще барышом. Но и до этого дела никогда не доходит, потому что, как только остаются по жребию три или четыре претендента, кто-нибудь из них предлагает остальным взять еще, сверх слаз, отступное по рублю или по два, на что иногда соглашаются; если же оста­лись все настоящие покупщики, то дометывают жребий до конца. Впрочем, редко бывает, чтобы оставался один хозяином рыбы, потому что, для сокращения длинной процедуры метания жеребья, всегда сопряженной с длинными разговорами и спорами, рыбаки (покупатели) соединяются по парам, и жребий мечется только на каждую пару. Если число покупателей не четное, то один, которому не достает товарища, идет, как здесь выражаются, в пару с Богом, т. е. обязуется отдать половину, имеющих достаться ему слаз, которые назначаются уже не на одного человека, а на пару, — в пользу своей приходской церкви. Если, идущему в пару с Богом достанется по жеребью право покупки рыбы, то он конечно выдает слазы прочим парам и, кроме того, половину слаза на церковь, хотя бы, собственно говоря, должен был отдать целую половину барышей, которые у него останутся. В этих торгах имеют право участвовать только одни жители Поозерья, посто­ронние же рыбаки, как например новгородцы, также разъезжающие в это время по деревням Поозерья, тогда только могут купить рыбу, когда ловцы не сойдутся в цене с своими покупа­телями; притом, посторонним не могут ловцы продать рыбу дешевле той цены, или даже по той цене, по которой не захотели уступить своим поозерянам, а непременно дороже. Существуете еще правило, что пока покупатель в лодке у ловца, он не может отказаться от раз данной им цены, хотя бы заметил, что дал слишком дорого; но если в цене не сошлись, и покупатель вышел из лодки, то он волен изменить цену, как ему угодно. Очень часто поозерские рыбаки наказывают упрямых ватаманов, имеющих привычку дорожиться. Зная, что новгородцы в рыбе не нуждаются, и готовы купить рыбу лишь, когда она им особенно дешево придется, они нарочно дают малую цену, ловец обращается к посторонним покупателям, а те дают еще дешевле; свои же, к которым возвращается ловец, отказываются от прежде данной ими цены и сулят еще меньше. Все эти хитрости должен предусматривать опытный ватаман, ибо от него требуется не менее торговой ловкости, чем рыболовного искусства.

Осенью делается все это гораздо проще за исключением суббот и канунов праздников, когда ловцы возвращаются на берег и торг производится только что описанным образом, с слазами и метанием жеребьев. Ватаман уговаривается вперед на целую неделю с покупателем, который и выезжает в озеро, вслед за ловцами, и сопутствует им всюду на прорези. Уговор делается частным образом, без всяких слазов. Но эти покупатели принимают от ловцов только крупную рыбу, всю же мелочь, так называемую дроблю, берут другие покупщики, назы­ваемые дробельщиками. Они не имеют прорезей, а купленную рыбу солят в бочки. Дробельщикам продают, однако, не всю мелкую рыбу, а в последние дни недели ловцы скопляют рыбу, для домашнего продовольствия, на зиму. В неделю случается им набирать от одного до трех ушатов рыбы, которую также солят в бочках, вмещающих в себе 4 пуда рыбы.

Осенью происходит иногда и подрядная продажа, которая отличается от только что описан­ной вольной тем, что артель, или лучше сказать ее ватаман, который полнее распоряжается про­дажей рыбы, обязуется отдавать всю пойманную крупную рыбу одному хозяину, во все время осеннего лова, по наперед условленной цене. Эта условленная цена бывала обыкновенно 12  коп. за вся­кую штуку крупной мерной рыбы, т. е. за судака, леща и щуку, имеющих не менее 6 вершков в длину. Неподходящих под эту меру принимают по три и по пяти штук за одну. Подряд­ные скупщики также точно ездят за ловцами в прорезях и принимают рыбу, как говорится из воды в воду, чтобы доставить ее живой в Новгород, а оттуда, большей частью в Петер­бург. Плотвы и другой мелкой рыбы они также не берут, и она продается дробильщикам, или копится в запас для домашнего употребления. Рыбак, подряжающий ловцов, старается задобрить своего ватамана с артелью, чтобы они и на будущее время отдавали ему свою рыбу, и с этой целью посылает им всякое воскресенье из Новгорода по два ведра водки на артель и по булке на каждого человека. Однако же это делается не даром, потому что артель уступает ему, за такое угощение, всего пойманного окуня бесплатно.

Бывает, однако, что, и при вольной летней и осенней продаже, дело обходится без слазов и метания жеребья. Именно возвратившийся с лова ватаман говорит иногда дожидающимся его на берегу покупателям, готовым вступить с ним в торг, «посулена», т. е. рыба этого улова уже обещана; после этого никто его уже не тревожит. Но это случается очень редко, в знак ли особой благодарности за оказанную покупателем услугу, или когда кому-нибудь из рыбаков, почему-либо очень необходима рыба, и он дает такую хорошую цену, что трудно надеяться выручить больше и при вольном торге; вообще же ватаманы редко запродают таким образом рыбу, потому что им не выгодно восстановить против себя массу покупателей, часто обманывая их ожидания.

Формы покупки и продажи рыбы еще более усложняются зимой, потому что тут определяется жеребьем не только тот, кто имеет право купить рыбу, но и тот, у кого кому купить ее можно. К деревне Ямку, составляющей сборное место зимнего рыболовства, собирается каждый день, когда на озере происходит лов, до двух, трех и даже пяти сот саней покупателей, огромное боль­шинство которых собственно этим делом никогда не занимается, а только желает получить слазы. Кто только может, садится в сани, и спешат из всех окрестных деревень к сборному пункту. К толпе пристают всякие проезжие, лишь бы только были сани и лошадь, других условий никаких не требуется для участия в торге. Эта масса народа распределяется между действительными, серьезными покупателями, каждый из которых наперерыв старается зазвать к себе в артель как можно больше народу, чтобы увеличить ее многочисленность. Когда образовались артели, прежде всего надо решить, которой из них к какому ватаману должен отправляться. О действительной удаче лова конечно никто не знает; но есть ватаманы, славящиеся своими искусством и счастьем, к которым каждому желательно попасть; поэтому главы артелей мечут между собой жребий. На наиболее славящихся ватаманов, смотря по предварительному соглашению и по числу артелей покупа­телей сравнительно с артелями ловцов, вынимают по два, по три и более жеребьев, состоящих из палочек с разными нарезками, обозначающими артельных глав. На остальных, менее знаменитых ватамаиов приходится уже по одной артели покупателей. Когда это дело окончено, каждая артель начинает бросать жеребий, которому из членов ее достанется действительное право покупки, ибо артельный глава, зазывающий к себе всякого встречного и поперечного, никаких преимуществ в этом отношении перед другими не имеет. Те, которым не выпал счастливый жеребий, получают слазы, о цене которых наперед уже уговариваются, обыкновенно по нескольку десятков копеек на человека. Когда остается уже немного соискателей, они большей частью между собой соглашаются без жеребья, уступая право покупки кому-либо одному, за известное отступное. Весьма часто жеребий падает на человека ничего не имеющего; он не лишается своего, а берет с собой на озеро главу артели, который и делается в сущности настоящим покупателем. Явившись на место лова, покупатели торгуются с ватаманом. Если пришлось несколько покупателей на одну рыболовную артель, то торгуется все-таки один, а купленная рыба распределяется между ними соответственно числу лиц, составляющих артель; и вот причина, по которой главные покупщики стараются зазывать к себе как можно больше народу. Рыба разделяется следовательно по правилу, что общее число лиц всех артелей, пришедшихся на одного ватамана, составляет знаменателя дроби, а число лиц каждой из этих артелей ее числителя. Расчет этот усложняется еще тем, что вольная покупка, как мы видели, всегда делается на глаз, огулом, а улов состоит из разных сортов и из разной величины рыбы, весьма сильно различающихся в цене, что все должно быть принято во внимание при дележе. Расчет этот бывает так сложен, что немногие умеют совершенно удовлетворительно его производить, и есть особые счетчики, которым обыкно­венно это поручается. Теперь есть такой быстрый счетчик, пользующийся всеобщей доверенностью, по фамилии Хмелев, горький пьяница, который всегда является на расчет без саней и без лошади и получает за свой труд, при хорошем улове, рублей до трех. Ежели ватаман не сой­дется со своими покупателями в цене, то в течение трех суток он не может продать своей рыбы никому, кроме тех покупателей, которым досталось, на тот день, право покупки у него по жеребью. Если не сторговались на второй и на третий дни, тогда только может он продать рыбу кому хочет на сторону, или за неимением покупщиков, разделить ее между ловцами. Между тем на другой день между покупателями идет новое метание жеребьев, и поэтому иногда слу­чается, что рыба, например, субботнего и пятничного уловов уже продана, а пойманная в четверг лежит еще не проданной на льду.

Сбыт ильменской рыбы. Сбыт рыбы из Ильменя, поблизости его к Петербургу и соединению с ним водяным путем, всегда обеспечен, и цена стоит довольно высокая. Зимнюю мороженую рыбу везут в Петербург на возах, на железную же дорогу не сдают, потому что в Петербурге приходится ждать, по крайней мере суток по четыре, прежде чем выдадут товар; а с рыбой надо спешить продажей, потому что цены на нее сильно изменяются от погоды и от подвоза из других местностей, в особенности же с низовьев Волги. Здешним рыбакам не раз приходилось уже удостоверяться в этом на опыте. Случалось, что на пути заставала оттепель, довезут рыбу до места на шоссе, как например до Померании или Чудова, где можно сдать ее на железную дорогу, чтобы скорее доставить в Петербург; но всегда те, которые продолжали, несмотря на оттепель, свой путь на санях, успевали прежде продавать свою рыбу, чем отправившие ее по железной дороге.

Весной возят рыбу на лодках чрез озеро до Новгорода, где перекладывают в корзины со льдом и отправляют с пассажирскими поездами. Отправка недорога, 31  коп. с пуда от Новгорода до Петербурга, и удобна, потому что нет проволочек, при получении товара. Но на пассажирские поезда не принимают больших транспортов, пудов 50 уже и не примут.

Осенью возят рыбу в прорезях живой до самого Петербурга. На прорезную полубарку забирают пудов по 80 рыбы — больше поместить нельзя, не подвергая ее опасности заснуть от тесноты. Отправка такой прорези стоит около 350 руб., именно рублей 300 за рыбу, рублей 20 за прорезь, рублей 10 или 15 на продовольствие, разные путевые издержки и обратный проезд, от 15 до 18 рублей на наем работников. В Петербург успевают попасть в девять дней. Всего более спешили прежде проходить старым Ладожским каналом, где вода очень дурна и при замедлении много дохло рыбы. Тут же грозила еще опасность от тесноты, и случалось, что раздавливало прорези, между стеснившимися барками. По новому каналу проход стал гораздо удобнее, и вода в нем значительно лучше. В Петербурге живую рыбу отдают на комиссию содержателям садков, которые и за нее, как за ладожскую и онежскую рыбу, берут по 10 процентов с цены, по которой им удастся продать. Прорези бросают в Петербург, так как их никто ни за что не берет. Содержатели садков пускают их даже тайно уплывать на взморье, что запрещено.

В Петербург везут, особенно в летнее время, только самую крупную и ценную рыбу. Щуку, например уже весьма редко везут, потому что за нее в Петербурге дают не дороже 2  руб. 50 коп., тогда как на месте она стоит не менее 2 руб. пуд. Кроме судака и леща, везут, однако же, и окуня, а весной в довольно большом количестве ерша, который ловится в изобилии при вскрытии мелких речек и ручьев, куда он стремится при взломе льда. Тут ставят мережи, и пойманного ерша везут в живорыбных лодках. Зимой, конечно, не так уже разборчивы на качество отправляемой рыбы, ибо провоз гораздо дешевле. Менее ценные сорта рыбы распродают по окрестным безрыбным местам, преимущественно в Порховский и Лужский уезды. Во всякое время года, кроме зимы, эту рыбу, конечно, просаливают, но делают это очень небрежно и кладут очень мало соли, — на 4 пуда рыбы не более 15 фунтов соли, т. е. 1/10 доли по весу, тогда как для сколько-нибудь порядочного посола нужно бы класть не менее двойного количества. Эта соленая рыба уже припахивает на возах, но неприхотливые потребители этим не брезгают.

Цена ильменской рыбы. Самой ценной рыбой в Ильмене считается судак, ибо еще более дорогой сиг в этом озере собственно не живет, а заходит лишь в угол между истоком Волхова и устьем Мсты, при проходе из одной реки в другую. То же самое должно заметить и о сырти, которая есть собственно ладожская рыба, поднимающаяся подобно сиголовному сигу по Волхову и входящая через озеро в Мсту. Обыкновенная продажная цена ее около 5  руб. пуд. Ильменский судак различается, смотря по величине, на четыре разряда: весящий более 2 ½ фунт, называется головой, от1 ½ до 2 ½ фунтов шабоком, от ⅓ до 1½ фунта боркотником, а меньше ⅓ фунта гвоздырьком. Гвоздырек в Петербург вовсе не идет. Голова продается зимой, когда рыба дешевле, около 6 рублей пуд; цена эта редко понижается до 4 руб., при сильных привозах волжского судака, который, однако же, всегда ценится гораздо дешевле озерного. Ранней весной, когда в Ладожском озере, позже растаивающем, еще не начинался лов, первая рыба идет в Петербург из Ильменя и Волхова, и тогда случается продавать пуд судака — крупную голову — рублей по 20. Обыкновенно же в летнее время цена голове от 9 до 15  руб. Шабок продается зимой немного дороже, чем в половину цены головы, но весной и летом в половину этой цены и даже еще дешевле. После судака самая ценная рыба — лещ. По величине различают только два разряда лещей — голова от 2 ½ фунтов и выше, и выросток или перечень от 1 до 2 ½ фунтов; меньшим лещам уже не дают особого названия. Лещу голове — 4  руб. пуд красная цена.

Приблизительная оценка ильменских уловов. Определить среднее количество уловов, доставляемых Ильменем, совершенно невозможно, как легко видеть из способов лова и продажи рыбы на этом озере. Все продаваемое на чистые деньги даже не записывается, и притом в огромном большинстве случаев рыба не весится и не считается, а продается на глаз. Самую ценность улова можно определить только весьма приблизительно, при помощи некоторых соображений о величине заработков артелей и о числе их. Если принять среднюю ценность зимнего лова в 1,200 руб. на неводную артель, что при новом неводе не даст ни барыша, ни убытка, то на 50 неводов, круглым числом действующих в озере, это составит 60,000  руб. При этом чистый барыш получался бы только от той экономии, которая соблюдается при низкой воде, когда невод делается менее высоким, а также от того, что невод прослуживает, по крайней мере, отчасти более чем одну зиму. Принимая добычу с ловов на талой воде в ту же сумму, так как каждый из них в отдельности, т. е. весенний, летний и осенний ловы, гораздо менее значительны, нежели зимний, мы определим приблизительно общую доходность ильменского рыбного промысла в 120,000 руб. В хорошие года она вероятно увеличивается до 150,000  руб. Но в эту сумму не входит весьма значительный доход, получаемый с запираемых заборами озер и разливов, равно как и ценность речных уловов, которые в Волхове, Мсте и Ловати довольно значительны; так что ценность уловов, получаемых со всей системы ильменских вод, без сомнения превышает 200,000  руб.

Речной лов. Некоторые речные уловы столь значительны, что нельзя не упомянуть о главнейших из них.

Рыболовство в Мсте. В Мсте главный и даже единственный, заслуживающий внимания, лов производится поездами — орудием лова, подобным волжским поездухам и которое под тем же названием употребляется и в Неве, уральским ярыгам и понойским поездам. Это мешко­образная сеть, которая или сшивается из сетяных полотен, прикраиваемых так, чтобы выхо­дила желаемая форма, или же сами ловцы нарочно вяжут цельную, не сшивную сеть мешком. Вязаный поезд гораздо лучше сшивного, но сделать его гораздо труднее и не все это умеют. Смотря по породам рыб, для лова которой предназначаются поезды, они бывают двух сортов. Один, для окуня, язя и вообще мелкой рыбы, имеет не более 2 печатных сажень в длину с ячеями в ¾ вершка в стороне; другой же, для крупной рыбы, преимущественно леща и сига,— состоит из более редкой сети, с ячеями в один вершок в стороне и делается до 3 сажень длиной. Эту мешкообразную сеть тянут по дну с двух челноков, так чтобы нижняя тетива шла по возможности плотно у самого дна, а верхняя доходила до поверхности воды. Первая пре­досторожность принимается преимущественно против леща, который ложится плашмя на дно, так что сеть легко может через него проскользнуть, а вторая против сига, который переплывает через сеть, если верхний край ее не лежит на самой поверхности воды. Впрочем, у мстинских поездов нет ни плавков, ни грузил, чем они отличаются от сходных ими орудий лова, употребляемых в других местах. Плотное прижимание ко дну нижнего края сети достигается здесь тем, что у обоих концов нижней тетивы делается по петле, в которые вставляют по колу, которым кормщик каждого из челноков, пригнетает ее ко дну, между тем как верхнюю тетиву натягивает за идущую от нее веревку, наматываемую на палец. В каждом челноке кроме кормщика сидит еще по гребцу, которые усиленной греблей тянут поезд, натянутый между челноками. Поездами ловят на мелких местах, с быстрым течением и хрящеватым дном, состоящим из мелких камушков, где сиги мечут икру. Грести надо равномерно и осторожно, по возможности не производя шума, чтобы кормщик, держащий в руках сеть, мог слышать, как рыба наты­кается на нее. Когда кормщики почувствуют, что рыбы набралось уже довольно много в мешком раздутую сеть, они подают друг другу знак, что пора вынимать ее из воды. Они одновременно поднимают колья, вдетые в петли нижней тетивы, спускают с пальца снурки и стараются вы­тягивать сеть из воды так, чтобы оба продольные края мешка сошлись вместе и заперли в нем рыбу. В то же время оба челнока съезжаются вместе. Иногда лов бывает столь удачен, что наполняют оба челнока рыбой. Вынув рыбу, тем же порядком снова начинают лов. Лов поездами начинается с половины июня и продолжается до поздней осени, с августа начинает попадать в поезды сиг.

Говоря о лове сиголовного сига в Волхове, мы пришли к заключению о необходимости запрещении лова в реках, в которые он поднимается метать икру, в течение месяца от 15 сентября до 15 октября. Но мера, предложенная для Волхова осталась бы в значительной степени без пользы, если не распространить ее и на Мсту, ибо в таком случае значительная часть сигов проходила бы совершенно свободно по Волхову только для того, чтобы в тем большем количестве попадаться в Мсте.

Лов в Мсте, как во всех реках вообще, составляет, конечно, собственность береговых владельцев, которые обыкновенно отдают свои воды на откуп. Откупщики сами лова не производят, но ловцы обязаны поставлять им всю пойманную рыбу по наперед определенной плате.

Рыболовство в Волхове. Гораздо важнее Мсты в рыболовном отношении Волхов. Отчасти мы коснулись волховского лова, говоря о Ладожском озере, здесь же рассмотрим его несколько подробнее. Лов в Волхове производится мережами, которые различаются в своем устройстве и способах выставки, смотря по времени года, а также неводами, плавными сетями, крючковой снастью особенного устройства и так называемым колотом.

Мережи бывают: весенние, осенние и зимние. Весенние мережи соединяются попарно сетяной стеной, или крылом, идущим от устья одной мережи к устью другой, разгораживая, таким образом, входы в них на две половины — правую и левую. Такие нераздельные пары мереж связываются между собой кутами (носками) по шести и семи пар в одну линию. Они делаются о четырех или трех полных обручах и, кроме того, с входной дугой вместо полного переднего обруча. Натягиваемая на них сеть становится все чаще от входа к слепому концу или куту, так что ячеи ее изменяются от 1½ вершка до ½ дюйма в стороне от узла. Вышина дуг не превосходит 1 ½ аршина, и при установке вершины их должны только немного прикрываться водой. Линии мереж пригнетаются ко дну посредством каменных плиток, привязываемых у каждого конца входной дуги и в тех местах, где нары мереж связываются между собой кутами. Плитки у входных дуг выбираются от 1 ½ до 2 фунтов весом, у кутов же значительно потяжелее. Эти мережи выставляются не в самом русле Волхова, а по разливам его, куда рыба идет весной метать икру. Со вскрытием льда начинает, прежде всего, подниматься ерш, затем по порядку времени метания икры идут: окунь, плотва, щука, язь и лещ. С окончанием разлива рек, т. е. около половины мая, прекращается и лов этими мережами, и в Волхове начинается лов неводами.

Осенние мережи выставляются уже в самом русле Волхова, с конца августа или начала сентября. Это те же самые мережи, что и весенние, но установка их совершенно другая. Именно соединительные крылья или стенки от них отвязываются, и каждая отдельная мережка привязы­вается кутом к длинной веревке, перетягиваемой поперек всей реки, с берега на берег. Всех мереж бывает до 20 в одной перетяге, они привязываются на расстоянии 2 сажень одна от другой только к той части веревки, которая приходится на середину реки. Эта снасть выставляется следующим образом. Привязав один конец веревки к колу, крепко вбитому в берег, ее отпускают на дно, сильно натягивая; когда дойдут до мереж, то их располагают отверстием по течению, которое и расправляет мережу. Другой конец веревки также натягивают, как можно туже, и укрепляют или на якоре или тоже привязывают к вбитому в берег колу. Мережи удерживаются на дне посредством грузил в виде плиток, прикрепленных к обоим концам входных друг и у куртов. Этот способ лова употребителен и в Свири.

Зимние мережи употребляются подобно осенним без крыльев, располагаются такими же поперечными рядами, с той лишь разницей, что каждая мережа выставляется сама по себе, не привязываясь к веревке, что только затруднило бы подледную выставку. Проруби, через которые ставятся и вынимаются мережи, имеют, сообразно величине мереж, 2 сажени в квадрате, и на таком же расстоянии бьются прорубь от проруби. В линию поперек реки пробивают шесть или семь таких прорубей, в каждую из которых ставятся по две мережи, располагаемых вдоль боковых стен прорубей, кутом вверх по течению, так что кут каждой мережи приходится в одном из двух верхних углов проруби, а входные дуги направляются вдоль ее нижней сто­роны. Каменные плитки у кутов и по обоим концам входной дуги пригнетают мережи ко дну, к вершине же дуги каждой мережки прикреплена веревка, привязываемая к перекладине, лежа­щей на краях проруби в одном из двух нижних (по течению) углов ее. Посредством этих перекладин вытягивают мережки на лед, для осмотра и выборки рыбы. Всех мереж в линию бывает от 12 до 14 штук. Ими ловят преимущественно налимов.

Неводной лов в Волхове начинается сейчас после весеннего разлива, когда реки вошли уже в берега, и лов по заливным местам кончился. Так как не везде есть удобные места для неводной тяги, которая непременно требует, для успешного хода, низменного берега и ровного пологого дна, то на таких местах учреждаются общественные тони, куда собирается несколько ловцов. Так, например, у Сосницкой пристани собирается, на общественную тоню, до 15 неводов, порядок чередования которых определяется жеребьем. По зна­чительному числу неводов, все не могут успеть даже по одному разу затянуть тоню, поэтому в первые сутки ловят только вынувшие первые пять жеребьевых нумеров, вторые пять ловят на следующий день и т. д., на четвертый день очередь переходит опять к первым. Если собе­рется менее или более 15 неводов, то они все-таки разделяются на три равные партии, каждая из которых ловит в течение одного дня. Если общее число неводов не делится без остатка на три, то остающийся лишний невод присоединяется, в первую полную трехдневную очередь, к первой трети, во вторую ко второй трети, в третью к третьей; два лишние не­вода присоединяются в первую очередь один к первой, другой ко второй трети; во вторую оче­редь один ко второй, другой к третьей; в третью очередь один к третьей, другой к первой, трети, и т. д. Речные волховские невода принадлежат, большей частью, каждый одному хозяину, которому и принадлежит весь улов; но есть невода, принадлежащие и нескольким ловцам вместе, которые разделяют между собой добычу, пропорционально их участию в составлении невода. Для распоряжения ловом, выбирается из них один ватаман, который уже заведывает и про­дажей рыбы. При одном хозяине, конечно, он всем и распоряжается. Работники большей частью пая в улове не имеют, а получают определенную по условию плату. При неводе, который бы­вает от 150 до 200 сажень длиной и до 4 сажень вышиной, полагается 8 человек работников. В невод попадают сначала язь, щука, лещ и иногда судак, а с июля начинают ловиться сиг и сырть. Величина ячей невода изменяется в крыльях от вершка до ½ дюйма в стороне, в кнеи же, которая бывает различных размеров, смотря по величине невода, ячеи уменьшаются к слепому концу до 1/8 вершка. Лов производится следующим образом. Двое из работников остаются на берегу и держат гужи, прикрепленные к правому крылу, называемому урекой; лодка, в которую сложен весь невод, отъезжает, направляясь поперек реки, с тремя работниками, из коих двое гребут, а третий выметывает крыло до самой кнеи, после чего лодка поворачивает и плывет по течению, пока не вымечут всего левого крыла, называемого загоном, а затем направляются к берегу и передают конец гужа трем остальным работникам, которые наматывают его на ворот и начинают тянуть, стараясь как можно скорее подтянуть крыло к берегу. Между тем работники с гужом от уреки начинают подтягивать и свое крыло до того, чтобы оно касалось краем берега, после чего идут вдоль берега до места, где вытягивается загон, чтобы свести оба крыла, которые тянут уже руками, по четыре человека у каждого крыла, Этот способ тяги отличается от употребительного в большей части других мест тем, что невод выметывается не равномерной дугой, а почти совершенно под прямым углом, у вершины которого находится кнея, одна из сторон идет от нее перпендикулярно к берегу, а другая параллельно ему, вдоль течения. С началом тяги эта форма, конечно, изменяется в воде. При лове сига обращается особенное внимание на то, чтобы верхняя тетива лежала на самой по­верхности воды, ибо сиг переплывет, или так сказать перевалится через нее, если от плутева до плутева она висит в воде, хотя бы самой пологой дугой. В предупреждение этого, плутева, состоящая из дощечек вершков в 10 длиной и до 5 шириной, подвертывают под край сети, чтобы они поднимали ее своей легкостью. Если тетива лежит на самой поверхности воды, то этого до­статочно, потому что перепрыгнуть через нее, подобно щуке, сому или кефали, сиг не в состоянии. Грузила этих неводов состоят из округленных камней, весом около пол фунта, насаженных на расстоянии сажени друг от друга.

Кроме этих больших неводов ловят еще летом в Волхове небольшими неводами, сажень в 50 длиной, которые делаются из бродца, к крыльям которого пришиваются с каждого конца по куску более редкой сети и тем удлиняют его. Мелкоячейность мотни, называемой у них мутовасом, такова, что при тяге она представляет значительное сопротивление воде, и ячеи редкой сети крыльев до того вытягиваются, что и сквозь них не проскочит самый крошечный малек. Само собой разумеется, что употребление этих неводов должно подвергнуться такому же запре­щению, как и употребление самих бродцев.

Из плавных орудий лова, употребительна на Волхове так называемая уклейная сеть. Она имеет до 20 маховых сажень в длину и не более аршина в вышину; ячеи ее около ½ вершка в стороне, и сеть связана из тонкой пряжи. Она поддерживается на воде плавками из свитков бересты и натягивается полотном посредством нетяжелых грузил. Один конец ее привязывается к бочонку, плавающему на поверхности воды, а другой находится в челноке, управляемом двумя ловцами — кормщиком и гребцом. Плывут вниз по течению, стараясь, чтобы лодка держалась на одной высоте с бочонком. Когда кормщик почувствует, что в ячеи настряло довольно рыбы — сеть вытягивают и вытрясают.

Поздней осенью производится в Волхове особый лов, в роде волжской громки, называемый колотом, основанный на той же подмеченной особенности в жизни рыб, как громка или ураль­ское багренье. С наступлением холодного времени рыба собирается на спокойные места, для зимовки. Ее стараются разбудить и заставить расходиться в разные стороны сильным шумом, и через это загнать в разного рода орудия лова, расположенные в большом числе на избранном для этого лова пространстве. Для производства лова колотом, выбирают места с медленным течением и тихую погоду. Ловцы, собравшиеся в одно место, в лодках на 20 и более, с самыми разнообразными снастями, как-то с неводами, ставными сетками и мережами, выбирают главного распорядителя ловом — ватамана и мечут жребий о порядке, в котором орудия лова должны быть расположены. Когда все они закинуты в воду, то ватаман подает знак начинать стук, производимый ударами деревянной колотушки по наружным бортам лодки. Поднимающийся при этом шум бывает слышен версты за три. Рыба пугается, мечется во все стороны и попадает в расставленные сети. Это продолжается около получасу, после чего сети вынимают из воды, выбирают рыбу и плывут на другое место, проплывая таким образом верст до 20 в день. При вторичном закидывании сетей, нового жеребья не бросают, но чередуются в располо­жение их так, что передовое место достается уже вынувшему второй жребий, и эта очередь, раз указанная жеребьем, остается на все время лова. Лов этот бывает довольно изобилен. Священник Богославский, отлично знакомый со всеми местными промыслами Новгородской губернии, приводит в своей статье «Рыболовство и рыбоводство в Новгородской губернии» пример, что в 1860 году, во время колота в Волхове близь Грузина, попалось в один невод до 30 пудов лещей. Хотя лов рыбы, производимый при содействии стука и шума, почитается вообще вредным, но это справедливо только для тех случаев, когда он происходит во время метания рыбой икры, любящей в это время тишину и спокойствие. Сильный шум может тогда помешать процессу размножения рыбы. Но в глухую осеннюю пору, когда производится колот, уже все рыбы, даже и сиги, выметали икру, и потому нет достаточных причин запрещать этот лов, если только он будет происходить не в то время, когда всякий лов в Волхове и Мсте должен прекращаться, в видах охранения сиголовного сига.

Наконец в Волхове производится, кроме лова обыкновенной удочкой, еще весьма интересный крючной лов, доставляющей добычу в количестве достаточном для того, чтобы несколько промышленников могли исключительно им заниматься, в течение многих месяцев. Это лов отпусками, описанный в упомянутой уже мной статье священника Богославского. К черному волосяному шнурку сажень в 10 длиной, называемому тетивой, привязывается свинцовая гирька, к которой привязан другой белый волосяной шнурок, называемый стрелой, имеющий сажени 4 в длину, постепенно утончающий от места своего прикрепления к свободному концу. К стреле привязывают на коротких волосяных же шнурках, называемых припятнышами, крючки, наживляемые червями. Когда снасть эта опущена в воду, то один конец стрелы, привязанный к гирьке, находится у самого дна, свободный же конец, вытягиваемый течением, поднимается косо вверх. В лодках, в которых ловят отпусками, устроен резервуар с водой, в который сажают пойманную рыбу. На отпуски ловятся преимущественно лещи, но также и другая не крупная рыба.

О лове саками в волховских порогах сига мы уже говорили выше. Что касается до лова в прочих реках, впадающих в Ильмень, то он особенной важности не имеет, и кроме сказанного уже о нем в описании ильменского лова, ничего замечательного не представляет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Заключение

Мы видели, при определении ценности уловов в отдельных озерах исследуемого пространства, как трудно достигнуть в том отношении не только верных данных, но даже сколько-нибудь удовлетворительных приближений. Трудность эта должна, очевидно, повториться и при определении общей ценности уловов, доставляемых всеми вообще озерами северо-западной России. По сведениям, полученным от лиц близко знакомых с рыбной торговлей Петербурга, Ладож­ское озеро доставляет в Петербург средним числом на 600,000 руб. рыбы; но в это число включено значительное количество рыбы из Онежского озера и Ильменя, идущей тем же путем как собственно ладожская рыба. К этой сумме мы можем присоединить всю ценность невских уловов, не включенных при этом счете в число ладожской рыбы, и которая определяется круглым числом слишком в 50,000  руб., а также сполна все уловы озер Белого, Чаранды и Дачи, которые определены нами в 250,000  руб., откуда уже мало идет рыбы в Петербург, а живой только одна стерлядь. Это дает нам сумму в 900,000 руб. Озеро Онежское со всеми озерами Олонецкой губернии и Ильмень, уловы которых частью включены уже в вышеприведенную оценку ладожской рыбы, доставляют, по нашему приблизительному определению, всего на 400,000  руб. рыбы. Полагая, что около половины этой суммы можно причислить к общему итогу, не подвергаясь ошибке сосчитать ее вдвойне, мы определим общую ценность годичных уловов в озерах исследованного экспедицией пространства от 1.000,000 до 1.200,000 руб. Если присоединить к этим озерам три озера, вошедших в область исследований прежних экспедиций: Пейпус, Кубенское и Селигер, то ценность всего озерного улова определится приблизительно в 2.000,000  руб.; следовательно, полумиллионом больше, чем я оценил его во «Взгляде на рыболовство России», составленном по поручению Министерства для Парижской всемирной выставки 1867 года.

Хотя сумма в миллион или в миллион двести тысяч рублей в десять раз менее ценности каспийских уловов, и слишком втрое меньше азовских, все же ее нельзя не признать значительной, и озерная рыбная промышленность, конечно, заслуживает, по своей относительной важно­сти, полного внимания. Но значение это достигается не столько количеством добываемых продуктов, сколько их высокой ценой, зависящей от близости Петербурга, который продовольствуется свежей рыбой — живой, сохраняемой во льду, и мороженой, главным образом из озерного бассейна. Приняв во внимание сравнительную цену рыбы в озерном пространстве и в низовьях Волги, придем к заключению, что между тем как ценность озерных уловов составляет около 1/10 ценности каспийских уловов, — количество первых едва ли превышает 1/50 последних. Но и в этом отношении замечается весьма существенное различие между двумя разрядами, на кото­рые я разделил наши озера в начале этого отчета, т. е. между озерами глубокими и озерами мелководными. Первые, к которым принадлежат все Онежское озеро, некоторые озера Олонецкой губернии и большая часть Ладожского, доставляют преимущественно ценную, дорогую рыбу: лосося, форель, палью и сигов, количество которых очень не велико. Напротив того, озера второго раз­ряда, именно: Ильмень, Белое, Чаранда, Лача и южная мелководная часть Ладожского озера, бу­дучи гораздо рыбнее, доставляют преимущественно дешевую рыбу, которая далеко не вся идет в Петербург, но значительной частью, — тем большей, чем дальше озера от Петербурга, — рас­ходится по окрестностям, для продовольствия местного населения и рабочего народа по водяным путям сообщений. С другой стороны, сравнительно редкое рыбное население глубоких озер под­вержено в гораздо меньшей степени опасности излишнего вылова, будучи защищено как малой доступностью своих убежищ, так еще более тем, что главнейшие породы тамошних рыб раз­множаются в самых озерах, в местах, доступ к которым, ни коим образом не может быть вполне прегражден. Напротив того, гораздо более густое рыбное население мелководных озер служит почти везде предметом самого хищнического лова, который, несмотря на чрезвы­чайно выгодные условия этих озер для размножения рыб, непременно должен повести к все более и более увеличивающемуся оскудению их рыбного богатства, если не будут приняты свое­временно меры к предупреждению тех гибельных последствий, которыми угрожает господствую­щее в них неразумное рыбное хозяйство.

Основания естественного рыбного хозяйства очень просты и могут быть подведены под следующие три положения:

  • Заботиться о сохранении, в местах метания икры, тех благоприятных природных усло­вий,которые делают их пригодными для наростования рыб вывода и первоначального возрастания мальков. Так, например все, что через меру уменьшает приток пресной воды, портит качество ее, изменяет свойства дна, уничтожает водяную растительность, может уничтожить самый источник рыбного богатства целого бассейна вод.
  • Беспрепятственно пропускать к местам метания икры достаточное для поддержания породы количество рыб, ибо к чему могут послужить наивыгоднейшим образом устроенный природой, для размножения рыбы, местности, если почти вся, стремящаяся к ним, рыба будет перехваты­ваться на пути.
  • Давать большинству молодого подроста время достигать половой зрелости, дабы достаточная часть его могла, в свою очередь, содействовать размножению своей породы, ибо, опять таки, какая польза в беспрепятственном выводе мальков, если они будут вылавливаться еще, так сказать, в младенческом состоянии.

При соблюдении этих условий, всякий водоем значительного пространства, как например внутреннее море, или большое озеро, как это до очевидности разъяснено г. академиком Бэром, достигает той степени рыбности, которая допускается количеством заключающихся в нем и притекающих к нему питательных органических веществ. Правда, что некоторые неблагоприятные естественные влияния, как например эпидемии, чрезмерное развитие пород животных, питающихся рыбьей икрой, могут временно уменьшить какую-либо породу, но нарушенное равновесие скоро само собой восстановится, и только человек, со своими громадными средствами, может постоянно нарушать этот порядок, конечно к собственному своему вреду. Но и сила влияния самого человека весьма различна, смотря по местным условиям, в которых ему прихо­дится действовать. В океанах и обширных морях, по отношению к рыбам, мечущим икру в открытом море, на банках, все еще имеющих весьма значительную глубину, как например треска, человек не в состоянии ни портить мест метания икры, ни преграждать рыбам пути к этим местам, ни вылавливать их мальков или вообще не достигших еще половой зрелости неделимых, рассевающихся по необозримым пространствам моря. Так и наше рыболовство в Белом море и в Северном океане не оказывает и не может оказывать ни малейшего влияния на уменьшение пород рыб, составляющих предмет тамошнего лова, и если бывают по временам неудачные годы, то лишь от случайного непоявления рыбы вблизи тех берегов, у которых промышляют наши рыбаки. Совершенно иное отношение рыбной промышленности к имеющимся запасам рыбы, не только в озерах, но и в наших внутренних морях, каковы: Каспийское и Азовское.

Хотя количество рыбы, населяющей эти последние, по истине изумительно и превосходит все, что мы знаем о знаменитейших местах океанского лова, каковы: ньюфаундленские банки Догербанк, или норвежский Вестфиорд; однако же, это изобилие рыбы находится в сильнейшей зави­симости от деятельности человека. При благоразумном пользовании этим источником богатства, он будет неиссякаемым, иначе же может оскудеть. Конечно, трудно ожидать, чтобы благоразум­ный способ рыбного промысла установился где-либо сам собой. Этому препятствуют: во-первых, недо­статок ясного понимания, что именно должно считать вредным для размножения рыб. Часто, под влиянием предрассудков, или зависти к успехам других, видят этот вред в орудиях и способах лова, в сущности, совершенно невинных. Таково было понятие о вреде самоловных крючьев, которое со времен Петра Великого было принято нашим законодательством. Можно отыскать тоже и такие правила, которые служат к положительному и прямому вреду рыбной промышленности; как например: сосредоточение всего низового донского рыболовства в Елисаветинской станице, где соединяются в одну общую трубу все разветвления донских гирл. Во-вторых, и при ясном взгляде на дело самих промышленников, они не имеют ни возможности заставить дру­гих разделять свой взгляд, ни власти, чтобы привести его в исполнение. Так кубанские промыш­ленники давно уже видят гибельное влияние, производимое на размножение рыбы осолением лиманов кубанской дельты, но не вправе предпринять против этого никаких мер, так как забитием старых и прокопанием новых ериков распоряжается войсковое начальство, не прини­мающее в расчет самых очевидных потребностей рыбного промысла. Наконец, в-третьих, свойствен­ная человеку непредусмотрительность заставляет его предпочитать выгоды настоящего интересам будущего. Следовательно, только обязательные для всех предписания закона могут предотвратить неминуемое, в более или менее близком будущем, оскудение рыбных запасов в наших внутрен­них морях и озерах и во вливающихся в них реках.

Если тщательно рассмотреть нарушения правил здравого рыбного хозяйства, которые господствуют в главнейших наших рыболовных местностях, то легко убедиться, что в каждой местности отличаются они своим особым характером, состоящим в том, что нарушения эти делаются преимущественно, или даже почти исключительно, против одного какого-либо из трех вышеприведенных основных положений рыбного хозяйства. В Азовском море главное и даже почти единственное место размножения так называемой здесь белой рыбы, т. е. судака, тарани, сазана и пр., составляет несравненная, по представляемым ею для сего удобствам, дельта Кубани. На всем пространстве ее, составляющем поприще обширного рыболовства, не производится лова мальков, а все правила, имеющие целью свободный проход рыбы по сети рукавов, лиманов и по самому руслу Кубани и Протоки, хорошо соображены и тщательно исполняются. Со всем тем, метода рыбного хозяйства в устьях Кубани угрожает, не только оскудением значительного рыб­ного промысла, производимого кубанским войском, но всему азовскому рыболовству, вследствие обращения обширных групп лиманов, где прежде метали икру и ловились не миллионы, а десятки миллионов рыб, в ни на что не пригодные солончаки и соленые болота.

В Волге, равно как и в прочих реках, впадающих в Каспийское море, никем не на­рушается естественное распределение вод на их дельтах, а лов мальков мелкоячейными сетями совершенно неупотребителен. Но зато, в недавнее еще время, все пространство моря перед устьями Волги заставлялось бесчисленными рядами рыболовных снастей, а в самой реке свобод­ный путь вошедшей в нее рыбе преграждался как непрерывно действовавшими многочисленными неводами, так и перегораживавшими всю реку крючьями, вентерями, ставными сетями и даже забойками. Следовательно, здесь не пропускалось достаточного количества рыбы к местам метания икры. Уставом 1865 г. введен новый, прекративший эти злоупотребления, порядок лова, который, по мере вновь встречающихся обстоятельств, постепенно разъясняется, дополняется и совершен­ствуется.

Наконец в наших внутренних озерах, покрывающих собой значительные пространства северо-западной России, особенно в озерах мелководных, отличающихся наибольшей рыбностью, господствует нарушение третьего основного положения разумного рыбного хозяйства, именно — вылов молодого подроста, не достигшего еще половой зрелости. Этот молодой подрост, как мы видели, или совершенно перехватывается посредством заколов, в то время как он стремится вернуться в озеро из разливов и вообще из тех мест, в которых он вывелся минувшей весной, или же он беспощадно вылавливается мелкоячейными сетями, в самых озерах, в виде крошечного малька. Само собой разумеется, что и меры, имеющие своей целью обеспечение запаса рыбы в наших северных озерах, должны быть направлены против того рода нарушений разумного рыб­ного хозяйства, которые в них преимущественно господствуют.

Что касается до запрещения устройства перегородок, препятствующих возвращению молодого приплода из тех мест, где он вывелся, то это не представляет ни малейших затруднений и за нарушениями этого запрещения очень легко следить. Гораздо больше затруднений представляет установление наименьших размеров ячей. Посему необходимо представить некоторое объяснение тех соображений, которые руководили мной при составлении нижеследующих правил, могущих с первого взгляда показаться слишком сложными.

Во-первых, правила эти должны быть соображены так, чтобы, устраняя возможность вылова мелкой рыбы, они, однако же, не слишком стесняли бы местное народонаселение, имеющее нередко в рыболовстве главный и даже единственный источник своего пропитания. Затем сложность дела увеличивается тем, что в большей части мелководных озер живет в изобилии чрезвычайно мелкая порода рыб — снеток, который и в зрелом возрасте не превосходит величиной мальков других рыбных пород. Вследствие этого полное и безусловное запрещение мелкоячейных сетей оказывается невозможным без уничтожения снеткового лова. Однако же и слишком мелкий снеток, так как и он достигает половой зрелости не в первый год своей жизни, не должен быть вылавливаем; поэтому необходимо установить и в снетковых озерах предел мелкоячейности сетей. В большом числе озер, как снетковых, так и не снетковых, употребляют орудие лова, известное под именем мутников, о которых много говорилось в разных местах настоящего отчета. Мутники служат преимущественно для вылова мальков, главнейше ершовых и окуневых, но отчасти и других рыбных пород. Несмотря на вред, приносимый этой снастью, нельзя однако же и ее безусловно запретить, потому, что мутники составляют самое удобное орудие для лова не мелких только, но и крупных ершей; посему можно запретить употребление не всяких, а только одних мелкоячейных мутников. Но зато мелкоячейные мутники, которыми снетков не ловят, должны быть запрещены даже и в снетковых озерах, где нельзя не допускать других снастей, столь же мелкоячейных, как и мутники. Наконец в зимнее время мальки не скучиваются в одно место, а живут вразброд; притом же и не производится специально против них направленного лова, так что если они и попадаются, то только случайно, в числе про­чей рыбы; между тем, при зимнем неводном лове, часто бывает необходимо, чтобы мотня пред­ставляла достаточное сопротивление воде, дабы ее раздувало, даже при той медленности, с которой производится подледная тяга. Для сего необходима некоторая мелкоячейность кута, или задней части мотни, которая по этим причинам и может быть в некоторой степени допущена зимой. В нижеследующих правилах приняты во внимание все эти соображения.

Прежде чем перейдем к систематическому изложению этих правил для озерного рыболов­ства, необходимо еще сказать несколько слов о том, на какие собственно озера должны они рас­пространяться. По невозможности и совершенной бесполезности осмотра всех бесчисленных озер, наполняющих северо-западную Россию, экспедиция должна была, конечно, ограничиться исследованием только главнейших из них; но и в числе их встретились примеры озер весьма разнообразных, как по породам живущих в них рыб, так и по их топографическим и физическим условиям. К этому надо прибавить, что экспедиции, исследовавшие рыбную промышленность в морях, омывающих берега европейской России, и в принадлежащих к ним системах рек, имели случай ознакомиться с большей частью условий нашего рыболовства и вне собственно так называемого озерного пространства. Посему хотя и нельзя сказать, чтобы не могла впоследствии встретиться надобность в приложении какой-либо специальной меры к тому или к другому озеру, или к той или другой реке, позволительно однако же утверждать, что общие правила озерного рыболовства, выработанные на основании изучения рыбного промысла, производимого при самых разнообразных условиях, могут быть распространены не на исследованные только озера, но вообще на озера и реки всей европейской России, за исключением тех рыболовных местностей, для которых уже установлены специальные рыболовные положения. Но кроме этих общих законов, необходимо предложить для некоторых частей исследованного пространства и частные правила, вытекающие из местных особенностей, — правила, которые уже все указаны в разных частях настоящего отчета, где всегда представлены и те основания, которые имелись, при предложении их, в виду. Поэтому все проектированные экспедицией рыболовные постановления разделяются на два разряда: на правила общие, для озер и рек европейской России, и на частные постановления, касающиеся некоторых отдельных местностей озерного пространства.

Общие правила рыболовства в озерах и реках Европейской России

  • Запрещается устраивать в реках заборы, заколы и тому подобные перегородки, состоящие из вбитых в дно реки свай или кольев, преграждающих ход рыбе вверх по рекам. Из сего правила допускаются следующие исключения:

а) В реках, впадающих в Ладожское, Онежское и в некоторые другие северные озера, допускается устройство означенных перегородок там, где они существовали уже до времени издания этого положения, с тем однако, чтобы в них оставлялись ворота, совершенно свободные для прохода рыбы, в 1/6 ширины реки, там, где река выше забора принадлежит тому же сельскому обществу, или вообще тем же владельцам, как и у забора, или где выше нет поселений, и в ⅓ ширины реки, где есть выше забора население, имеющее право на лов в перегороженной реке.

б) К числу забоек не причисляются небольшие загородки, занимающие лишь малую часть ширины реки, служащие для образования заводей и за которыми выставляются гарвы и другого рода ставные сети, преимущественно для лова лососей и форелей. Однако же средняя треть реки должна всегда оставаться свободной и от этих загородок.

в) В зимнее время дозволяется везде устройство перегородок из драни, кольев или досок, употребляемых преимущественно для лова налимов, с тем, чтобы устройство их подчинялось правилу, изложенному в пункте а настоящей статьи.

  • Запрещается перегораживание рек сплошными сетяными перегородками, состоящими из ставных сетей, утвержденных как на кольях, так и без оных, или из ловушек, известных под именем мереж, маток, верш, вентерей и пр. Исключения из сего допускаются лишь для реки Суны (§ 13).
  • Ставные орудия лова, т. е. неподвижно устанавливаемые в воде, как то: ставные сети, мережи, матки, вентеря, верши, порядки крючьев, наживленных или не наживленных, могут выставляться с каждого берега реки или озерного пролива не далее как на треть ширины их, при существующем уровне воды, так, чтобы средняя треть всегда оставалась свободной для про­хода рыбы.

Правило это не применяется к рекам: Свири, Волхову, Сяси и Неве, так как проход рыбы в них достаточно обеспечен обширным судоходством.

  • Строжайше и без малейшего изъятия запрещается устраивать по разливам рек и озер и по протокам, соединяющим эти разливы, равно как и постоянные озера с реками или другими озерами, какие бы то ни было преграды (будут ли они из земляных плотин, свай, кольев или сетей), которыми бы преграждался или только затруднялся обратный ход рыбе, метавшей икру и молодому приплоду ее, в озера и реки.

С особенной строгостью наблюдается за исполнением сего правила в Волхове и в реках, впадающих в озеро Ильмень, равно как и в разливах и малых озерах, окружающих их.

  • Повсеместно запрещается лов молодого приплода рыбы, известного в различных местах под именем мальков, рыбешки, хохликов, малявки, сеголетки, собольков, акушки, — и для предотвращения его постановляются правила относительно размера ячей сетей и вообще употребления сетяных орудий лова, изложенные в §§ 6, 7 и 8.
  • Сети с ячеями, имеющими менее ⅓ вершка в стороне квадрата и коих, следовательно, приходится более 9 на квадратный вершок, называются мелкоячейными. Употребление таковых сетей для лова рыбы, в состав каких бы орудий они ни входили, будут ли то ставные или плавные сети, матки, мережи, вентеря, невода или мутники, повсеместно запрещается, за исключением в двух следующих §§ поименованных случаях.
  • В тех озерах, где живут снетки, но никак не в реках, впадающих в них, или из них вытекающих, допускается употребление мелкоячейных сетей, но исключительно только для лова одной этой рыбы, и притом ячеи этих сетей должны все-таки иметь не менее 1/6вершка в стороне квадрата, так чтобы их приходилось не более 36 на квадратный вершок. Это дозволение не распространяется, однако на мелкоячейные мутники, которые должны и в снетковых озерах иметь ячеи не менее ⅓ вершка в стороне.

Примечание. Под мутником разумеется короткокрылый невод, крыльями которого, или привязанными к ним более или менее длинными канатами, нередко с навешанными обрывками и кусками старых сетей, мутится дно и подхватывается избегающая мути мелкая рыба, преимущественно ерши.

  • В зимнее время дозволяется во всех реках и озерах иметь, при подледной тяге нево­дами, четвертую часть мотни их, считая от кута или чупа, из мелкоячейной сети, но ячеи которой имели бы однако никак не менее 1/6вершка в стороне.

Примечание. Употребляющие мелкоячейные сети в мотне подледных неводов не имеют права держать их у себя во все время от вскрытия до замерзания вод, а должны отдавать их на это время, на хранение местным властям в особых помещениях, под замком и печатью. Выдаются эти сети ловцам только с наступлением зимы.

  • Запрещаются не только лов, но также сушение и продажа мелкой молодой рыбы — мальков, известной в сушеном виде под именем суща.

Примечание. Небольшая примесь свежих мальков к мерзлому и малькового суща к сушеному снетку не может быть преследуема, так как мальки почти всегда случайно попадаются, в большем или меньшем количестве, между снетками. Равномерно не запрещается сушение ершей, имеющих 1 ½ вершка и более в длину.

10)  Для предупреждения приготовления малькового суща, запрещается иметь сушильные печи в рыбацких избушках, построенных у вод, в которых не производится снеткового лова.

11) Повсеместно разрешается употребление так называемой крючной самоловной снасти, с теми лишь ограничениями, которым подвергаются по § 3 вообще все ставные орудия лова.

Примечание. Из этого общего разрешения не исключаются ни река Шексна, ни Белое озеро, где снасть эта была запрещена особым постановлением.

12) Повсеместно запрещается применение кукольвана и всякой другой отравы для усыпления рыбы, с целью лова ее.

  • Для беспрепятственного входа рыбы в реки, впадающие в озера и вытекающие из них, назначается в обе стороны от устьев и истоков их, и вглубь озера известное пространство, в котором запрещается рыболовство во всякое время года. Величина этого запретного пространства определяется по величине и рыбности рек, а именно:

а) Для истока и устья Волхова и Свири, для истока Невы и Шексны и для устья Водлы запретное пространство назначается по одной версте в каждую сторону от устья или истока их и по две версты вглубь озера, так что пространство это составит 2 квадратных версты с каждой стороны реки и всю ширину самого русла реки, продолженного на 2 версты в озеро.

б) Для прочих значительных рек, запретное пространство назначается по ½ версте в каждую сторону от устья и по 1 версте вглубь озера. К этому разряду рек принадлежат, из впадающих в Ладожское озеро: Сясь, Олонка и Варенга; в Онежское: Пяльма, Немена и Шуя; в Белое озеро: Ковжа и Кема; в Ильмень: Шелонь, Ловать и Мета; в озерах Лаче и Чаранде: исток и устье Свиди и исток Онеги; в Кубенском: устье реки Кубены; в Пейпусе: исток Норовы и устье Великой и Эмбаха. Пространство перед устьем реки Суны подлежит особенным нижеизложенным правилам.

в) К прочим рекам, по незначительности, малорыбности, или преграждению их плотинами лесопильных заводов и т. п., правило § 13 не применяется. Но если земство или местные власти найдут полезным распространить правило это на какие-либо из непоименованных в пунктах а и б рек, то должны представить свои соображения об этом в Министерство Государственных Имуществ.

Примечание. У поименованных рек должны быть выставлены знаки, обозначающее запретное пространство: на берегу вбитыми клейменными высокими столбами, а в озере, где возможно, также столбами, или же плавучими знаками, а на льду — врубленными в лед высокими шестами.

  • Во всех реках, впадающих в снетковые озера, запрещается лов снетка во время хода его в реку.

Примечание. Строжайшему наблюдению подлежит соблюдение этого правила в притоках Белого озера: Кеме и Ковже, а также в Ловати и Шелони, притоках Ильменя.

  • Во всех, впадающих в озера, реках и речках, которыми производится сплав дров и где дрова остаются некоторое время, в ожидании их нагрузки, — должно быть оставляемо сво­бодное пространство для беспрепятственного проезда лодок.

 

Частные правила, касающиеся некоторых отдельных местностей

  • В виде исключения дозволяется устраивать, на реке Немене, впадающей в Челмужскую губу, сплошной закол, в том месте, где он и доселе устраивался, под тем условием, чтобы ниже этого закола на пороге непроизводилось никакого лова сига.
  • В видах правильного устройства рыбного промысла в реке Суне постановляются следующие правила:

а) В Сунской губе, перед устьем реки Суны, определяется пространство, отграничиваемое линией, проведенной от Сокольего острова на остров Кольяк через группу лежащих там мелких островов, до Нагиш острова, и оттуда до Мереж-Наволока, внутри которого предоставляется исключительное право на лов крестьянам сунского общества.

б) Крестьяне всех деревень сунского общества: Яниш-Поле, Канцевое, Андреев-Наволок, Чупа, Часовенское, Катчалы, Кода-губа, Код-остров и Тулгуба имеют одинаковое право на лов, как в губе, так и в реке Суне, вверх до границы с вороновским обществом, и посему должны войти между собой в полюбовное соглашение о том, как разделить между собой право на места лова в реке и в губе.

в) В части реки Суны, принадлежащей сунскому обществу, дозволяется устраивать две сплошные перегородки, состоящие каждая из ряда соединенных между собой крыльями мереж, как это до сих пор делалось, с тем, чтобы в течение двух суток: субботы и воскресенья, как эти мережи, так и вообще все ставные снасти, вынимались из воды и проход для рыбы оставался совершенно свободным.

г) В течение октября месяца крестьяне Вороновского общества, которым принадлежит река Суна, на протяжении 13 верст, от водопада Кивача до границы сунского общества, не должны производить рыболовства в реке Суне в течение двух суток: воскресенья и понедельника.

  • Запрещение лова местным начальством Олонецкой губернии, так называемыми дворами, или точнее большими мережами, называемыми матками, расположенными дворами, отменяется на всем пространстве Онежского озера, губ и заливов его. Употребление этого орудия везде допу­скается, с тем лишь ограничением, чтобы нигде не занимали они собой от берега более ⅓ширины губы, залива или пролива, и чтобы, по окончания лова, вынимались из воды колья, на которых утверждались мережи и крылья их.
  • С целью уменьшения в Онежском озере количества колюшки, вредящей размножению ряпушки и сигов, принимаются следующие поощрительные меры:

а) Желающим заняться ловом колюшки разрешается, по заявлению о том уездной земской управе, употребление мелкоячейных кереводов (но никак не мутников).

б) Получившие такое разрешение должны непременно представить управе, или местным полицейским властям, не менее 5 пудов сушеной колюшки. У непредставивших этого количества, в течение года, отнимается право на употребление мелкоячейных кереводов.

в) Если общее количество представленной ловцом сушеной колюшки будет не менее 10 пудов, то выдается ему по 50  коп. за каждый пуд ее.

Примечание. Сушеная колюшка, представляемая на получение за нее награды, должна быть по возможности в цельном виде, а по удостоверению в количестве ее, она немед­ленно уничтожается, или обращается в порошок, дабы нельзя было получить вторичной награды за тоже количество колюшки.

г) Если кто устроит заведение для вытопки жира из колюшки и представит не менее 100 пудов такого жиру, получает денежную награду в 100  руб., и весь приготовленный жир остается в его пользу. Такую же награду получает тот, кто представит доказательство, что употребил не менее 600 пудов этой рыбы в свежем, или 150 пудов в сушеном виде на удобрение полей.

д) Обратиться к Олонецкой губернской земской управе с просьбой по возможности разъяснять прибрежным жителям Онежского озера ту пользу, которую можно извлекать из вредящей размножению сигов и ряпушки колюшки, не только добыванием из не е жиру, или в виде удобрения полей, но еще примешивая порошок из нее в корм скоту. Добывание жира может производиться тем же простым способом, которым он получается из бешенки в низовьях Волги и который описан в четвертом томе исследований о состоянии рыболовства в России (см. стр. 111 и 112. Атлас таблица В. IV. 2).

20) Так как в некоторых больших озерах, в которых лов должен быть вольный для всех желающих заниматься в них рыболовством, правило о свободе озерного лова, однако же, не вполне строго соблюдается, то во исполнение требований закона, необходимо:

а) Исключить озеро Чарандское или Воже из числа оброчных статей удельного ведомства.

б) Объявить лов в Белом озере вольным и не подлежащим никакой оплате, ни за право лова в озере, ни за сушку снастей на 10-ти саженной прибрежной полосе. Эта свобода рыболовства в Белом озере нисколько не должна однако же нарушать существующей там ныне обычай разделения озера зимой на участки, а дает лишь право всем желающим принимать участие и в этом лове, или приставая к существующим тугасам, или заводя новые тугасные артели там, где для сего довольно места.

в) Объявить через местное начальство прибрежным жителям Выг-озера, что принятое у них разделение озера на две части, между выгозерским и койкинским обществами, не может служить препятствием для лова в озере везде, где кому заблагорассудится. Но установление очереди или иного какого порядка лова предоставляется взаимному соглашению жителей прибрежных деревень.

г) Обратить внимание местных властей и мировых судей уездов: Олонецкого, Лодейнопольского, Новоладожского и Шлиссельбургского на требуемую нашим законодательством, но не везде соблюдаемую, свободу рыболовства в Ладожском озере и на соединенное с этой свободой право безвозмездного пользования, для надобностей рыболовства, 10-тисаженной прибрежной полосой.

21) В видах охранения ценной породы сигов, поднимающихся для метания икры в реки Волхов и Мету, всякое рыболовство запрещается в них с 15 сентября по 15 октября, за исключением лова для собственного употребления отпусками, удочками и отдельными, не соединен­ными между собой, мережами без крыльев, выставляемыми не далее 10 сажень от берега.

 

Взыскания за нарушение постановлений

  • За устройство заборов, заколов и тому подобных перегородок из свай или кольев преграждающих ход рыбе вверх (§ 1) в тех реках, где сие не разрешено, виновные подвер­гаются сломке означенной забойки на их счет и штрафу в 100 руб.
  • За неоставление в дозволенных забойках ворот требуемой ширины, или заграждение этих ворот сетями, или какими бы то ни было преградами, вороты эти проделываются, преграды разрушаются, сети вынимаются, а виновные подвергаются за каждый раз штрафу в 50 руб. (§2 п. а.). Это же взыскание применяется и к зимним перегородкам, о которых говорится в § 1 п. в., с той лишь разницей, что штраф уменьшается до 10 рублей.
  • За устройство сплошных сетяных перегородок (§ 2) виновные подвергаются каждый раз штрафу в 50 руб., и немедленно проделываются в них промежутки предписываемой ширины на счет виновных.
  • За выставку ставных орудий лова (§ 3) далее ⅓ширины реки или пролива полагается штраф в 3 руб. с каждого неправильно выставленного порядка: сетей, мереж или крючных снастей, которые немедленно должны быть вынимаемы из воды, там, где они заходят далее дозволенного от берега расстояния. За выставку маток дворами (§ 18) на расстояние от берега далее дозволенного, с виновных взыскивается по 15  руб. за каждую матку, которые сейчас же должны быть вынуты из воды.
  • За перегораживание речных и озерных разливов, или озер, соединенных с другими озерами или реками, какими бы то ни было перегородками (§ 4), препятствующими возвращению рыбы, зашедшей в них метать икру, и выведшегося приплода, — виновные подвергаются штрафу в 5 руб. с каждой сажени длины перегородки, причем перегородка немедленно разрушается на счет виновных, по распоряжению ближайшей местной полицейской власти.

Для разливов Ильменя, рек в него впадающих и реки Волхова, равно как и для озер, находящихся в постоянном или временном соединении с ними, штраф этот увеличивается вдвое.

  • Если у кого найдутся сети с ячеями более мелкими, нежели это дозволено (§§ 6 и 7), то сети отбираются и передаются уничтожению, а с виновных взыскивается штраф по 2 руб. с каждой квадратной сажени запрещенной сети; если же виновный будет уличен в употреблении запрещенных сетей, то штраф этот удваивается. Тем же взысканиям подвергается и тот, кто, получив разрешение на употребление мелкоячейных сетей для зимнего лова (§ 8), удержит эти сети у себя в летнее время.

Примечание. Если получивший разрешение на употребление мелкоячейной сети в зимних неводах будет употреблять ее в большем размере, нежели это дозволяет § 8, то с него взимается штраф с излишнего против дозволенного числа квадратных сажень.

  • Уличенный в лове, сушке или продаже малька подвергается штрафу в 4 руб. с каждого четверика сушеного, или в летнее время в 1  руб. с каждого четверика свежего малька; причем вся эта мелкая рыба конфискуется и продается, а в летнее время сверх сего свежий малек высу­шивается на счет виновного.

Примечание. Продажа мороженого малька, случайно пойманного в числе снетков или прочей рыбы в зимнее время и отсортированного от них, не запрещается; но сушка остается запрещенной под страхом взыскания, определенного в § 28.

  • Если найдутся в рыбацких избах печи для сушки малька, то они разламываются на счет виновных, с коих взимается штраф по 10 руб. с каждой печки. За вторичное устройство разломанной печки штраф удваивается, а в третий раз, сверх взыскания удвоенного штрафа, разламывается и самая рыбацкая изба, материал ее продается, и виновный лишается права устраи­вать новую избу в течение 5 лет.
  • За употребление отравы для лова рыбы, виновные подвергаются штрафу в 10 руб, а отравленная рыба предается уничтожению.
  • За лов в запрещенных пространствах, перед устьями и истоками рек, виновные подвергаются штрафу, смотря по роду и размерам употребляемых ими орудий, а именно:

С каждой ставной сети в 10 сажень длиной, с обыкновенной мережи, с порядка масельги, или другой крючной снасти в 25 сажень длиной по 2  руб., с матки по 15 руб.

  • За лов снетка в реках во время хода его для метания икры, виновные подвергаются сверх того штрафа, который взимается с них за употребленные ими для сего лова мелкоячейные сети, еще и тому, который наложен за лов малька, т. е. по 1 руб. за каждый четверик свежего и по 4  руб. за каждый четверик сушеного снетка. Сверх сего весь пойманный снеток конфискуется и продается, притом свежий сушится на счет виновного.
  • За неоставление свободного проезда для лодок между дровами, сплавляемыми по рекам, впадающим в озера, виновные подвергаются штрафу по 1 руб. за каждый день, в который будет загорожен дровами означенный проезд.
  • За лов сигов ниже закола в реке Немене (§ 16), виновные, т. е. арендаторы казны или вотчинники Ключаревы и Пальостровский монастырь, которые погодно чередуются в пользовании рыболовством в означенной реке, — подвергаются в первый раз штрафу в 5 руб., во второй — штраф этот удваивается, а после третьего раза, сверх взыскания удвоенного штрафа, в заколе отворяются ворота в 1/6ширины реки на целый следующий год, в течение которого пользование рекой будет принадлежать провинившимся.
  • За лов рыбы посторонними лицами в части Сунской губы, отделяемой в исключительное пользование крестьян сунского общества, взыскивается по 5 руб. штрафу с каждого ловца, который обязывается притом немедленно вынуть свои орудия лова из воды (§ 17 п. а).
  • За оставление мереж в воде в течение субботы и воскресенья (§ 17 п. в.) крестьяне сунского общества платят за каждые сутки до 50 руб. штрафу. В октябре месяце штраф удваивается.

37) За лов рыбы в реке Суне в дачах Вороновского общества, в воскресенье и понедельник в течение октября месяца, каждый провинившийся платит по 25 руб. штрафа за лов неводом и по 5  руб. с каждого другого орудия (§ 17 п. г.)

  • За невынутие из воды кольев, на которых утверждаются матки при лове так называемым двором, по окончании этого лова в Онежском озере, виновные подвергаются штрафу в 50 коп. за каждый не вынутый кол (§ 18).
  • За производство рыболовства в реках Волхове и Мсте с 15 сентября по 15 октября назначается с виновных штраф, смотря по величине и роду употребляемых снастей, а именно:

За каждую мережу, 10 сажень ставной или плавной сети 3  руб.

За лов саками на быстринах и порогах 5 руб.

За невод 50  руб.

Сверх сего снасти, которыми производится лов, отбираются и выдаются обратно только после 15 октября.

 

Общие замечания

  • Главный надзор за точным и правильным пониманием и исполнением рыболовных постановлений, преимущественно в важнейших озерах Европейской России, поручается особому смотрителю внутреннего рыболовства, назначаемому от Министерства Государственных Имуществ, на обязанности которого лежит объезд главнейших рыболовных пунктов в то именно время, когда происходят в них наиболее вредные, для развития рыбной промышленности, нарушения.
  • Непосредственное наблюдение за исполнением рыболовных постановлений лежит на обя­занности полиции и мест городского и сельского управлений.
  • Из штрафов, назначаемых за нарушения рыболовных постановлений, одна четвертая доля идет в пользу открывшего нарушения.
  • Так как настоящими рыболовными постановлениями предусмотрены все случаи, относя­щееся до рыболовства в Кубенском озере, то особые постановления, для него составленные, отменяются, и озеро это подчиняется настоящему рыболовному уставу.

 

 

 

* Путешествие академика Озерецковского по озерам Ладожскому, Онежскому и вокруг Ильменя. СПб. Второе тиснение. 1812 г. Ст руб. 173 и 174.

* Плашки — эти горбуши или доски, вытесываемые по окружности бревна, так что одна сторона у них плоская, а другая круглая. Они от 8 до 9 футов длиной и от 7 до 11 дюймов шириной, идут на дрань для штукатурки, и для этой цели отправляются и заграницу. Занятие это очень выгодно, потому что их продают в Петербурге по 25  коп. за плашку, которых выходит от 8 до 16 штук из бревна. Обтесанная середина его остается в лесу без употребленья, или идет на дрова.

* На то, как считать величину ячей, должно быть обращено самое тщательное внимание, как при изложении рыболовных законов и правил, так и при применении, ибо, придавая другой смысл определению величины ячей, рыбаки часто совершенно ускользают от применения к ним закона в настоящем его смысле.

 

* Озерецковский. Путешествие на озеро Селигер. СПб. 1817 г. Стр. 158.

*  Озерецковский. Путешествие на озеро Селигер. Стр. 174—176.

** Я считаю по тогдашнему курсу, когда рубль серебром приблизительно равнялся 4 рублям асс.

* О появлении и размножении стерляди в системе реки Двины см. т. VI исследований о рыболовстве в России. Стр. 49.

 

** Самая большая стерлядь, когда-либо пойманная на Волге, по сохранившемуся в Астрахани преданию, впро­чем, совершенно достоверному, ибо мне сообщал этот факт сам управляющий промыслами г. Сапожникова, где она была поймана, — весила 1 пуд 2 фунта, и была поднесена в подарок архиерею.

 

* Хариус или харьус, сколько мне было известно, попадается только в водах, принадлежащих к бассейнам Белого моря, Северного океана и северных озер, изливающихся через Ладожское озеро и реку Неву в Балтийское море; но по достоверным, сообщенным мне, сведениям, живет он и в значительном притоке Шексны — Суде, впадающей в нее немного ниже города Череповца.

 

* Если в Неве изредка и попадается стерлядь, то это скорее должно приписать не случайному разбитию лодок, а намеренному впуску в Неву 1800 штук семивершковых стерлядей, по приказанию Императрицы Екатерины 4го ноября 1763 года, причем было запрещено ловить имеющих менее десяти вершков, крупных же велено предста­влять ко двору, за условленную цену, которая для аршинных и более стерлядей, составляла, только 3  руб. 46  коп. (См. Полное Собрание Законов. Том XVI, статья 11,963).

 

** Кроме величины своей, челмужский сиг отличается от всех известных сигов чрезвычайной малостью глаз (горизонтальный диаметр которых весьма немногим больше вертикального). Этот горизонтальный диаметр содержится 21/4 раза в расстоянии от конца носа до переднего края глаза. Ближе всех к челмужскому сигу подходит в этом отношении сиг Валаамка, или зобатый Coregonus Widegreni (Malmgr.). Но даже у форм этого сига с самым удлиненным носом отношение будет, по измерению г. Кесслера, как 100:177, тогда как у челмужского сига он как 100:225. К длине всей головы, глаз челмужского сига относится как 10:70, у зобатого как 10:50, у лудожного как 10:56; у всех прочих относительная величина глаз еще большая. Верхнечелюстные кости задним концом многим не доходят до переднего края глаз. По этому признаку к челмужскому сигу также всего ближе подходят зобатый и лудожный (Coregonus Fera); но от обоих отличается он короткостью своих плавников, и в этом отношении походит из наших на сиголовного сига (Coregonus Baerii), а из иностранных на живущего в швейцарских озерах Coregonus Wartmanni, так как грудной плавник его будучи пригнут к голове далеко не хватает до угла рта. Площадка несколько выдавшегося носа срезана вертикально и притом, в свежем состоянии, несколько выпукла, — признак, которым челмужский сиг подходит к песочному и еще более к упомянутому швейцарскому сигу Coregonus Wartmanni, и отличается от лудожного. Голова у челмужского сига довольно большая и относится к длине тела, до начала хвостового плавника как 1:4,5, т. е. больше чем у всех ладожских и онежских сигов, у которых длина головы около пяти, или даже слишком в пять раз меньше длины тела, за единственным исключением зобатого сига, у которого голова только едва четыре раза умещается в длине тела. Вышина тела немногим более длины головы (как 95:90) и в этом отношении ближе всех подходит челмужскому зобатый сиг, но между тем как у этого последнего наибольшая высота приходится позади головы, по причине зобообразного надутия брюшной стороны у челмужского сига наибольшая высота тела перед началом спинного плавника, и общее очертание тела его совершенно правильное, утончающееся в обе стороны, без всяких горбиков, надутий или впадин. Из этого видно, что челмужский сиг есть совершенно особый вид, не могущий быть смешанным ни с каким другим и который, я предлагаю, назвать Coregonus Tscholmugensis.

* Не разумелись ли под пальями — таймени, ибо пальи никогда в реки не идут.

* Эти озера, не на всякой карте означенные, лежат между Космозером, узким и длинным озером, идущим параллельно губе Святухе, и Унецкой губой, у которой лежит станция Лижма. Лодмозеро, довольно большое, имеет до 15 верст в длину и до 40 сажень глубины. Вонз-озеро длиной верст в шесть.

* Длинное, узкое и глубокое Путкозеро населено теми же рыбами, как и само Онего, за исключением лосося, тайменя, пальи и некоторых сиговых пород. В нем, между прочим, говорят, много лещей, но здешние рыбаки не могут их изловить. Они поднимаются из глубины лишь во время метания икры, и одному здешнему рыбаку случилось напасть на их стаю, собравшуюся на луду; он окинул ее кереводом, но все, кроме трех, застрявших в крыле, ушли. Это были единственные лещи, которых удалось поймать в течение нескольких лет.

** Г. Кесслеру сообщали некоторые рыбаки, что будто бы в Путкозере попадаются ерши по фунту. Все шунгские рыбаки, которых я расспрашивал и которые лет сорок занимаются рыболовством, положительно утверждали, что о ершах такой величины они не слыхали. Вообще надо заметить, что рыбаки любят преувеличивать как размеры уловов, так и величину рыб в тех местах, где они сами лова не производят. Так и мне случалось слышать рассказы об огромных налимах в  р. Водле, достигающих будто бы до 2 пудов. Но на месте меня единогласно уверяли, что пудовой налим есть уже чрезвычайная редкость и что весящих больше не видали. Самый большой налим, при мне пойманный, весил только 20 фунтов.

* Озерецковский. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому, стр. 254 и 258.

** Кесслер. Матер, для познания Онежского озера, стр. 33.

* Озерецковский. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому. Тиснение второе. Стр. 186.

* Сегозеро заключает в себе 1,035, а Выг-озеро 923 кв. версты.

* Манецкий остров — узкий и длинный — отделяется от берега не широким проливом и лежит близь границы Финляндии с Олонецкой губернией.

Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии

Этот сайт использует cookies для улучшения взаимодействия с пользователями. Продолжая работу с сайтом, Вы принимаете данное условие. Принять Подробнее

Корзина
  • В корзине нет товаров.