Консерватизм Н. Я. Данилевского

В статье анализируется теория конкретно-исторических типов, русский путь культурно-исторического развития.

Н.Я. Данилевский является известным русским историком и философом ХIX века. Социально-философские и социально-политические взгляды Данилевского формировались в условиях острой, зачастую непримиримой идеологической борьбы. В этом плане выделялись два направления, получившие название «славянофилы» и «западники». Часто теорию Данилевского относят к традиции «славянофильства», тем самым, выделяя её содержательную часть в угоду формы выражения. Однако всё-таки правильнее будет обратиться к сути работ российского философа и социолога с тем, чтобы увидеть и осознать их значение и актуальность для исследования общества в ХХ столетии и в настоящее время.

Наиболее важными положениями концепции Данилевского являются:

– определение культурно-исторического типа;

– идея славянства как исторически сложившейся социокультурной общности;

– принцип православия, объединяющий славянские племена.

Основные идеи Данилевского отражены в работе «Россия и Европа: Взгляд на культурно-исторические и политические отношения славянского мира к германо-романскому» (рукопись датирована 1864 – 1868 гг.; впервые опубликована в журнале «Заря» в 1869; отд. изд. 1871, 1888, 1889, 1895, 1991, 1995, 2002, 2003 гг. и др.), где он изложил разработанную им теорию куль­турно-исторических типов.

Согласно этой теории, общечеловеческой цивилизации и единого об­щеисторического процесса нет и быть не может, существуют только различные культурно-исторические типы цивилизаций с их специфическими видами и жизненными циклами. Всего Данилевский выделял 11 «полноценных» культурно-исторических типов: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский, халдейский или древнесемитический, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, новосемитический или аравийский, романо-германский или европейский, славянский и два типа (мексиканский и перуанский), которые погибли «насильственной смертью» еще до завершения цикла развития.

Главное внимание Данилевский уделил германо-романскому и славянскому типам: считая славянский тип более перспективным, он предсказывал, что в будущем возглавляемое Россией славянство займет на исторической сцене место переживающего упадок германо-романского типа. На смену Европе, по прогнозам Данилевского, должна прийти Россия с ее миссией объединения всех славянских народов и высоким религиозным потенциалом. Торжество славянства означало бы «закат» Европы, которая враждебно настроена по отношению к своему «молодому» сопернику – России. Отвергая однолинейную модель исторического развития, Данилевский считал, что прогресс представляет не просто движение в одном направлении, а «прохождение» всех участков «поля», составляющего поприще человеческой деятельности. Для него каждая культура уникальна и неповторима, каждая несет в себе особую миссию и представляет замкнутый мир.

Как и славянофилы, Данилевский полагал, что европейская и славянская государственность произошли из различных корней. Но славянофильское обоснование особого пути развития России он дополнил системой научно обоснованных доказательств, введя в свою концепцию органическую теорию и разделив абстрактную мораль и реальную государственную политику. Именно эти дополнения вызвали больше всего нареканий со стороны славянофилов. Немалую роль в формировании государства Данилевский отводил географическим, в том числе, внешним факторам. При этом учитывались большие географические пространства, различия в социально-экономическом развитии регионов, обусловленные природно-климатическими условиями, фактор внешней опасности и т.д.

В России, по убеждению Данилевского, необходимы сильная власть и строгая централизация, так как «цель государства состоит главнейше в защите и охране жизни, чести и свободы народной» [1, с. 189]. Сообразовываясь с этой целью, «государство должно принять форму одного централизованного политически целого там, где опасность еще велика; но может принять форму более или менее слабо соединенных федеративной связью отдельных частей, где опасность мала» [1, с. 191]. Данилевский считал, что степень централизованности государства во многом зависит от степени опасности, угрожающей национальной чести и свободе, которые государство должно защищать. Таким образом, централизации Русского государства способствовало и наличие враждебных соседей, от которых нужно было обороняться. Начало русской государственности было положено борьбой с монголо-татарским игом, но после победы над этим противником и прекращения рода Рюриковичей государство распалось, и только инстинкт народного самосохранения, наличие которого в народе особо подчеркивал Данилевский, помог возрождению государства.
Мыслитель был убежден в необходимости сохранения неограниченной монархии, отмечая, что самодержец в России при всей полноте его власти, тем не менее, не может распространять эту власть на «область духа, область веры». Малейшее отклонение власти от религиозных традиций порождало, по мнению Данилевского, раскол и смуту. Это ограничение – единственно возможное, поскольку ни конституция, ни парламент в России «никакой иной опоры, кроме той же царской воли, которую они должны ограничивать, не будут и не могут иметь. Каким же образом ограничат они эту самую волю, на которую единственно только и могут опираться?» [2, с. 285] Конституция и парламент, с точки зрения Данилевского, возможны в России «только как мистификации, как комедия». Даже если политическая система со временем потребует изменений, эти изменения должны вноситься постепенно.
Вместе с тем верный традиции славянофилов, Данилевский считал, что ограничивать свободу в обществе из страха перед революцией абсурдно, по­скольку это может вызвать лишь еще большее противодействие. По его мне­нию, разумным является сочетание реформ и сильной государственной поли­тики. Нужно найти верное соотношение между либерализмом и охранением, а сужение общественных свобод приносит больше вреда, чем пользы. В статье «Происхождение нашего нигилизма» Данилевский отмечал, что в то время как западнические идеи свободно проникали в общество, славянофильские патриотические издания «Молва», «Парус», «День», «Москвич» запрещались и преследовались. Эти издания, «как костями, покрыли скорбный путь» к национальному самосознанию, и виновато в этом слепое запретительство. С негодованием Данилевский писал об изданиях официозного толка, которые «своею бездарностью, тошноту возбуждающим подобострастием, льстивостью и лживостью тона, в сущности служат отрицательным образом тому же делу, как и западнические, выгодно оттеняя их собою» [2, с. 332 – 334]. Только к концу жизни Данилевский стал испытывать определенное разочарование в реформах, более критически оценивая действия правительства императора Александра II.

Мыслитель оптимистично смотрел в будущее России и верил, что по­литическая революция России не грозит. С введением порядка в вопросах престолонаследия и с освобождением крестьян от крепостной зависимости, полагал он, исчезли все причины, волновавшие в прежнее время народ, и не только революция, но даже «простой бунт, превосходящий размер прискорб­ного недоразумения», в России «сделался невозможным». Для того чтобы нечто такое произошло, нужно радикальное изменение нравственного характера русского народа и его мировоззрения, а подобные изменения, отмечал Данилевский, происходят столетиями и предугадать их невозможно. Что ка­сается причины популярности радикальных идей, то она, по его мнению, за­ключалась в стремлении походить на Европу, в «европейничании», которым «заражена» русская интеллигенция, тогда как народ эти идеи не поддерживает, оставаясь верным идеалам православия и самодержавия.

Кстати, рекомендации Данилевского, изложенные в двух его статьях на экономические темы («Несколько мыслей по поводу упадка ценности кре­дитного рубля, торгового баланса и покровительства промышленности» и «Несколько мыслей по поводу низкого курса наших бумажных денег и неко­торых других экономических явлений и вопросов») оказались воплощены в реальной политике.
Именно доводы Данилевского убедили И.А. Вышнеградского, назначенного в 1887 г. министром финансов, в необходимости для России покровительственной системы и вдохновили его укрепить финансовую систему, усилить протекционизм, принять меры по ликвидации бюджетного дефицита.
Основная полемика вокруг «России и Европы» развернулась уже после смерти ее автора на страницах «Вестника Европы» и «Русского вестника» между В.С. Соловьевым и Н.Н. Страховым. Не ограничиваясь рамками кон­кретной работы Данилевского, оппоненты поднимали вечные вопросы соот­ношения общечеловеческих и национально-русских принципов. Страхов считал, что книгу Данилевского «можно назвать целым катехизисом или ко­дексом славянофильства», кульминационной точкой развития славянофильской идеи. Именно эта страховская оценка «России и Европы» чаще всего приводится в работах исследователей, однако далеко не все историки разде­ляют мнение о принадлежности Данилевского к славянофильству.

С другой стороны, Страхов подчеркивал оригинальность работы Данилевского, который «нигде не опирается на славянофильские учения как на что-нибудь уже добытое…». Особо выделялось стремление Данилевского дать «более научную» основу национального мировоззрения, чем это было у славянофилов. Здесь на первый план выступала теория культурно-исторических типов, которую Страхов считал исходным пунктом всей книги (хотя она и занимает лишь три главы из семнадцати), наиболее оригинальной и значимой стороной учения Данилевского. Обоснование Данилевским особого пути России «строго научной» теорией культурно-исторических типов ставилось Страховым выше славянофильских обоснований самобытности России, как более реалистическое и научно аргументированное.
В. Соловьев в статье «Россия и Европа» подверг книгу Н.Я. Данилевского критике с точки зрения христианского универсализма. Теория культурно-ис­торических типов, писал он, ведет к проповеди национальной исключитель­ности, а само деление человечества на культурные типы поверхностно. Если, по мнению Данилевского, сельская община и крестьянский надел – это эко­номическая основа грядущего славянофильского культурно-исторического типа, то для Соловьева – «это не есть задаток особо русского будущего, а лишь остаток далекого общечеловеческого прошлого». Если для Данилевского русская наука и искусство – одна из основ самобытного развития, то, по мнению Соловьева, «русские способны участвовать в общеевропейской на­учной деятельности приблизительно в такой же мере, как шведы или гол­ландцы», а сама наука в России «уже достигла наивысшей ступени своего развития и вступает в эпоху упадка». Невысокого мнения Вл. Соловьев был и о перспективах развития русской философии и культуры, о возможностях «для великого и независимого будущего России в области мысли и знания». единственный выход он видел в самом тесном внешнем и внутреннем общении с Европой.

Резко критически Соловьев отнесся к «естественной системе» истории Данилевского, назвав ее «произвольным измышлением» и ненаучным «де­фективным» опытом. Начавшись в рамках научного дискурса, полемика бла­годаря Соловьеву приобрела резкий и агрессивный тон. Статья «Немецкий подлинник и русский список», действительно, вовсе не отличалась взвешенностью, а утверждения о «списке» теории Данилевского с «немецкого подлинника» (т.е. плагиате идей немецкого философа и историка Г. Риккерта) были явным искажением фактов. В 50-х гг. ХХ в. американский исследователь Р. Макмастер, проанализировав статью Соловьева, доказал, что тот, переводя тексты Г. Риккерта на русский язык, произвел «редактирование», изменив их в нужном для себя направлении. Более подробный разбор допущенных Соловьевым неточностей и намеренных искажений можно найти в монографии Б.П. Балуева [3].

Впоследствии идеи Данилевского вызвали большой интерес у К.Н. Ле­онтьева, Ф.М. Достоевского, К.Н. Бестужева-Рюмина, Д.А. Хомякова, В.В. Розанова, П.А. Сорокина, а также критические отклики Н.И. Кареева, П.Н. Милюкова, Н.К. Михайловского, К.А. Тимирязева. Его концепция предвосхитила построения таких западных мыслителей, как О. Шпенглер, В. Шубарт, А. Тойнби и др.

В советской историографии вплоть до конца 60-х годов обращение к отечественному консерватизму по понятным причинам было очень редким. Оказался полузабытым и Данилевский. Зато в Русском зарубежье и у западных исследователей интерес к этой теме не иссякал. Из работ эмиграции за­служивают внимания фундаментальные книги «История русской философии» и «Русские мыслители и Европа», написанные богословом В.В. Зеньковским. Исследуя и выявляя различия между Данилевским и славянофилами по вопросу возможного синтеза Запада и России, он отмечал, что Данилевского в то же время нельзя полностью обособлять от славянофильства. Хотя многие из его идей используются радикальными антизападниками, «причину этого… нужно видеть не в логике идей, …а в той объективной почве, на которой зреют люди и их идеи. Не пришло еще время для великого национального синтеза…», – писал Зеньковский. К консервативному наследию обращались идеологи сменовеховства Ю.В. Ключников и Н.В. Устрялов, находившийся под сильным влиянием идей Н.Я. Данилевского о цикличности исторического развития.

По-своему характерны и примечательны трактовки американских историков Г. Кона и Р. Макмастера. Еще первый провел отчетливую параллель между взглядами Данилевского и Сталина на западный либерализм, на особую миссию России в отношении остального мира [4]. Книга Р. Макмастера «Данилевский. Русский тоталитарный мыслитель» (1967) [5] была уже прямо направлена на отождествление государственно-политических моделей русских консерваторов и большевиков. (Неоднократно сравнивал он Данилевского и с Марксом). Русский консерватизм и русский социализм, в глазах Макмастера, одинаково враждебны Западу и опасны для него, а неприятие капитализма, буржуазных мировоззренческих ценностей и стремление к экспансии – основные черты русского народа, отразившиеся в идеях Данилевского.

С 60-х годов, отчасти в ответ на зарубежные публикации, в Советском Союзе тоже стали появляться специальные работы на ранее запретную тему русского консерватизма [6]. В противоборстве социалистического и капита­листического лагерей идеи, высказанные русскими консерваторами в конце XIX и начале ХХ веков, оказались весьма злободневны. Запад делал акцент на определенной преемственности между российскими и зарубежными мыс­лителями (Данилевским, Шпенглером, П.А. Сорокиным, Тойнби); на прогнозах в отношении грядущих войн и революций; и на тождестве между русским консерватизмом и большевизмом как «двумя тоталитарными идеологиями». Советские исследователи, при всех необходимых оговорках об «исторической обреченности» консерватизма, в определенной мере принимали негативные отзывы консерваторов о буржуазной системе, выдвигая их на первый план. Так или иначе, поздняя советская историография стремилась, насколько это позволяли идеологические рамки, идти в изучении наследия отечественной консервативной мысли дальше западной науки.

В 1990-е годы имя Н.Я. Данилевского в российском обществе приобрело необычайную популярность. Философы, историки, политологи и социологи публикуют сотни статей, затрагивающих его взгляды [7]. Этот всплеск интереса к наследию Данилевского, разумеется, не случаен – слишком многое в нем созвучно поискам и проблемам современной России.

Список источников и литературы

1. Данилевский Н.Я. Россия и Европа: Взгляд на культурные и политические отношения Славянского мира к Германо-Романскому. – СПб., 1995.
2. Данилевский Н.Я. Горе победителям: Политические статьи. – М., 1998.
3. Балуев Б.П. Споры о судьбах России: Н.Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». – Тверь, 2001.
4. Kohn H. The Mind of Modern Russia: Historical and Political Thought of Russia’s Great Age. – New Brunswick, New Jersey, Rutgers University Press, 1955.
5. MacMaster R. Danilevsky. A. Russian Totalitarian Philosopher. – Cambridge, Massachusetts, Harvard Univ. press, 1967.
6. Мордовский Н.В. К критике «философии истории» Н.Я. Данилевского // Философские проблемы общественного развития. М., 1971; Авдеева Л.Р. Проблема «Россия и Европа» в воззрениях Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева // Вестник Московского университета. – Серия 7. Философия. – 1982. – № 3.
7. Репников А.В. Консервативная концепция российской государственности. – М.,1999; Аринин А.Н., Михеев В.М. Самобытные идеи Н.Я. Данилевского. – М., 1996; Михеев В.М. Славянский Нострадамус. – Брест, 1993; Он же. Тоталитарный мыслитель. – Брест, 1994; Бажов С.И. Философия истории Н.Я. Данилевского. – М., 1997.

В.Н. Дендеряев,
к.ю.н., доц. кафедры истории государства и права
Курской государственной сельскохозяйственной академии имени профессора И.И. Иванова
(г. Курск)